Карусель

      К экзаменам Аня начала готовиться еще в начале мая — повторяла, задавала дополнительные вопросы преподавателям, не пропускала семинары и каждую свободную минуту посвящала повторению пройденного материала. Но в итоге большая часть преподавателей ставили Ане зачеты автоматом. Она была бы и готова ответить, вот только заходя в аудиторию, ее сразу же выпроваживали со словами: «Анна, ну что же вы, право слово? Давайте зачетку!»       Ане это конечно не нравилось, но выбора не было. Она не была привыкшей к тому, что ей все подавали на блюдечке — она была готова сражаться, но учителя, будто ей на зло, предлагали перемирие прям на поле боя.       К первому экзамену, который должен был состояться шестого июня, Аня готовилась тщательно. Экзаменационный день выпал на четверг — у Ани не было смены ни в этот день, ни в предыдущий, поэтому она весь день провела за учебниками. Хотела предложить Насте поучить вместе, но не смогла до нее дозвониться — в ее комнате в общежитии никто не снимал трубку.       Утром перед экзаменом Аня проснулась совсем рано — на часах не было и семи утра. Солнце уже поднималось над крышами стоящих поблизости домов, поэтому она выбралась из постели и какое-то время просто смотрела в окно. На удивление, она не прокручивала в голове ответы на вопросы по микробиологии, а думала о Насте. Аня очень скучала по подруге, но понимала, что у той началась настоящая, взрослая жизнь, поэтому ей не до друзей и не до учебы. В какой-то момент Ане показалось, что она Насте даже немного завидует — хоть у Ани и был Дима, она не могла как ее подруга окунуться в омут с головой. Прыгать с места в карьер она конечно не собиралась, но собственная собранность и постоянный анализ поступков и сказанных слов ее начинал порядком раздражать. Глядя на крышу соседнего дома, Аня решила для себя, что начиная с этого дня прекратит анализировать, будет действовать по ситуации и доверять своему сердцу.       Завтрак и дорога до университета прошли у нее, как в тумане. Но стоило ей только зайти в здание и подняться на нужный этаж, как она сразу же попала в знакомую и практически родную обстановку: на этаже не было никого, кроме студентов из ее группы, они все рассредоточились в большом коридоре, сгруппировались по два-три человека и самозабвенно повторяли материал, бормоча себе под нос. В такие моменты Аня не могла не улыбаться. Несмотря на то, что они редко куда-то ходили всей группой, редко проводили время все вместе, но за полных три года они стали будто семьей. Здесь каждый был готов прийти на помощь, каждый был готов оказать поддержку и подставить плечо. И дело вовсе не в том, что такая пора, как экзаменационная, объединяла всех — нет. Просто Ане попалась очень хорошая группа и добрые, отзывчивые ребята.       В первой группе из десяти человек, что заходили, пошла и Аня — она на всех экзаменах и зачетах шла первой: во-первых, была уверена в своих знаниях, так как всегда готовилась, а во-вторых, сдающим после нее ребятам всегда было проще — они на примере Ани сразу понимали, что надо говорить и в каком вообще настроении находится экзаменационная комиссия.       Экзамен по микробиологии, начавшийся в десять утра, закончился только к трем часам дня — за это время Аня с девочками успела попить чай в столовой и перекусить булочкой, а потом начали подниматься обратно на этаж — преподаватели должны были вот-вот закончить совещание и огласить оценки. Но, поднявшись, Аня обнаружила у дверей Настю — растрепанную, раскрасневшуюся, но улыбающуюся от уха до уха.       — Анька! — и Настя кинулась ей на шею, сгребая подругу в охапку. — Представляешь, проспала!       Оказалось, что пока Аня пила чай, Настя зашла самой последней. И теперь они, обнимаясь, стояли около аудитории и ожидали оглашения результатов.       — Да не трясись ты, — улыбнулась Аня, поглаживая обеспокоенную Настю по плечу. — Сдала ты.       — Тебе легко говорить — ты готовилась, — пропищала Настя.       Аня ничего не ответила — не хотела говорить Насте, что она тоже могла бы готовиться, но вместо этого предпочла проводить время с Костей.       В принципе, как Аня и ожидала, экзамен она сдала — твердая пятерка, украсившая страницу зачетной книжки, несомненно радовала. Настя получила тройку с натяжкой и недовольный взгляд от Нины Георгиевны — преподавателя микробиологии, но сама была до безумия рада. Она неслась по коридору, подпрыгивая, и кричала:       — Сдала! Сдала, Анька, я сдала!       — Сдала-сдала, — кивала Аня с улыбкой, следуя за подругой к первому этажу.       Но улыбка мигом сошла с ее лица, как только они вышли на крыльцо — Петербург решил вспомнить, что он северная столица, — дождь хлестал так, что ничего не было видно дальше двух метров. Вся группа столпилась под козырьком, подпихивая друг друга.       — У кого-нибудь есть зонт? — раздалось откуда-то от двери.       — Да даже если и есть, — подала голос Аня, — как мы все под одним поместимся?       — Ну это уже придумаем! Так зонт есть?       — Нет, Миронов, зонта у меня нет.       Так бы Аня и простояла с остальными еще очень долго — погода всегда была сверх непредсказуема, если бы около главного входа не моргнули фары знакомого большого автомобиля. На мгновение ей показалось, что она ошиблась — перепутала машину, как минимум, но фары моргнули по второй раз и в третий. Аня схватилась за руку стоящей рядом Насти.       — Это Дима! — зашептала она ей горячо на ухо. — Дима приехал! Смотри, машина его.       — Ага! — кивнула Настя. — Я видела, когда забегала. А вообще меня Костя должен был забрать, но сказал, что может опоздать.       — Поехали со мной тогда, — Аня кивнула на стоящий у входа автомобиль. — Думаю, Дима будет не против, если ты поедешь со мной. А он Косте позвонит и скажет, что ты с нами.       — Нет, ну что ты, — отмахнулась Настя. — Я Костеньку дождусь.       Аня еще раз оглядела растерянные лица одногруппников, улыбнулась счастливой Насте и прыгнула под дождь. В спину ей ударился громкий «ах!», но Аня уже понеслась к машине. Правда, когда она запрыгнула на переднее сидение, промокла уже до нитки.       — Привет! — она расплылась в счастливой улыбке, глядя в знакомые ореховые глаза с небольшими морщинками в уголках — как же она по ним скучала!       — И тебе привет. Сдала? — Дима завел мотор и вырулил на проезжую часть.       — Конечно. А ты как узнал, что у меня экзамен?       — Так Костя мне все уши прожужжал, — рассмеялся он. — Настя же с тобой учится.       Аня смущенно улыбнулась, продолжая наблюдать за Медведевым. Сегодня на нем были светлые брюки и такая же светлая рубашка с коротким рукавом. Лето окончательно пришло в город, и теперь в такую жаркую погоду Аня могла без зазрения совести любоваться сильными руками этого мужчины.       — Так, а куда мы едем? — опомнилась она минут через пятнадцать, начиная оглядываться.       — Так я же не просто так приехал, — отозвался Дима, останавливаясь на светофоре и поворачиваясь на Аню вполоборота. — Анют, я улетаю рано утром, но не знаю, когда приеду. Надеюсь, на пару дней, не больше.       Девичье сердце пропустило пару ударов, а губы сами приоткрылись, но Аня быстро постаралась взять себя в руки.       — По работе? — тихо спросила она.       Дима ничего не ответил, лишь только посмотрел на нее так пристально — глаза в глаза, и Аня кивнула, отворачиваясь к окну. Знала, что нельзя спрашивать о причине поездки, да и не хотела сама в это лезть. «Меньше знаешь — крепче спишь» в ее случае было единственным вариантом. Конечно, узнав о поездке, она заранее начала волноваться, ведь его работа всегда была опасной — Аня хоть и не спрашивала этого напрямую, но догадывалась.       Со стороны могло показаться, что это безразличие, но Аня долго думала над этим. Причина того, что она никогда не задавала вопросов, была в том, что она не хотела слышать ложь. Знала, что Дима никогда не расскажет все, как есть, и ему придется врать или недоговаривать. И Аня бы в любом случае это почувствовала, поэтому намного проще было просто не спрашивать.       Автомобиль остановился около знакомого подъезда, Дима заглушил мотор, но из машины выходить не стал. Какое-то время они просто молча сидели: он смотрел прямо, а Аня — на него. Ей почему-то казалось, что он хочет что-то сказать, но Дима упорно продолжал молчать. Поэтому она первая отстегнулась и подалась немного вперед, устраивая свою ладошку на крепком плече. Аня не знала правильных слов, но ей так хотелось его поддержать, поэтому она просто сидела молча.       Спустя несколько мгновений Дима развернулся к ней и улыбнулся — очень устало, но Аня в его глазах распознала благодарность. Это было не простое «спасибо», а, скорее всего, «спасибо, что ты не спрашиваешь» или «спасибо, что ты знаешь, но остаешься со мной». Аня никогда не видела такого обреченного взгляда раньше и надеялась, что больше никогда не увидит. По всему внешнему виду Димы было видно, как он устал — и не понятно, то ли просто обессилил и мало отдыхал, то ли от жизни. И Аня пообещала себе, что попробует вдохнуть в него эту жизнь — ей очень нравилось видеть, как Дима улыбается, и за его искреннюю улыбку она готова была многое отдать.       Они так же молча поднялись в квартиру, скинули обувь и сразу же прошли на кухню. Дима остановился около столешницы, опираясь на нее ладонями, и чуть опустил голову. Аня на мгновение застыла в проходе, закусывая губу, а затем смело шагнула вперед и приобняла его, утыкаясь носом в свод лопаток и сцепляя руки на крепком торсе.       Это было «мне хорошо с тобой», на что она незамедлительно получила ответ «и мне с тобой», когда его ладонь накрыла ее руки. Аня чувствовала, как расслабляется его спина, как напряжение спадает с плеч, и она готова была стоять так вечно, если это ему помогало.       — Голодный?       — Ты хочешь что-то приготовить? — Дима развернулся на Аню и улыбнулся, заглядывая ей в глаза. — Мне нравится, когда ты готовишь на моей кухне.       — Знаешь, желания имеют свойство сбываться, — проговорила она лукаво, смотря на него снизу вверх. — Садись и отдыхай.       Она отцепила руки, пару раз крутанулась на месте, осматриваясь по сторонам, а потом ускакала в коридор — в сумке лежал плеер с той кассетой, что Дима подарил ей на день рождение. Под многочисленными тетрадками она нашла плеер, по пути в кухню вытащила кассету и спросила у Димы:       — У тебя есть магнитофон?       Медведев удивленно прищурился, но все же поднялся со стула и кивнул. Через две минуты он вынес на кухню проигрыватель и поставил на подоконник, молча забрал у Ани кассету и вставил. А Аня открыла холодильник. Хозяйничать на его кухне было ей приятно — почему-то в такие моменты она особо ярко чувствовала его потребность в себе. Она была нужна ему в той же степени, что и он нужен был ей — когда Дима был рядом, Ане даже дышалось легче и свободнее.       В итоге приготовить они решили макароны с сосисками — быстро и вкусно. Дима стоял рядом с Аней, помешивающей в кастрюле макаронины, и натирал на терке сыр. Из магнитофона тихо пел Цой, и Аня не могла не подпевать. Это была та самая песня, под которую они танцевали во мраке ее комнаты в день ее двадцатиоднолетия.       — Город стреляет в ночь дробью огней…       — Но ночь сильней, — вторил тихо Дима. — Ее власть велика.       — Тем, кто ложится спать — спокойного сна…       Обедать они сели только около шести часов вечера. Перебрались из кухни в гостиную, Дима включил телевизор и плюхнулся на диван, а Аня поджала под себя ноги и устроилась у него под бочком. Еда осталась нетронутой. Аня постоянно косила взгляд на Диму, пытаясь понять, что же не так — он был слишком молчалив и практически не улыбался, а когда улыбался — улыбка была уж слишком усталая.       Аня придвинулась ближе и устроила голову у него на плече, теперь уже не скрывая заинтересованного взгляда. Немного помедлила, но все же решилась и погладила пальчиками колючую щетину — подушечки тут же закололо, а ритм биения сердца ускорился. Дима повернул на нее голову и опустил взгляд на губы, а дальше, уже не спрашивая, осторожно накрыл их своими.       Поцелуй был нежным, но чувственным. Большим пальцем он немного надавил на Анин подбородок, и она призывно раскрыла рот, позволяя его языку скользнуть внутрь. В груди все затрепетало, будто целый рой бабочек защекотал крыльями пищевод. Аня улыбнулась сквозь поцелуй, а затем осторожно приподнялась и опустилась сверху на Диму, обнимая ногами его торс. И в следующую секунду поцелуй стал намного глубже и грубее, но Аня его не остановила. Она позволила ему обнять себя за талию одной рукой, еще сильнее прижимаясь к твердой груди, а предательски задравшаяся юбка открыла доступ для его второй руки — ладонь скользнула по ее бедру к ягодице и сильно сжала. У Ани вырвался удивленный полустон-полухрип в губы Димы. Радужка ореховых глаз практически исчезла, уступая место расширенному зрачку, в котором — огонь. У Ани от одного только взгляда в эти глаза сводило внутренности, и она, не отрываясь от поцелуя, устроила обе ладони на его шее, чуть запуская пальцы в волосы и медленно перебирая отросшие пряди.       Время будто остановилось и для Ани перестало существовать пространство вокруг — было только крепкое и сильное мужское тело, ласковые руки и теплые губы, которыми он касался ее лица и шеи. Но и дышать она уже не могла спокойно — легким не хватало воздуха, а внутри все съеживалось каждый раз, когда большая ладонь сжимала ягодицу. Оголенным бедром она упиралась в бугорок его светлых брюк, что с каждой минутой становился больше и тверже.       — Аня, Анечка, остановись… — прохрипел Дима, до боли сжимая пальцы на ее талии. — Остановись. Я не…       — Я знаю, — рассеянно кивнула она, но потянулась за еще одним поцелуем. — Все в порядке, — и ее ладони скользнули к вороту рубашки, а трясущиеся в предвкушении пальцы начали расстегивать пуговицы.       — Не спеши так, постой, — Дима попытался снять ее с себя, но Аня вцепилась в рубашку мертвой хваткой.       Она обещала себе быть смелее и действовать так, как велит сердце. Сейчас ее сердце буквально кричало о том, что она хочет быть его — во всех смыслах.       — Послушай, — она ласково заглянула ему в глаза, в которых все еще полыхал огонь желания, — я не вчера родилась. Я прекрасно понимаю, что и как тебе надо, и делаю это не потому что боюсь, что ты найдешь это на стороне. Я делаю это, потому что сама этого хочу. Это тебя ни к чему не обязывает.       Но Диму это не убедило. Он глубоко вздохнул, запрокинул голову и, прикрыв глаза, застонал, стискивая зубы. Аня легонько погладила его по щеке, заставляя его тем самым посмотреть на нее, и сказала:       — Дима, я хочу.       И уже не беспокоясь о том, что он захочет что-то сказать, сама его поцеловала, мгновенно удивляясь своей смелости. Аня и сама не понимала, что двигало ей в тот момент, но внутри все буквально полыхало от желания, а внизу живота появилось непонятное, но приятное тянущее чувство. Она немного поерзала на его коленях, вновь ощущая, как бугорок на брюках упирается ей в промежность, а в следующее мгновение в комнате раздался по-настоящему звериный рык, и Дима, все еще обнимающий ее за талию, насадил Аню на себя сильнее, заставляя в полной мере прочувствовать его желание. Губы его стали более настойчивыми, но Аня полностью отдавалась в его власть.       Не разрывая поцелуя, она вновь начала расстегивать пуговицы на рубашке. Пальцы не слушались, а мужские руки, поглаживающие оголенные бедра, сводили с ума. Она на мгновение оторвалась от его губ в попытке немного отдышаться и вновь заметила его глаза — опасные, глубокие, зовущие за собой в эту пучину, затягивающие в водоворот, и Аня поддалась. Она чуть пригнулась и провела кончиком языка по бьющейся на шее артерии и внезапно почувствовала, что ее немного намокшие трусики чуть сдвинули в сторону пальцы Димы — сам же он лукаво улыбался. Аня не могла не думать о том, что в этот самый момент он улыбался так заразительно и призывно — своей самой дьявольской улыбкой.       Умелые пальцы скользнули по влажным складкам, а Аня, вдруг мгновенно испугавшаяся новых ощущений, попыталась стиснуть колени, но все зря — они упирались по обе стороны его бедер, а оголенная плоть продолжала чувствовать его эрекцию. Немало сил она приложила, чтобы попытаться расслабиться, но все зря — сердце в груди отбивало чечетку, а чувства — страх, наслаждение и предвкушение — перемешались.       — Все в порядке, — шепнул ей Дима и прикусил мочку уха, чуть оттягивая.       Из груди вырвался слабый стон наслаждения, а бедра наконец-то расслабились, позволяя его пальцам скользнуть глубже. Аня окончательно расстегнула его рубашку, желая запустить под нее руки и погладить грудь, но стоило ей только коснуться пальцами голых плеч, как Дима тут же отвел от себя ее ладони, устраивая их на своей шее. А затем одна его рука вернулась под трусики, а вторая опустилась к ее пуговицам — они расстегивались так быстро, что Аня не успела понять, как осталась в одном только белье и поднятой юбке. Она заметила жадный взгляд, окидывающий грудь, и ее мгновенно обдало жаром. А в тот момент, когда чашечка под Димиными пальцами отъехала в сторону, оголяя напряженный сосок, Аня прикрыла глаза, откидывая голову, потому что уже в следующее мгновение по набухшей горошине скользнули его губы. Аня не смогла сдержаться и протяжно застонала, цепляясь трясущимися пальцами в сильные плечи — она стремительно падала в пропасть. Но кто же знал, что это — пропасть наслаждения?       В какой-то момент, когда Аня уже окончательно потерялась в пространстве, Дима взял ее на руки и резко поднялся. Она обняла его за плечи, доверчиво заглядывая в глаза и в который раз понимая, что он ее не обидит. Она и сама не могла объяснить этого откуда-то взявшегося доверия человеку, которого знала только пять месяцев, но старалась об этом не думать. Сердце кричало, что Аня делает все правильно, — этого ей было достаточно.       Дима молча опустил ее на знакомую постель, и у Ани мгновенно закружилась голова. В тишине, прерываемой только сбивчивым дыханием, звякнул армейский жетон, висевший на его шее. Она сжала в заледеневших пальцах края простыни и сглотнула, когда он навис на ней сверху, оставляя мимолетные, но обжигающие поцелуи на шее, плечах и груди, а затем начал медленно спускаться ниже. Мышцы живота напряглись, когда влажный язык очертил пупок, а мужские руки настойчиво стащили нижнее белье вместе с юбкой. Раскрасневшаяся Аня осталась лежать в одном лишь лифчике, но и его Дима вскоре стащил, отбросив куда-то в угол комнаты вместе со своей рубашкой.       Грудь мгновенно покрылась гусиной кожей, заставляя соски затвердеть еще сильнее, — то ли от порыва летнего ветра, забравшегося в окно, то ли от того, что Дима немного раскрыл ее бедра и поцелуями начал покрывать расстояние от колен выше, поднимаясь к самому сокровенному. У Ани уже не было сил сопротивляться, мышцы ослабели, и единственное, что она могла — шептать его имя с каждым выдохом, лежа с закрытыми глазами. Первый вскрик разорвал тишину, когда пальцы раздвинули влажные складки, а горячий язык коснулся набухшей плоти — Дима играл языком с клитором, а Аня металась по постели, еле дыша. Тело покрылось капельками пота, и она уже не могла сдерживаться.       — Пожалуйста… — и сама не поняла, о чем молила — то ли прекратить, то ли не останавливаться.       Но Дима отстранился, Аня с закрытыми глазами слышала звук расстегивающейся ширинки, а потому задержала дыхание. И в следующее мгновение он накрыл ее дрожащее тело своим — большим, сильным и теплым.       — Не могу больше терпеть, — прохныкала она, выгибаясь очередной раз.       — И не надо, — улыбнулся Дима, коленями раздвигая ее бедра.       И в следующее мгновение нежной кожи коснулась его разгоряченная плоть. Аня замерла, не в силах даже вдохнуть, и резко раскрыла глаза, встречаясь с всепоглощающим пламенем в его взгляде.       — Ты мне веришь? — на выдохе. Аня судорожно кивнула. — Тогда расслабься.       Она обхватила его шею руками и попыталась расслабить ноги, но стоило только Диме сделать толчок вперед, как низ живота обожгло изнутри, вырывая из груди тихий всхлип.       — Тшш, хорошая моя, — зашептал Дима, покрывая ее шею нежными и быстрыми поцелуями. — Тшш… Сейчас все пройдет.       Аня, понимая, как тяжело ему самому сдерживаться, несколько раз кивнула, а затем немного напрягла бедра и сама толкнулась вперед. Боль постепенно отступала, но она чувствовала, как напрягаются мужские руки — дорожки вздыбленных вен были видны в полумраке комнаты, а широкие ладони гладили ее бедра, периодически сжимая. Аня понимала, что Дима сдерживается изо всех сил, а потому улыбнулась ему и прижалась к его губам, вновь и вновь самостоятельно насаживаясь и стараясь сильно не напрягаться.       — Аня, — удивленно зашептал он, явно чувствуя ее движения. — Что ты… господи…       И следующий толчок последовал уже от него. Аня откинулась на постель, позволяя Диме покрывать болезненными укусами ее шею и грудь, а следом зализывать эти ранки, и одновременно врезаться в ее тело — это было грубо, по-звериному, сопровождалось ее прерывистым дыханием и его животными хрипами, граничащими с рычанием, но Аня больше не чувствовала боли. Она смотрела в затуманенные желанием и похотью глаза и отдавала себя — полностью, без остатка. Именно так, как хотела.       Последние несколько толчков были особенно сильными и глубокими — Аня на мгновение зажмурилась, чувствуя, как сокращаются его мышцы в ней, а следом Дима хрипло выдохнул, расслабляясь и вновь начиная покрывать ее покрасневшую шею поцелуями. Она гладила его по голове, по спине и улыбалась, а взгляд — пожар — глаза в глаза. До самого нутра, до души. Но слова, крутящиеся на языке, она так и не озвучила.       Дима медленно вышел из нее, продолжая поглаживать покрасневшую грудь пальцами — уже нежнее, чем прежде, — и завалился рядом.       — Мне бы в душ, — голос ее дрожал, но вовсе не от страха и не от боли, просто Аня до сих пор не могла восстановить дыхание.       Они пролежали на постели еще несколько минут — Аня устроилась на его плече, разглядывая шрамы на груди, будто высеченной из мрамора. Кожа его была покрыта испариной, и Ане хотелось провести по белым раскуроченным линиям пальцами, но она боялась прикоснуться. В груди сильно кольнуло, когда взгляд спустился чуть ниже — под жетоном на уровне солнечного сплетения расцветал, словно цветок, огромный ожог — края его были неровными и выпуклыми, а кожа светлее в том месте на несколько тонов. Она покосилась на Диму, лежащего с закрытыми глазами, и поджала губы. Под левым плечом, почти под самой ключицей, был заметен еще один шрам — в виде звезды. Линии были светлые и неровные — давно зажившие, но видно, что очень глубокие.       — Это исламская звезда, — разорвал тишину его хриплый голос. Грудная клетка Димы вздымалась и опадала, но дыхание постепенно приходило в норму. — Лучше не прикасайся.       Аня покорно кивнула, понимая, что правду знать хочется, но омрачать этим такой замечательный вечер совсем не было желания.       Дима поднялся с постели первым, а затем притянул ее к себе за руку и через несколько минут они оба ступили под душ. Его руки быстро и нежно скользили по ее спине, пояснице и бедрам, смывая остатки крови, а Аня просто цеплялась за его плечи, чтобы не упасть. Сил на то, чтобы двигаться практически не осталось. Вернувшись в комнату, Аня застыла около окна, глядя на вечерний и дождливый Петербург, а Дима за несколько минут сменил постельное белье. О том, чтобы просить его вернуть ее домой речь не шла.       Стоило им только лечь, как Медведев сразу же притянул ее к себе в крепкие объятия — такие, что Ане даже стало тяжело дышать, но оно того стоило. Дима поцеловал ее в макушку и тепло задышал в шею.       — Самолет в четыре утра, — проговорил он шепотом. Аня, уже находясь на границе сна и реальности, кивнула. — Оставайся в моей квартире — живи тут, пока меня нет. Я хочу вернуться в Петербург и понять, что дома меня кто-то ждет.       — Я буду ждать тебя, — шепнула она ему в ответ и прикрыла глаза.       На задворках сознания тихо-тихо запел Цой.