Карусель

      Аня всегда хотела стать врачом. С детства, еще когда первый раз попала в больницу, — а ей тогда было пять лет — поняла, что хочет лечить людей. Она смотрела на врачей в белых халатах и думала, что когда станет взрослой, то обязательно будет помогать людям.       Мама ее — Тамара Ивановна — в то время работала на молокозаводе и по советским меркам получала очень неплохую зарплату, но даже тогда говорила дочери, что это слишком тяжкий труд — необходимо будет хорошо учиться в школе, а потом поступить в институт — и не куда-нибудь, а в большой город. Аня слушала маму и кивала, а сама уже думала над тем, каково будет жить в столице и работать на такой хорошей работе.       В школе Аня прилежно училась — всегда получала хорошие отметки, участвовала в различных кружках, всегда помогала учителям, но помимо этого никогда не забывала об уроках — старательно делала домашние задания и все свое свободное время посвящала чтению книг. А когда получилось закончить школу с золотой медалью, ее радости не было предела — это же был прямой пропуск в любой ВУЗ. Конечно, Аня выбрала медицинский.       Она хотела уехать в Москву, но мама была против — Петербург ближе к дому, ей спокойнее. Да и жизнь Ани в Москве они просто не потянули бы. К тому времени финансовое положение семьи сильно пошатнулось — в девяносто втором на заводе начались массовые сокращения, под которые попала и мама, и ей пришлось пойти работать продавцом на вещевой рынок. Платили, конечно, поначалу сущие гроши, которых в условиях бешеного роста цен хватало только на хлеб. Выручало хозяйство деда. Всю жизнь проработав в родном колхозе агрономом, теперь, на пенсии, он занимался только собственным огородом, да брал поросят на откорм.       Мама, честный советский человек, быстро завоевала доверие нового работодателя — армянина Тамраза, владевшего тогда доброй половиной палаток на рынке, и он стал посылать ее за товаром в Петербург, на Сенной рынок. Это стало дополнительным аргументом в пользу учебы в северной столице.       Когда в Москве начали стрелять из танков по Белому дому — это была осень девяносто третьего — Аня тогда как раз поступила в Петербург, а у Тамары Ивановны отлегло от сердца. В газетах писали ужасные вещи, помещали на первые страницы фотографии огромных фургонов, что увозили тела из Белого дома, но в северной столице все было спокойно. К тому же, Тамраз помог Тамаре найти для Ани небольшую комнатку в коммуналке — там в соседней квартире жил его двоюродный брат, который работал на Сенном рынке. А как только Аня начала учиться, сразу же устроилась санитаркой в больницу — платили не много, но на жизнь хватало. Маме она деньги конечно не отправляла, но брать тоже не приходилось.       В университете Аня сразу же зарекомендовала себя хорошей студенткой — всегда отвечала первой, готовила доклады на семинары, так же, как и в школе, вызывалась помогать профессорам. Добрая и отзывчивая, она всегда притягивала к себе людей — все это сослужило ей огромную службу, и к концу второго года обучения учителя ставили ей пятерки автоматом, зная, как много сил она прикладывает — и учится, и работает. Там же, в университете, она нашла себе хорошую компанию. Несмотря на то, что группа у них была большая — аж двадцать пять человек, больше всего она сдружилась с Настасьей, которая сама приехала с Урала и жила в общежитии. Настя, хоть и была деревенской девчонкой, но знала, как себя подать — высокая, правда немного полная, шатенка с большими зелеными глазами и пухлыми губами, у которой отбоя от молодых людей не было. Она часто посещала дискотеки, любила повеселиться, и зачастую звала с собой Аню, — в общем, была настоящей заводилой.       Вот и в эту пятницу, как только профессор отпустил их после последнего занятия, Настя догнала Аню уже на выходе из здания.       — Трофимова, ты мне когда расскажешь, почему тебя в понедельник не было, а? — Настя пихнула Аню в бок локтем, заговорщически улыбаясь. — Колись, где была.       — Да приболела немного, — отмахнулась Аня, запахивая пальто. — Даже дежурство пропустила.       — А завтра что делаешь? Витька на дискотеку зовет. Спрашивал, пойдешь ли ты.       Витя Белов — одногруппник Ани и Насти — с первого года обучения проявлял к Трофимовой симпатию: звал на дискотеки, предлагал вместе готовиться к семинарам, но та почти всегда отказывалась, а если куда-то и шла, то с собой брала Настю — в такие моменты она была неким барьером между молодыми людьми. Хотя Витя никогда не настаивал на продолжении, после дискотек всегда провожал Аню до дома, пусть и расходились они не очень поздно.       — Не могу, — пожала та плечами. — У меня сегодня дежурство, приду домой уже уставшая, а завтра хотела подготовиться к семинару по анатомии. В понедельник, уверена, Семенов с нас три шкуры сдерет.       Они уже спустились по лестнице на улицу и практически вышли за пределы университета, как с крыльца кто-то окликнул Настю. Она остановилась и, оглянувшись, улыбнулась, а затем обняла Аню:       — Ну ладно, Анют, там Олежка зовет. В кафешку меня пригласил сегодня, — и, расплываясь в улыбке, ускакала по лестнице обратно в здание.       Аня какое-то время смотрела на уже закрывшиеся двери, а потом медленно пошла к остановке — трамвай должен был приехать только через десять минут, а погода на улице была солнечная. Всю неделю к середине дня поднималась самая настоящая снежная буря, но в эту пятницу наконец-то выглянуло солнце. Снег поблескивал под солнечными лучами, заставляя щуриться и подставлять лицо под теплые лучи.       До больницы, где Аня работала санитаркой, добираться было совсем не долго — всего двадцать минут. Обычно она после лекций, не заезжая домой, ехала сразу на работу. Там, до начала смены, успевала попить чай в столовой, а потом начинала работать. Смена ее заканчивалась только в десять вечера.       Поскольку сама Аня училась на педиатра, так как детей очень любила, работать она тоже пошла в педиатрический корпус — с детьми общаться было намного проще, к тому же, глядя на то, как детки шли на поправку, настроение сразу же повышалось. Работа была совсем не сложная: утки выносить, дважды за смену мыть туалет, мыть коридор в отделении да в палатах тряпкой проходиться. Помимо этого Аня часто задерживалась, чтобы поиграть с ребятами, иногда даже, когда палаты мыла, могла и сказки им рассказывать.       Родители, что приходили детей навещать, от Ани были без ума — улыбчивая, добрая, всегда с уважением относилась к старшим, детей любила, все ей пророчили хорошее будущее в медицине. И только главная медсестра — Гордеева Светлана Васильевна — Аню почему-то недолюбливала.       Вот и в этот день, не успела она и палату помыть, как в коридоре столкнулась со Светланой Васильевной — низенькой тучной сорокаоднолетней женщиной с крашеными рыжими волосами. Аня как раз тогда мальчикам из палаты фокус с монеткой показала, а уже на выходе столкнулась с главной медсестрой.       — Опаздываешь, Анна.       — Добрый день, Светлана Васильевна, — улыбнулась она. — Так вовремя пришла, переоделась и сразу сюда.       — Родители придут скоро, а коридор немытый, — поджала та губы. — Ты бы вместо фокусов работу делала свою — тебе за нее деньги платят. А то смотри, могут и не заплатить.       Аня только рассеяно кивнула и мигом схватилась за тряпку.       И, несмотря на такое отношение Гордеевой, Ане все равно нравилось там работать, хоть и выматывалась она под конец смены. Зато с медсестрами и врачами хорошие отношения наладила — на прошлой неделе вот, в тот вечер, когда она Диму в подворотне нашла, отмечали с хирургом рождение его сына. Из медсестер тогда мало кого позвали, а Аня из всего корпуса была единственной санитаркой.       Вообще, она считала себя очень удачливой и счастливой — поступила в хороший университет в большом городе, нашла работу, жила самостоятельно, но почему-то временами все же печалилась. Приходила домой, садилась на кровать и долгое время смотрела в окно, хоть ничего за ним видно и не было. Сильно скучала по дому, по дедушке и по маме, хотя та раз в месяц приезжала на Сенной рынок за вещами, чтобы Тамразу отвезти, и обязательно к дочке заходила — поглядеть, как живет. Но всего этого было недостаточно — в ее жизни будто чего-то не хватало — будто она собрала большую мозаику, но потеряла самый важный, но маленький кусочек, который бы соединил все воедино, и как бы она ни пыталась его найти, у нее не получалось.       В этот вечер, окончив смену, Аня решила не задерживаться — уж очень устала за день, а завтра хотела встать пораньше, чтобы убраться и к семинару подготовиться. На дискотеку она все же решила не идти, потому что денег совсем не осталось — последние ушли на лекарства для Димы, о котором Аня старалась больше не вспоминать. Насте про этот случай она тоже не рассказала — подруга обязательно бы начала волноваться и, несомненно, причитать. В такие времена опасно было незнакомцам помогать, а та не только помогла, но и к себе домой притащила — а это уже верх безрассудства.       Шагая от остановки в сторону дома, Аня то и дело оглядывалась — после того, что случилось, ей было немного страшно ходить вечерами одной, но выбора не было. Поэтому она ускорила шаг, заворачивая во двор, а как только взгляд наткнулся на припаркованный темный большой автомобиль у подъезда, резко остановилось. Сердце от испуга опустилось куда-то в пятки и забилось оттуда с удвоенной силой.       Пришлось приложить немало усилий, чтобы опустить голову, спрятав нос в шарф, и, не глядя по сторонам, продолжить движение к подъездной двери. Но стоило Ане поравняться с машиной, как пассажирская дверь открылась, и из нее показался знакомый силуэт в черном пальто. Мужчина улыбнулся и сделал несколько шагов к застывшей словно статуя Ане, протягивая той огромный букет белоснежных роз.       — Привет, Аня.       — Здравствуй, — смущенно улыбнулась она. — А что ты…       — Поблагодарить приехал, — пожал Дима плечами и, немного помедлив, кивнул на подъездную дверь. — Пригласишь?       Аня знала, что стоило отказать. Прекрасно понимала, что это слишком опасно — приглашать мужчину к себе в квартиру, особенно учитывая время и первую встречу, но все же, завороженная его глазами и огромным букетом, кивнула.       — Сереж, — крикнул Дима, оборачиваясь на машину, в которой Аня разглядела еще одного мужчину, — подожди меня тут. Я поднимусь ненадолго.       Уже в квартире, когда они зашли в комнату, а Аня сбросила пальто, оставаясь в большом вязаном свитере, она поставила букет в вазу и смущенно обернулась на Дмитрия, застывшего в дверях — раздеваться он не стал, видимо, приехал ненадолго, лишь только стряхнул снег с волос и плеч.       — Спасибо, Анют, — начал он первый, — по гроб жизни буду тебе благодарен.       — Ну что ты, — отмахнулась она, теребя кромку свитера, — не стоило. Да и цветы…       — Я не привык забывать о хороших поступках. Если что тебе надо, ты только скажи.       — Нет-нет, что ты! — замахала Аня руками. — Больше ничего. Самое главное, что с тобой все хорошо. Ты… — она запнулась, не решаясь поднять на него взгляд. — Ты был у врача?       — Да, сказали, что все хорошо. Доктор был очень удивлен, что студентка все сделала, сказал — очень аккуратно.       — Ну и хорошо, — улыбнулась Аня, расслабляясь, но неловкость все же никак не хотела отступать.       — На вот, — он протянул ей листочек с написанным номером телефона. — Ты звони, если что. Какие-то проблемы будут, скажи, что Медведь все решит.       — Какой Медведь? — подняла она не него непонимающий взгляд и мгновенно стушевалась от его открытой улыбки. — Что это значит?       — Просто скажи и все. Меня в этом городе каждая собака знает.       Аня приняла из его рук бумажку с номером телефона и вгляделась в аккуратные размашистые цифры и буквы. Сердце заколотилось быстрее — каждый удар от волнения начал отдаваться в ушах, а к щекам прилила кровь, заставляя начать краснеть.       — Спасибо тебе.       — Это я должен тебе говорить, — рассмеялся Дима, а затем вдруг оглянулся, будто в поисках чего-то. — Ты мне водички не нальешь?       — Да, конечно, — тут же спохватилась Аня, откладывая бумажку к цветам.       На кухне она сполоснула стакан, набрала из чайника воды, а проходя в коридоре мимо зеркала, остановилась, осматривая свою глупую, но счастливую улыбку. К тому моменту, как она вернулась в комнату, Дима говорил с кем-то по телефону.       — Да, понял. Подъеду на неделе, там и порешаем, — а затем его взгляд коснулся Ани, и он спешно попрощался, убирая трубку обратно в карман пальто.       — Спасибо, Анют, — он в мгновение ока осушил стакан и глубоко вздохнул.       Все это время Аня не сводила с него взгляда — в ее маленькой захламленной комнате этот мужчина в дорогом пальто, вычищенных ботинках и с широкой лукавой улыбкой выглядел миражом. Ей показалось, что все это сон — моргни, и он исчезнет, испарится, но сколько бы раз Аня не моргнула — Дима стоял перед ней, тепло улыбаясь.       — Поеду я, малая, дел еще много. Если проблемы какие будут — звони, не стесняйся.       — Хорошо, — кивнула Аня, улыбаясь.       И когда дверь за Димой захлопнулась, Аня подскочила к окну, высматривая в вечерней темноте его автомобиль. Дима вышел из подъезда, дошел до машины, но прежде чем сесть на пассажирское место, поднял голову — будто знал, что Аня будет смотреть, — а затем вдруг улыбнулся и, кажется, подмигнул. И на мгновение Ане почудилось, будто она нашла тот самый затерявшийся кусочек мозаики.       Она счастливо улыбнулась, глядя на букет белоснежных роз, и принюхалась — они даже пахли по-особенному, но в этот момент ее внимание привлек белый конверт, которого до этого не было. Аня нахмурилась, заглядывая внутрь, и громко ойкнула, прикрыв рот рукой — в нем лежали несколько зеленых купюр и еще один сложенный лист.       На белом листе Диминым почерком было выведено: «Не все можно купить за деньги, но с ними лучше, чем без них».