Карусель

      К пятнице Аня готовилась очень тщательно, а из-за того, что последняя неделя прошла крайне тихо, у нее было достаточно времени, чтобы подумать о предстоящей встрече. Светлана Васильевна продолжала обходить Аню стороной — лишь только косилась иногда, хмуря брови, но за все время с ее болезни сказала ей не больше трех предложений. Аню, конечно, такое поведение старшей медсестры немного напрягало и пугало одновременно, но она старалась гнать от себя такие мысли и молча наслаждаться спокойствием. Степу из третей палаты, к которому не приходили родители, выписали, поэтому теперь Ане никто больше стихи не читал, но на его место положили нового мальчика — Егора. Тот оказался каким-то слишком молчаливым и необщительным, но пока Аня мыла полы в их палате и рассказывала придуманные на ходу сказки — слушал ее внимательно.       Настя в университете практически не появлялась — за весь месяц посетила его раза три от силы — и то, ходила только на подготовку к сессии и убегала из класса первая. Один раз Аня видела из окна третьего этажа, как ее подруга запрыгнула в машину к Косте. Но выглядела она счастливой, а потому Аня не беспокоилась за нее. Витя с Олегом продолжали с ними не разговаривать — Олег каждый раз, когда видел Настю, кривил губы, а Витя Аню просто игнорировал. Но Трофимову это не беспокоило — наоборот, наконец-то она могла вздохнуть полной грудью, не ощущая на себе постоянный взгляд одногруппника.       В день назначенной встречи Аня выбежала из класса сразу же после звонка. Она весь день не могла стереть с лица предвкушающую улыбку, потому что с нетерпением ждала встречи с Димой. Мысленно уже представляла, что обнимет его при встрече, уткнется носом ему в грудь и будет вдыхать аромат хвои и табака, пока не закружится голова.       Аня еще с прошлых выходных думала, что надеть, но из летней и открытой одежды у нее были только шорты, в которых она ходила дома и несколько маек, поэтому она, воспользовавшись частью денег, что у нее остались еще с февраля, отправилась в магазин — купила летнее платье яркого желтого цвета и джинсовый комбинезон. Аня впервые тратила такие большие деньги на одежду, но, оплачивая покупку, успокаивала себя, что может себе это позволить.       Она забежала в квартиру за час до приезда Димы, успела перекусить и принять душ, а затем переоделась в белую футболку и новый комбинезон. Погода на улице была теплая — конец мая выдался очень солнечным и, на удивление для всего Петербурга, совсем не дождливым.       Дима появился ровно в шесть вечера. В квартире раздался звонок, и Аня рванула со всех ног открывать дверь, опережая по пути сонную Машу, у которой был выходной. Открыв рывком дверь, Аня отступила на шаг и неосознанно расплылась в счастливой улыбке. Дима выглядел просто, но очень со вкусом: на нем были синие джинсы и простая черная кофта с закатанными до локтя рукавами. И Аня не упустила из виду массивную шею, широкие плечи и крепкие руки с выступающими венами. Она почему-то только сейчас осознала, что никогда прежде не заостряла на его руках внимание, а стоило бы: именно эти руки давали ей уверенность и безопасность, потому что такие руки могли удержать от падения в пропасть и крепко обнять в минуты слабости.       — Привет, малая, — и он первым шагнул в квартиру, привлекая Аню к себе.       А она, как и мечтала, уткнулась носом ему в солнечное сплетение, спрятав улыбку у него на крепкой груди, и часто-часто задышала — от Димы, как она и помнила, пахло табаком и хвоей. Широкие ладони опустились ей на плечи, и Аня сразу же подняла голову, а затем, и сама не поняла как, потянулась к его лицу. Поцелуй получился легкий, но теплый, а Аня осознала, как сильно скучала по этим губам.       — У меня такое чувство, будто мы сто лет не виделись, — прошептал Дима, улыбаясь.       Аня залилась довольным румянцем, но взгляд от светло-карих, практически ореховых, глаз не отвела.       — Ну так почти две недели прошло, — прошептала она в ответ.       Поскольку Маша наблюдала за ними от своей комнаты, Аня поспешила схватить Диму за руку и вытащить из квартиры — тот лишь засмеялся, на удивление Ани, очень мальчишеским смехом, будто ему лет пятнадцать, а не почти тридцать. От этого смеха Аня и сама не смогла сдержать улыбку — ее вообще было тяжело сдерживать, когда этот мужчина был рядом. Одним лишь своим присутствием он делал ее мир лучше, интереснее и, несомненно, светлее.       — Куда поедем? — она забралась в его автомобиль и сама пристегнулась.       — Может в кафе или в парк, тебе куда больше хочется?       — В парк, — кивнула она, откидываясь на мягкую спинку сидения.       Автомобиль медленно вырулил на проезжую часть и повез их в сторону центра. Проезжая по набережной, Аня прислонилась лбом к приоткрытому стеклу, глубоко вздыхая — Петербург начинал пахнуть летом, солнце с каждым днем пригревало все сильнее.       — У тебя же сейчас экзамены? — подал голос Дима, пока Аня с закрытыми глазами наслаждалась легким летним ветерком.       — Не начались пока, только с третьего июня. А потом практика.       — А проходить где будешь?       — В прошлом году нас отправили по группам, а в этом, если смогу добиться, то попрошусь в больницу, где работаю, — улыбнулась Аня, поворачиваясь вполоборота к Диме.       Ей нравилось видеть его за рулем этой большой машины. Дима уверенно держал руль, периодически переключая коробку передач, солнечные лучи играли в темных волосах, а когда он смотрел на нее, то при этом свете его глаза были совсем светлые.       Дима привез Аню в парк, где она еще не была. Он остановил машину около главного входа, заглушил мотор и помог ей выбраться на улицу, однако руку так и не убрал — пошел ко входу, продолжая сжимать ее холодную ладошку. Аня какое-то время шла за ним с совершенно глупой, но счастливой улыбкой, а затем поравнялась и посмотрела на него снизу вверх.       — Ты чего, Анют? — улыбнулся он, заметив ее взгляд из-под ресниц.       — Да ничего, — пожала она плечами и еще сильнее сжала его ладонь.       В итоге первое место, куда он привел Аню — колесо обозрения. Аня никогда не боялась высоты, но, увидев, насколько им придется подняться, резко остановилась. Дима мгновенно обернулся на нее.       — Боишься высоты?       — Нет, — покачала она головой, — просто немного страшновато.       — Так ты не бойся. Я же с тобой.       И почему-то такая легкая мимолетная фраза действительно смогла ее успокоить. Аня улыбнулась Диме, закусила губу и смело ступила в небольшую кабинку. Дима, расплатившись с сотрудником парка, зашел следом и присел рядом — совсем близко. А она, себе пообещавшая быть немного смелее, сама в этот раз взяла его за руку и положила голову ему на крепкое плечо. Кабина чуть дернулась, заставляя Аню сжать пальцы сильнее, и начала подниматься.       — Ты никогда не каталась на колесе обозрения?       — Ни разу в жизни, — засмеялась Аня, покрываясь от стыда румянцем.       — Ну, все когда-то бывает в первый раз. Я, кстати говоря, тоже. Но, говорят, с верхней точки прекрасный вид на город.       Ане, если говорить откровенно, до этого вида не было никакого дела, потому что она все продолжала смотреть на Диму. Ей было очень печально от того, что они так редко видятся — примерно раз в две недели, потому что ей хотелось видеть его намного чаще. Она и сама не понимала, что это за чувство — когда постоянно хочешь быть рядом, но и гнать его от себя не собиралась. Аня окончательно приняла тот факт, что основательно и безвозвратно влюбилась. И сопротивляться этому не было никакого желания.       Когда кабина поднялась на самый верх, Аня и вовсе забыла как дышать. Она сжимала руку Димы уже в обеих ладонях, чем вызывала у него смех.       — Все еще боишься?       Она лишь только кивнула, стараясь не смотреть вниз. Вид и правда был красивый, вот только Ане было слишком страшно, чтобы смотреть на город. Единственное, куда она могла смотреть — в карие глаза, в уголках которых собирались небольшие лучистые морщинки от постоянной улыбки.       — Ну, тогда я знаю, как избавиться от этого страха, — выговорил он и резко наклонился к ее губам, заставляя Аню замереть с распахнутыми глазами.       В этот раз поцелуй был уже совсем не легкий и не мимолетный. Это было похоже на большую волну — она мгновенно накрыла Аню, лишая какой-либо возможности двигаться и последнего кислорода. Дима лишь на несколько секунд отстранился от ее губ, чтобы она смогла сделать болезненный вздох, а затем снова приблизился. Аня почувствовала вкус крови во рту не сразу, а спустя только несколько секунд, и поняла — это она прикусила губу Димы, на что ответом мгновенно по кабинке раздался хриплый выдох. И где-то в глубине души Аня почему-то возликовала. Сердце билось так часто, что казалось, этот стук могут услышать даже из соседней кабинки, но она упрямо не хотела отстраняться, а потому запустила пальцы в темные волосы на затылке, еще больше привлекая мужчину к себе. И для нее в этом не было ничего постыдного, хотя щеки стремительно краснели. Возможно от того, что ей становилось жарче с каждой секундой, возможно потому что дышать становилось труднее, Аня неосознанно и протяжно застонала, не разрывая поцелуя. И Дима резко отстранился — отодвинул ее на вытянутую руку, тяжело дыша, и прикрыл глаза. Аня приоткрыла рот, чтобы спросить, что сделала не так, но, видя как тяжело вздымается крепкая грудь, не смогла даже пискнуть.       — Если ты будешь издавать такие звуки, то я не сдержусь, — невесело хохотнул он, покачивая головой.       Оказалось, что кабинка уже спустилась вниз, но Аня этого даже не заметила. От его реакции, последовавшей на этот тихий стон, у нее в груди мгновенно стало тепло. Если раньше она еще могла сомневаться, что он не смотрит на нее, как на девушку, то сейчас такие мысли казались ей абсурдными. Аня попыталась сдержать улыбку, но не смогла — расхохоталась так громко, что смех отскочил от металлических стенок кабинки, возвращаясь к хозяйке, которая уже сложилась практически пополам.       — А ведь и правда перестало быть страшно, — сквозь смех прошептала она, пытаясь перевести дыхание. — И, знаешь, я совсем не против, что бы ты почаще такими методами пользовался.       Дима лукаво улыбнулся и помог раскрасневшейся Ане вылезти из кабинки. Она сказала, что на сегодня с нее каруселей и аттракционов хватит, а потому они немного прошлись по парку, и, как только наткнулись на небольшую лужайку под двумя высокими деревьями, закрывающими их от солнечного света, устроились прямо там на траве. Дима облокотился спиной о ствол дерева, а Аня расположилась рядом с ним, устраивая голову на его плече.       — Когда ты рядом, то кажется, что мне не больше восемнадцати, — улыбнулся Дима.       — Разве это плохо?       — Как раз-таки нет, хорошо. В такие моменты кажется, что еще вся жизнь впереди.       — Ты говоришь так, будто тебе девяносто лет, — отмахнулась она с улыбкой. — У тебя правда вся жизнь впереди. Будешь жить долго и счастливо!       Дима какое-то время сидел молча, глядя на проходящих мимо людей и семейные пары с колясками, а затем вытащил из кармана сигареты.       — Ты не против, если я закурю?       — Конечно нет, — отозвалась она тут же. И, немного подумав, спросила: — Дим, а каково было на войне? — Аня плечом почувствовала, как он напряг спину и расправил плечи. — Ты меня прости, если я…       — Да ничего страшного, — он затянулся, нахмурившись, и выпустил дым через нос. — Страшно. Как еще может быть на войне?       — А воевали то за что? Я, конечно, с исторической точки зрения знаю, но там все так странно.       — Да ни за что не воевали, Ань, — Дима вдавил бычок в землю и отбросил его в урну, стоящую неподалеку. — За политику. Думаешь, нас, простых смертных, спрашивали? — он печально улыбнулся, не глядя в ее сторону. — Сказали идти на войну, значит, надо идти. Не хочешь идти — дезертир. Как не посмотри, и так и так умирать.       — Ну почему же умирать? Ты же живой.       В ответ ей послышался только обреченный, хриплый смешок. Какое-то время они просто молча сидели, наблюдая за людьми. Дима приобнял Аню за плечи и поглаживал по оголенной коже большим пальцем.       — А ты о чем в детстве мечтал?       — Не поверишь, — вдруг рассмеялся Дима, прикрывая глаза и откидывая голову. — Я когда маленький был, у нас в конце поселка было пастбище — там коров и козочек пасли. Я вот как думал: вырасту, корову свою куплю, молоко буду продавать. Мне тогда лет семь было.       — А потом о чем мечтал? — не сдавалась она.       Дима хоть и рассказывал о своем прошлом, но в основном о детстве, а Ане больше хотелось знать о более позднем времени. Ей почему-то казалось, что там мало, что есть приятного, но все же хотелось узнать его целиком и полностью. И сейчас, в такой расслабленной обстановке, у нее появился шанс задать вопросы, о которых раньше спросить стеснялась.       — Да не было мечты какой-то, — пожал он плечами. — Жизнь течет, появляются только цели. Когда с войны вернулся — работу хотел хорошую, прибыльную. Не хотел уже в деревне жить, вот в большой город и поехал. Костя из Петербурга, я тоже решил не в Москву — в Ленинград поехать. Ну и компанию свою открыли.       — Охранную? — хохотнула Аня, прекрасно понимая, что под этими словами он имел в виду совсем другое.       — Ага, — рассмеялся Дима. — Сама-то о чем мечтаешь?       Аня призадумалась, а затем пожала плечами — все, чего она хотела, у нее уже было.       — О собаке, наверно. Мне в детстве не разрешали, но я с соседскими играла, а теперь вот некуда — в эту квартиру нельзя животных да и не прокормлю его. А так было бы хорошо, когда идешь домой и понимаешь, что тебя там ждут.       — У Кости, кстати, есть собака.       — Правда? — изумилась Аня. — А что за порода?       — Овчарка немецкая, зовут Риччи. Мы когда в Афганистане служили, к нам прибилась одна — тоже овчарка. Ощущение было такое, будто у саперов в подчинении была, в общем, явно армейская собака. Костя ее по доброте душевной и пригрел. Почему обратно в роту свою не побежала — так и не поняли, но она с нами осталась.       — И до сих пор с Костей?       — Нет, — мотнул головой Дима. — Ту подстрелили через год, а спасти так и не смогли. Костя очень долго не мог отойти от потери — она ему лучшим другом была, такая девочка послушная. А тут вот прошлой осенью пришел ко мне и говорит: «Все, у меня теперь есть собака», — улыбнулся он.       — А вы в каких войсках служили?       — Воздушно-десантных.       — Ух ты! — воскликнула Аня. — И голубой берет есть?       — Есть, — усмехнулся Дима. — Приедешь ко мне — дам померить.       Аня хотела задать еще несколько вопросов — их накопилось достаточно, — но у Димы в кармане зазвонил мобильный. Он нахмурился, глядя на экран, но все же ответил на звонок.       — Да, — рявкнул он так, что сидящая рядом Аня вздрогнула. Какое-то время Дима слушал объяснения собеседника, а затем уперся затылком в дерево, прикрыв глаза, и тихо произнес: — Твою мать, хотели же завтра. Я сейчас в парке имени Бабушкина, ты сам далеко? — он бросил быстрый взгляд на часы на запястье. — Приезжай сюда, отвезешь Аню домой, а потом следом за мной поедешь. За десять минут успеешь?       Аня отстранилась, глядя на Диму во все глаза. В мгновение ока стало как-то тревожно и далеко не за себя — за Диму. Он скинул звонок, убрал телефон обратно в карман, поднялся с земли и подал руку Ане. Она мгновенно схватилась за ладонь и привстала, отряхивая комбинезон.       — Что-то случилось? — Аня попыталась поймать его взгляд, но тщетно — Дима смотрел в сторону главного входа.       — Ничего серьезного, Анют. Сейчас Серега подъедет, тебя заберет и отвезет домой ко мне. Ты там побудь, а я приеду, как только смогу. Ты работаешь завтра или в воскресенье?       Аня взяла его за руку, чтобы получить хоть немного этого ледяного спокойствия, с которым говорил Дима, и покачала головой.       — У меня все выходные свободны — я хотела готовиться к зачетам.       — Ну и отлично, — кивнул он и потянул ее в сторону выхода из парка. — Побудешь у меня, а я как вопросы свои решу — приеду. Ладно?       Аня несколько раз кивнула, хотя головой понимала, что единственно верный вариант — ехать домой, к тому же закралось какое-то сомнение — почему Дима решил отвезти ее к нему в квартиру? Но озвучивать она его не стала, решив, что он знает, как будет лучше.       Сергей, о котором сказал Дима, подъехал к тому моменту, когда пара вышла из парка. Он выбрался из автомобиля, бросил на нее недовольный, как самой Ане показалось, взгляд и протянул руку Диме.       — Приветствую, готов ехать?       — Слушай, мне бы ее отвезти вначале, — Дима тоже пожал ему руку, одновременно кивая головой в сторону Ани. — В мою квартиру. Счет идет на минуты.       Сергей, за которым Аня наблюдала все это время, в лице не изменился — у него будто мимика совсем не была развита. Он кивнул и перевел за Аню колючий взгляд серых глаз, от которого захотелось поежиться, но сильные руки Димы, сжимающие ее ладонь, придавали толику спокойствия.       — Поедешь сейчас с Серегой, ладно? — Дима вложил ей в руку ключи от квартиры и развернул Аню к себе лицом. Та кивнула. — Будь там, пока я не позвоню или не приеду. Дверь сразу же запри и никому, кроме меня или Кости, не открывай.       Аня несколько раз опасливо кивнула, чувствуя, как к горлу подступает паника, а руки начинают трястись. Она нутром чувствовала, что что-то не так, и ей до боли в пальцах хотелось сжать его ладонь и не отпускать, но Дима разорвал их телесный контакт первым. Быстро поцеловал ее в губы и убрал руки с плеч. А Ане мгновенно стало как-то слишком холодно на ярком и теплом солнце. Просьба быть осторожнее, брошенная на эмоциях, ударилась в широкую и напряженную спину.       Она проследила за тем, как он запрыгивает в автомобиль, заводит мотор и резво выруливает на дорогу. Спустя две секунды его машина скрылась за поворотом, а Аня так и осталась стоять на улице, прижимая к груди ключи от квартиры.       — Поехали, — гаркнул Сергей ей на ухо, что та практически подпрыгнула на месте.       А затем он, не дожидаясь Ани, быстро двинулся к машине, на которой приехал. Аня посеменила следом — выбора у нее в любом случае уже не было. Садиться с ним рядом, впрочем, ей тоже не хотелось, поэтому она с чистой совестью забралась на заднее сидение и уставилась в окно. Радовало то, что ехали они молча — Сергей за всю поездку не проронил ни слова. Но, как только подъехали к нужному дому, выбрался из машины и проводил Аню до квартиры. А как только дверь за ним закрылась, Аня услышала, как он пешком поднялся на один лестничный пролет, потом вернулся на этаж и спустился на пролет ниже — уже оттуда вызвал лифт.       А Аня осталась одна посреди большой квартиры, совсем не зная, что делать и что думать. Она пыталась не беспокоиться за Диму, но не получалось — раз в час паника обязательно накрывала ее, словно ураган. Ане в ее двадцать один еще никогда не было так страшно.       Аня просто не знала, что человек, оказавшись в плохой ситуации, всегда может вспомнить, когда свернул не на ту дорожку. Это был Анин поворот.

***

      Рядом с ней Дима всегда чувствовал себя молодым. Ему всегда было не больше двадцати, просто потому, что Аня — такая молодая и такая светлая — смотрела на него влюбленными глазами. Диме казалось, что он забывается и что становится нормальным человеком. Целуя, держа ее за руку, обнимая, забывал, чем ему приходилось заниматься, чтобы остаться живым. Потому что главной его мечтой, уже даже не целью, было просто выжить. И с каждым годом делать это становилось все труднее и труднее — выживать.       Этот капкан, в который он сам себя затянул еще в самом начале, лязгал железом и звенел своими цепями, напоминая Медведеву, что он еще здесь, но его прижало — и нет пути обратно, если только в могилу. И капкан с острыми зубьями, которые начали сжиматься еще шесть лет назад, практически захлопнулся на его шее. Животные, попадая в капкан, отгрызают себе лапы, чтобы спастись. Медведеву же надо было отгрызть себе все лапы и голову — так глубоко он завяз во всем этом.       Почему-то еще тогда, шесть лет назад, в самом начале своего пути, он не беспокоился о том, к чему это приведет. Молодой мальчишка, двадцать три года, — все это казалось ему единственно верным вариантом, потому что за собой манили деньги — хрустящие цветные купюры. И к чему это привело? Это мышеловка, только вместо сыра — баксы. Но даже сейчас, понимая все это, «работу» бросать не собирался. Прав был тот мент, сказав, что своим навыкам Медведев не нашел применения. Этот бизнес постепенно тащил его на дно, но, учитывая, сколько Дима в него вложил и денег и нервов, он был готов бороться за него до последнего.       Но сейчас в его жизни появилось обстоятельство, которое не вписывалось в план, выстроенный годами ранее, — Аня. Она просто пришла, и Дима вдруг осознал, что все это — совсем не то, чего он хочет. И больше всего Медведев сейчас боялся, что ловушка утянет и ее тоже. Он даже думать не хотел о том, как надо будет выкручиваться, потому что проблем с каждым месяцем становилось все больше и больше: убийцу Соловьева так и не нашли, Всеволжские замолчали после поджога клуба, но благо с ментами разобраться появилась хорошая возможность — правда, планировали устроить это не в пятницу, но, видимо, выбора другого у Михаила не было.       Поэтому Дима попросил Сергея приехать за Аней — ее необходимо было доставить в безопасное место, а безопаснее, чем своя личная квартира, он придумать не смог. К тому же, ему станет намного спокойнее, когда это все закончится, а он вернется домой, и Аня будет его там ждать. Да, Дима понимал, что это было довольно эгоистично с его стороны — оставить ее в пустой квартире без какой-либо информации, но так было безопаснее — и для нее, и для него.       Автомобиль Медведева подъехал к зданию «Барсы», когда СОБР был уже внутри. Осмотревшись несколько мгновений, он припарковал машину в соседнем дворе, оставил оружие под пассажирским сидением и пошел в сторону входа в здание. Дима прекрасно понимал, что его ожидает, а потому сразу морально подготовился — ему не составило труда практически сразу же лечь лицом в пол, стоило ему только зайти, и не составило труда промолчать, когда в затылок уперлось дуло автомата, а его медленно начали обыскивать на наличие оружия.       Костя, как оказалось, лежал рядом — в двух метрах, и хмурился. Дима не успел предупредить его заранее обо всех деталях плана — времени не было. Медведев стрельнул взглядом в сторону кабинета Барыжина и практически сразу получил еле заметный кивок от Чернышева. Лена, единственная девушка среди мужчин, тихонько плакала, сидя около стойки ресепшена на полу.       Михаила вывели через десять минут. Двое в масках заломили Барыжину руки за спину, а выводя его из здания, скомандовали остальным, чтобы те загружали всех подозреваемых в машину. Диму в ту же секунду грубо пихнули, давая понять, что пора подниматься.       Всех присутствующих, а ими оказались Барыжин, Костя, Лена, пришедший Дима и еще три бойца, загрузили в два фургона и повезли в неизвестную сторону. Сидя бок о бок с Чернышевым, Медведев совсем не беспокоился, а вот Лена наоборот — стоило только автомобилю тронуться с места, как она тут же заревела пуще прежнего. Пыталась что-то говорить, но из-за постоянных всхлипов ничего не было понятно.       — Хорош ныть, — грубо рявкнул один из бойцов Барыжина, кривясь.       — Рот свой прикрой, — сразу же отозвался Дима, а затем посмотрел на Лену: — Успокойся, Ленуль. Нормально все будет. Мы же никакой закон не нарушали. Ты с господином милиционером поговоришь и он тебя отпустит.       Лена несколько раз нервно кивнула и поджала губы. Дима бросил быстрый взгляд на Костю, понимая, что тому необходимо все объяснить, но пока они в такой большой компании, поделиться не сможет.       Этот день тянулся для Димы слишком долго — вначале допрос, на котором он только плечами пожимал и пытался донести до мужчин в форме, что у него всего лишь охранное агенство, а потом камера следственного изолятора. Люди там оказались совсем разномастные, но проблем не возникло. Костя оказался в той же камере, а потому Дима по возвращению с допроса сразу подсел к другу.       — Что происходит? — практически накинулся на него Чернышев.       — Нормально все будет, хотя бы ты расслабься, — хлопнул Дима друга по плечу. — Отпустят, надеюсь, скоро.       — Ты мне только одно объясни, — зашептал Костя, садясь на лежанку напротив и придвигаясь ближе, — как вы поняли, что вас за жопу брать собрались?       — Так мы нас сами сдали, — проговорил Дима тихо. — Из-за того опера, помнишь?       — Зачем? Какой толк сидеть сейчас здесь?       — У них на нас ничего нет. Они сейчас эти документы посмотрят, но ничего не найдут — хоть ненадолго оставят нас в покое.       И Костя облегченно рассмеялся, облокачиваясь на стену. Барыжин всегда все продумывал на несколько шагов вперед, а потому Медведев улыбнулся, успокаиваясь и глядя на друга. Им действительно оставалось только ждать.       Камера была рассчитана человек на тридцать, но по факту в комнате находилось больше сорока подследственных — все сгруппировались по углам, кто-то просто лежал и плевал в потолок. Только зайдя, Дима с первого взгляда определил смотрящего — узнал по шраму, пересекающему скулу.       — Фар? — изумился тогда Дима, глядя в знакомые раскосые глаза. — Фар!       Фархата Медведев знал давно — начинали свой бизнес практически вместе, вот только Фар быстрее в криминал скатился, а потом и вовсе из виду пропал.       — Шесть лет прошло, Фарик! — Дима обнял старого друга, похлопывая того по спине.       — И тебе не хворать, Димка. Вы как тут?       И пришлось спешно объяснять, как так получилось. История для всех была одна: есть охранное агентство, которое подозревают в нелегальном бизнесе, но «черного» там ни на грамм, а оттого ребята Фара сразу заверили, что они здесь ненадолго.       И сейчас, сидя рядом с осматривающимся вокруг Костей, Дима наткнулся на прямой взгляд Фархата.       — Я вообще не думал, что Фар жив, — вдруг изрек Медведев. — Давно его не видел.       — Да он же простреленный на всю голову, — рассмеялся Костя, пихая Диму локтем. — Действительно, как жив остался до сих пор?       — Надо будет его как-нибудь к нам пригласить. Перетрем, может, что дельное подскажет и расскажет.       — Ты мне лучше расскажи, откуда ты такой красивый к нам нарисовался, а? К Ольке ездил что ли? — улыбнулся добродушно Костя.       — С Аней гулял, — отозвался Дима.       — Гулял? Теперь это так называется?       — Вообще-то да, гулял, представь себе, — улыбнулся Дима. — Разговаривали просто. Хорошо мне с ней, Кость, понимаешь?       — А говорили о чем? Про работу спрашивала что ли?       — Не поверишь, — мотнул Дима головой. — О войне спросила.       — Много ей рассказал что ли?       — В общих чертах только. Да и сам знаешь — на такую тему много не расскажешь. Говорит, хорошо, что живой вернулся, — Дима глубоко вздохнул. — Я уж не стал говорить, что оттуда живыми никто не возвращается. Мы все — живые мертвецы. Ходим, улыбаемся, дышим, а жить — не живем.       В итоге в СИЗО их продержали до следующего вечера. Дима с Костей на выписке были последними, а потому на улице оказались, когда солнце уже за горизонт заходило. Естественно, никаких обвинений предъявлено не было, что было вполне ожидаемо.       Остановившись после ворот, мужчины закурили, хмурясь. Сутки в следственном изоляторе давали о себе знать ноющими мышцами, бешеной усталостью, головной болью и не очень презентабельным видом.       — Ты куда сейчас? — Костя отбросил бычок в урну и потянулся, разминаясь.       — У меня Аня сейчас там. Я к Соколовской пожалуй.       Дима решил пропустить мимо ушей недовольный вздох друга и косой взгляд. Он слишком устал, чтобы спорить и что-то доказывать, и при этом совсем не хотелось ехать в таком виде к Ане. Дима не сомневался, что она бы все поняла и не задавала лишних вопросов, но тревожить ее совсем не хотелось — Медведев хорошо знал женскую натуру и понимал, что если девушка молчит — это не значит, что она себе ничего не надумывает.       — Не хочу, чтобы Аня меня таким видела, — все-таки объяснил Дима. — Ты позвони ей, скажи что… не знаю, — покачал он головой. — Что-нибудь скажи, чтобы не волновалась.       Дважды Костю просить не пришлось. Они молча поймали машину и так же молча ехали до Олиного дома. Дима на прощание сухо кивнул другу, не говоря ни слова — благодарность была бы явно лишней в такой ситуации. Костя лишь недовольно фыркнул и покачал головой — в этом был весь Чернышев.       Впрочем, Оля встретила его с распростертыми объятиями. Первым делом отправила принимать душ, а сама начала разогревать ужин. Лишних вопросов не задавала ни во время еды, ни после, когда Дима, уже усталый, повалился на постель, но отказался от ласк — Оля так и норовила запустить тонкие пальцы в его шорты. Она стойко приняла отказ, понимая, что Медведев действительно устал, но молчать не стала.       — Знаешь, — проговорила она, отворачиваясь от него к окну, — все уже ждут, когда ты мне предложение сделаешь. Нам ведь хорошо вместе, может, пора уже?       Дима непонимающе нахмурился и даже немного приподнялся на постели, глядя на знакомую и одновременно незнакомую темную макушку.       — Оль, мы и так знаем, что это ни к чему не приведет, — прошептал устало он — сил не осталось даже на ссоры.       — Ты ведь с ней спишь, да, Медведев? — хохотнула она невесело, резко оборачиваясь и начиная сверлить его влажными глазами. — С девочкой той.       — Сплю.       — И со мной спишь, — скривилась Оля. — Ладно о ней я знаю, а она обо мне знает? Какая же ты гадина, Медведев.       Дима вымучено застонал, проходясь ладонью по лицу, и поднялся с постели, взглядом выискивая одежду.       — Не знает она о тебе. И никогда не узнает.       — И что же? — Оля вновь усмехнулась, а в голосе проскользнули истеричные нотки. — Если я решу ей все рассказать, убьешь меня?       — Оль, что за бред ты несешь? — прогрохотал Дима на всю квартиру, резко оборачиваясь.       — Бред не бред, но тебе это еще аукнется, Димочка, — закивала она, поднимаясь с кровати и швыряя в его сторону грязную одежду, в которой он приехал. — Я думала…       — Чего ты думала, Оля? — повысил он голос. — Чего? Что я тебя замуж позову? Оля, это был просто секс! Мы оба знали об этом! Ни о чем другом речь не шла! А что потом случилось? Влюбилась что ли?       — Может и влюбилась! — закричала она, взмахивая руками, а из зажмуренных глаз брызнули крупные слезы. — Влюбилась!       — Ну и дура ты, Соколовская, — напоследок прошептал Дима и вышел из квартиры.       Одеваться пришлось уже на этаже. Ситуация была настолько комичной, что несмотря на усталость, Дима хрипло рассмеялся. Шорты полетели в мусоропровод, а носки он так и не нашел — поехал домой в ботинках на босу ногу.       Таксист, что посадил его к себе у набережной, недовольно окинул взглядом его одежду и принюхался.       — Устал я, с дороги, — рявкнул Медведев. — Поехали быстрее, нечего тут вынюхивать.       В итоге отдать пришлось в полтора раза больше, лишь бы ускорить поездку. Когда Медведев оказался у своего дома, стрелка часов уже перевалила за одиннадцать. Свет в кухне тускло горел — он видел это, стоя под окнами и выкуривая очередную сигарету. И одновременно думал, что ему сказать Ане и как все объяснить. Дима, увы, был совсем не силен в обосновании своих поступков — он просто делал так, как считал нужным, к тому же, ему никогда в жизни ни перед кем не приходилось оправдываться.       В конечно счете, так ничего и не придумав, он поднялся на свой этаж и позвонил в дверь — она оказалась заперта на все два замка, что его, в принципе, не смутило. Он слышал, как Аня подошла к двери, а затем устало улыбнулся:       — Это я, Анют. Все в порядке.       Дверь мигом открылась, а в следующую секунду его обняли ледяные тонкие руки — Аня повисла на нем, прижимаясь всем телом. И на удивление Димы, ее не смутил ни запах одежды, ни растрепанный вид.       — Я так волновалась, так волновалась, — зашептала она, отпуская его и ощупывая дрожащими пальцами плечи. — Тебя так долго не было.       — Знаю, малая, знаю, — кивнул он, заходя в квартиру и начиная раздеваться.       Дима видел, что Аня заметила отсутствие носок, но она ничего не спросила — лишь улыбнулась и сказала, что ужин готов. У Димы язык не повернулся ответить, что он уже поужинал, но для начала Медведев все же решил еще раз сходить в душ, а штаны и кофту сразу же закинул в стиральную машинку.       И в этот вечер ему не пришлось объясняться — Аня ничего не спрашивала. Просто смотрела, как он ест, а потом прижалась к нему, сидя на диване, и запустила пальцы в волосы, чуть массируя голову. Медведев был готов засмеяться от абсурдности происходящего — он всегда находил тихое успокоение в Оле и не хотел ничего рассказывать Ане, а в итоге Аня поняла его лучше всех остальных. Он сидел рядом с ней и впервые за долгие годы оживал — чувствовал себя почти человеком.       Только Дима не знал, что заостренные зубья медвежьего капкана на его голове в этот день сдвинулись еще на несколько сантиметров, постепенно перекрывая доступ к кислороду.