И дрожала рука У того, кто остался жив, И внезапно в вечность Вдруг превратился миг.
За окном было светло и очень снежно — будто погода дарила людям своеобразный новогодний подарок в виде больших сугробов и заснеженных улиц, и даже через закрытые окна квартиры Аня слышала смех и визг детворы, что резвились на улице, играя в снежки и катаясь с небольшой горки. И на душе ей было так хорошо и спокойно, как не было уже очень давно. Аня думала, что если и существует в мире абсолютное счастье, то именно оно ее и постигло.А «жизнь» — только слово, Есть лишь любовь и есть смерть… Эй! А кто будет петь, Если все будут спать? Смерть стоит того, чтобы жить, А любовь стоит того, чтобы ждать…
Дима вернулся около двух — не один. Аня услышала, как хлопнула входная дверь, но осталась лежать на полу. А как только услышала посторонние голоса, сразу же подорвалась, замирая посреди комнаты — на полу все еще лежали небольшие кусочки оторвавшейся мишуры, коробка из-под игрушек, да и сама гостиная выглядела совсем не презентабельно — Аня была не готова принимать гостей. Но как только из прихожей послышался знакомый женский смех, Аня с облегчением выдохнула и вышла в коридор. Катя, смеясь, смахивала крупные снежинки с пальто Вадима, а Риччи, вырвавшийся вперед, уже практически забрался носом в один из пакетов, что Дима оставил у двери. — А ну-ка, моська любопытная! — воскликнула Аня, взмахивая руками. Пес на мгновение прижал уши и вскинул на нее обиженный взгляд, но все же отошел от пакетов. — Привет, малая, — Вадим подмигнул Ане. — Привет, Анюта! — Катя тоже не заставила себя долго ждать. Даже не раздеваясь, она шагнула вперед и притянула Аню в объятия. От холодной и мокрой шубы, что коснулась оголенных участков тела, у Ани по спине пробежала стая мурашек, но по сравнению с радостью от встречи это было очень незначительное неудобство. — Так, давайте, не толпимся! Проходим, проходим на кухню, — Дима подхватил пакеты и подмигнул Ане, двигаясь мимо. — Давайте. Чайник уже ставлю! — Ой, да мы же буквально на пару минут, — отмахнулась Катя, но все же начала раздеваться вслед за мужем. Как оказалось, Дима встретил их у подъезда — подъехали они практически одновременно. Катя и Вадим действительно заглянули ненадолго — успели только чай с печеньем попить. А потом, как сказали, уезжали к Катиной маме в поселок под Петербургом. — Париться будем в баньке, шашлычки кушать, — причмокивая протянула Катя, прикрывая глаза. — Сказка, а не жизнь! Когда они уже собирались уходить, выяснилось, что приехали-то они не с пустыми руками. Стоя уже в дверях, Катя хлопнула Вадима по плечу: — Забыл же подарки! — а потом повернулась к Ане и достаточно громко и насмешливо, но без злости, прошептала: — Постоянно все забывает. — Точно! Так, у меня тут для тебя, Медведь, — улыбнулся Вадим и достал из внутреннего кармана пальто небольшую продолговатую коробочку. — От нашей маленькой семьи. — Вашей маленькой семье, — подхватила Катя, бросая двусмысленные взгляды на их кольца. — И почему не сказали? — По-тихому хотели, — пожал плечами Дима. — Но сейчас-то уже что скрывать? — Ну, по-тихому, так по-тихому. А это тебе, — и Катя протянула Ане маленький бархатный мешочек — совсем легкий, практически невесомый. И добавила: — Раз ты теперь носишь золото, думаю, наш подарок подойдет к твоему кольцу. Аня задержала дыхание. Примерно в таком же, только дешевом мешочке она дарила Диме подарок на его День рождения — серебряный крестик. — Если хочешь, то потом открой, — подмигнула Катя и первой вышла за дверь, на прощание перед этим еще раз обняв и Аню и Диму. Вадим подмигнул смущающейся и краснеющей Ане, а Диме пожал руку. — С наступающим, молодожены! — крикнул он напоследок прежде, чем дверь квартиры закрылась. Стоило им только уйти на кухню, как Дима сразу же открыл свой подарок. В продолговатой коробке была упакована дорогая ручка. Аня ничего в них не понимала, и название «Parker» на коробке ни о чем ей не говорило. Но, видя с каким ошарашенным взглядом Дима застыл около окна, разглядывая подарок, Аня заволновалась не на шутку. И спросила тихо: — Это очень дорого, да? И только после того, как задала вопрос, осознала — она ведь ничего ему не купила. Не то чтобы замоталась, а даже мысли такой не имела! Не думала о том, чтобы что-то подарить, потому что напрочь забыла о празднике. — Достойный подарок, — кивнул Дима серьезно, осматривая ручку с разных сторон. — Даже очень. А я, как дурак, и не купил ничего… — пробормотал он скорее себе, чем ей. — Так замотался… — Дима, — осторожно позвала его Аня, подходя ближе. В извиняющемся жесте коснулась ладонью его плеча, заставляя обернуться. — Ты меня прости, — опустила она голову, но все же продолжила: — я вот тоже замоталась, даже о подарках не подумала. — Эй, малая, ну ты чего? — он приподнял ее лицо за подбородок и заглянул в глаза, улыбаясь. — Ты — мой подарок. Самый дорогой и самый желанный. Аня не смогла сдержать улыбки — уголки губ сами поползли вверх. Не сдерживая эмоций, она приподнялась на носках и запечатлела громкий, но короткий поцелуй у него на щеке. — А у тебя там что? — спросил он через мгновение с неподдельным интересом. Аня, глядя, как горят любопытством его карие глаза, быстро развязала тесемку, и на ладонь аккуратно выпала небольшая золотая подвеска с одной перламутровой жемчужиной, которую овивали тонкие золотые нити. — Ух ты, — пораженно выдохнула Аня, боясь даже пошевелиться. Подарок и правда выглядел очень дорогим. Она ничего подобного даже от Димы не ожидала, учитывая статус их отношений, а тем более от подруги — и то, не такой близкой! — Ничего себе, очень неплохо! — подтвердил Дима, удивленно кивая. — Давай застегну. Аня повернулась к нему спиной и заранее переложила волосы на одну сторону. Спустя секунду почувствовала, как теплые пальцы в едва уловимом касании прошлись по шее, а в следующее мгновение щелкнул замочек. Аня опустила волосы и на ощупь чуть подрагивающими пальцами нашла кулон — несмотря на все изветвления золотых нитей, он оказался поразительно гладким. — Тебе идет. Жаль, что я до такого не додумался, — улыбнулся Дима, поднимая взгляд к ее глазам. Аня мгновенно залилась краской, но тут же ответила: — Я думаю, в этот праздник мы можем обойтись без подарков. Самый главный, дорогой и желанный подарок — это ты. — Ах, сдается мне, Анна Валерьевна, вы крадете фразы из моего арсенала, — Дима игриво приподнял одну бровь. — Ах, сдается мне, Дмитрий Александрович, — парировала Аня с улыбкой, — арсенал у вас достаточно богат и от вас не убудет. Дима не медля рассмеялся — громко и заразительно, запрокидывая голову, а потом кивнул. — Принимается. Но, — и он вдруг прекратил смеяться. Лицо разгладилось, заставив Аню расширить глаза и замереть. — Ты — мой подарок. И я хочу получить его сейчас. — Прямо сейчас? — тихо прошептала Аня, чувствуя, как сердце в груди почти что заходится, пропускает удары от этого тихого, проникновенного голоса. — Да, — выговорил он еще тише. Но и этого Ане хватило, что в мгновение ока подскочить и обнять Диму. Цепляясь за сильные и широкие плечи, она мгновенно потянулась к его губам, а потом почувствовала теплые ладони на своих ягодицах, и вот уже Аня оказалась оторванной от пола. Она обняла его ногами, прижимаясь еще крепче и углубляя поцелуй. В такие моменты мир вокруг переставал существовать, они оказывались за какой-то невидимой гранью добра и зла, за чертой реальности. И это была единственная черта, которую Аня была рада пересекать. Видит Бог, она никогда не чувствовала себя счастливее. Лишь только тогда, когда ощущала на своем теле ладони Димы — теплые, сильные и широкие, лишь только тогда, когда ощущала на своей коже его губы — на шее, на щеках, на губах, на груди. Но не успел Дима донести ее до спальни, как из висящего в коридоре пальто зазвонил телефон. Первые несколько секунд ни Аня, ни Дима не обращали на него внимание, но телефон не умолкал. Дима опустил Аню на постель, быстро чмокнул в нос, а затем поднялся и, выругавшись себе под нос, двинулся на звук. — Да, — послышалось недовольное и сухое из коридора. — О, майор! Аня улыбнулась, понимая, что сейчас Дима наверняка слышит в трубке кряхтяще-свистящее: «Да не майор я, не майор, Медведев. Подполковник!» И как бы сильно ей не хотелось узнать, как дела у Алексея Евгеньевича, Аня чувствовала себя какой-то обделенной. Внизу живота было уже достаточно горячо и сладко от одной только мысли о Диме, но его рядом уже не было. А он тем временем продолжал разговор из коридора: — Конечно! И тебя с наступающим, Алексей Евгенич. Так приезжай к нам, мы с Анютой вдвоем. Ой, да что неудобно? — воскликнул он. — Неудобно спать на потолке — одеяло сваливается! Приезжай! Ну что, я тебя как маленького уговаривать должен? Ну, смотри сам. Будем тебя ждать, если надумаешь. Да, тебе от нее тоже привет. Давай, майор, пока! Спустя секунду Дима уже оказался рядом. Аня лежала с закрытыми глазами на постели, раскинув руки, но почувствовала, как под его весом продавился матрас. Она улыбнулась, не открывая глаз, и потянула руки вперед. Коснулась его лица, прошлась кончиками пальцев по отросшей щетине, и от недомогания, с которым она боролась весь день, не осталось и намека. Дима несильно придавил ее, удерживаясь на локтях, и начал покрывать мелкими и колючими поцелуями шею, опускаясь ниже. А когда добрался до кромки майки, осторожно отодвинул ее вместе с лифчиком. И стоило его теплым, ласковым губами ухватить сосок, как в дверь позвонили. Аня мгновенно дернулась от неожиданности. Кокон наслаждения, в который она погружалась с каждой секундой, осыпался на нее острыми осколками. — Блять, — уже не сдерживаясь выругался Дима, резко поднимаясь. — Кого еще принесло, вашу мать? Аня быстро поправила майку и пригладила волосы. Меж бедер сводило почти что судорогой, а самой ей хотелось захныкать от несправедливости. Она поднялась с постели и выглянула за прикрытую дверь, где Дима уже встречал очередного гостя. — Помешал? — без приветствия поинтересовался Андрей, застыв на пороге и разглядывая смущенную Аню. — Прошу прощения. — Да, помешал, — рыкнул Дима, но тут же выдохнул и попытался расслабить плечи. Аня видела Диму только со спины, но по растрепанным волосам, в которые она буквально несколько секунд назад запускала пальцы, и по напряженной линии плеч стало понятно, что он все еще зол. — Ладно, ничего, — махнул он рукой и, разворачиваясь, чуть улыбнулся. — Проходи. Анют, — подмигнул он ей, — поставь чайник. Давай хотя бы гостя напоим чаем горячим. Аня поприветствовала Андрея кивком и молча двинулась на кухню, краем уха слушая их разговор. — Ты по делу или как? — И по делу и просто так. Праздник все-таки, — отозвался Андрей тихо. По его поведению и тихому, чуть извиняющемуся голосу стало понятно, что ему все же неловко. А если сопоставить его неловкий вид, раскрасневшуюся Аню с распухшими от поцелуев губами и взвинченного Диму, то становилось понятно, что гость все же понял, чему именно помешал. И от осознания этого Аня начала еще более стремительно краснеть. Вот ведь глупая, думала она. Смущаться не надо, ведь мы муж и жена. Но ей все равно было неловко. До такой степени, что она, как только налила им чаю, сразу же извинилась и юркнула обратно в спальню. Прикрыла за собой дверь, чтобы не слышать их разговора, и завалилась на постель, вновь раскидывая руки. Слабость и тошнота вернулись с новой силой. Аню не знобило, но она все же завернулась в покрывало и устроила голову на подушке. Часы показывали начало пятого. По-хорошему ей бы уже начинать готовить ужин, но голова с каждой секундой кружилась все сильнее. Аня и сама не обратила внимание, как провалилась в сон. А пробуждение было приятным. Сквозь туманную дрему она чувствовала родные губы, что целовали ее за ухом, а теплая ладонь гладила по бедру, периодически охватывая поясницу и ягодицу. — Принцесс следует будить поцелуем в губы, Дмитрий Александрович, — проговорила она тихо, чуть улыбаясь. — Или вы в детстве сказки не читали? — Читал, — ответил ей Дима на ухо, обдавая шею жаром, от которого по ногам побежали мурашки предвкушения. — Вот только я больше про пиратов любил. Там принцесс не целовали, — он провел носом по ее шее, а следом захватил мочку уха губами. — Там принцесс похищали. Вы хотите быть похищенной, принцесса? — Но тогда вам придется взять меня в плен, — ответила Аня, окончательно выныривая из сна. — А вам придется сдаться. Вы готовы сдаться? — Вам — с превеликим удовольствием. И стоило ей только договорить, как Дима резко развернул ее на спину и навалился сверху. Аня зажмурилась от удовольствия, ощущая тепло его тела и ласковые прикосновения. Этот контраст всегда ее поражал. Аня не раз задавалась вопросом, как эти сильные руки со вздыбленными дорожками вен могут быть такими нежными? — Я отключил телефон и закрыл дверь, — прошептал Дима сквозь поцелуй. — А следующему, кто нам помешает, я оторву голову голыми руками. — Согласна, — на выдохе произнесла Аня и, окончательно сдаваясь в плен родных объятий, откинулась на подушку. — На чем мы остановились? — лукаво поинтересовался он, но Ане не потребовалось отвечать. Дима вновь проложил дорожку колючих поцелуев до майки и отодвинул ее вместе с чашечкой бюстгальтера. В этот момент Ане показалось, что если их и сейчас кто-то отвлечет, то она обрушит на незваного гостя всю волну злости, что накопилась в ней из-за не выплеснутых эмоций. Будто чувствуя это, Дима не медлил. Сразу же стащил с нее домашние шорты вместе с нижним бельем, а потом сам избавился от майки. Так они и продолжали лежать — он в белье, а Аня в майке. Но и этот лишний в постели аксессуар очень скоро оказался отброшенным куда-то в конец кровати, а как Дима избавился от плавок, Аня не заметила. Просто в какой-то момент внутренней частью бедра почувствовала его и от предвкушения даже немного заерзала на простыне. — Дима, — почти что захныкала она, когда губы Димы опустились с живота ниже. Ане казалось, что она сейчас просто разорвется на миллионы маленьких кусочков. А если и не разорвется, то, как минимум, просто заплачет. — Какая ты нетерпеливая, — усмехнулся Дима, проходясь губами по ее бедру. — Имею право, — прошептала она, сглатывая. В горле окончательно пересохло, а звуки совсем не хотели складываться в слова. Да и не говорить им надо было, не говорить! — Я хочу своего мужа. — Повтори еще раз, — попросил он совсем глухо — на выдохе. И от этого шепота Аня сама практически задохнулась. Сердце заколыхалось в груди сильнее, слова птицы в клетке. И она тихо повторила, разделяя каждое слово. — Я. Хочу. Своего. Мужа. И как только смелости хватило произнести это вслух? Но Аня об этом не думала. Насильно подтянула его вверх, чтобы лица были на одном уровне, и посильнее обхватила его торс ногами. Оставила несколько маленьких и быстрых поцелуев на его шее, провела трясущимися пальцами по груди, касаясь подушечками выпуклых шрамов, задела запястьем армейский медальон, отчего тот мелодично брякнул, ударившись о крестик. И в тот момент, когда она уже хотела высказать свое недовольство тем, что он медлит, почувствовала, как Дима в нее входит. Быстро, но не резко, позволяя прочувствовать возбуждение каждой клеточкой тела и вырывая из легких последний кислород. — Я люблю тебя, — на выдохе, сдерживая крик наслаждения. — Люблю тебя. Дима умел быть нежным, умел быть чувственным, но в этот раз было что-то совсем на грани. Резкие движения и рык, тяжелое дыхание смешивалось с ласковыми поцелуями, с шепотом на ухо, с нежными прикосновениями. И Аня растворялась в этом чувстве, тонула в этом океане любви, что он давал, тонула в нежности его прикосновений, уплывала, задыхалась и продолжала шептать его имя, а под конец уже не сдерживалась — вскрикивала, цеплялась ногтями за плечи, чтобы окончательно не потеряться, не рассыпаться, не растаять, чтобы иметь хоть какой-то ориентир. Но и это не помогло. На последних, особенно глубоких движениях, вперемешку с глухим стоном Димы она пронзительно вскрикнула, взрываясь оргазмом и окончательно теряясь в пространстве. Она не чувствовала ни кровати, ни стен, ни потолка, ничего. Только руки, что гладили ее тело, потихоньку возвращая в реальность. Аня приоткрыла глаза и чуть повернулась на бок, устраиваясь на влажной от пота мужской груди. — Видишь, — произнесла через минуту, пытаясь восстановить сбитое дыхание. — И не помешал никто. — Еще бы… помешал, — хмыкнул Дима. — Давай проведем с тобой так весь вечер… — А как же ужин? — она чуть подняла на него голову, вглядываясь в карие глаза с золотистыми крапинками. — Да к черту этот ужин, — ослабленно махнул он рукой. — Я вообще против того, чтобы ты стояла у плиты в такой день. — Так праздник же! — улыбнулась Аня и быстро чмокнула его в солнечное сплетение. — Я не буду долго стоять, правда. Приготовлю что-нибудь по быстрому. В конце концов, — пожала она плечами, — это наш первый Новый год вместе. — Не последний же, — улыбнулся Дима ей в ответ. Аня ничего не ответила. Только опять опустила голову ему на грудь. Лежала и слушала, как стучит за ребрами его сердце, как восстанавливается дыхание, чувствовала, как мирно вздымается и опадает его грудная клетка. А спустя каких-то пару минут Аня вновь подняла на него взгляд и поняла, что Дима уснул. Она позволила себе еще несколько минут любоваться им спящим — во сне он выглядел таким расслабленным, таким умиротворенным, что сердце за грудиной непроизвольно сжималось от какой-то необъяснимой тоски и жгучей печали. Как бы ей хотелось чаще видеть его таким спокойным! Она выползла из постели, когда на часах было почти шесть вечера. Укрыла Диму одеялом, погасила свет и плотно закрыла за собой дверь, не позволяя Риччи зайти в спальню. Сказала ему: — Не буди Диму, пусть спит. И ушла на кухню. Уже там поставила на плиту вариться овощи для салата, поставила чайник и налила себе еще кофе — слабость никак не проходила. Пока Дима спал, на домашний телефон позвонили — оказалось, Тамара Ивановна как раз была на рынке. Аня поговорила с мамой, они обменялись поздравлениями, но про свадьбу она так и не сказала. Весь разговор смотрела на кольцо, поблескивающее в свете лампы над головой, но сил произнести то, что так хотелось, не было. Аня скомкано попрощалась, попросила передать поздравление деду, обнять его, поцеловать в колючую бороду, и отключилась первой. И просидела в прострации еще около получаса. Даже такой счастливый день омрачало то, что она никак не могла найти в себе силы признаться маме. Казалось бы, Тамара Ивановна приняла Диму, но Аня все равно боялась ее гнева, боялась ее неодобрения, потому и молчала. Думала, что обязательно подберет правильный момент, чтобы сказать о таком событии, поэтому решила отложить этот серьезный разговор на потом. Дима проснулся около девяти вечера, когда Аня уже принялась за салаты — под тихое бормотание радио натирала сыр для «Мимозы». Сваренная картошка и морковь уже остывали около раковины, а баночная сайра, купленная утром Димой, была уже выложена тонким слоем на блюде. Аня обернулась сразу же, как только услышала шаги за спиной. Риччи зашел на кухню первым, Дима — за ним. Плюхнулся на стул, потирая заспанное лицо. — Ты чего меня не разбудила? Помог бы. — Ой да ладно, — отмахнулась она. — Сейчас уже доделаю. Сделаю «Мимозу» и «Оливье». Вот только колбаса-то дорогая, жалко ее в салат, — покачала Аня головой. — Может, давай курицу отварю для салата? — Так я «Докторскую» специально для салата купил, — отозвался Дима, потягиваясь. — Ничего не дорого. Режь — не жалей. Люблю, когда колбасы много в салате. И Аня, чуть улыбнувшись, пожала плечами. Колбаса так колбаса. В конце концов, подумала она, Дима зарабатывает достаточно, чтобы покупать к столу то, что считает нужным. Дима увел Риччи на вечернюю прогулку около десяти вечера, и провели они на улице около часа. Аня за это время успела накрыть на кухне стол для двоих. Дима сказал, что, возможно, заедет Алексей Евгеньевич, но это не факт, поэтому она на всякий случай достала еще один прибор, но на стол не ставила. По случаю праздника Риччи, который вернулся с прогулки мокрый, но довольный и улыбающийся, тоже получил подарок — большую свиную ногу. За стол они садились, когда время на часах было уже около половины двенадцатого. У Димы до этого в течении часа не переставал звонить телефон — поначалу он принимал поздравления от многочисленных друзей, потом, когда Аня начала выставлять на стол ужин, уже не снимал трубку, а когда они сели — и вовсе отключил телефон. Аню не на шутку потряхивало — то ли от волнения, то ли от того, что действительно она чувствовала себя неважно, — сама не понимала. За пять минут до боя курантов Дима с Аней, бутылкой шампанского и бокалами переместились в гостиную — к телевизору. А в тот момент, когда на экране появился Ельцин, Аня задержала дыхание. Она всегда любила новогодние обращения президента — было в этом что-то величественное, что позволяло гордиться родным государством. — Пройдет несколько минут и бой Кремлевских курантов возвестит нам, что 1996 год завершился, — заговорил Борис Николаевич с экрана. — Он был полон волнений и надежды. Он принес нам и радости и огорчения. Он был нелегким, но очень важным для нас. Аня улыбнулась, продолжая слушать голос президента, и скосила глаза на Диму, стоящего рядом — тот, не отрываясь, смотрел на нее. — С Новым годом, — прошептала она тихо, даже не дожидаясь боя курантов. — С Новым годом, родная, — ответил ей Дима и тут же склонился, чтобы поцеловать. Борис Николаевич продолжал что-то говорить, благодарить за поддержку на выборах, но Аня была уже слишком далека от поздравления. — Как много значит семья в жизни человека. Когда в семье царит мир и согласие, легче преодолевать любые трудности и невзгоды. Дорогие сограждане, здоровья, счастья и добра в Новом году. Пусть в Новом году сбудутся наши надежды. С праздником, дорогие друзья! С Новым годом! Весь оставшийся вечер Аня не переставала улыбаться. За столом сидели они не долго — не больше двух часов. Распили на двоих бутылку шампанского, вторую решили не открывать. Алексей Евгеньевич так и не приехал, а домашний телефон не звонил — видимо, все пытались связаться с Димой по мобильному телефону, но тот выключенным лежал на подоконнике. Когда за окном стих салют, а на улице немного поутихло, Аня с Димой решили не засиживаться и отправились в постель. Засыпала Аня с улыбкой на губах. Если бы у нее спросили, что она испытывала в тот момент, то словами бы описать эти чувства не смогла. Понимала, что вот оно — абсолютное счастье — лежать рядом с любимым мужчиной, рядом с мужем, слышать его размеренное дыхание и жмуриться от осознания того, что все — реальность. Что это не сказка, не сон и не воображение. Что счастье — рядом. Обволакивающее в теплое одеяло, сотканное из ласковых слов и теплых объятий. А пробуждение было резким. Сквозь сон Аня чувствовала большую ладонь, покоящуюся на ее животе, а еще слышала трель домашнего телефона. Она перевернулась на другой бок, прикрывая голову подушкой и надеясь, что звонок прекратился. Но после того, как телефон умолк, не прошло и десяти секунд, как он зазвонил вновь. Видимо, подумалось Ане, кто-то очень жаждет поздравить Диму с наступившим праздником. Она чуть толкнула его в бок и прошептала: — Дим, звонят. Сними пожалуйста. Часы на тумбочке показывали начало седьмого утра. За окном было еще совсем темно. И слишком тихо, не считая телефона, что разрывался на всю квартиру. Дима с мучительным выдохом поднялся и прошел до телефона. Рявкнул в трубку недовольное: — Да! Алло! Говорите! — и принялся слушать. Аня наблюдала за выражением его лица и внутри с каждой секундой скручивало нутро. Пальцы на руках холодели. А лицо у Димы постепенно сменялось с недовольного на озадаченное, а потом вдруг Аня заметила в его глазах то, что уже видела однажды. И сердце ее опустилось куда-то в желудок, практически прекратив биться. — Я понял вас. Да, да. Аня вслушивалась, как могла, но голоса из трубки не слышала. Видела в глазах Димы только пустоту — пугающую и жгучую. И эта пустота и тишина пугала ее до трясущихся коленей. И Аня больше всего боялась услышать то, что он скажет, когда положит трубку. Потому что была уверена — ничего хорошего точно не случилось. И когда Дима опустил трубку на рычаг, ей даже не пришлось спрашивать. В глухой и темной тишине Дима мрачно произнес: — У майора сердечный приступ ночью был. Говорят, из-за петард и салюта. Аня сглотнула, чувствуя, как сушит горло. — Спасти не смогли.