Карусель

      Дима всегда любил огонь — еще с раннего детства, когда мальчишкой бегал по улицам, брал у мамы спички и поджигал тополиный пух. И было в этом мгновенном воспламенении и уничтожении прекрасного какая-то магия. Он никак не мог оторвать взгляда от огня, уничтожающего на своем пути все живое и мертвое. И даже сейчас, в свои двадцать девять, к огню прибегал излишне часто. Пламя — лучшее средство, чтобы скрыть имеющиеся улики, замести следы.       Про склад Чупаева, что сожгли несколько недель назад, говорили довольно часто по телевизору. Один раз даже в утренних новостях по радио — Дима тогда как раз вернулся с прогулки с Риччи, а Аня готовила завтрак. Благо, она никак не отреагировала на эту новость, возможно, даже не вслушивалась в то, что говорил диктор. А Дима наблюдал за ней в этот момент — ждал хоть какой-то реакции. Потому что не верил в то, что она переживает все это так спокойно. Не сомневался, что она знала — Аня была умной, и ей не составило бы труда сопоставить два и два: смерть Кости, поджог склада и его слова. Но она молчала, будто делала вид, что ничего не замечает, что ничего не происходило. А происходило все и сразу — огромный снежный ком, набирающий скорость и вес, готовый вот-вот обрушиться на голову и утащить за собой под землю. Поэтому Дима просто ждал, понимая, что чем больше она молчит, тем больше копит в себе вопросов и подозрений. И основная проблема была в том, что он не знал ответов и не мог развеять эти ее подозрения. Несмотря на то, что он не скрывался от нее, Дима был не готов говорить с ней откровенно — это была какая-то болезненная, ненормальная забота о ней — светлой, доброй и ласковой. Дима не хотел передавать ей ту черноту, что поселилась в нем и жила уже столько лет. И была бы его воля — Дима бы отгородил ее от этой жизни, но вот ведь незадача: он не понимал, что в этом случае было правильным — держать ее в неведении, скрываясь, или же говорить чистую правду.       Но случай рассказать ей обо всем, что творится, представился очень скоро. Восстановленный после пожара клуб «Barbie» вновь открывал свои двери для посетителей, представляя новую шоу-программу и девушек, что раньше там не выступали. Учитывая, что именно в этом клубе проводились зачастую встречи всех криминальных авторитетов города, наплыв клиентов обещал быть крупным. Но в день открытия, как предупредил Михаил, состоится там еще и встреча «Барсы», так как отметить столь значимое событие они были должны. К тому же Михаил заранее предупредил, что встреча будет неформальной, а потому приглашение каждому выдавал на два лица — для себя и своей спутницы.       Дима долго сомневался, стоит ли говорить об этом Ане. Во-первых, потому что ранее на такие встречи он всегда брал Олю — она всех знала, могла поддержать любую беседу, и Дима никогда не волновался о том, что при ней чего-то не надо произносить. Оля знала всю структуру компании изнутри. А во-вторых, потому что для Медведева Аня оставалась все еще той девушкой, что вытащила его с того света — нежной, доверчивой и открытой. Той, кому совсем не место в его жестоком мире, наполненном хаосом, постоянным страхом и кровью. Дима думал, что она откажется — сама, втайне этого хотел — естественно, чтобы уберечь ее. Вообще все, что он делал в последнее время, делалось исключительно для ее безопасности. Потому что Дима устал просыпаться в постоянном страхе — в каждом сне Аня тянула к нему окровавленные руки и задавала единственный вопрос: «За что?» И в каждом этом сне ее сердце переставало биться, а Дима не мог к ней подойти. И сколько бы шагов к ней он ни сделал, он всегда оказывался еще дальше.       И когда Медведев ей сказал о предстоящей встрече, Аня неожиданно согласилась. Ему даже на мгновение показалось, что интерес вспыхнул в голубых глазах. Аня активно закивала, будто только этого и ждала. Хотя Дима знал, что она уставала в четырех стенах с совершенно неизменным графиком дом-институт-дом по четным дням и дом-институт-работа-дом — по нечетным. И если Дима всегда куда-то выходил, выбирался на те же самые встречи, то Аня сразу же ехала домой и проводила в квартире большую часть времени, лишь изредка выбираясь в магазин.       — Необходимая мера предосторожности, — сказал он ей тогда.       Видел потом, как в глазах мелькнул мятежный огонек — это в ней его поражало. Но Аня согласилась — не сразу, конечно, но видимо поняла, что это действительно для Димы важно. И он бы не стал просить ее об этом из-за каких-то незначительных пустяков. И Аня занялась квартирой — серое покрывало в гостиной спустя пару дней сменилось на цветастый яркий плед, откуда-то появились с десяток маленьких подушек разных цветов, темные шторы в спальне стали синими с рисунком лилий. И что самое удивительное — Дима замечал все эти изменения, и был этому несказанно рад. Аня обустраивала уже не его квартиру, а их.       А в вечер открытия обновленного клуба — он, благо, выпал на субботу, — Аня порхала по квартире, словно пчелой ужаленная. То не могла подобрать подходящее платье, хотя за неделю до этого Дима насильно отправил ее в магазин за обновками, потом судорожно пыталась подобрать под платье невысокие туфли. Дима наблюдал за этим с легкой улыбкой — ураган «Анна» носился из комнаты в комнату, сшибая по пути тумбочки, двери и Риччи, который постоянно ходил за ней хвостом.       — Так не пойдет. — В какой-то момент, когда Аня уже практически на грани истерики пыталась собрать волосы, Дима поднялся с дивана и шагнул к ней.       Опустил ладони ей на плечи, чуть сжимая, чтобы привести Аню в чувство. Она подняла на него глаза, полные паники, и закусила губу практически до крови.       — Успокойся и выдохни, — улыбнулся он. — Все будет хорошо и ты прекрасно выглядишь.       На Ане было строгое черное платье без рукавов, юбка заканчивалась чуть выше колена, облегая бедра и попу, от которой было тяжело оторвать взгляд. Поверх платья она надела темно-синий джемпер, чтобы прикрыть оголенные плечи, а волосы собрала в высокий хвост. Ей, так хорошо и гармонично одетой, надо было присутствовать на званых вечерах, а не ехать на какое-то сборище бандитов в стриптиз-клуб.       — Ты же их всех знаешь уже, — продолжил Дима. — А волнуешься, будто увидишься с ними впервые.       — Да, просто там будут и те, кого я не знаю, — зашептала она, опуская голову. И чуть тише добавила с опаской: — Вдруг я тебя опозорю?       Дима ощущал, как ее мелко потряхивало от волнения. Он считал это даже немного забавным — такая сильная духом Аня боялась встречи с его коллегами, и считал настоящим абсурдом то, что она может кому-то не понравиться!       — Значит, так, — сказал он строго, встряхивая ее за плечи, — отставить все эти глупости! Аня, ты замечательно выглядишь — ты невероятно красива и умна. Так что прекрати думать об этом.       Дима никогда бы не подумал, что Аня страдала от неуверенности в себе, несмотря на всю ее скромность и порядочность. И он вдруг понял, что, независимо от того, сколько они живут вместе — хоть полгода, хоть десять лет — она каждый раз будет его удивлять. Ему казалось, что за столько времени он изучил ее с головы до пят, узнал обо всех ее страхах и опасениях, но каждый раз оказывалось, что она таит в себе намного больше, чем показывает. Аня продолжала оставаться для него загадкой.       — Я готова, — сказала она минут через пятнадцать, довершив свой вечерний костюм новым пальто, а затем застыла в дверном проеме, от волнения теребя лямку маленькой черной сумочки.       Диме не потребовалось много времени. Он быстро накинул на белую рубашку черный пиджак и подошел к зеркалу, стараясь не смотреть своему отражению в глаза. Через несколько секунд Аня встала рядом, устраивая свою ладошку на его локте.       — Мы хорошо смотримся вместе, — улыбнулся Медведев ее отражению, а потом серьезно добавил: — Аня, пообещай, что если хоть кто-то там тронет тебя пальцем, не так взглянет или сделает еще что-нибудь непростительное и неподобающее, ты мне об этом скажешь.       Аня, на мгновение задержавшая дыхание, выпрямила спину и подняла подбородок. В глазах — огонь, ни капли былого страха и смущения. Диму поражала многогранность ее характера.       — Хорошо, — кивнула она медленно, не прерывая зрительного контакта.       Дима приказал Риччи сторожить квартиру в их отсутствие, а потом под руку с Аней покинул дом. До клуба дорога заняла не больше получаса — свободный Невский и зеленые сигналы светофоров для Димы казались каким-то знаком того, что вечер пройдет хорошо. Из колонок доносилась тихая мелодия — Аня вновь поставила записанную кассету.

Сегодня кому-то говорят — до свиданья, Завтра скажут — прощай навсегда. Заалеет сердечная рана, Завтра кто-то, вернувшись домой, Застанет в руинах свои города, Кто-то сорвется с высокого крана. Следи за собой, будь осторожен, Следи за собой. Следи за собой, будь осторожен, Следи за собой.

      Аня еле заметно кивала головой в такт, двигая губами, и чуть постукивала пальцами по сумке. Медведев наблюдал за ней с легкой улыбкой на губах.

Завтра кто-то утром в постели Поймет, что болен неизлечимо, Кто-то, выйдя из дома, попадет под машину. Завтра где-то в одной из больниц Дрогнет рука молодого хирурга, Кто-то в лесу наткнется на мину. Следи за собой, будь осторожен, Следи за собой. Следи за собой, будь осторожен, Следи за собой.

      — Как он умер? — вдруг спросила Аня, резко разворачиваясь.       Дима на мгновение нахмурился, бросив на нее непонимающий взгляд. Еще мгновение назад она была такой спокойной и расслабленной, а теперь вновь напряглась — вытянулась, как струна, и расправила плечи.       — В аварию попал на машине.       И этот ответ будто Аню устроил. Она медленно кивнула, поджимая губы, и откинулась на мягкую спинку сидения.

Ночью над нами пролетел самолет, Завтра он упадет в океан, Погибнут все пассажиры. Завтра где-то, кто знает, где, Война, эпидемия, снежный буран, Космоса черные дыры. Следи за собой, будь осторожен, Следи за собой. Следи за собой, будь осторожен, Следи за собой.

      К тому моменту, когда они подъехали к клубу и припарковались, вся компания была практически в сборе. Под яркой кричащей вывеской стриптиз-клуба Аня вся подобралась, решительно вздохнула и смело шагнула вперед. Дима мгновенно взял ее за руку, напоминая, что именно он в этом случае ее поддержка и опора — хотя бы на один этот вечер. Потому что начиная с дня их знакомства, именно хрупкая Аня была его опорой — взвалила на свои худые плечи его проблемы и несмотря ни на что продолжала идти вперед. Она продолжала оставаться сильной, продолжала верить в него даже в те моменты, когда Дима сам в себя не верил. Ведь только ее безоговорочная вера помогала ему держаться на плаву и не уйти под воду. И за это ему хотелось Аню бесконечно благодарить.       Навстречу им вышла девушка в очень броском наряде — белом топике и красной латексной юбке, еле прикрывающей попу. Она призывно улыбнулась Диме, видимо, узнав его. Дима, правда, ее не помнил — заезжал в «Barbie» крайне редко, а потому всех куколок в лицо не запоминал. Они почти все были одинаковые — выбеленные длинные волосы, яркие пухлые губы и обязательно выделяющаяся грудь.       — Дмитрий Александрович, — кивнула она, приглашая Диму с Аней пройти в выделенный зал, — доброго вечера.       Аня поплотнее прижалась к Диме, будто его плечо было для нее спасательным кругом. Хотя именно так, как потом понял Медведев, и было. Он сам привел Аню и практически кинул ее в бассейн с акулами. И ладно если бы здесь были только мужчины — они почти все привыкли видеть Аню, но ведь здесь были еще и их жены и любовницы. Но, несмотря на обилие косых, заинтересованных и скептичных взглядов, Аня держалась с высоко поднятой головой.       Вдалеке Дима сразу приметил знакомую компанию — Вадима с женой Катей, Илью с Олесей, Сергея одного — он никогда не выходил в свет с женой, стараясь скрывать ее от лишних глаз, и самого Барыжина в компании очередной любовницы. Михаил жену свою на такие встречи никогда не приглашал, отдавая предпочтение девушкам, которые уже давно крутятся в «бизнесе». Вот и сейчас компанию ему составляла Кристина — высокая и рыжеволосая, в черном облегающем платье она привлекала к себе внимание всех мужчин в зале. И явно получала от этого удовольствие. Кристину он видел от силы раз пять — она кочевала из постели в постель «верхушек» города. И, что самое удивительное, считала это профессией, уверяла, что это настоящий труд — всегда быть на высоте и соответствовать статусу мужчин.       И несмотря на то, что Дима не считал их самой лучшей компанией для Ани, все равно повел ее в ту сторону. Подумал, что уж лучше с ними — все-таки со знакомыми было бы более комфортно, чем в окружении людей, которых она видела впервые в жизни.       — А вот и Медведь! — улыбнулся Вадим, салютуя полупустым бокалом с янтарной жидкостью.       — Привет-привет! — расплылась в смущенной улыбке Олеся.       Катя же поднялась с места и порывисто обняла вначале Аню, уже потом Диму. Видимо, сидели они уже не один час. Медведев усадил Аню рядом с Катей, а сам примостился с другого бока. Моментально подошедшая официантка сразу же приняла заказ от только что прибывших гостей — Дима заказал для Ани шампанское, а для себя сок.       Разговор велся, конечно же, об окончании войны в Чечне — об этом говорили практически на каждом углу. Дима слушал вполуха, не желая встревать, однако спустя минут десять Аня, сидевшая рядом, подала голос:       — Я слышала, что Международный комитет Красного Креста начал открывать там госпитали для пострадавших от военных действий. Неужели несмотря на то, что все закончилось, там все еще опасно?       Дима неосознанно сжал ее ладонь — сам не понял, зачем. Это была не поддержка, не просьба остановиться, не просьба замолчать, просто его пальцы сами сомкнулись на ее костяшках. Правда, спустя секунду расслабились, стоило Ане только перевести на него удивленный взгляд.       — Видишь ли, Аня, — улыбнулся вдруг Михаил, сверкая глазами в полумраке помещения, — война никогда не заканчивается. И если об этом не говорят по радио и не пишут в газетах, не значит, что там больше не стреляют, — и он перевел взгляд на Диму.       А Дима напрягся — опять же неосознанно. Но взгляд Барыжина выдержал. Знал, о чем тот сейчас заговорит, а потому попытался спокойно выдохнуть, посчитать до десяти. И когда Дима дошел до пяти, Михаил вновь заговорил:       — Поставка новая скоро. Курируешь ты, — и даже не вопрос. Утверждение.       Дима, хоть и смотрел Михаилу в глаза, почувствовал, как Аня, сидящая рядом, непонимающе улыбнулась и чуть повернула голову в его сторону. И Медведев прикрыл глаза — лишь на мгновение, чтобы отсчитать еще несколько секунд, а затем медленно кивнул. Выбора, опять же, не было. Ком, застывший в горле, мешал даже дышать.       А дальше случилось то, чего он никак не ожидал — Аня сжала его руку в своей холодной ладони, чуть поглаживая костяшки подушечкой большого пальца. Дима улыбнулся с опущенными веками. Ком постепенно растворялся, оставляя вместо себя простую горечь — слишком ему знакомую, уже привычную, въевшуюся, практически родную, будто она была с ним с самого рождения.       — В помощь вон Андрея возьмешь, — кивнул Барыжин на одного из молодых людей, сидящих за соседним столом. — Я хотел тебе его в подчинение дать. Он с нами не так долго, но пусть вливается.       Фамилию Андрея Дима не помнил, в подробности его появления в «Барсе» не вдавался. Знал только, что молод он еще, но на войне уже побывал. Полгода назад его по состоянию здоровья комиссовали — множественные осколочные ранения и контузия средней степени, полученные в Чечне. Андрея после военного госпиталя отправили на лечение в Петербург, обещали, конечно, не полное выздоровление, но, как минимум, хорошую выплату за травму, полученную на службе. Вот только вместе с выплатой ему досталась еле заметная хромота на левую ногу, ухудшение слуха и посттравматический синдром. А впоследствии, Дима знал по собственному опыту, неконтролируемая агрессия и, конечно же, бессонница, которая будет длиться годами.       Дима слишком отчетливо помнил, как не мог спать после возвращения домой. Наступление ночи для него было самым настоящим кошмаром, ведь стоило ему закрыть глаза, как он вновь возвращался в жаркие пески Афганистана. И, что самое ужасное, Медведев никогда за свою жизнь не ощущал такой потерянности, на смену которой через пару месяцев пришла всепоглощающая злость. А дальше все по цепочке: бессонница, ярость, мания преследования. Последующие несколько лет в каждом темноволосом мужчине, встречающемся на пути, Дима видел моджахеда. От каждого громкого звука, будь то гудок машины или лопнувший рядом воздушный шарик, Медведев останавливался как вкопанный. И если у большинства тех, кто вернулся с Афганским синдромом домой, такие звуки вызывали страх и включение инстинкта самосохранения — они падали на землю, мгновенно закрывая голову руками, — то Дима просто останавливался и закрывал глаза. Ждал ударной волны, боли, какого-либо конца этим мучениям. Но конца не было. Это были всего лишь гудки машин и лопнувшие воздушные шарики.       — Я бы хотел взять с собой Серегу, — слова сами сорвались с языка.       Те несколько секунд, что в голове проносились воспоминания, показались Медведеву вечностью. А в голове сам собой созрел план. Дима перевел расслабленный взгляд на Сергея и выдавил еле заметную улыбку:       — Подстрахуешь?       И в зале вдруг стало совсем тихо. Стихла музыка, кажется, даже остальные люди прекратили говорить.       — Конечно, Медведь. Как и всегда, — кивнул Савичев.       — Да, — отозвался Дима, переводя взгляд на бокал шампанского в Аниной руке. — Как и всегда.       Больше тема войны и наркотиков за столом не заходила. Дима периодически бросал косые взгляды на Андрея, сидевшего за соседнем столом. Даже его поза выдавала крайнее беспокойство. Молодой человек постоянно осматривался, реагировал на малейшие звуковые колебания — чуть поворачивал голову, прислушиваясь, а в руках сжимал полный бокал воды. На вид Андрею было не больше двадцати двух, и в какой-то момент Дима в этом парне начал узнавать себя, только вернувшегося с войны, когда каждый день — испытание, когда понять не можешь — где реальность, а где воспоминания.       — Посиди пока, — прошептал Медведев Ане, поднимаясь. — Я скоро вернусь.       Она непонимающе и даже малость испуганно глянула на него, но все же кивнула и улыбнулась, а затем вновь повернулась к Кате — они уже на протяжении минут десяти о чем-то говорили, но Дима не слушал. Стараясь не выпускать Аню из вида, Дима отошел к Андрею. Решил не подходить со спины, а остановился прямо перед молодым человеком. Дождался, пока он поднимет на него голову, и протянул руку:       — Нас должны были с самого начала представить. Дмитрий.       Андрей отреагировал не сразу, но через несколько секунд поднялся с дивана и пожал Медведеву ладонь.       — Андрей.       — Куришь? — Дима вытащил из кармана брюк пачку сигарет. Андрей кивнул. — Пойдем выйдем на улицу, шумно тут.       И, несмотря на то, что все курили в зале, Дима с Андреем вышли на улицу. Как только дверь за ними закрылась, Медведев наконец-то смог вдохнуть полной грудью, расслабленно облокачиваясь на резные перила и закуривая.       — Миша тебе сказал, что ты под моим началом будешь?       Андрей, остановившийся за его спиной, еле заметно кивнул.       — Пьешь?       — Нет, — тут же отрезал он.       Голос у молодого человека был хриплый и грубый, но опасности в нем не было. Больше отчужденности и потаенной злости, самому Медведеву так знакомой.       — Я, когда пью, не все могу… — продолжил Андрей, но не договорил — слов подходящих подобрать, видимо, не смог.       — Вот и я стараюсь не пить, — чуть улыбнулся Дима, оборачиваясь и оглядывая того с ног до головы.       В Андрее все выдавало участника военных действий — начиная с короткой прически, заканчивая позой. Даже в компании Димы он никак не мог расслабиться — это было заметно по напряженным довольно широким плечам, рукам, опущенным по швам, поднятому подбородку. Он будто каждую секунду ждал нападения. И Дима горько усмехнулся, покачивая головой и понимая, что сам был таким же. И правы были те, кто говорил, что после войны нет нормальной жизни. Они — в свои тридцать лет и уже ветераны военных действий — тащили эту войну за собой, потому что жизни другой уже не помнили. Потому что каждый их день — борьба — в первую очередь с самими собой. А ответа на главный вопрос «Как не сойти с ума?» так никто и не дал — каждый справлялся, как мог.       — Холодает, — передернул Дима плечами, отбрасывая окурок. — Пойдем.       Он обошел Андрея и первым потянул за ручку двери. И только потом понял, что Андрей так и не закурил.       Клуб вновь встретил их полумраком, табачным дымом и танцевальной музыкой. Дима мгновенно нашел взглядом Аню, все еще сидящую за столом рядом с Катей, но ближе подходить не стал — остановился в нескольких метрах, наблюдая за ней издалека. Она выпила уже не один бокал — расслабилась, почувствовала себя в своей тарелке, говорила о чем-то с женой Вадима и бурно жестикулировала руками. Аня была так невероятно красива, что казалась ему ненастоящей — миражом.       — Она неплохо вливается в компанию, как я посмотрю, — послышался над ухом насмешливый и до боли знакомый женский голос.       Дима не смог скрыть улыбки. Медленно перевел взгляд на остановившуюся рядом Олю — как всегда неотразимую. Она чуть толкнула его плечом, прикрывая глаза, и медленно выдохнула. Медведев сразу понял — скучала. И ведь он сам по ней скучал.       — Рад видеть тебя, Соколовская.       — Шпионишь за ней? — усмехнулась она, кивая на Аню. — Красивая она у тебя. Я встретила ее у твоей квартиры в тот день. Она тебе сказала?       — Сказала, — кивнул чуть печально Дима.       — Женись на ней, Медведев, — вдруг серьезно сказала Оля, заглядывая Диме в глаза — практически в самую душу. — Она сидит здесь — в эпицентре, и улыбается самым страшным и опасным людям, будто они ее старые друзья. Дима, она или непроходимая тупица, или очень сильно тебя любит. В любом случае, она сделает тебя счастливым.       — Она уже делает меня счастливым, Оль, — прошептал он еле слышно — Соколовская скорее всего просто прочитала по губам. — Вот только сделаю ли я ее счастливой?       И стоило ему это только произнести, как Аня вдруг резко обернулась и посмотрела на Диму. Оля, стоящая рядом, моментально отпустила его руку и отступила на шаг. Медленно перевела взгляд с Ани на Медведева и печально улыбнулась.       — Я была рада видеть тебя, Медведь. Береги себя.       Дима даже не успел ничего ответить. Оля исчезла так же быстро и незаметно, как и появилась. А Аня продолжала смотреть на него — пристально и без улыбки. Рядом сидящая Катя все о чем-то говорила, но Аня не обращала на нее внимания. Дима на мгновение прикрыл глаза. В груди неприятно кольнуло. А когда он посмотрел на столик в следующий раз, Аня уже повернулась к Кате и Вадиму.       Медведев, помедлив пару секунд, все же двинулся к компании. Михаил о чем-то перешептывался с Кристиной, сидящей практически у него на коленях, Илья с Олесей куда-то удалились.       — Я ничего не пропустил? — улыбнулся Дима, присаживаясь обратно и наблюдая за реакцией Ани.       Она чуть повернула на него голову и тоже слабо улыбнулась, но в глаза не посмотрела. Опустила голову, сделала вид, что продолжает слушать Катю, но смотрела в одну точку — на носки своих туфель.       — Хочешь домой? — Дима глянул на часы. — Если хочешь, то можем поехать.       — Я правда устала, — кивнула Аня немного виновато. — Можешь остаться, а я, наверно, и правда поеду, — и она порывисто поднялась, задевая бедром стол, отчего бокалы чуть покачнулись.       — Ребят, вы чего? — воскликнула Катя, разводя руки в стороны. — Час назад приехали и уже уезжаете?       — Замотались за день, — отмахнулся устало Дима, подавая Ане руку.       Она пару секунд смотрела на его протянутую ладонь, а затем все же подняла на него глаза. Во взгляде немой вопрос, на который у Димы не было ответа. Он лишь мог попросить ее доверять ему. А ведь Аня и правда слепо ему доверяла все это время, шла за ним туда, куда идти не должна была — за ту черту.       — Домой? — устало улыбнулся он, приподнимая брови.       — Домой, — кивнула Аня, сжимая его пальцы своей ладонью.       Прощались со всеми долго — Катя никак не хотела отпускать Аню, ссылаясь на то, что они не виделись, кажется, целую тысячу лет, а Барыжин подозвал к себе Диму — поманил пальцем в темный уголок подальше от всех остальных.       — Пусть вас Андрей отвезет.       — Я за рулем сегодня, — отозвался Дима, ища взглядом молодого человека.       Андрей, как и до этого, сидел за столом, крутя в руках все тот же бокал с водой.       — В ближайшее время, куда бы ты не поехал — он едет с тобой. Среди ночи ему звонишь и вытаскиваешь из постели. Любое ЧП — он едет с тобой.       Дима бросил непонимающий взгляд на Михаила и нахмурился, ожидая объяснений. И почему-то начал немного волноваться — будто подсознательно ожидал чего-то плохого.       — Он новый еще в этом деле, но парень хороший. Не пропадать же ему, — пожал Барыжин плечами. — Если делом занят не будет, то сопьется ведь к чертовой матери. Ему надо быть занятым и что-то делать, ты же понимаешь.       Дима, как ни странно, правда начал понимать. Ведь именно занятие каким-то делом отвлекало от постоянных размышлений и воспоминаний. Медведев кивнул:       — Я тебя понял.       — И про поставку…       — Да, возьму его с собой.       — И если вдруг что, не принимай решения сгоряча. Дай ему время.       Дима вновь кивнул и пожал руку Барыжину. А следом направился в сторону Андрея. Молодой человек, видимо, спиной почувствовал чье-то приближение — моментально поднялся, осматриваясь.       — Андрей, я выпил немного, — соврал Дима. — Отвези нас домой, а.       — Конечно, — отозвался он сухо.       Аня, уже попрощавшаяся с Вадимом, Катей и Михаилом, ожидала около выхода, оглядываясь по сторонам.       — Он поедет с нами? — еле слышно спросила она, когда Дима подошел ближе.       — Да, отвезет нас домой.       Аня согласно кивнула, не задавая лишних вопросов, и собралась уже повернуться к двери, как вдруг застыла словно статуя. Дима же, шагнувший следом, практически впечатался в маленькое тельце — толкнул Аню, но все же успел придержать за плечи. А она этого будто и не заметила вовсе — продолжала смотреть куда-то в дальний угол.       Андрей тоже остановился, первым повернулся в сторону, куда она смотрела. Дима проследил за их взглядами. И только спустя секунду, когда в темном углу он смог различить очертания знакомого лица, сердце пропустило удар. Он не хотел, чтобы это случилось так. Не хотел ничего объяснять Ане, ждал подходящего момента, чтобы все рассказать. Но случай, как и всегда, решил все за него.       В углу на кожаных диванах, а точнее на коленях молодого мужчины сидела Анина лучшая подруга. Настя о чем-то шепталась с бойцом Барыжина, не замечая ничего вокруг. Дима не хотел, чтобы Аня узнала все именно так, а потому, чтобы предостеречь, придержал ее за руку — именно в тот момент, когда она сделала неосознанный шаг в их сторону.       — Аня, не надо… — еле уловимо прошептал Дима, стискивая тонкую руку в свой ладони.       Настя сильно похудела и коротко подстриглась. А еще Дима знал, что она уже какое-то время крутится с бойцами «Барсы». Надеялся на то, что это всего лишь слухи, но в тот момент все подтвердилось.       — Это же Настя, ты чего? — воскликнула Аня, пытаясь вырвать руку из цепкой хватки. — Это Настя, Дима! Ты посмотри… — ошарашенно прошептала она, глядя, как ее подруга целует в шею незнакомого парня. — Она же… Что же…       — Поедем, Ань, оставь ее…       — Нет, — отрезала она и, вырвавшись, вихрем пронеслась мимо Андрея в сторону темного угла.       Дима за ней не последовал. Отговаривать ее было бесполезно. Он лишь обеспокоенно глянул на Андрея, взглядом давая понять, что необходимо быть наготове. А Аня, уже остановившаяся перед Настей, начала о чем-то говорить — музыка играла слишком громко, чтобы расслышать хоть что-то. Сейчас Дима отдал бы все, лишь бы наступила та самая тишина, которую он так ненавидел.       Не прошло и минуты, как Настя резко поднялась, всплескивая руками. И даже в полумраке помещения Дима заметил ее блестящие расширенные глаза и совсем не свойственный ей взгляд. И незамедлительно пришло осознание — она под кайфом. Дима, не думая, быстро сократил расстояние до Ани, придерживая ту за локоть.       — Аня, поехали…       — Это из-за тебя все! — закричала Настя, тыкая тощим пальцем в его сторону. — Из-за тебя! Убийца! Убийца!       Аня отшатнулась. Впечаталась в его грудь острыми лопатками, оступилась на своих каблуках и обязательно бы упала, но Дима продолжал поддерживать ее. Он силился посмотреть ей в глаза, но Аня упорно смотрела на Настю — та продолжала и продолжала кричать. А он ничего не мог ей ответить, потому что понимал, что Настя права.       Дима — убийца. Всегда им был, есть и будет.       — Поехали домой, Анют, оставь ее… — вновь прошептал он, пытаясь отвести ошарашенную Аню в сторону.       И она пошла за ним. Как тряпичная кукла позволила ему вести себя. Дима чувствовал, как ее мелко потряхивало, а потому усадил на заднее сидение, плотнее укутав в пальто, и сам сел рядом. Сжал ее холодные пальцы и заглянул Ане в глаза. А в них пустота. Взгляд такой растерянный, будто она сама потерялась. И Дима вдруг понял, что это конец их дружбы. Сердце ее, такое открытое и такое доброе, разбилось. Аня потеряла частичку себя — единственного близкого человека, не считая самого Медведева.       Андрей молча вел машину, изредка поглядывая в зеркало заднего вида. Когда автомобиль остановился около подъезда, Дима первым выбрался на улицу, оставляя Аню в теплом салоне. Андрей вышел за ним.       — Из родных есть кто-нибудь? — спросил Дима, закуривая.       — Отец остался один, я с ним живу.       Медведев кивнул. Зачем спрашивал — не знал, ведь проще было просто забрать собранное на него досье из «Барсы», но что-то в Андрее Диму зацепило — возможно, схожесть с ним самим. Он в нем, в его походке, в его ответах и взгляде видел молодого себя.       — Забирай машину и езжай домой, — кивнул Дима на ключи в руках парня. — Приедешь за мной, когда я позвоню.       Андрей не возражал. Дима открыл дверцу и подал Ане руку. Она не спеша вылезла на улицу, бросила еле слышное «Спасибо» Андрею и двинулась в сторону дома. Дима лишь мгновение следил за ее тоненькой фигуркой, а потом пошел следом. Даже не обернулся, заходя в подъезд. Со стороны это могло бы показаться верхом глупости — оставлять свою машину незнакомому человеку, но, учитывая род их деятельности, любая оплошность и парня найдут. Да к тому же состояние Ани в этот момент беспокоило его намного больше.       Уже в квартире, когда Аня скинула пальто и прошла в спальню, спросила:       — Почему ты меня пытался остановить?       А голос у нее такой надломленный и хриплый, будто она много плакала. Хотя Дима знал, отчего бывает такой голос — когда очень долго сдерживаешь в горле вырывающийся крик. Ане хотелось кричать, и он мог ее понять.       — Потому что до меня дошли слухи о том, что она ошивается с ребятами Барыжина, — ответил Дима честно. — Как ты думаешь, почему я тебе об этом не сказал, Аня? Ты умная девочка, сама догадаешься? — он не хотел, чтобы это прозвучало настолько жестко.       Аня мгновенно вскинула голову. Щеки у нее раскраснелись, а сама она будто побледнела, пошла какими-то красными пятнами — то ли от злости, то ли от волнения.       — Мог бы и сказать! — крикнула она, не в силах совладать с эмоциями.       Дима это проглотил. Ждал еще. Потому что заслужил. Но Аня замолчала, вновь опустила голову, скрывая лицо за растрепанными волосами. А спустя секунду уронила лицо в ладони. Не плакала, просто сидела так молча, шумно дышала, иногда трясла головой, будто не понимала. Будто пыталась проснуться, надеясь, что это всего лишь ночной кошмар.       Дима знал это чувство, оно преследовало его годами. И каждый раз, когда он надеялся на то, что это всего лишь сон, кошмар оказывался реальностью.       — Ложись спать, — сказал он тихо, отталкиваясь от дверного косяка. — Утро вечера мудренее.       Аня ничего ему не ответила. Чтобы оставить ее на некоторое время одну, Дима взял на прогулку Риччи. Андрея около дома уже не было, как и автомобиля. Прогулка не заняла много времени — поднялись они в квартиру уже через полчаса.       За это время Аня успела принять душ и лечь в постель. Когда Дима сам после душа зашел в спальню, она не спала. Отвернулась от него в другую сторону, сжалась в комочек — поджала под себя ноги, убрала ладони под подушку и тихо дышала с закрытыми глазами. Дима опустился на свою сторону постели, прошелся ладонями по влажным волосам и глубоко вздохнул. Сердце, превратившись в ежа, кололо изнутри ребра при каждом движении. А он не мог отделаться от одной единственной мысли: как же он чертовски устал.       — Я знаю, что ты пытался меня защитить, — нарушила Аня тишину. — Я понимаю твои попытки, наверно, это нормально… Просто… — и она замолчала.       Дима понимал, что она хотела сказать. Понимал, что отчасти был прав в своих желаниях, но таким эгоистичным поступком обидел Аню — сам за нее все решил, не дав ей возможности выбора. Не дав ей даже узнать о судьбе лучшей подруги, а ведь она так за нее волновалась — места себе не находила.       — Я знаю, Ань, знаю. Прости меня.       Он раньше никогда так много не извинялся. Диме казалось, что он и слов то таких не знал. А вот с появлением Ани начал говорить их слишком часто. Поначалу думал, что размяк совсем, превратился в тряпку, но со временем пришло осознание, что это и не слабость вовсе — прощения просить и ошибки свои признавать. Это показатель того, что Аня ему дорога. И это было правдой — Аня была самым дорогим, что было в его жизни.       — И ты меня прости, — она быстро развернулась к нему лицом и потянулась за объятиями. Обняла со спины, утыкаясь холодным носом в свод лопаток. — Я не должна была на тебя кричать.       Просидели они так еще около двух минут. Им обоим нужна была эта передышка. Оба выдохлись, оба потерялись в этом огромном мире, не зная, куда идти и что ждет дальше. Неизвестность всегда пугала Медведева. И если раньше от него зависела только его жизнь, то теперь на его плечи легла еще и забота о жизни Ани. Он не мог допустить того, чтобы с ней что-то случилось. Откровенно говоря, он старался не думать об этом, но порой бессонными ночами все же обдумывал — и каждый раз приходил к выводу, что скорее всего просто сойдет с ума. Он не должен был позволить, чтобы с Аней что-то случилось, а потому всегда, всегда должен был быть настороже.       И до того, как Дима успел зацепиться за эту мысль и развить ее, зазвонил домашний телефон. Вставать не хотелось. Аня так сильно льнула к нему, что отрываться от нее было бы преступлением — особенно после сегодняшнего дня.       Но неприятное ощущение, зародившееся где-то на уровне желудка, подрывало подняться. А телефон все продолжал надрываться. И спустя несколько секунд трель стихла. Дима облегченно выдохнул. Но не прошло и секунды, как телефон снова ожил. Дима, выругавшись сквозь сжатые зубы, поднялся. Рывком снял с рычага трубку и рявкнул:       — Да!       А на том конце треск и шелест. Дима повторил:       — Алло! Говорите или вешайте трубку!       — Дима? Дима, это ты?       Медведев нахмурился. Голос звонившей женщины отложился в памяти еще лет двадцать пять назад. Он принадлежал соседке — тете Люде. Дима не мог ошибиться, потому что именно с ней он и оставался в детстве, когда дома никого не было. На ее заднем дворе играл с псом Мухтаром, помогал ей носить дрова в дом, за что всегда получал что-то вкусное.       — Тетя Люда? — и его собственный голос показался ему чужим — настолько наполненным страхом, что волосы на загривке поднялись дыбом.       — Дима, Димочка! Я еле до участкового добежала! Приезжай, Дима, приезжай! Мама твоя… — а дальше всхлипы. Еле уловимые. И свист — на грани ультразвука.       — Что с мамой?       — Заснул паразит с сигаретой! Дотла все сгорело, Дима, дотла! Никого вытащить не смогли…       Дима всегда любил огонь.       До этого момента.