Карусель

      Аня никому не сказала о том, что случилось, точно так же, как молчала и о деньгах, полученных от Димы. Ей пришлось запрятать конверт с долларами в шкаф — на самую верхнюю полку под постельное белье, которое она редко оттуда брала. Но даже проходя мимо шкафа, она каждый бросала быстрый и опасливый взгляд на покосившиеся дверцы — в такие моменты сердце ускоряло темп.       Она не притронулась к этим деньгам даже когда в больнице в начале марта сообщили, что зарплату задерживают, а холодильник ее уже опустел — остались только запасы свеклы и моркови, да тертый замороженный крыжовник, привезенный мамой еще в конце лета. Аня все хотела компот сварить, да руки не доходили. А тут еще у завкафедры день рождения намечался на десятое марта, а им и так деньги приходилось собирать на цветы к восьмому числу.       Целую неделю конверт лежал нетронутым на верхней полке под бельем, но, проснувшись в субботу и поняв, что на ее полке в холодильнике осталась только пачка масла, Аня все же, заперев на ключ дверь в комнату, достала конверт. Всю сумму она так и не решилась посчитать, да к тому же и бессмысленное это было занятие — Аня даже курса не знала, и американские деньги в руках не держала ни разу.       Вынув одну купюру, Аня отправилась к универмагу, где обычно кучковались менялы. Она подошла к первому же попавшемуся — высокому худому мужчине в потертой дубленке, беспрерывно курившему импортные сигареты. Внутри все дрожало от страха и пришлось даже прокашляться, чтобы привести себя в чувство.       — Меняете? — робко спросила она.       — Угу, — кивнул мужчина, быстро докурил сигарету и бросил бычок в сторону урны. — Чего там у тебя?       Аня протянула купюру. Меняла окинул ее оценивающим взглядом, хмыкнул, потом начал придирчиво рассматривать купюру на просвет, мять и щупать, кривясь. Аня задержала дыхание, сжав замерзшие пальцы в кулаки.       — Ха, девочка, — заявил он наконец с довольной миной, — а денежка-то у тебя фальшивая, — и сально ухмыльнулся.       Аня опешила: как фальшивая? Неужели Дима оставил ей поддельные деньги? Мужчина тем временем шагнул к ней.       — Что делать будем, а? В милицию пойдем или на месте разберемся? — и он многозначительно поиграл бровями, положив руку ей на талию.       От такого грязного намека Аня разозлилась и словно бы опомнилась.       — Ты че гонишь? — громко сказала она, отталкивая мужчину. — Не мог мне Медведь фальшивку дать! — и сама ошалела от собственной смелости.       — Какой такой медведь? — мужчина нарочито удивленно вскинул брови, но Аня видела, как тот насторожился, а потому продолжила:       — Такой! Тот самый! Один у нас Медведь в городе!       — Не знаю такого, — он резко отвернулся и начал быстро оглядываться по сторонам.       — Да? — Аня, видя, что тот понимает, о ком речь, осмелела еще больше. — Дима будет удивлен, что кто-то его еще не знает.       — Дима? — меняла снова повернулся к ней и нахмурился. — Ну ладно. Ошибочка вышла, — и он быстро вытащил из кармана пачку купюр и отсчитал нужную сумму. — На, держи. Только ты это…       — Что? — Аня, поспешно оглянувшись по сторонам, сунула деньги в карман.       — Это… — мужчина замялся. — Не говори ему, что я это… Ну, короче, не рассказывай, ладно? — и он просительно заглянул ей в глаза.       — Ладно, — отозвалась Аня сипло. От волнения сдавило горло. — Но больше так не делай.       Кивнув, меняла отошел в сторону и нервно закурил, бросая на нее недоверчивые взгляды. Аня развернулась и медленно пошла в сторону дома, вот только сердце не хотело успокаиваться. Постепенно она ускоряла шаг, а потом перешла на бег и буквально взлетела на свой третий этаж. Заскочив в комнату, захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной, тяжело дыша. Сердце заполошенно билось не столько от быстрого бега, сколько от волнения — никогда еще ей не приходилось делать ничего подобного.       Деньги жгли карман пальто, поэтому Аня наспех их достала и пересчитала — на руках она держала две свои зарплаты. На мгновение ужаснулась — покосилась на бумажки, нахмурилась, закусила губу. От напряжения виски сдавило, и Аня сглотнула, вновь пересчитывая. Ошибки не было.       Это же как так, подумалось ей, как мог Дима оставить такую заоблачную сумму?!       Но в какой-то момент поняла, что это наоборот — хорошо. Ведь зарплату задерживали, а жить на что-то надо было. Она вновь набросила на себя пальто, взяла одну четверть из тех денег, что поменяла, а остальное убрала обратно в конверт, и отправилась на рынок.       Впервые за три года в Петербурге Аня смогла позволить сладкие булочки, купленные в пекарне в конце улицы — по утрам запах стоял такой, что когда она спешила на трамвай в университет, сводило желудок; бананы, которые вообще пробовала несколько раз в жизни и то — в далеком детстве; и даже колбасу — могла купить целый батон, но остановилась на ста пятидесяти граммах, потому что боялась, что соседи, завидев такие деликатесы в холодильнике, обязательно начнут расспрашивать; Аня даже купила себе плитку молочного шоколада, что всю дорогу до дома грела ей карман.       Уже в квартире, поняв, что соседи разбрелись по комнатам, Аня прошмыгнула на кухню, быстро разобрала авоську, продукты сложила в черный пакет, а с собой в комнату унесла только чай с лимоном, булочку и шоколад. И пока его кусочки таяли на языке, она не переставала мысленно благодарить Диму.       А ближе к вечеру, когда солнце уже зашло, к ней в комнату постучалась соседка Маша — та самая, у которой был домашний телефон в комнате.       — Анют, мама твоя звонит, — сказала та через дверь. — Беги быстрее.       Тамара Ивановна старалась звонить дочери каждую неделю по выходным — обычно в субботу вечером. На рынке, где она торговала, был установлен таксофон — долго не поговоришь, но мобильный был не по карману — из ее знакомых трубка оказалась только у Дмитрия.       — Привет, мамочка! — улыбнулась Аня в телефон. — Как твои дела?       — Здравствуй, милая. Да потихоньку. Вот сейчас палатку закрыла, с тобой поговорю и домой пойду, автобус только через пятнадцать минут подойдет. Как твоя учеба, как работа?       Ане было так приятно слышать маму, что она не переставала улыбаться. Несмотря на то, что Тамара Ивановна довольно часто приезжала за вещами — закупалась на Сенном рынке, а потом отвозила это на базар, — Аня все равно очень скучала. На лето после практики она не смогла поехать домой, потому что отпуск в больнице ей не дали, а ездить туда часто денег не было — зарплата совсем мизерная.       — Все хорошо, вот к семинару готовилась сегодня. А ты когда приедешь?       — На следующей неделе уже, приеду в воскресенье — в восемь утра уже буду на вокзале. Автобус совсем рано отходит, там людей мало будет. Но я ненадолго. Мне Тамраз в этот раз не так много заказал, но надо его брату, Баграту, деньги отдать. Ты не представляешь, какая там сумма, — зашептала она, причитая. — Так страшно везти, так страшно… И нет бы самому поехать, так говорит, мол, зачем мне ехать, если ты едешь, представляешь?       — Ты не волнуйся, мам, — попыталась успокоить ее Аня. — Делай вид, что все как всегда, тогда к тебе никто и не подойдет. И главное — не волнуйся. Лучше скажи, деда как?       — Да нормально, что с ним станется? — Аня услышала, как мама улыбнулась в трубку. — Поросенка вон еще одного взял на откорм. Ладно, хорошая моя, побегу я, а то больно дорого. Ты на вокзал меня не приезжай встречать, дома лучше жди.       — Хорошо, мамуль, люблю тебя! — но Тамара Ивановна уже отключилась, видимо, минуты закончились.       — Нормально все? — поинтересовалась Маша с кровати.       Маша нравилась Ане, хоть и жили они не очень долго вместе. Маша четыре года назад приехала поступать, но так и не поступила, хотя осталась в Петербурге. Пошла вначале в киоск с газетами работать, а потом на рынок — овощами торговала. Зарплата, говорила, не очень большая, но Аня видела, как Маша иногда приносила с работы пакеты с овощами — уже не очень свежими, но из них всегда получались вкусные супы. Маша обычно со всеми делилась.       — Да, говорит, приедет в следующее воскресенье.       — Ну и славно, — улыбнулась Маша.       Стрелка часов уже перевалила за девять, а из коридора послышался голос соседа — Юрия Ивановича — владельца двух комнат — Аниной и своей. Аня спешно попрощалась с Машей, еще раз ее поблагодарила и ускакала к себе, пока Юрий Иванович шебуршал на кухне. Старик выпить любил, но, благо, друзей-собутыльников к себе не водил. В доме поговаривали, что он на заводе работал — получил от государства эти две комнаты в коммуналке. В семье их трое было — он, жена да сын Славка, тот в Афгане погиб, а после смерти сына жена его тоже загнулась — и года не прошло, как она с инфарктом слегла, а потом и вовсе умерла. А там развал Союза, массовые увольнения, закрытие заводов — ему пенсию хорошую дали, но в связи с инфляцией этого на жизнь все равно не хватало. Он потому комнату одну и начал сдавать — доход неплохой, да и Аня оказалась хорошим арендатором, так как не шумела, платила всегда вовремя, гостей к себе не водила.       Закрывшись в своей комнате, она еще какое-то время складывала постиранное постельное белье, а когда в квартире все стихло, вышла на кухню. Маша ушла на дискотеку, Ольга Михайловна из дальней комнаты с сыновьями уже спать легла, а Юрий Иванович закрылся в комнате, поэтому у нее было немного времени, чтобы сделать себе ужин — в этот раз это были бутерброды с колбасой, от запаха которой сразу же рот слюной наполнился, и сладкий чай.       Этот день, несмотря ни на что, оказался одним из самых счастливых дней за последние три года. Аня развернулась на кровати лицом к старому ковру и начала обводить тонким пальчиком орнамент, при этом не переставая улыбаться. Почти все полосы на ковре были похожи на лестничные ступеньки — они то поднимались, то опускались, то шли ровно. Аня задумалась, что вся жизнь как раз-таки тоже похожа на лестницу — то поднимаешься, то опускаешься, то какое-то время все идет ровно. Ей показалось, что сейчас она поднимается — и не просто обычным шагом, а практически взлетает — так хорошо ей было на душе.       На мгновение ее пальцы остановились, и она резко поднялась на постели. В комнате практически ничего не было видно, лишь только неяркий свет просачивался сквозь щель между комнатой и коридором. Аня вскочила с постели и ринулась к шкафу, где на верхней полке отыскала конверт. Достала оттуда сложенный в четыре раза листок, развернула и вновь вчиталась в слова: «Не все можно купить за деньги, но с ними лучше, чем без них», а затем улыбнулась и провела кончиками пальцев по надписи. И впервые в жизни ей показалось, что это действительно так — счастье за деньги, конечно, не купишь, но маленькие радости позволить можно. Ведь именно благодаря Диме она смогла почувствовать себя счастливой — пусть только на один вечер.