Карусель

      Ане с детства редко снились сны, а если такое случалось, то сновидения всегда были красочными и реалистичными. В детстве она частенько после того, как просыпалась, сразу же бежала и рассказывала о своих снах маме и дедушке. Забиралась к нему на колени, пока мама ставила на стол завтрак, и быстро и громко рассказывала о том, что видела, пока спала. Даже будучи в школьном возрасте, Аня всегда была рада своим снам, несмотря на то, что просыпалась уже вымотанная — будто и не спала вовсе.       И лишь только сейчас, в силу происходящего в жизни, сны ей стали не в радость. Аня и сама не могла понять, что ей снилось, но это почему-то всегда был страх. Такой дикий и такой животный страх за свою жизнь, что первым желанием после пробуждения было убежать. Сердце стучало в груди так быстро, что могло разорваться в любой момент. А еще был цвет — красный. Розы, брошенные в белый снег. И Ане должно было казаться это красивым, завораживающим, но вызывало опять же только страх и панику. И запах — металлический, приторный — Аня слишком часто чувствовала его в последнее время. И чаще всего, конечно же, от Димы. Ведь даже больница, в которой она проводила почти каждый день, не считая летнего отпуска, не пахла так омерзительно, что хотелось отплевываться. В Диме же, в отличие от снов, этот запах всегда смешивался с запахом табака, машины и самого Димы — и уже не казался таким отталкивающим. Он был таким родным, что становилось страшно — Аня никогда не думала, что ее любимый человек будет пахнуть кровью. Но он пах. Даже свежий, вышедший после душа, обернутый в синее махровое полотенце, он продолжал пахнуть, будто этот запах — самый отталкивающий в мире — въелся в его кожу намертво. Запах крови и смерти — так пахнут самые опасные хищники.       В то утро, в первый учебный день сентября, Аня тоже проснулась в страхе. Мгновенно села на постели, закрывая раскрасневшееся лицо похолодевшими ладонями, и глубоко-глубоко задышала. Димы рядом, конечно же, не было. Как не было в квартире и Риччи — они всегда выходили гулять рано, чтобы сполна насладиться утренним Петербургом. А еще для того, чтобы взять перерыв. Ане казалось, что это их ежедневный утренний ритуал, после которого день просто обязан был быть удачным. И как бы сильно ей ни хотелось поучаствовать в этом ритуале, она день изо дня оставалась в постели, чтобы не нарушать их уединения. Это была единственная возможность для Димы сохранить хоть какую-то связь с умершим другом.       Аня глянула на часы и с облегчением выдохнула — у нее на сборы было почти два часа. К тому же, как оказалось, до здания университета от квартиры Димы добираться было намного ближе и быстрее, чем от прошлой квартиры. А Аня, после той встречи с мамой, мало того, что больше с ней не разговаривала — Тамара Ивановна не звонила, — так еще и окончательно перебралась к Диме.       На следующий день после ссоры она проснулась не в лучшем настроении, но Дима, который еще ночью перенес ее с дивана, где она уснула, в спальню, всячески пытался ее приободрить. Во-первых, днем они все вместе пошли в соседний парк гулять с Риччи. День выдался очень теплым и солнечным — как оказалось, это был последний летний денек, после которого вновь начались дожди. А во-вторых, обед они вновь вместе готовили под музыку. Из колонок приемника доносился знакомый голос Цоя, поющий про звезду по имени Солнце, и настроение само собой начало улучшаться. И хотя бы на тот единственный день Аня вновь почувствовала легкость в отношениях с Медведевым.       Аня не считала эти отношения обременяющими, они не ссорились и не ругались, но в голове раз за разом продолжали прокручиваться скудные мысли о том, что если бы Аня его не встретила, ее жизнь была бы намного проще. Да и не только ее — даже жизнь Насти не была бы наполнена болью. Но в то же время Аня, смотря на Диму, отгоняла эти мысли прочь. Ей казалось, что испытываемое чувство к Диме — не иначе как любовь, а такая любовь стоит всего. И раз за разом она все же приходила к мысли, что, несмотря на то, что жизнь ее круто изменилась, и далеко не в лучшую сторону, Аня бы вновь сделала этот поворот. Потому что она хотела быть рядом с Димой, потому что чувствовала, что Дима точно так же хочет быть с ней, потому что только рядом с ним она чувствовала себя собой и поступала по велению своего сердца.       Аня, выросшая на сказках, всегда думала, что никогда не будет жить с мужчиной до брака — даже Тамара Ивановна твердила, что совместная жизнь до брака ни к чему хорошему не приведет, а девушка всегда должна хранить себя для одного единственного мужчины, который станет ей мужем. Аня вначале соглашалась, прекрасно понимая, что именно мама имеет в виду, но когда встретила Диму, то этим вопросом уже не задавалась. Она как данное приняла, что все случилось само собой — и совсем не была против. Ане доставляло искреннее удовольствие готовить на двоих, кормить его ужинами, гулять вместе с Риччи. Аня иногда смотрела со стороны на свою жизнь и понимала, что это — мечта многих девушек, приехавших покорять большой город. Когда-то это было и ее мечтой. Вот только раньше Аня не знала, какая опасность и какой страх скрывается за этой роскошью и «хорошей» жизнью. И если бы не мужское плечо рядом, если бы не Дима, Аня бы ни за что такую жизнь не приняла.       Дима с Риччи вернулись только минут через сорок после ее пробуждения — Аня успела и умыться, и приготовить быстрый завтрак, и даже подготовиться к первому дню. По радио, а она как раз попала на утренние новости, без перебоя говорили о подписании Хасавюртских соглашений, окончании Чеченской войны и начале вывода войск. Дверь хлопнула как раз в тот момент, когда выпуск новостей заканчивался. Она выглянула в коридор и улыбнулась, отмечая, что Риччи выглядит значительно лучше — пес начал есть, а потому постепенно набирал потерянные килограммы.       — Доброе утро, — она лучезарно улыбнулась Диме, ловя на себе его расслабленный взгляд — слишком редкий в последние недели. Без этой безнадеги, что плескалась в зрачках остальное время.       — И тебе доброе.       Дима отбросил тряпку и прошел мимо Ани, не забывая оставить на нежной щеке колючий поцелуй. Она, хоть и понимала, что белоснежная кожа от прямого контакта с щетиной покраснела, ни капельки не расстроилась. Аня любила вот такие спонтанные проявления нежности — было в них что-то особенное и чувственное.       Позавтракали все вместе — Риччи в углу хрустел кормом, Аня шуршала упаковкой от глазированного сырка, глядя за окно — на улице начинал накрапывать дождь, а Дима пил кофе с бутербродами и читал газету. Черными большими буквами было выведено «Коммерсант», а на главной странице красовалась надпись: «Худой мир после худой войны». Речь явно шла об окончании войны в Чечне — Аня знала, что в течении нескольких последующих месяцев разговоров об этом будет предостаточно, а потому попросила:       — Ты как дочитаешь — оставь мне, пожалуйста.       Медведев мгновенно завернул угол газеты и прожег Аню взглядом, приподнимая брови.       — Здесь не пишут про образование и медицину.       — Знаю, — кивнула она спокойно, делая глоток чая и продолжая отвечать на его прямой взгляд. — Мне интересна передовица.       Дима пару секунд медлил, явно понимая, о чем она говорит, а затем осторожно кивнул и вернулся к чтению. Но не прошло и минуты, как он вновь заговорил, не убирая газету от лица.       — Все, что тебе надо знать — мы капитулировали. Прекратили бессмысленное кровопролитие и вернулись к тому, с чего все началось, только при этом потеряли более тридцати тысяч жизней, — и голос его безэмоциональный — холодный и отстраненный.       Аня, уже открывшая рот, чтобы возразить и отстоять свое желание самой обо всем прочитать, понуро опустила нос в чашку и закусила губу. Спорить с Димой не хотелось, но и отступать она не собиралась. Через секунду она вновь подняла голову и перегнулась через стол, чтобы пальчиком отодвинуть край газеты и мило улыбнуться.       — Я сегодня буду рано. Что ты хочешь на ужин — картошку с курицей или макароны по-флотски?       — А во сколько ты заканчиваешь? — Дима сел прямо и сложил газету рядом с собой. — Я могу тебя забрать.       — Ой, ну что ты, — тут же отмахнулась она, плюхаясь обратно на стул и наслаждаясь тем, что смогла отвлечь его. — Уверена, Настя сегодня придет — мы после занятий немного поговорим.       — А ты говорила с ней?       — Нет, — покачала Аня головой, глубоко вздыхая и вновь устремляя взгляд на окно — крупные капли уже во всю барабанили по стеклу. — Мне сказали, что в общежитие она больше не вернулась.       Аня действительно продолжала звонить в общежитие, один раз она даже опять набрала ее родителей. Те сказали, что Настя не появлялась, но звонила, а Ане так и не удалось выяснить, с какого номера она с ними связывалась. Душой понимала, что Настя очень злится на Диму, но разумом, естественно, не могла ее понять. Несмотря на то, что она считала Настю своей лучшей и единственной подругой, Аня продолжала поддерживать Диму, но тем не менее хотела поддержать и Настю. Ее подруга долгое время была барьером и защитной подушкой для Ани от других мужчин, и теперь настала пора Ани побыть этим барьером — только в этом случае между Настей и Димой.       — А ты так и не ответил на вопрос, — вновь улыбнулась Аня, пытаясь отогнать все опасения. — Что мне приготовить на ужин?       — Давай я тебя заберу, а потом решим, — кивнул Дима, поднимаясь со стула. — Пойдем. У тебя сегодня первый учебный день на четвертом курсе — важное событие!       Аня, предчувствуя что-то интересное, захихикала и соскочила на пол, хватаясь за протянутую мужскую ладонь. Медведев завел ее в спальню, но оставил около кровати, а сам скрылся с головой в шкафу — шебуршал там какими-то пакетами, сдавленно ругаясь, и через минуту вытащил большой подарочный пакет с шелковыми красными ленточками. Сердце Ани, бившееся до этого момента, как птица в клетке, сделало кульбит и упало в пятки, а сама она замерла, задерживая дыхание. Конечно, ей, как и любой другой девушке, было приятно получать подарки и презенты, но после знакомства с Димой этих подарков стало слишком много, и Аня, не привыкшая к такому, каждый раз замирала словно статуя.       — Тут ничего особенного, — улыбнулся ласково Дима, — так что отомри, — и подмигнул, доставая из пакета большую белую коробку.       Пожалуй, если бы Аня не хваталась рукой за подножье кровати, то обязательно упала бы, потому что ноги отказывались держать тело. А Дима тем временем достал из коробки черный телефон с небольшой выдвигающейся антенной. Аня впилась взглядом в телефон, так похожий на тот, с которым ходил Дима, а сам он откинул крышку телефона и вытащил антенну.       — Это на случай, если я тебе срочно потребуюсь, — пояснил он, обеспокоенно глядя на Аню. — Вытаскиваешь антенну, набираешь мой номер телефона и нажимаешь зеленую кнопку. Наши номера я записал на обороте.       И правда, на обороте телефона была приклеена белая бумажка и аккуратным, но размашистым почерком Димы были выведены два номера телефона.       — Деньги на нем есть, я сам буду закидывать на счет. Главное — держи его всегда при себе и заряженным. Провод в коробке.       Аня несколько раз кивнула, не в состоянии выдавить из себя ни слова. Конечно, разум кричал, что стоит отказываться от таких дорогих подарков, но Ане почему-то казалось, что Дима делает это не для того, чтобы сделать ей приятно. Это делалось для его собственного успокоения — чтобы он в любую секунду мог с ней связаться. А потому Аня благодарно ему улыбнулась и, приподнявшись на носочках, оставила мимолетный поцелуй на скуле.       — Погоди благодарить, — вновь хохотнул он, опять заглядывая в пакет и извлекая из него еще одну коробку — в этот раз синюю с изображением фотоаппарата. — Мне хотелось поздравить тебя с началом учебы.       Аня закусила губу, пытаясь скрыть счастливый визг, рвущийся из груди. Много усилий ей пришлось приложить, чтобы остаться стоять на месте, а не начать прыгать от радости. В сравнении с дорогим телефоном обычная мыльница была всего лишь небольшим презентом, но и этого Аня позволить себе не могла, пока не встретила Диму.       — Значит так, — начал объяснять он, — тут пленка уже заправлена. Здесь, — Дима показал небольшое окошко с цифрами, — отображается, сколько кадров осталось. Как только пленка заканчивается, она автоматически отматывается к началу. Потом сдаешь ее на проявку и вставляешь новую пленку — покажу тебе потом, как это сделать.       Аня в нетерпении активно закивала, а когда Дима протянул ей фотоаппарат в руки, широко улыбнулась и кинулась ему на шею — повисла, крепко держась и отрываясь ногами от земли. Когда он находился в такой близости, Аню всегда переполняли радостные эмоции, а все опасения, подозрения и необоснованный страх отступали.       — Ну все, все, — рассмеялся Дима, пока Аня покрывала его щетинистый подбородок короткими поцелуями, — беги, а то опоздаешь!       В итоге в университет Аня летела окрыленная и счастливая. И не расстроила ее ни потасовка двух мужчин, что толкнули ее в троллейбусе, ни усилившийся дождь. А как только она забежала в здание, то сразу же окунулась в родную атмосферу: вокруг бродили знакомые лица, улыбающиеся, счастливые, загорелые и нарядные. Аня, быстро глянув в расписание, взлетела по лестнице на третий этаж и сразу же попала на глаза своей группе — еще бы, такую светящуюся девушку невозможно было не заметить. Витя, с которым она не виделась все лето, приветственно замахал ей рукой, подпихивая Олега в бок локтем. Насти только нигде не было видно — Аня разглядывала мелькающие лица, но лучшую подругу в собравшейся толпе найти так и не смогла.       — Привет, Трофимова! — воскликнул Витя, стоило Ане приблизиться к молодым людям.       Парень на мгновение помедлил, а затем сгреб девушку в объятия и мгновенно оторвал от земли. Аня замерла — уж слишком непривычными, чужими и нежеланными казались ей эти объятия. Но она все же улыбнулась, пару раз легонько похлопала молодого человека по плечу и попросила опустить ее обратно.       — Ну, а твое лето как прошло? — улыбнулся Олег, тоже пытаясь высмотреть кого-то в толпе.       — Да так, — отмахнулась Аня, счастливо улыбаясь. — Ничего нового.       Олег какое-то время еще бегал глазами по одногруппникам, пока не остановился на ком-то и не улыбнулся своей самой широкой и озорной улыбкой. И адресатом, как могла судить Аня, послужила девушка с их же потока, только из другой группы. Высокая и смуглая, хорошо одетая, она выделялась на фоне остальных, ведь даже халат на ней был короче положенного, чем она привлекала внимание к стройным ногам.       — А вот и Сабина, — пропел Олег и, не обращая внимание на Аню и Витю, застывших в изумлении, двинулся к девушке.       — Ох уж эта Сабина, — недовольно проворчал Витя, вновь возвращая взгляд к Ане и неловко улыбаясь. — Они все лето гуляли.       А Аня же продолжала следить взглядом, как Олег, еще несколько месяцев назад ухаживающий за Настасьей, двигался в сторону Сабины. Девушка, как только Олег подошел, лукаво ему улыбнулась и стрельнула глазками, укладывая ладонь с большим зеленым перстнем ему на плечо.       — А Настю не видел пока? — опомнилась Аня через несколько секунд.       — Нет. Я думал, она документы забрала, разве нет?       — Забрала, — кивнула Аня задумчиво и, нахмурившись, направилась в сторону деканата, мгновенно забывая о Вите.       В конечном итоге на первое занятие Аня опоздала аж на десять минут, так как задержалась в деканате. Выяснила, что Настя действительно документы забрала, но восстанавливаться не захотела. Валерия Федоровна, куратор их группы, неоднократно пыталась с ней связаться, но из общежития Настя съехала, а домой к родителям не возвращалась. И от осознания того, что подруга ни с кем не выходила на связь, Аня забеспокоилась вдвойне.       Все часы, что она записывала лекции, ее не покидало чувство страха. Поджилки каждый раз начинали трястись, когда мысли нехотя вновь возвращались к исчезновению подруги. Конечно, Настасью можно было понять — ей захотелось скрыться от всех знакомых, чтобы не бередить раны на сердце, но от этого Ане проще не становилось.       А в конце учебного дня, когда стрелка часов подобралась к трем, Аня в сопровождении Вити вышла под козырек, глубоко вздыхая. Первый учебный день для нее выдался крайне тяжелым — сказывались и ночные кошмары, и отсутствие Настиного плеча рядом. Витя застыл на ступеньке, щурясь от ярких солнечных лучей, и улыбнулся, оборачиваясь к Ане.       — Пойдем в парк, Трофимова. Погода прекрасная!       Аня только улыбнулась и хотела отказаться, как вдалеке заметила знакомый автомобиль. Сомнений не осталось — Дима сидел за рулем и, Аня была уверена, наблюдал за ней. Обещал ведь встретить ее после занятий, а она совсем об этом забыла. А еще ей почему-то на мгновение показалось, что он будет крайне недоволен тем, что заметил ее в компании Вити. Но с другой стороны, подумалось Ане, она не человек что ли — с друзьями пообщаться не может?       Дверь автомобиля приоткрылась, и Дима вышел на улицу, смотря прямиком на Аню. Витя рядом продолжал о чем-то говорить, явно не замечая, что она уже как минуту назад перестала его слушать. Аня наблюдала за тем, как Медведев обходит автомобиль — как всегда неотразимый, высокий, опасный, а походка — хищная, будто к жертве подбирается. Он остановился и прислонился к капоту, складывая руки на груди и ожидая ее дальнейших действий.       — Извини, — пробормотала Аня, перебивая Витю и не сводя взгляда с Медведева. — Я не одна.       И сразу же застучала каблучками по ступенькам. Дима так и стоял, не отрывая от Ани взгляда, пока она не подошла вплотную. Остановилась, глянула исподлобья, готовая почему-то защищаться, и только потом заметила в его глазах эту игривую смешинку. Аня, тоже пытаясь скрыть улыбку, поджала губы и прищурилась.       — Следите за мной, Дмитрий?       — Конечно, — кивнул он расслабленно. — Уведет еще кто-нибудь красоту такую. Не переживу ведь. С ума по вам схожу, Анна, — улыбнулся Дима. — Что прикажете делать?       Аня рассмеялась, а затем уткнулась лбом ему в солнечное сплетение и сразу же глубоко вздохнула — Дима пах домом, мылом и немного табаком. Аня и подумать не могла, что за какие-то несколько часов так соскучится по нему. Виделись только утром, а ощущение, будто несколько дней прошло.       И, не сдержавшись, она порывисто его обняла, оставляя поцелуй на гладко выбритой щеке. И только потом, осознав, что они все еще стоят у здания университета, резко обернулась. Благо, Витя уже скрылся из вида, а остальных столпившихся у входа студентов она не знала.       — Ну, что? — Аня вновь повернулась к Диме и лучисто улыбнулась. — Домой?       — Ах, — возвел он глаза к небу, притягивая Аню в объятия, — какое прекрасное слово «дом»! Но нет, у меня на нас сегодня планы.       И это слово «нас», произнесенное таким будничным тоном, поразило Аню. Простое слово, в которое вкладывалось столько смысла. Всего три буквы, а на деле — вся их жизнь. В груди мгновенно разлилось тепло, окутывая сердце. И как же ей было хорошо в этих родных объятиях! Ане вдруг показалось, что она была создана и рождена именно для этого — быть в его объятиях. И ей захотелось кричать — от радости и восторга, от переполняющих душу и беспокойное сердце чувств.       — Так какие у тебя планы, — прошептала Аня, заглядывая Диме в глаза, — на нас?       — Секрет, — так же тихо ответил он, чуть улыбаясь.       Дима галантно открыл для Ани дверь, помог забраться в джип, а затем сам сел за руль. Спустя минуту машина вырулила на проезжую часть и понеслась к центру города, минуя пробки и светофоры. А дальше по залитой солнцем набережной Фонтанки до здания с серым куполом. Аня всегда хотела туда сходить, вот только возможности никогда не было.       — Ты купил билеты в цирк? — удивленно улыбнулась она, поворачиваясь на Диму всем телом.       Он с молчаливой улыбкой припарковал автомобиль с торца здания и только после того, как выключил мотор, ответил:       — Не совсем.       Предвкушение — вот, что чувствовала Аня. Давно забытое чувство предвкушения чего-то хорошего и приятного, потому что в последнее время она, хоть и неосознанно, ждала только плохого. Плохих новостей. Знала, что мысли могут быть материальны, но всегда думала только о плохом, надеялась, что ничего не произойдет, но всегда была готова к чему-то ужасному. Готова к тому, что ее и так шаткий и хрупкий мир может разрушиться в одну секунду. Лопнуть, как мыльный пузырь, от которого потом останутся только воспоминания — и то, отрывками. Такими счастливыми, как это мгновение. Аня даже зажмурилась — захотелось попросить, чтобы Дима ущипнул ее, потому что она не верила в происходящее.       Она вцепилась пальцами в поданную руку и проследовала за Димой в здание. Медведев приветливо кивнул охраннику, будто старому другу, заставив Аню закусить губу, а затем провел по небольшой мраморной, но потрескавшейся лестнице в пустой холл. Шаги от ее каблуков отдавались эхом в каждом уголочке первого этажа, а Аня еле сдерживала себя, чтобы не запрыгать от радости.       — Скажи мне, скажи-скажи-скажи! — улыбнулась она, прижимаясь к его боку вплотную. — Я умру от любопытства, так и не дождавшись!       В ответ на это Дима только рассмеялся — звонко, по-мальчишески, она уже когда-то слышала такой смех. Прошло около полугода, а ощущение, будто в прошлой жизни.       Дима завернул из холла на большую лестницу, потом они миновали один этаж, вышли в еще один светлый холл с потрескавшейся и местами облупившейся на стенах краской, а затем подошли к большим деревянным окрашенным дверям. Гадать не пришлось — перед Аней предстал вход в манеж. Единственное, что немного смущало — отсутствие людей и билетеров, Аня не ожидала, что они окажутся только вдвоем.       — Ты готова? — озорно спросил Дима, играя бровями.       И Аня активно закивала, закусывая губу и еще ближе прижимаясь к Диме. Сердце продолжало отстукивать за грудиной, выбрасывая в кровь адреналин, от которого уже начинала кружиться голова. И в тот момент, когда дверь, открываясь, скрипнула, сердце ухнуло в пятки.       Она никогда не думала, что безлюдный зал и ярко-красный в центре манеж могут смотреться так завораживающе. Аня осторожно, продолжая цепляться за Диму, ступила на красный потрепанный ковролин, спускаясь по ступенькам — ближе и ближе к самому центру, где всегда происходило волшебство. На мгновение ей показалось, что зал вот-вот наполнится людьми, на манеж выйдут клоуны и акробаты, начнется представление, но вокруг них была лишь тишина.       — Представления не будет? — а в голосе ни капли разочарования, так как Аня знала — Дима никогда ничего не делал просто так. У него был план — она была в этом уверена.       — Нет, не будет, — спокойно ответил он и подал ей руку, чтобы помочь забраться на парапет и спрыгнуть в самый центр.       Аня приземлилась с глухим звуком и мгновенно обернулась на Медведева. Ей захотелось смеяться — так было хорошо на душе. И будто не было этих последних недель, наполненных страхом, слезами и отчаянием. А у Димы в глазах уже не было той безнадежной тоски — он превращался в себя прежнего, с которым Аня только познакомилась, с которым начала сближаться.       И вновь удивилась, как так прошло меньше года, а они будто целую вечность прожили бок о бок. Будто всегда знали друг друга. Такие безумные, инфантильные мысли посещали Аню не часто, лишь в периоды всепоглощающего счастья — как в это самое мгновение.       Одна из дверей скрипнула, пропуская в зал немолодого темноволосого мужчину в спортивных штанах и поношенной, растянутой майке. Аня проследила за ним взглядом, медленно поворачиваясь. На мгновение показалось, что их сейчас выгонят, арестуют за то, что проникли в нерабочее время в цирк, но нет. Дима расплылся в улыбке и сделал шаг к незнакомцу.       — Артур! — воскликнул он, протягивая ладонь для рукопожатия. — Сколько лет, сколько зим!       — Здравствуй, родной, — Артур, приняв рукопожатие, быстро обнял Диму, похлопывая того по плечу. А затем повернулся к Ане: — А это что у нас за прекрасное создание?       У Артура была красивая, белозубая и игривая, но добродушная улыбка. Ни капли страха этот мужчина ей не внушал. Аня мгновенно протянула ему ладошку и представилась.       — Анна, — просмаковал он ее имя, после чего практически невесомо коснулся губами тыльной стороны ее ладони, заставляя начать краснеть. — Знаете, что означает ваше имя? Благодать.       — Так, Артурчик, — рассмеялся Дима, приобнимая Аню, — завязывай. Ты знаешь, зачем мы пришли.       И Аня, все еще пораженная, вновь ухватилась за широкую мужскую ладонь. Артур согласно закивал и быстрым шагом двинулся к выходу, чтобы через секунду скрыться за дверьми.       — Что мы тут делаем? — спросила наконец-то Аня, продолжая осматриваться.       — Сейчас узнаешь. Какая же ты нетерпеливая! — тепло улыбнулся Дима.       «Сейчас» настало через пять минут. Дверь, за которой скрылся Артур, вновь скрипнула — только в этот раз вместе с ним на поводке шел совсем маленький львенок. Он едва-едва доставал Артуру до колена. Поступь его была мягкой, но игривой, совсем не хищной.       — Артур — дрессировщик, — подсказал Дима шепотом, чуть подталкивая Аню к центру манежа, где были свалены серые маты в заплатках.       — А вот и гость сегодняшнего представления! — громко и выразительно провозгласил Артур, останавливаясь в центре. — Тото, познакомься.       Видимо, Ане надо было подойти к львенку, но она отступила на шаг, впечатавшись спиной в твердую грудь Димы. Через мгновение ей на плечи в успокаивающем жесте легли его теплые ладони.       — Ну чего ты? — над ухом послышался ласковый голос. — Это же всего лишь большой кот.       — Это хищник, — отозвалась Аня, не сводя взгляда с Тото. И чуть громче спросила: — Неужели хищника правда можно приручить?       — О, еще как! — воскликнул Артур, присаживаясь на маты и подзывая к себе львенка.       Тот в один прыжок очутился около ног дрессировщика и с энтузиазмом начал играться с его правой штаниной.       — Любого хищника можно приручить, Аня, — отозвался тихо Дима из-за ее спины.       И голос его показался каким-то хриплым. Он хотел добавить что-то еще, но замолчал, напрягаясь. Аня бы обязательно обернулась назад, чтобы посмотреть на выражение его лица, если бы Дима не продолжал удерживать ее за плечи. И только эти прикосновения, всегда даровавшие ей спокойствие, удерживали от падения на красный ковролин.       Аня сделала небольшой шаг вперед. Потом еще один, и еще, пока не подошла почти вплотную к Тото и Артуру. Остановилась, продолжая ощущать теплые ладони на своих плечах, скинула обувь, чтобы более устойчиво стоять, а затем все же обернулась на Диму. Он медленно и уверенно кивнул. И Аня осторожно опустилась рядом с Артуром.       — Протяни ему руку, дай себя понюхать. Тото должен убедиться, что ты не причинишь ему вреда.       И Аня, послушавшись Артура, медленно протянула львенку раскрытую ладонь. Тот, обнюхав пальцы, практически невесомо скользнул носом ей по руке и вновь принялся играться со штаниной.       — Ну, Тото, — рассмеялся Артур, отвлекая звереныша непонятно откуда взявшейся игрушкой, — у тебя такая гостья важная! Эх ты, — цокнул он языком, — знал бы, что ты паразит такой невоспитанный, взял бы Тюльпанчика.       — Тюльпанчика? — переспросила Аня, улыбаясь.       — Обезьянка ручная, — подсказал Дима. — Артур, Тото и правда сегодня, кажется, не в настроении.       — Да объелся он, вот и встать не может, — рассмеялся дрессировщик, вновь пытаясь расшевелить Тото. — Походу, придется его обратно в вольер вести.       — Подождите, — тут же отозвалась Аня, бросая быстрые взгляды на Артура и Диму. Ей почему-то показалось, что Тото обязательно отругают — но откуда взялись эти опасения, она не понимала. — Давайте, — и забрала из рук у Артура резиновую игрушку с каким-то мягкими вставками.       Львенок на перемещение игрушки отреагировал мгновенно. Позабыл про штанину и потянулся за игрушкой, но Аня ловко увела ее у него из-под носа. Спасало то, что Артур продолжал держать Тото на поводке — она ведь понятия не имела, как надо общаться с животными. Тем более с львом — пусть и таким маленьким.       Но Тото вел себя крайне прилично — осторожно пытался отобрать игрушку, не пуская в ход когти и зубы, а уже минут через десять развеселился и начал ластиться к Ане, пытаясь забраться той на колени. Дима присел в метре от них, наблюдая. Аня порой косилась на него взглядом, пыталась понять, о чем он думал, но все безрезультатно. Было в его глазах и взгляде что-то, чему она не могла подобрать определение — что-то граничащее с удивлением.       — Жалко фотоаппарата нет, — погрустнела на мгновение Аня. — Такие бы хорошие кадры получились!       — Почему нет? — улыбнулся Дима и уже через мгновение извлек из сложенной рядом куртки чехол с мыльницей. Поднялся с места, отошел на пару метров, послышался щелчок включения. — Не двигайтесь. Сейчас вылетит птичка.       И стоило только Диме начать фотографировать, как Тото мгновенно среагировал на новый звук — выпрямился, глядя прямиком на Диму. Готовый броситься вперед — за своей добычей. И что-то в маленьком Тото напомнило Ане самого Диму.       — Тото, — попыталась отвлечь его Аня, но львенок не среагировал. Она прочистила горло и сказала чуть строже: — Тото!       И он повернул на нее голову. Махнул хвостом, забывая про щелчки фотоаппарата, и вновь попытался забраться ей на колени.       — Медведь, — рассмеялся вдруг Артур, — да ты, я смотрю, к нам укротительницу новую привел!       — Укротительницу? — переспросила Аня, пытаясь отобрать из пасти с белоснежными зубами уже изрядно потрепанную игрушку.       — Не, Артур, — покачал Дима головой, убирая фотоаппарат обратно в чехол. И совсем тихо, еле слышно добавил: — Она только моих чертей укрощает.       А Аня и сама не поняла — послышалось ли ей или он действительно произнес это.       Пробыли в цирке они еще около часа. Аня играла с Тото, ходила с ним по манежу, удерживая на поводке, а Дима тем временем разговаривал с Артуром на какие-то отвлеченные темы. Для нее стало открытием, что компания Димы помогала в сборе средств на реставрацию этого цирка. Уехали домой они только когда на часах было семь вечера.       Первым его вопросом, когда они сели в машину, было, конечно же, понравилось ли ей это знакомство.       — Конечно! Конечно понравилось! — воскликнула Аня восторженно, всплескивая руками. — Это невероятно!       — Ну и замечательно, — кивнул Дима уверенно. — Я тебя сейчас домой отвезу, а сам уеду скоро, надо будет только с Риччи погулять.       — Уедешь? — шепотом переспросила Аня, чувствуя, как сердце, еще минуту назад скачущее галопом от радости, ухает от страха в ноги.       — Да, надо кое-какие дела решить.       Аня отвернулась к окну, стискивая пальцы на ремешке сумки. Знала, что не должна была спрашивать, не должна была задавать лишних вопросов, должна была молча принимать его, но вопрос сорвался с языка раньше, чем она успела подумать:       — Опять работа? — и Аня спешно прикусила язык.       — Работа, — выдохнул Дима. — Знаешь, я сегодня был у нотариуса… Все не знал, как это правильно сказать, — нахмурился он.       Автомобиль остановился на светофоре. Молодая мама с коляской быстро переходила дорогу, удерживая за руку девочку лет шести. Аня проследила за ними взглядом. В груди что-то неприятно сжалось.       — Костя дом свой мне завещал, — как гром среди ясного неба.       Аня резко повернула голову на Диму. И опять же вопрос сам сорвался с языка:       — Почему тебе? Почему не Насте?       Дима вновь нахмурился, глядя на дорогу. Загорелся зеленый сигнал, и машина медленно тронулась с места. Аня уже хотела извиниться за необоснованный выпад, как Дима все же ответил — совсем тихо:       — Я не знаю, Аня. Видимо, просто не успел переписать завещание.       Вопрос, который она хотела задать следующим, с языка уже не сорвался — обосновался в горле комочком, мешающим дышать. Аня попыталась его сглотнуть, но бесполезно. О том, есть ли завещание у самого Димы, думать не хотелось.       — Мне очень его не хватает, — вдруг проговорил он.       Аня заметила, как темные брови вновь съехались к переносице. Дима неотрывно наблюдал за дорогой, а она продолжала следить за ним. За последние полтора месяца он будто постарел лет на пять, хоть седины в волосах не прибавилось, а морщины не стали глубже.       — Если бы я мог этого избежать, Аня, — он слабо улыбнулся, вновь притормаживая на очередном светофоре.       Она его не понимала. Искренне пыталась понять, но не понимала. Для нее все было просто как дважды два — уйти из бизнеса, зажить другой жизнью — подальше от этого города, от этих событий, от этой боли и этих смертей. Назад уже ничего не вернешь, мертвых из могилы не подымешь, но будущее он свое мог изменить. Аня не хотела настаивать, не хотела, чтобы он делал это из-за нее — потому не просила, не умоляла, но втайне, естественно, всегда об этом мечтала.       Больше по дороге они не говорили. Как только приехали домой, Дима сразу же взял Риччи на прогулку, а Аня на скорую руку начала готовить ужин. Надеялась, что Дима успеет поесть перед отъездом, но стрелки часов слишком быстро отмеряли время. Вечер слишком быстро опускался на город — практически так же быстро, как Аню накрывала паника. Она никогда не могла понять, откуда эта паника берется — не было опасности, все было спокойно, но сердце продолжало отстукивать в груди чечетку — больно, по ребрам, будто ломая их изнутри. Ломая и выпуская этот липкий страх, окутывающий с ног до головы и не дающий двинуться с места.       А Аня, конечно же, ничего не успевала. Сергей за Димой приехал слишком быстро. Дима слишком быстро погулял с Риччи, слишком быстро оделся. Слишком быстро оставил еле уловимый поцелуй на ее макушке.       Слишком быстро — вот как протекала ее жизнь в последнее время. А Аня, опять же, не успевала.       — Постой, подожди, — выпалила она, когда Медведев был уже в дверях. Подбежала, ухватилась за его горячую ладонь, совсем не вовремя подмечая, как ему идет черный цвет. — Я просто хотела… — и не смогла подобрать слов. Паника продолжала накрывать ее волной.       Теперь каждый раз, когда Дима уходил, Аня боялась. Боялась оказаться на месте Насти, боялась, что кто-то придет точно так же, как пришел Дима, и произнесет эту ужасную фразу. И жизнь закончится. Оборвется. Потому что своей жизни она больше не представляла без Димы. Потому что умрет он — умрет и она. Мгновенно. И пусть сердце ее будет продолжаться биться, но живой Аня себя уже никогда не почувствует.       — Все в порядке, малая, — и уголки его губ дрогнули в чуть заметной улыбке. Теплая ладонь зарылась в волосы на макушке, а он сам притянул ее к себе. — Я просто должен, понимаешь? За Костю.       Аня кивнула и отступила. Еле уловимо повторила:       — За Костю, — и чуть сама же не рухнула на пол.       Дима разомкнул объятия. И даже Риччи проследил за ним взглядом. Дверь захлопнулась, а дальше наступила тишина.       Тишина и ожидание, которые сводили с ума. Аня ненавидела ждать. Настоящая пытка была ожидать того, кто может не вернуться. Она раз за разом невесело усмехалась этим мыслям — понимала, что раздувает какую-то драму из нескольких часов разлуки, но поделать с собой ничего не могла. Тот самый липкий страх окутывал ее, заключал в свой кокон, порой так сильно сдавливал, что мешал дышать.       Аня прогуливалась по пустой и темной квартире, заглядывая во все окна, проводя пальцами по выпуклым обоям, которые ей приглянусь с ее первого дня в этой квартире. Все это стало для нее таким родным, таким привычным, что она практически не помнила своей жизни до встречи с Димой — будто и не жила вовсе. А может быть она и правда не жила — сама не знала.       Когда стрелка часов перевалила за два часа ночи, а глаза уже устали от телевизора, Аня поднялась с дивана. Прошла на кухню под пристальным взглядом Риччи, что улегся в коридоре, смерила печальным взглядом нетронутый ужин и пустую раковину — даже посуду всю заранее помыла. И ей бы лечь спать, ведь вставать завтра опять рано, но знала ведь, что не уснет. Все равно сходила в душ — стояла под теплыми струями воды минут двадцать, тянула время до последнего, но Димы все не было.       Около трех часов ночи Аня все-таки легла в постель. Специально оставила дверь в спальню открытой, чтобы услышать, как провернется ключ в замке, как включится в прихожей свет. Риччи лег около входа в спальню — он всегда так делал, когда Димы не было дома. Охранял, как когда-то ему было приказано. А Аня лежала, смотрела в потолок, пыталась не думать, очистить сознание, чтобы быстрее провалиться в сон.       И вот когда глаза сами собой начали закрываться, она услышала его — звук проворачиваемого в замке ключа. И сразу же села на постели. Дима осторожно и тихо зашел в квартиру, не включая света, снял обувь, а она наблюдала за ним в этом полумраке. И только когда он подошел к спальне, Аня включила ночник. Комната сразу же озарилась неярким светом, но глаза, привыкшие к темноте, пришлось чуть прищурить. Но и это не мешало ей вглядываться в Диму — уставшего, вымотанного, но продолжающего держать спину ровно, правда, с опущенными плечами.       — Ждешь?       — Ждешь, — улыбнулась она ему ласково и даже немного виновато.       А потом соскочила с постели, норовя скорее оказаться в его объятиях, но стоило ей только приблизиться, как он выставил руку вперед:       — Мне надо принять душ.       И только спустя мгновение Аня опять учуяла этот запах — гарь, копоть. Забирающаяся под кожу и оседающая в легких. Так пахло в страшных снах. Аня нехотя все равно спросила:       — Как все прошло? — хотя ответ ей был совсем не важен.       Важно было то, что он вернулся — живой и здоровый.       Ответом ей послужил короткий кивок. А все потому, что нормального ответа на этот ненормальный вопрос не существовало. Как все могло пройти? Аня никогда не представляла, что ему приходилось делать — всегда гнала эти мысли подальше, потому что знала, что придуманное и надуманное ей совсем не понравится. Никому не понравится.       Но тут тишину разорвал звонок телефона. Дима быстро извлек его из кармана, глянул на высветившийся там номер и сразу же снял трубку.       — Извини, что поздно. Да-да, спасибо, что перезвонил. Слушай, тут такое дело…       Аня думала, что Дима отойдет на кухню, не захочет, чтобы она слушала его разговор, но он продолжал стоять перед ней — не скрываясь. Будто говоря: «Вот он я, принимай меня таким, принимай. Ты меня выбрала». И Аня мысленно соглашалась — выбрала, приняла и всегда будет принимать, каким бы он ни был.       — …он мне сказал, что у него старая машина забарахлила, вот он новую и купил. Говорит, копил давно. Ты пробей там по своим каналам, откуда у него бабки. Да, спасибо, Илюх. До скорого, — и так же быстро отключился. Устало поднял голову на Аню и выдохнул, чуть слышно хмыкая:       — Видишь ли, родная, какой оксюморон. Месть — это блюдо, которое надо подавать холодным.       Аня ничего не поняла, но ей и не надо было ничего понимать. Не обращая внимания на запах, щекочущий нос, она вновь сократила между ними расстояние. Выставленная в защитном жесте рука Димы легла на ее плечо, и Аня отметила, как дернулся его кадык — будто воздух ушел из легких. А потом так предостерегающе и сипло, будто моля:       — Не надо…       И явно хотел продолжить. Аня знала, о чем он думал и о чем хотел сказать. «Не приближайся, не подходи ближе. Запачкаешься. Запачкаешься и не сможешь отмыться. Ты не должна так пахнуть, Аня, не должна». Но она все равно шагнула к нему. И еще раз, и еще, пока не уткнулась носом в кофту. Глубоко вздохнула, а легкие мгновенно заполнились этим едким запахом, забирающимся под кожу. Мурашки начали кусать загривок.       — Все в порядке, — прошептала она смело. Смиряясь. — Все в порядке.       Аня уже запачкалась. Но, как ей казалось, оно того стоило. Оно стоило вообще всего.