Карусель

      Суббота у Димы началась очень рано — как только взошло солнце, он поднялся без будильника и позавтракал, решив не будить Аню — оставил ей только записку на кухне, чтобы она сняла трубку домашнего, если тот будет звонить: позвонить мог сам Дима, а все остальные всегда звонили ему на мобильный. Она жила у него уже почти неделю, а потому с каждым днем ему становилось все тоскливее от того, что этот ангел скоро покинет его квартиру — неописуемое чувство пустоты настигло его впервые за свои почти тридцать лет. Иногда он смотрел, как Аня порхает по квартире, например, как вчера, пританцовывает на кухне во время готовки, и ему казалось, что она всю его жизнь была рядом. Он к ней привык так сильно, что сам не мог объяснить эту тягу. Было в этом что-то такое, что он был не в силах контролировать, но при этом был рад поддаться этим чувствам.       Выходя из дома на солнечную улицу, Дима поднял глаза к небу и, подставив лицо под солнечные лучи, улыбнулся. Однако долго идиллия не продлилась — спустя несколько секунд его бесцеремонно окликнули.       — Медведев Дмитрий? — перед ним вырос невысокий коренастый мужчина средних лет с редкими светлыми волосами. — Доброе утро, — и сунул ему под нос красную корочку РУОП.       — Видимо, не очень доброе, — отозвался Медведев, хмурясь. — Чем обязан?       — Оперуполномоченный Лавреньтев Максим Сергеевич, — представился опер. — Давайте, может быть, отойдем, присядем?       — А как же «На колени, руки за голову»? — улыбнулся Дима, оглядывая того с ног до головы.       Дима уже года полтора ждал появления кого-то из правоохранительных органов, но никто так и не приходил — не было проверок в «Барсе», никто не приезжал к нему на квартиру, никого из их ребят не клали лицом в пол, наставляя на макушку дуло пистолета, но Медведев продолжал ждать.       И вот сейчас, видя перед собой представителя регионального управления по борьбе с организованной преступностью, ему ни капли не было страшно — рано или поздно это должно было случиться. Но Барыжин всегда знал, что делать и что говорить, потому что его бизнес был отчасти законен, а вот о «черных делах» мало кто знал, значит мало информации было и у ментов.       Дима, наблюдая за Лаврентьевым, прошел до лавочки, что стояла у соседнего подъезда. Опер присел первым, прошелся ладонью по затылку, приглаживая водянистые волосы, а затем повернулся на совершенно расслабленного Медведева.       — Дмитрий, проблемы у вас.       — Правда? — изумился он, приподнимая брови.       — Правда-правда. Мы знаем, кем вы приходитесь Барыжину Михаилу, а также знаем о вашей деятельности.       — Какой такой деятельности?       — О наркотиках, что из-за границы поступают.       — Ни о каких наркотиках не знаю, товарищ милиционер, — рассмеялся Медведев расслабленно. — Вы мне тут лапшу на уши не вешайте, да не катите зря бочку. Наркотиков нет никаких и не было никогда.       — Дмитрий, давайте не будем сейчас отнекиваться — нам все известно, но я к вам по другому вопросу, — Лаврентьев глубоко вздохнул, а дальше продолжил, уже не глядя на Диму: — Видите ли, Барыжин не очень беспокоится о своем прикрытии, а потому скоро всю вашу банду ожидает камера где-нибудь в СИЗО, потом суд, а там уже расстрел.       — О какой банде речь идет? Вы, наверно, что-то перепутали. У меня с сослуживцем компания охранная своя.       — Дмитрий, давайте лучше я буду говорить, а вы послушаете, хорошо? — напрягся опер. — Барыжина возьмут в течение нескольких месяцев, но не удивлюсь, если он откупится. Вот только вместе с Михаилом на нары и все вы пойдете. Сдайте мне Барыжина — мы вам скостим срок.       — Не, начальник, не понимаю, о чем ты мне тут втираешь, — Дима поднялся с лавочки, отряхивая полы черного пальто.       — Дмитрий, я все прекрасно понимаю — вы вернулись с войны, но своим навыкам в мирное время применения не нашли…       — Мирное время? — усмехнулся Медведев, иронично изгибая бровь. — То, что у вас под ногами не взрываются снаряды, а в небе не летают истребители, не значит, что время мирное. Я думаю, на этом наш разговор можно считать законченным. Всего доброго, — Дима лениво развернулся и побрел в сторону парковки, где его уже ожидала машина с Сергеем за рулем — свою от ночного клуба он так и не забрал.       По дороге в сторону больницы, где Аня работала санитаркой, Дима набрал номер Кости, но тот так и не ответил. Сергей молча вел машину, а Медведев уставился в окно на проплывающие мимо другие машины и дома.       — Серег, вот ты мне скажи, — вдруг начал Дима, поворачиваясь к водителю, — у тебя семья есть?       — Есть, Дим, — кивнул Сергей. — А ты с какой целью интересуешься?       — Вот у тебя жена как относится к тому, что ты делаешь?       Дима заметил, как Сергей на мгновение напрягся, а затем бросил быстрый взгляд на Медведева, но тот не придал этому значения.       — Что ты имеешь в виду? Как они относятся к тому, что я работаю на Барыжина?       — Да. Что жена твоя говорит?       — Да ничего не говорит, — отмахнулся Сергей, расслабляясь. — Она вообще не спрашивает. Я ей деньги даю — она довольна. Недавно вон в Турцию с подругой летала.       Дима кивнул и вновь отвернулся к окну, закуривая. Почему-то в голове всплыли мысли об Ане, и Дима задумался, а стала бы она задавать вопросы. В тот раз после разборок с Всеволжскими она видела кровь на его кофте, Дима тогда сразу понял, что Аня обо всем догадалась, но вот приняла она его ложь вполне осознанно — не стала вдаваться в подробности, хотя могла бы. Но девочка оказалась мудрее, а потому приняла все как данность.       Когда автомобиль остановился около главного входа, Дима выбрался из машины и зашел в здание, а Сергей остался ждать в машине. Медведев был уверен, что много времени разговор со старшей медсестрой не займет — Дима умел быть убедительным, когда того требовала ситуация. Он за считанные минуты отыскал нужный кабинет, на посту медсестер уточнил, как зовут старшую медсестру, а затем, узнав, что она на месте, толкнул дверь — быстро, бесцеремонно, без стука.       Женщина, сидящая за столом, недовольно подняла на него взгляд и прищурилась, складывая толстые пальцы в замок на столе. У Димы она в первые же несколько секунд вызвала неприязнь, но он этого не показал — натянул на лицо дружелюбную маску и присел на стул по другую сторону ее стола.       — Добрый день, Светлана Васильевна, — улыбнулся Дима, сверкая практически черными от недовольства глазами. — Вы знаете, я Дмитрий, отец одного из мальчиков, что лежат у вас в отделении — Степы Стрельцова. Но я не по поводу сына пришел, хочу с вами про Аню Трофимову поговорить — она у вас санитаркой работает.       — Уже почти не работает, — женщина скривила яркие губы. — Ей осталось две недели отработать. Если хотите жалобу на нее подать — уже слишком поздно.       — Ну что вы? — елейно изумился Дима. — Какая жалоба? Девочка ваша просто чудо — подход к любому ребенку найти может. Вы знаете, я так подумал, будет она у вас и дальше работать.       Светлана непонимающе нахмурилась — брови ее съехались к переносице, а от тяжелого дыхания крылья большого носа раздулись.       — Дмитрий, по-моему это совсем не ваше дело… — начала она, но Медведев спешно ее перебил:       — Мое-мое. Плохо ей будет без этой работы. Понимаете, Аня очень детей этих любит. А вы, Светлана, детей своих тоже любите?       Светлана Васильевна испуганно откинулась на спинку кресла, а Дима отметил, как у нее задрожали руки, и улыбнулся — значит, достиг нужного эффекта.       — Простите, но меня ни капли не интересует, хорошо ей будет или плохо, — попыталась подобраться женщина, но тут же стушевалась под колючим мужским взглядом.       — Как раз таки ваше, — улыбнулся Дима, добродушно так, что совсем не соответствовало его словам. — Работа Ани напрямую зависит от вас, а ваша жизнь напрямую зависит от довольства Ани. Следовательно, если ей будет плохо — вам тоже будет плохо.       — Это такое предупреждение? — нервно дернула головой медсестра.       — О, нет, Светлана, никаких предупреждений, — отмахнулся Медведев все с той же улыбкой, а затем оперся на стол и приблизился к лицу женщины. — Это прямая угроза.       Она громко ойкнула и схватилась за сердце. Дима отстранился, несколько секунд осматривался в кабинете, а затем, уже у самого выхода, обернулся на женщину — та побледнела, руки у нее тряслись, а нижняя губа подрагивала.       — Надеюсь, мы поняли друг друга? — Светлана нервно кивнула. — Ну и замечательно! Приятно с вами дела вести, — Дима учтиво поклонился и вышел за дверь.       Но и на этом его поездки на день не закончились. Как только он сел в машину, зазвонил телефон. Медведев бросил быстрый взгляд на экран, где отобразился номер телефона Оли, а затем отклонил вызов.       — В «Барсу» поехали, — скомандовал он Сергею, а сам закурил, продолжая пялиться на экран телефона.       Он не общался с Олей уже больше недели — не приезжал к ней, не звонил, а когда звонила она, то сбрасывал вызов. Дима надеялся, что Оля поймет: он очень занят работой и своими проблемами, в которые не хочет втягивать Соколовскую, но той все было нипочем. Уже на протяжении месяца Дима замечал, что у Оли к нему совсем изменилось отношение — они перешли на какой-то новый уровень близости, что Медведева совсем не устраивало. Оля, по его мнению, была совсем не той, кто нужен был ему по жизни, но сам пока сомневался в том, тот ли человек Аня. Да, девочка практически сразу же запала ему в душу — смотрела на него так доверчиво своими огромными голубыми глазами, что не доверять ей в ответ было просто невозможно. Диме было приятно в компании Ани, но также он понимал, что она еще слишком молода и добра ко всему миру, но это была не девичья глупость, а мудрость — не та, которую приобретают годами, а врожденная.       Автомобиль доехал до нужного здания меньше, чем за час. В этот раз Сергей не остался сидеть внизу, а зашел в здание вместе с Димой. Медведев улыбнулся секретарше, попросил кофе покрепче и зашел вместе с Сергеем в кабинет Барыжина. Михаил был занят какими-то бумажками, но как только мужчины сделали первый шаг — сразу же поднял голову. Дима молча присел по другую сторону стола, а Сергей остался у входа.       — РУОП наведался ко мне утром, — начал без приветствия Медведев, сверля взглядом Михаила. — Под тебя копают. Говорят, инфы много и скоро возьмут. Ко мне приезжал опер Максим Сергеевич Лавреньтев — пробить его надо. Данные нужны на всех родственников — родители, жена и дети, если есть. Нужны точки давления. Плюс проверить на связь со Всеволжскими.       — Сергей, — кивнул Барыжин застывшему у дверей мужчине, — займись этим. А ты, — он вернул взгляд на Диму, — ближайшие несколько недель будь осторожнее. Нам сейчас шумиха ни к чему — у нас скоро поставка.       — Миш, может, ну его нахер, а? — скривился Дима, потирая ладонью шею. — Оно нам надо вообще?       — Надо, Медведь, надо.       Дима был единственным человеком, кто мог задавать такие вопросы Барыжину и не получить в ответ уничтожающего взгляда. Благодаря своей военной выдержке, хитрости и уму он быстро поднялся и заработал авторитет среди всех остальных сотрудников «Барсы», и это сослужило ему большую службу — в глазах Михаила Дима был единственным, кому он мог доверять.       В дверях появилась секретарша с кофе — поставила на стол перед Димой чашку, смущенно улыбнулась и удалилась, вновь оставляя мужчин наедине.       — Еще пару поставок и закончим это. Тут, видишь ли, такие бабки крутятся, что если отказать… боком выйдет.       — Знаешь, — хмыкнул Дима, делая первый обжигающий глоток, — мне этот Лаврентьев сказал, что мы в мирное время живем. Вот думаю: он просто слепой или дурак?       — Тут как посмотреть, — улыбнулся задумчиво Миша. — Некоторые люди специально ничего не замечают — живут, как жили. Вроде и правильно, спокойно, а с другой стороны…       Дима еще какое-то время пил кофе, обсуждая с Барыжиным ближайшую поставку, а затем, пожав Мише руку и на прощание подмигнув Лене, вышел из здания вслед за Сергеем — даже он при всей своей нелюбви к болтовне был слишком молчалив. В автомобиле стояла такая гнетущая тишина, что, казалось, ее можно потрогать руками.       У Димы из головы никак не шел разговор с Лаврентьевым — он не то, чтобы боялся или тревожился, но нутром чуял, что что-то не так. Михаил всегда был осторожен в своих делах, а потому оставался незамеченным для правоохранительных органов. Но после той ситуации со Всеволжскими было бы не удивительно, если бы Барыжина со всеми остальными слили.       Уже у дома, когда автомобиль остановился, а Сергей закурил, Медведев повернулся на водителя.       — Ты уж постарайся побыстрее инфу нарыть. Нам это жизненно необходимо.       — Все будет в лучшем виде, — кивнул Сергей, не глядя на Диму. — Тебе еще надо куда-нибудь?       — Нет, домой хочу.       Дима не стал говорить, что хочет не просто домой, а к Ане — увидеть ее, улыбнуться, почувствовать запах корицы. От мыслей его вновь отвлек звонок телефона — все тот же абонент, тот же отклоненный вызов. Медведев хлопнул себя по коленям, пожал на прощание руку Сергею и выбрался из машины. Шторы во всей квартире были задернуты, а потому с улицы было не понятно — горит ли где-нибудь свет или нет.       Вот только когда он зашел в квартиру, неприятное ощущение, появившееся еще утром, усилилось. Он остановился в дверях, не понимая, почему она не закрыта и почему все межкомнатные двери открыты нараспашку, а затем крикнул на всю квартиру:       — Аня! — Но ответа не последовало. — Анюта?       Ее в квартире не оказалось — ни в комнате, ни на кухне, ни в гостиной на диване. Лишь только одинокая записка, которую он оставил утром на кухне, с небольшой припиской. Мелким почерком было выведено: «Тебе звонила Оля. Сказала, что ты оставил у нее свои часы и просила передать, что ждет тебя вечером. Спасибо, что поставил меня на ноги. Я думаю, мы в расчете. Спасибо за все. Аня»       В следующую же секунду стоящая на столе чашка с недопитым, еще чуть теплым чаем полетела в стену, а клочок бумажки был сжат в мужском кулаке. Глубоко вздохнув, Дима выглянул из окна — машина с Сергеем так и осталась стоять у дома — из окна со стороны водительского сидения поднимался небольшой, еле заметный дымок от сигареты.       Выуживая из кармана телефон, Медведев бросился на первый этаж. Олин номер нашелся в списке контактов, но с каждым длинным гудком, что доносился из динамика, Медведев зверел.       — Ну наконец-то, — послышалось оттуда спустя несколько минут, когда Дима уже выбежал на улицу и под удивленный взгляд Сергея залез в машину, хлопая дверью. — Где тебя нелегкая носила?       — Оля, блять, ты зачем мне на домашний звонила? — рявкнул он так, что даже Сергей, заводящий мотор, недоуменно нахмурился, однако Соколовскую это не взяло.       — А что? — изумилась она, ни капли не испугавшись. — Трубку твоя уборщица взяла, сказала, что все передаст. И вообще, Медведев, зачем тебе домработница, если ты там так редко бываешь? А твои часы, между прочим…       Дима отключился, так и не дослушав предложение до конца. Он какое-то время сжимал телефон в руке, но как только послышался треск пластика, опомнился — тряхнул головой, чтобы сбросить напряжение, и несколько раз глубоко вздохнул. А затем назвал адрес Ани, и автомобиль сорвался с места.       Сергей был умным мужиком, а потому лишних вопросов не задавал — молча вел машину, изредка кося взгляд на Медведева, что курил в окно. Дима тоже молчал, пытаясь успокоиться — ему очень не хотелось представать перед Аней злым или рассерженным, но его грудную клетку практически сдавливало стальными кольцами от раздражения и злости на Соколовскую. Ей единственной было позволено то, чего не разрешалось никому другому, и вот появились последствия.       Дима не знал, что сказать Ане, когда машина остановилась около ее подъезда, не представлял, как ей все объяснить, и когда поднимался по лестнице на третий этаж. Он прежде не собирался говорить с ней про Олю, но теперь выбора не осталось — так или иначе ему придется ей все объяснить, чтобы вернуть ее расположение. Медведев и сам не мог понять, почему ему практически жизненно необходимо видеть Аню рядом с собой, но что-то было в ней такое, что заставляло его замерзшее, зачерствевшее сердце биться. Когда рядом была Аня, он чувствовал себя почти человеком.       Стучать в дверь пришлось долго — минуты три точно никто не открывал, но через старую деревянную заслонку были слышны перешептывания. Медведев покорно ждал, и спустя некоторое время ему открыли — на пороге появилась та самая соседка, оглядывающая его с недовольным прищуром.       — Если ты к Ане, то ее нет. Она не приходила.       Но от мужского взгляда не укрылось висящее на вешалке Анино пальто, а потому он, оттеснив девушку от двери, шагнул в квартиру. Маша что-то пыталась ему сказать, но была остановлена грозным взглядом — карие глаза горели, а верхняя губа подрагивала от напряжения. Медведев понимал, как выглядит со стороны — не зря его прозвали Медведем. Его было сложно вывести из себя, довести до состояния, когда хотелось крушить и ломать, но когда такое происходило — крышу срывало основательно, он становился самым настоящим зверем, готовым отрывать головы голыми руками. И кто бы мог подумать, что его выведет из себя какая-то записка, какой-то глупый звонок любовницы.       — Анют, — он попытался успокоиться и придать голосу чуть меньше агрессии. — Ань, давай поговорим.       Он несколько раз дернул за ручку, но дверь не поддалась. Конечно, ему не составило бы труда просто вынести ее — она была настолько хлипкая, что от немного приложенной силы сама бы слетела с петель, но задачей Димы было не пугать Аню, а наоборот — уговорить ее поговорить с ним.       — Ань, я знаю, что ты там, — выдохнул он, хмурясь и затылком чувствуя, что Маша за ним наблюдает. — Открой дверь, давай поговорим.       По ту сторону послышались неторопливые маленькие и осторожные шаги, а в следующую секунду дверь открылась — в маленькую щелочку пролезла светлая голова с голубыми глазами-блюдцами. И Дима ждал, что увидит в них обвинение, нежелание говорить с ним, злость в конце концов, но вместо этого в черных зрачках плескалась печаль — ее было в этом взгляде так много, что у Медведева на мгновение сдавило горло, а легкие превратились в камень, но ярость мгновенно улетучилась.       — Ань…       Она опустила голову, открывая дверь шире, чтобы Дима вошел. Он сделал шаг в комнату и, прежде чем прикрыть за собой дверь, посмотрел на Машу — она обеспокоенно и определенно осуждающе покачивала головой. Но спустя секунду они уже остались вдвоем. Дима обернулся на застывшую посередине комнаты Аню и глубоко вздохнул — голова оказалась такой пустой, что он не мог вымолвить ни одного слова. Но Аня начала первой.       — Дим, я знаю, кто она, — она подняла на него глаза, но он вновь не увидел в них осуждения. — В смысле, я же не вчера родилась. Дим, я не хочу быть причиной расставания, мне действительно очень неловко… Я нафантазировала себе, что…       — Эй-эй, — улыбнулся Дима примирительно, видя, как Аня начинает нервничать, а затем приблизился и положил руки на худые плечи, — ты ничего не нафантазировала себе, ясно? У меня с Олей ничего нет, — улыбнулся он. — Это… — хотелось сказать «физиология», но он осекся. — Это ничего не значит, — и прежде, чем остановить себя, притянул ее в свои объятия.       Тонкие руки обхватили его талию, а лоб уперся в грудь. Аня вцепилась пальцами в пальто, явно не желая отстраняться первой, и именно это вызвало на его губах улыбку. От злости не осталось и следа — это удивляло и пугало Диму одновременно — как присутствие лишь одного человека рядом может так влиять на эмоциональное состояние.       — Анют, давай опять куда-нибудь сходим, а? — он запустил пальцы ей в мягкие волосы, поглаживая макушку.       Но долго это не продлилось — Аня отстранилась буквально через секунду, подняла на него голову и посмотрела прямо в глаза, а затем улыбнулась — осторожно, но очень счастливо.       — У меня скоро день рождения, — прошептала она тихо-тихо. — Мы хотим посидеть в кафе. Приходи.       — Обязательно, малая. Я ни за что не пропущу.       Он окинул взглядом ее лицо, все еще не желая выпускать из объятий, а дальше случилось то, чего он никак не ожидал — Аня поднялась на носочки и поцеловала его в колючую щеку — мимолетно, еле касаясь губами щетины. И в этом невинном жесте, лишенном всякой похоти, было столько нежности, что у него перехватило дыхание. А Аня продолжала стоять, смотреть на него снизу вверх и улыбаться.