/и стоит он: титанической силы полон, будто бог: непреклонен, несокрушим. и он молвит: я все твои страхи помню. и касается пальцами моей обожженной души. и я падаю на пол, а со мною падает небо. вместо боли ощущаю душевный покой. он стоит, утверждая, что это эффект плацебо. он стоит, небосвод подпирая рукой. ©/
«Здравствуй, доченька! Анечка, я звонила тебе, но Маша сказала, что ты там больше не живешь, поэтому пишу по обратному адресу на конверте. Анечка, я не знаю, куда делись остальные письма, ведь я получила только это (я положу его в конверт). Анечка, прости меня, старую и глупую. Я так волновалась, что ты не писала и не объявлялась, а сама даже позвонить не могла. Анечка, когда дети взрослеют — это так страшно. Ты у меня стала такая взрослая и сильная, такая умная и мудрая. Конечно я понимаю, что тебе хочется своей жизни, хочется принимать решения, но я очень за тебя беспокоюсь. И прости меня за это. Когда тебе было пять лет, ты часто прибегала ко мне на кухню, когда я готовила завтрак, запрыгивала деду на колени и рассказывала о своих снах. Пишу это, а у самой на глазах слезы. Ты была такая маленькая, но уже тогда очень смелая и очень любознательная. Ты задавала много вопросов, всегда спрашивала «Мама, а почему…» и теребила меня за юбку. И с того момента, Аня, ты так выросла! Я пыталась контролировать тебя на расстоянии, потому что очень за тебя беспокоюсь. Ты моя дочка, ты — все, что у меня есть в этой жизни. Ты стала такая самостоятельная, а я никак не могу смириться с тем, что теперь в твоей жизни совсем нет для меня места. И в этом нет ничего плохого, вот только я никак не могу с этим справиться. Я ведь все еще помню тебя совсем маленькой в той желтой юбке, которую тетя Люся отдала, и в красной маечке, которую ты сама выбрала, помнишь? Для меня ты всегда была, есть и будешь моей дочерью. Дети для родителей навсегда останутся детьми. Как и ты для меня всегда будешь моей маленькой дочуркой, которая теребит меня за юбку и спрашивает «А почему…» Когда ты станешь мамой, а я думаю, что ты будешь прекрасной матерью, ты поймешь меня. Но знай, что я не держу на тебя зла. Знай, что я все еще твоя мама. Знай, что я люблю тебя и всегда тебя приму обратно.Мама
Аня перевернула конверт обратной стороной и еще раз взглянула на штамп с датой отправки — 29 октября. А потом задумалась: получается, что мама не получила ни одного ее письма за несколько месяцев. Почему? Они ведь не возвращались обратно. Она перечитала его еще раз. И еще. И перечитывала до того момента, пока не выучила наизусть. А пока читала, в голове то и дело всплывали воспоминания из детства — Аня прекрасно помнила ту самую юбку, которую отдала тетя Люся, а еще помнила ту красную кофточку. И от осознания, что в тот момент она выглядела, как светофор, Аня печально улыбнулась. Конечно, в детстве она этого не понимала, а сейчас удивлялась — как мама позволила ей так ходить по улице? Но, наверно, это и считается правильным воспитанием, когда родители разрешают детям выглядеть так, как они хотят, пусть со стороны это может казаться глупостью. Ведь мама никогда Ане ничего не запрещала, но в то же время очень ласково, но доходчиво объясняла, чего не стоит делать и как себя лучше вести. Аня вчиталась в письмо еще раз, разглядывая каждую старательно выведенную букву. И от воспоминаний об их последней встречи у Ани защемило сердце. А радость, накрывшая ее после получения письма, мгновенно куда-то улетучилась. И именно в тот момент, когда Аня, расстроившись, уже собиралась закусить губу, чтобы не заплакать, на кухню вошел Дима. Все утро он провел в гостиной, разговаривая с кем-то по телефону. Около десяти утра подъехал Андрей — именно он достал из почтового ящика письмо, — но вскоре уехал, коротко попрощавшись. Причину его визита Аня не поняла, но спрашивать не стала — ее бы все равно не посвятили в курс дела. К тому же, откровенно говоря, знать она и не хотела. После того, что сделал Дима, Аня вообще старалась держаться подальше от разговоров о его работе. И дело было не в страхе, не в опасности, а в том, что она постепенно, все осознавая, начинала думать, что он делает все правильно. И от этих мыслей ей становилось тошно. Как и от себя самой, потому что она не скрывала того, что была ему благодарна. Это странное чувство отомщенности, которое она испытывала впервые, казалось ей чем-то невероятным. Его нельзя было назвать радостью от расплаты, это было скорее удовольствие от того, что справедливость настигла обидчиков. Но, так или иначе, Аня подсознательно запрещала себе об этом думать и вообще вспоминать последние три недели. Две из них, правда, и вовсе прошли как в тумане — она вспоминала все отрывками, какими-то мутными кадрами, фрагментами. И от этих воспоминаний кожа на руках покрывалась маленькими противными мурашками. А Ане очень хотелось сбросить оцепенение, что настигало ее в эти моменты. — Все в порядке? — отвлек ее Дима от раздумий. Аня тряхнула головой и подняла на него глаза, пытаясь расслаблено улыбнуться. Губы ее совсем не слушались. Ане казалось, что она не улыбалась целую вечность. А в солнечном свете, что пробирался на кухню сквозь неприкрытые шторы, Дима казался каким-то волшебным. Слишком высоким, слишком сильным, слишком статным. И не портили впечатление даже седые прядки, что слишком часто стали появляться в темных волосах, не портили прорезающие лоб морщины от того, что он много хмурился, не портили этого впечатления даже шрамы на груди. Аня задержала взгляд на одном из них — новом, не очень глубоком, но длинном. Порез уже затянулся, оставляя о себе напоминание лишь тонкой розовой полоской, но она слишком сильно отличалась по цвету от старых шрамов, что покрывали его грудину. — От кого-то письмо? — тут же спросил он, вновь хмурясь. О, эта морщинка между бровей, так ей знакомая. Ане всегда хотелось коснуться ее пальцами, разгладить, потому что когда Дима улыбался, а не хмурился, выглядел он намного моложе. А ведь она только сейчас начала замечать, что он совсем не выглядит на свой возраст. Диме было всего двадцать девять, но выглядел он на все тридцать пять. Но все это не имело никакого значения. — От мамы, — быстро ответила Аня. И тут же добавила: — Оказывается, ей ни одно мое письмо не пришло, представляешь? Так странно, — проговорила она тихо. Ане казалось, что что-то идет неправильно, что-то не так, но мозаика никак не хотела складываться. Ответ крутился на языке, но она никак не могла зацепиться за эту мысль и озвучить ее. — Ни одно письмо не вернулось обратно — их будто кто-то получал, но этот кто-то не мама. И только после того, как она договорила, в голове что-то щелкнуло. Аня резко подняла на Диму глаза, вглядываясь и пытаясь поймать его взгляд. И таки поймала — он смотрел прямо на нее. Казалось, в его темных радужках и был ответ. — Думаешь, это как-то связано с… — и не смогла подобрать подходящего слова. С его работой? С тем, что сейчас происходит? А что происходит? Аня ничего не знала. А хотела ли вообще знать — сама не понимала. Ей не нравилось жить в неведении, но и копать слишком глубоко она не имела ни малейшего желания. А потому предпочитала довольствоваться только той информацией, что он ей рассказывал. Правда, рассказывал Дима очень мало — практически ничего. А Ане казалось, что это своеобразная защита, она думала, что он таким образом просто ее оберегает от лишних нервов и переживаний. — Возможно, — кивнул он уклончиво, опираясь плечом о дверной косяк. А потом вдруг ни с того ни с сего предложил: — Позови ее в гости к нам. Думаю, ей будет полезно посмотреть, как ты живешь, и убедиться, что с тобой все в порядке. Поначалу Аня даже не поверила. Нахмурилась и чуть тряхнула головой, вслушиваясь и, откровенно говоря, подозревая, что слух ее просто обманул. Но Дима продолжил: — Пусть приезжает, если хочет. Даже может с ночевкой, чтобы не возвращаться вечером обратно. Переночует в гостиной, а вы больше времени проведете вместе. Аня над этим раньше даже не думала. Не то что не думала — даже мысли себе такой не позволяла! Ей всегда казалось, что из-за того, что ее мама Диму так недолюбливает, у него к ней тоже сложилось не очень хорошее отношение. Но, видимо, она ошибалась. А потому осторожно спросила: — Ты точно не будешь против? И Дима расплылся в улыбке — такой теплой, такой родной и такой успокаивающей. Когда он ей так улыбался, все печали и опасения улетучивались. Он присел рядом с ней за стол, вглядываясь в конверт, оставшийся лежать на столе. — Давай так, если бы я был против, то не предложил бы, логично? — он поднял на нее внимательный, заботливый взгляд. — К тому же, мне эта идея действительно кажется хорошей. Анют, тебе полезно расслабиться. И, я думаю, ты по маме очень соскучилась. Аня знала, что он имел в виду. Она прекрасно понимала, что после случившегося ей были необходимы положительные эмоции, которых в последнее время было совсем немного. И она действительно очень соскучилась по маме. Аня почему-то верила, что если увидится с мамой, то ей обязательно станет легче, что она перестанет вздрагивать от каждого шороха, перестанет просыпаться по ночам от любого, даже еле заметного шевеления. — Тогда я сейчас напишу ей ответ, а потом схожу на почту, — кивнула Аня, пытаясь придать голосу чуть больше уверенности, но тот предательски дрогнул. — Андрей подъедет вечером — он письмо заберет, не переживай об этом, — тут же отозвался Дима. Вот опять он это делал — пытался ее защитить. И в какой-то степени она была ему благодарна, ведь каждый ее выход на улицу, каждый ее поход на занятия сопровождался почти что паническим страхом, который одолевал ее каждую секунду, практически сбивая с ног. А после той ситуации с Витей каждое ее появление в университете было для всех остальных студентов маленьким цирковым представлением. Аня постоянно слышала перешептывания на уроках и то и дело ловила на себе насмешливые, а порой и удивленные взгляды, которые буквально прожигали ей спину. А еще Аню начали обходить стороной. Но что самое удивительное — ей это было только на руку. Аня бы не смогла ответить на все вопросы, которые всем так не терпелось задать, а потому даже старалась появляться у всех на виду по минимуму. Приходила практически к самому началу лекции, уходила первая, а время между занятиями проводила, изучая пустынные и тихие коридоры университета. Только там она могла не волноваться, не зажиматься и дышать полной грудью, не ловя на себе опасливые взгляды. А Витя после того инцидента на занятия больше не приходил. Аня слышала, что у него был вывих со смещением, а еще выбито два зуба и большой синяк на пол лица — именно с той стороны, которой Дима приложил его к машине. Олег с Аней тоже перестал разговаривать — обходил ее стороной, а порой она слышала, как он говорил, что Аня живет с бандитом. И в такие моменты ей было до боли в сердце обидно, хоть она этого и не показывала. Старалась как можно тише скрыться от чужих глаз и уходила бродить по обшарпанным пустым коридорам. В итоге Аня написала письмо для мамы — буквально пару строк. С разрешения Димы указала его домашний номер телефона, чтобы Тамара Ивановна могла с ней связаться, а еще пригласила к ним на несколько дней. Аня выводила слова трясущейся от волнения рукой, не понимая, правильно ли она делает. Ей так хотелось увидеть маму, но Аня беспокоилась, что сделает только хуже. Волновалась, что Тамара Ивановна наотрез откажется принимать Диму, а еще боялась, что она насильно попытается забрать Аню обратно в деревню — опять. Аня знала, что никогда не сможет оставить Диму, понимала это не только сердцем, но и головой, а потому от одной только мысли, что что-то пойдет не так, предательски сводило желудок. Андрей, как и обещал, приехал вечером. На часах было за десять, Дима уже привел Риччи с прогулки и сидел рядом с Аней на кухне — они пили горячий чай в полной тишине. В последнее время Ане нравилось проводить время именно в этой умиротворяющей тишине — было в этом что-то успокаивающее, Аня бы даже сказала болеутоляющее, потому что только так она не чувствовала той ужасной, болезненной пустоты в груди. Только рядом с Димой ее сердце, вечно быстро бьющееся, успокаивалось, замедляло свой темп. Будто понимало, что здесь, рядом с ним, не надо ничего бояться. От созерцания чаинок, плавающих на дне чашки, Аню отвлек хлопок двери. Она лишь тихонько вздрогнула и неосознанно перевела взгляд на Диму. А ведь просила его сказать своим друзьям, чтобы они не заходили без звонка, но все без толку. Но и в этот раз она промолчала. Думала, что не имеет права что-либо говорить, потому что это была не ее квартира. — Это я, — послышалось сухое из коридора, а в следующее мгновение на кухне возник Андрей с большим белым пакетом. Риччи, что спал у Ани в ногах на полу, даже голову не поднял. Лениво приоткрыл глаза, смерил гостя безразличным взглядом и вновь устроил голову на сложенных перед собой лапах. Аня уже не в первый раз это заметила — Риччи доверял Андрею. И почему-то у Ани сложилось стойкое ощущение, что если Рич может ему доверять, то может доверять и сама Аня. — Как и заказывал, — Андрей протянул поднявшемуся со стула Диме пакет. Сквозь практически прозрачный полиэтилен Аня увидела очертания коробки с тортом, а еще какие-то небольшие пакеты с конфетами. — И вот еще, — он извлек из внутреннего кармана теплого пиджака какие-то сложенные вдвое листы — целую стопку. Дима мгновенно кивнул, принимая бумаги, а потом жестом указал молодому человеку, чтобы тот поставил пакет на стол. И, уже на выходе из кухни, не оборачиваясь, произнес: — Наливай чай и садись. Торт открывайте, я сейчас вернусь. Аня мгновенно вскинула взгляд на гостя, чувствуя, что тот на удивление замялся. Будто почувствовал себя крайне неловко — именно так, как чувствовала она себя в этот момент. — Не возражаешь? — спросил через несколько мгновений Андрей, чуть улыбаясь. Дружелюбным и улыбчивым его точно нельзя было назвать. Аня всегда поражалась этому, ведь даже Дима, несмотря на род деятельности и прошлое, улыбался довольно часто. У Андрея же улыбка всегда была похожа на оскал или какой-то вымученной — как сейчас. — Нет, — покачала Аня головой. — Присаживайся. Давай я налью тебе чай. И тут же подскочила с места — ей по-прежнему было не очень уютно в его компании, но она знала, что надо к нему привыкать. Раньше рядом с Димой ведь был Сергей — он Ане тоже не нравился, но она привыкла. Со временем даже перестала замечать, что он где-то поблизости, следует словно тень. — Кстати, а где Сергей? — спросила Аня, ставя перед ним большую чашку дымящегося чая — кухня сразу же заполнилась запахом мяты и ромашки. В последнее время Аня очень часто пила чай с травами. Во-первых, от кофе становилось тревожно, а чай с ромашкой успокаивал нервы, а во-вторых, подсознательно тянулась к маме — опять же. Еще дома, до переезда в Петербург, Тамара Ивановна часто заваривала чай с полевыми травами — ромашкой, мятой, барбарисом и зверобоем. Аня вернулась обратно на стул, присаживаясь напротив Андрея и ожидая ответа. А у того на лице полнейшая безмятежность — он будто и вопроса не услышал. Но Аня знала, что услышал, потому что спросила она пусть и тихо, но достаточно четко. И от неприятных беспочвенных подозрений по позвоночнику поползли липкие мурашки. Но не успела она удариться в размышления, как на кухню вернулся Дима. Аня мгновенно вскинула на него взгляд. — Все в порядке? — поинтересовался он, пристально глядя ей в глаза. Ане хотелось ответить, что нет, но она кивнула, опуская плечи. Хотелось ли ей все знать? Сама не понимала. — Андрей, Аня тут письмо написала, — Дима пару раз крутанул в руках запечатанный белый конверт. — Как домой поедешь — закинь его в почтовый ящик с торца дома. А утром почтальон будет обходить и заберет, — и протянул письмо ему в руки. Аня проследила за Андреем взглядом. Его ни на секунду не заинтересовало содержимое — взгляд оставался холодным и совершенно равнодушным. И, несмотря на вполне дружескую и домашнюю обстановку, несмотря на то, что Андрею и Дима, и Риччи доверяли, он пугал Аню своим хладнокровием. Казалось, его ничто не способно удивить или сломить. В глубине души Аня ему даже немного завидовала. Она знала, что ей не помешало бы быть менее эмоциональной, не так сильно реагировать на постоянные удары судьбы, но ничего не могла с собой поделать. Ее и так шаткое душевное равновесие давало трещины каждый день. Андрей уехал через час. Он отказался от торта, который сам же и принес по просьбе Димы, а когда Аня убирала со стола посуду, заметила, что к чаю он тоже не притронулся. Андрей сам по себе казался Ане странным, будто не от мира сего, а потому на такие мелочи она постаралась не обращать внимание. Но у Димы правда об этом спросила — поздно вечером, уже перед сном. И получила вполне исчерпывающий ответ: — У Андрея паранойя, — сказал он, укладываясь рядом с ней в постель. Глубоко вздохнул и продолжил: — Он только недавно вернулся с войны. Он будет продолжать казаться тебе странным, ты будешь его бояться на подсознательном уровне, потому что это нормально, Аня. Нормально бояться таких людей. Ты… — Дима на мгновение запнулся и сглотнул. — Ты и меня должна была бояться. — Но я тебя не боялась, — прошептала Аня, прижимаясь к его теплой груди. — В этом то и проблема, — усмехнулся он невесело. — Странные вы существа — женщины. Вы приходите в самый настоящий ужас от вида пауков, но не боитесь того, чего по-настоящему надо бояться. Тамара Ивановна решила приехать в следующую субботу, о чем сказала Ане по телефону. Она была так рада слышать голос мамы, что положив трубку, громко расплакалась. Хорошо, что Димы в этот момент рядом не было — он выгуливал Риччи. К его приходу Аня уже привела себя в порядок, умылась и заварила свежий чай. И с того момента все ее дни слились в один — в одно сплошное ожидание. Аня делала все на автомате — просыпалась утром, умывалась, завтракала, собиралась на учебу. Обычно отвозил ее Дима, иногда Андрей — такие дни ей казались особенно долгими, а уроки никак не хотели заканчиваться. На работу она так и не вышла, только позвонила в больницу и сказала, что берет отпуск за свой счет на неопределенное время. Прекрасно понимала, что это — последний шаг к ее увольнению, зная, как к ней относится старшая медсестра, но пересилить себя и ездить туда вечером не могла. Знала, что Диме не составит труда отвозить ее на работу и забирать, в крайнем случае он всегда мог попросить Андрея, но Ане было до ужасного неловко. К тому же, возвращаться ей совсем не хотелось. Да, Аня скучала по детям, но от одной только мысли, что она опять может оказаться одна ночью на улице, сводило желудок от страха. Тамара Ивановна села на самый первый поезд, чтобы уже в девять утра быть в Петербурге. В то субботнее утро Аня никак не могла найти себе места — то и дело поглядывала на часы, хотя проснулась совсем рано. За то время, что Дима гулял с Риччи, она приготовила на завтрак сырники, помыла голову и села ждать. Дима сам вызвался встретить Тамару Ивановну — конечно же вместе с Аней. Перед выходом из дома он переоделся из домашних шорт в черные джинсы и теплый черный пиджак, а Аня — в джинсы и свитер с ветровкой. В Петербурге холодало с каждым днем — погода будто напоминала, что зима не за горами. Уже в машине Дима, заведя мотор, с позволения Ани закурил. Сама она, пристегнувшись, развернулась вполоборота, устроив голову на мягком сидении. Аня любила им любоваться — Дима всегда неспешно курил, чуть приподнимая подбородок, когда затягивался, и всегда прикрывал на несколько мгновений глаза, выпуская дым. От этого вида перехватывало дыхание. Аня могла любоваться им если не вечность, то точно всю свою жизнь. — Дырку прожжешь, — усмехнулся он, даже не повернув на нее голову. — И ладно, — пожала она плечами, улыбаясь и не переставая смотреть. — У меня для тебя есть кое-что, — сказал Дима, затушив сигарету, и вытащил из кармана небольшую коробку с кассетой. — Ты недавно сказала, что тебе понравилась одна песня — помнишь, по телевизору на концерт попали? Аня кивнула в предвкушении и села прямо. На кончиках пальцев мгновенно потеплело. — У этой группы есть немного жесткие песни, но есть и хорошие. Я записал парочку. И еще несколько песен другой группы на свое усмотрение — тебе должно понравиться, — и протянул ей в руки кассету. — Не возражаешь? — сразу же спросила она, указывая на магнитофон в машине. Дима ласково улыбнулся и качнул головой. Аня тут же поставила кассету и включила музыку, откидываясь на сидение.Ты снимаешь вечернее платье, Стоя лицом к стене, И я вижу свежие шрамы На гладкой как бархат спине. Мне хочется плакать от боли Или забыться во сне, Где твои крылья, которые Так нравились мне?
Машина медленно тронулась с места, выезжая из двора. С неба постепенно начал накрапывать мелкий дождик.Я не спрашиваю, сколько у тебя денег, Не спрашиваю, сколько мужей, Я вижу, ты боишься открытых окон И верхних этажей. И если завтра начнется пожар, И все здание будет в огне, Мы погибнем без этих крыльев, Которые нравились мне.
Аня медленно провела пальцем по стеклу, глядя на опускающиеся капли. Дождь начал вовсю барабанить по крыше автомобиля. Дворники на лобовом стекле мешали ей рассмотреть дорогу, но краем глаза она видела, как Дима уверенно ведет машину. И в который раз поняла, что больше ни с кем и нигде она не чувствует себя в такой безопасности, как рядом с ним. Это было неправильно, неестественно и ненормально, но это было. И вдруг шепотом: — Я не справлюсь без тебя, — никому не нужное откровение. Аня и сама не поняла, зачем это сказала. — Все в порядке, малая, — тоже тихо, тоже на выдохе. — Я тебе обещал, что никогда тебя не оставлю. Верь мне. И Аня верила. Всегда и безоговорочно. И это было для нее естественно — вот так слепо доверять ему — убийце, палачу, бандиту. Она уже не закрывала на это глаза, все признавала, со всем соглашалась. Пусть, думала она, пусть. Я же люблю его. И у нее щемило сердце от тупой боли в груди. Аня думала, что любовь это красиво — она читала об этом в книгах, видела это по телевизору. Но все оказалось с точностью до наоборот. Это было ноющее чувство за ребрами, от которого становилось совсем горько. Аня знала, подозревала, что ни к чему хорошему это не приведет. Знала, что у них не будет хорошего и счастливого конца, и от этого становилось еще больнее. А ведь ей так хотелось, так хотелось! К тому моменту, когда автомобиль остановился около главного выхода с вокзала, поезд уже подъехал. Аня вглядывалась сквозь пелену дождя в стоящих под козырьком людей, пытаясь высмотреть маму. И наконец нашла — Тамара Ивановна стояла чуть поодаль, прижимая к груди большую черную сумку. И только Аня потянулась рукой к замку на двери, как Дима ее остановил: — Я сам выйду. Промокнешь же, — и тут же вышел под дождь, прикрывая шею воротником пиджака. Аня через стекло следила, как он быстрым шагом пересекает стоянку по направлению ко входу. Она видела, что мама не узнала его сразу, но стоило Диме только подойти, Тамара Ивановна вскинула на него тревожный взгляд — этого Аня не видела точно, но чувствовала на уровне инстинктов. Они о чем-то недолго говорили, а потом Дима стянул с себя пиджак, оставаясь в свитере и, прикрыв Тамаре Ивановне голову, повел в сторону машину. Галантно открыл для нее заднюю дверь, и Аня тут же повернулась назад, расплываясь в улыбке. Переносицу опять защипало, и она не смогла сдержать слез. — Мамочка, — прошептала она и, быстро отстегиваясь, потянулась к ней руками. — Здравствуй, доченька, — Тамара Ивановна тоже не сдерживала слезы. — Как же я рада тебя видеть! Как ты изменилась, какая взрослая стала! — говорила она, будто не видела Аню несколько лет. — Какая красавица, а волосы как отросли! Аня продолжала обнимать маму, пока Дима вновь не завел мотор. Когда машина двинулась с места, ей все же пришлось сесть прямо и опять пристегнуться. Она чуть покосилась на Диму, пытаясь понять его мысли, но у того на лице играла еле заметная расслабленная улыбка. — Итак, дамы, — он поочередно поймал взгляд Ани и Тамары Ивановны в зеркале заднего вида, — а у нас ведь есть планы. Голодны? Аня, хоть и позавтракала, но активно и счастливо закивала. Ей с каждой минутой становилось все теплее и теплее — и тепло это шло откуда-то изнутри, от самого сердца, что выстукивало от радости чечетку. — Ох, да я перекусила прежде, чем выезжать… — отмахнулась Тамара Ивановна, явно смущаясь, но Аня тут же ее весело осадила: — Так когда это было? Ты столько ехала! Аня не знала, что у Димы был за план, но предчувствие было у нее хорошее. И ведь не удивительно! Стоило только им свернуть на Невский проспект, как Аня сразу же узнала дорогу. А когда машина остановилась около «Литературного кафе», куда он ее водил, Аня, не скрывая восторга, ахнула. Дима чуть повернулся в ее сторону и игриво подмигнул. — Мам, ты даже не представляешь, что это за место! — тут же защебетала Аня. Дождь уже закончился, но с неба продолжали падать редкие большие капли. Дима открыл дверь Тамаре Ивановне, а Аня выбралась на улицу сама и тут же притянула маму в объятия. — Пойдемте-пойдемте, наобнимаетесь еще, — рассмеялся Дима, открывая для них дверь. — У вас все выходные впереди! Аня ласково ему улыбнулась и, пропуская маму вперед, чуть задержалась, чтобы приподняться на носочки и оставить мимолетный поцелуй на его гладко выбритом подбородке. — Спасибо, — прошептала она одними губами. Дима вновь повел их на второй этаж — за тот самый столик, что так полюбился Ане. А ее мгновенно поглотили воспоминания об их первой встрече, о Дне рождения и о том, что было после него. В тот момент все казалось таким сказочным, а самое главное — простым. Аня знала, чего хочет, примерно представляла, что ждет ее впереди. И вот прошло чуть меньше года — и за это время все изменилось. Все перевернулось с ног на голову. Аня больше ничего не планировала, больше ничего не знала, кроме одного — того, что хочет быть с Димой. Вот так просто за какие-то десять месяцев она нашла смысл своей жизни в другом человеке. Это было так глупо, так глупо! И на душе вновь стало горько. Но Аня попыталась отогнать эти мысли подальше. Сейчас ей надо было радоваться тому, что мама приехала. И Аня радовалась — настолько сильно, насколько могла. Не слушая маминых протестов, она заказала много разных пирожных — и шоколадных, и ванильных, и фруктовых, и два вида чая. На этот день Дима тоже решил отказаться от кофе, а потому официантка помимо сладостей и чая принесла еще три чайных комплекта. И пока он разливал всем чай, Аня слушала рассказ мамы про дедушку. Не прошло и часа, как и Аня начала делиться новостями — рассказала про учебу, про работу, пришлось так же вскользь упомянуть о том, что Настя забрала документы. О том, что произошло с ней в октябре, умолчала. Тамаре Ивановне не обязательно было об этом знать и нервничать лишний раз, а потому Аня всячески пыталась показать, что ей в ее новой жизни все нравится и что она всем довольна. Пусть это и было далеко не так. Все то время, что они просидели в кафе, Дима не отвлекался на свой телефон, хоть тот звонил не раз. Он еще утром пообещал Ане, что на этот день отложит работу, а потому после седьмого звонка просто отключил звук. Он практически не участвовал в разговоре, но изредка вставлял комментарии и задавал вопросы — Аня видела, что ему не было скучно и что он следил за разговором. После такого сытного перекуса Дима предложил вернуться в квартиру. Тамара Ивановна согласилась, так как устала с дороги — в этот раз поездка выдалась очень утомительная, несмотря на то, что ехала она на электричке, а не на рейсовом автобусе. Перед тем, как зайти в квартиру, Аня сразу предупредила маму: — Ты главное его не бойся, — сказала она про Риччи. — Он добрый, просто выглядит большим. — Ты не говорила, что у Димы есть собака, — шепнула Тамара Ивановна еле слышно. Аня пропустила это мимо ушей. Не хотелось говорить, что это собака Кости. Все утро она старательно обходила эту тему стороной. Конечно, ей обо всем хотелось поговорить с мамой, но при Диме она говорить о смерти его лучшего друга не хотела. Аня была уверена, что у них будет еще много времени, чтобы это обсудить. На радость Ани Риччи очень радостно встретил Тамару Ивановну. Он вначале обнюхал ее, заглянул носом в сумку — Аня была уверена, что пес почувствовал запах лежащей там домашней колбасы, но вида не подал. — Это Риччи, — представила она овчарку. — Рич, это моя мама. Ане никогда не казалось это глупым — говорить с собакой. Она была уверена, что он все понимал, только не мог ответить словами. — А ты ведь всегда хотела собаку, — улыбнулась Тамара Ивановна, осторожно прикасаясь к макушке Риччи. Тот уселся у ее ног, гостеприимно подставляя морду, чем вызвал у всех улыбку. — Мечты имеют свойство сбываться, — улыбнулся Дима, приглашая всех в гостиную. Несмотря на то, что Аня с мамой так долго не виделись, она все же отправила Тамару Ивановну в душ, выдав душевые принадлежности, а затем постелила в гостиной, не обращая внимания на мамины протесты — той было необходимо отдохнуть с дороги. К тому моменту, когда она уже вышла из ванной комнаты и в тысячный раз поблагодарила, Аня начала обдумывать ужин. — Если хочешь, — сказал Дима тихо, чтобы не мешать их гостье, — я могу отвезти вас в ресторан. — Ой не надо, что ты, — отмахнулась Аня. — И так сколько денег в кафе оставили. — Ты знаешь, что для нас это не проблема, — улыбнулся он ей через плечо, ставя чайник. — Да, — кивнула Аня смущенно. — Для тебя. — Ань, — обернулся он на нее со всей серьезностью во взгляде. Она знала, что сейчас Дима опять начнет разговор про то, что его деньги — это и ее деньги тоже, а потому, чтобы пресечь это на корню, юркнула к нему под руку, крепко прижимаясь. Он на мгновение оторопел, но спустя секунду расслабленно улыбнулся и опустил подбородок ей на макушку. — Я могу спросить? — робко поинтересовалась она. — Конечно. О чем? — На прошлой неделе я спросила у Андрея, где Сергей… — тихо прошептала Аня, не поднимая головы. — Скажи мне правду. И почувствовала, как Дима глубоко вздохнул, стискивая пальцы на ее плече. — Ты уверена, что хочешь знать? Была ли она уверена? И Аня пожала плечами. — Не думай об этом, ладно? Но Аня не могла не думать. Она понимала, что Дима с ним сделал. Не знала — за что, но понимала. — У него была девушка или жена? — прошептала она еще тише. — Жена. — Ты и ее… — Аня, — прошептал Дима в ужасе, отстраняя ее от себя, чтобы заглянуть в глаза. И Аня потупилась. Голова у нее мгновенно закружилась от прилива адреналина. Она не хотела его обидеть, но именно и это и сделала своим вопросом. Но с другой стороны, что еще она могла спросить? Аня ничегошеньки не понимала! Она ничего не знала! — Прости, — прошептала она, прикрывая глаза. Его глубокий вздох практически обжег ей сердце. Переносицу мгновенно защипало, но она изо всех сил стиснула губы, чтобы опять не расплакаться. В последнее время она пролила слишком много слез. — Нет, Аня, — ответил Дима серьезно, чуть встряхивая ее за плечи, что бы она посмотрела ему в глаза — глаза полные отчаяния. — Я ни за что не трону ни его жену, ни чью-либо другую! Они не виноваты в том, что любят таких мужчин. Они не виноваты в том, что мы связываем свою жизнь с вещами за гранью закона и порядка. И Аня сокрушенно кивнула, порывисто вздыхая. — И запомни, пожалуйста, — он чуть понизил тон, переходя на шепот, — если со мной что-то случится, тебя тоже никто не тронет. Андрей об этом позаботится, поняла меня? Если вдруг что, он отвечает за тебя, если меня не станет. Поняла меня? Она боялась поднять на него взгляд. Слезы, что сдержать не удалось, стекали по щекам к подбородку, капая на голубую футболку и оставляя после себя синие круги. Аня мотнула головой. Думать о том, что с Димой может что-то случиться, было невыносимо больно. Так больно, что сердце, превращаясь в ежа, кололо ребра изнутри. — Ну что ты? — прошептал он ласково, приподнимая ее заплаканное лицо за мокрый от слез подбородок. — Я боюсь, — призналась она, не открывая глаз. Только ресницами чувствуя его дыхание — совсем близко. — Меня? — Того, что тебя не станет. Того, что я буду как Настя. Что однажды ко мне придет кто-нибудь и скажет, что тебя больше нет. — Я всегда буду с тобой, малая, — и Дима вновь ее обнял — намного крепче, чем минуту назад. — Всегда. И Ане хотелось ему верить. Все так же безоговорочно. Тамара Ивановна проснулась уже во второй половине дня. Аня как раз попросила Диму сходить в магазин за гарниром к ужину. Риччи лежал на кухне, лениво махая хвостом, когда Анина мама вышла из гостиной, оглядываясь. Оказалось, что она уже давно встала, но постеснялась выходить. А когда хлопнула входная дверь, то решила, что медлить нельзя. Аня налила маме большую кружку чая с травами и выставила на стол печенье, несмотря на то, что скоро надо было бы уже обедать. И впервые за несколько месяцев почувствовала себя абсолютно счастливой. Хотя в глубине души понимала, что полностью счастливой и беспечной ей уже никогда не стать, но всячески старалась эти мысли гнать подальше. А на ужин у нее было запланировано запеченное мясо с картошкой и овощами. Тамара Ивановна вызвалась ей помочь, а потому дамы быстро спровадили и Диму и Риччи в гостиную, а сами принялись за готовку. Аня чувствовала себя в этот момент такой вдохновленной, практически окрыленной. Казалось, она способна на что угодно — так хорошо ей было на душе. Вечер прошел по меркам Ани просто замечательно, правда, сели они ужинать рано — на часах было только начало шестого. — Так поеду же вечером, — объяснилась Тамара Ивановна. — Куда же на ночь глядя, мам, ты чего? — испугалась Аня. — Так дед там один, — отмахнулась она. — Старый он стал, Анют. Одного его боюсь оставлять. В общем, Дима решил проблему просто — позвонил Андрею и приказал отвезти маму Ани домой. Тамара Ивановна пыталась отпираться, но под строгим взглядом Димы быстро сломалась. За столом Аня рассказывала про их поездку в цирк несколько месяцев назад. — Ох, как он хорош — этот Тото! — воскликнула она, взмахивая руками. Вино, что Дима купил к ужину, было восхитительным, а потому Аня допивала уже второй бокал. К щекам прилила кровь, и она не переставала улыбаться от одного только вида, что мама и Дима сидят рядом — два самых важных для нее человека. — Значит, ты гладила льва? — изумилась Тамара Ивановна. — Ну что там льва, — пожала она плечами, чуть смущаясь. — Львенка. — И Артур тебя похвалил, — напомнил Дима, улыбаясь и сверкая практически черными глазами. — Укротительница. — Ой да ну тебя, — отмахнулась Аня беззлобно, смущаясь. — Ой, мам, у нас же фотографии есть! И она мгновенно вскочила с места, убегая в спальню. После той поездки в цирк столько всего произошло, но буквально несколько дней назад Дима принес ей проявленные фотографии. На кухню она вернулась уже с фотографиями и протянула их маме, счастливо улыбаясь. — Ох, Анечка, — вздохнула она восторженно. — Да это же маленький лев! А ты… ты-то какая красавица! И Аня уже в который раз за этот день залилась краской. Как же она скучала по маме! — Ты такая тут счастливая, Анечка, — всхлипнула Тамара Ивановна, отдавая фотокарточки обратно, и посмотрела на Диму: — Ты уж береги ее. — Как зеницу ока, — кивнул серьезно Дима. — И ради Бога, детей только рано еще… И Аня мгновенно вспыхнула, задерживая дыхание. От удивления и стыда ни слова и вымолвить не смогла, только тихое: — Мама… А Дима рассмеялся — громко, заразительно, чуть запрокидывая голову. Аня смотрела на него и не верила своим глазам, что мамину фразу он воспринял так просто. — Тамара Ивановна, не беспокойтесь по поводу этого, — ответил он с улыбкой, глядя на Аню. — Прежде, чем заводить детей, я вначале надену ей на палец кольцо. Чтобы не выронить бокал из рук, Аня поставила его на стол. Сердце билось где-то под горлом от волнения. Он, должно быть, шутит, говорила она себе, просто шутит! — То есть вы, Дмитрий, хотели бы ребенка? — Мама, — Аня попыталась прочистить горло, откашлявшись. — Прекрати. — Да, хотел бы, — ответил Дима серьезно, не обращая внимание на Аню. — И даже не одного. Троих, как минимум. — Дима! — воскликнула Аня, окончательно сгорая от стыда. Ей хотелось сейчас же провалиться под землю. Лицо горело, а руки тряслись от волнения так сильно, что их пришлось опустить на колени. — Ну что ты, малая? — вновь весело улыбнулся Дима, будто ничего не произошло. А потом сделал то, что окончательно вышибло Аню из колеи — он ей подмигнул! Ей даже пришлось немного тряхнуть головой, чтобы убедиться, что она не спит. Но нет — Дима сидел рядом и улыбался ей своей самой счастливой и озорной, практически мальчишеской улыбкой. Окончание ужина для Ани прошло, как в тумане. Она даже за разговором практически не следила. Все прокручивала и прокручивала слова Димы в голове. Троих! Троих детей, как минимум! Андрей приехал в начале десятого вечера. Зашел в квартиру сам, чем напугал Тамару Ивановну, но Аня спешно объяснила, что именно этот молодой человек и отвезет ее домой. Она вышла проводить маму в коридор, пока Андрей и Дима обсуждали что-то на кухне, и Аня порывисто обняла маму. — Точно хочешь поехать? — прошептала она, вновь пытаясь сдержать слезы. Слишком много их было, слишком! — Конечно, Анечка. Я так рада за тебя, — улыбнулась мама, чуть поглаживая ее по волосам. А в глазах ее Аня видела любовь и теплоту. То, чего так не хватало ей все три с половиной года, что они жили раздельно. — Дима он, конечно, взрослый, — сказала Тамара Ивановна тихо. — Видно, что любит тебя. Да, я его не одобряю, ты знаешь это… Аня кивнула, опуская глаза в пол. — Но он любит тебя, это видно. Очень жаль, что это не какой-нибудь хороший мальчик с твоей учебы, но если сердце твое так решило — так тому и быть. Будь счастлива, хорошая моя, — улыбнулась Тамара Ивановна. Аня вновь обняла маму, услышав, как мужчины вышли с кухни в коридор. — Я люблю тебя, мамуль, — прошептала она на прощание. — Андрей, отзвонись, как будете на месте, и отчитайся. Андрей сухо кивнул. Тамара Ивановна на прощание еще раз махнула рукой, и дверь за ними закрылась. Аня устало привалилась к прохладной стене коридора. День был такой насыщенный, что под натиском различных эмоций мыслей в голове совсем не осталось. — Ты как? — Диму чуть приобнял ее за плечи, притягивая к себе. — Устала, — призналась Аня честно. — Но очень рада, что увидела маму. Спасибо тебе. Дима медленно опустил руку с плеча на ее запястье, и пальцы сами переплелись. Эти прикосновения были такими приятными и такими естественными. Ее тело само отвечало Диме, тянулось к его теплу, к нему самому. Он привел ее в спальню и остановил посередине комнаты, разворачивая к себе лицом. Аня подняла на него глаза. В них любовь, практически обожание. И лишь на дне черных зрачков — страх. Вот только страх чего? Она не знала, не понимала. — Я буду беречь тебя, как зеницу ока, — повторил он серьезно, обхватывая ее лицо ладонями. — И хочу беречь тебя всю свою оставшуюся жизнь. Аня ничего не понимала. Сердце беспокойно билось в груди, а шум крови в ушах практически оглушал. — Позволь мне беречь тебя всю жизнь, Аня, — улыбнулся Дима. — Выходи за меня. Аня прикрыла глаза, не веря. И вдруг стало совсем тихо — кажется, даже кровь перестала бежать по венам. Застыла, как и весь остальной мир вокруг. И в этой тишине Аня чувствовала, как у нее вырастают крылья.