Больше, чем сестра

Прошло несколько нелегких дней, наполненных рабочей рутиной по изучению имеющихся материалов, очистке дома — кажется, наверху снова объявился боггарт, — беспокойных снов и, что хуже всего, одиночества. В первый выходной Гарри несколько раз просыпался, думая, что опоздает, затем вспоминал, что наступила суббота, и засыпал снова. И так несколько мучительных раз. Он с трудом поднял себя в районе десяти. Все тело ломило, будто ему приходилось день ото дня заниматься усиленными тренировками, голова казалась тяжелой и не способной мыслить. Гарри лениво спустился с лестницы и уселся на кухне, зевая. Кикимер, по обыкновению ворча себе что-то под нос, налил ему чаю и подал бутербродов. За окном ухнула сова. — Мерзкое чучело, — проговорил эльф и направился к двери, чтобы забрать почту. Через минуту он положил на стол свежий выпуск «Ежедневного пророка». Раньше, чем Гарри успел прочитать заголовок на первой странице и разглядеть фотографию, раздался щелчок, и на кухне появилась Гермиона. — Можете сердиться и не разговаривать с Фликки сколько угодно, но она не допустит, чтобы Вы остались без завтрака! — важно заверила её эльф. Гермиона, словно не имея выбора, молча опустилась на стул и уставилась в пространство. Фликки радостно забегала, и на столе одно за другим стали стремительно появляться салфетки, блюда, чашки с кипящим кофе, какао, компот, сиропы, конфеты, пирожное, кексы, салаты и легкие каши. Гарри оторвался от такой завораживающей картины и посмотрел на свой скудный завтрак, затем перевёл задумчивый взгляд на Кикимера. Тот сохранил невозмутимый вид. — Приступайте же, — радушно призывала Фликки. — Вы же можете… Хотя бы немного, — уговаривала она. Гермиона опустила глаза и выбрала из пестрого множества кусок пирога с вишней. Фликки, не скрывая удовольствия и гордости в глазах, наблюдала за ней. Гарри вдруг изменил себе и отодвинул газету, чтобы бодро взяться за бутерброд. Он в первый раз за прошедшую неделю завтракал с Гермионой, и это было для него необычно, хотя бы тем, что рядом сидел живой человек, словно прогонявший собой всю пустоту и безысходность этого дома. К тому же он всё ждал, что она взглянет в его сторону хотя бы раз, но этого почему-то не происходило. — Если господин хочет, — заметила его внимание эльф, — он может угоститься, Фликки рада накормить всех! В стороне фыркнул мрачный Кикимер. — О, спасибо, — согласился Гарри и протянул руку за кексом. — И да, — добавил он, с наслаждением ощутив на языке приятный вкус, — не нужно «господина», «хозяина», можно и просто… — он прожевал аппетитный кусок, — Гарри. Фликки расцвела и, если бы смогла, то, наверное, залилась бы краской. — Мистер Поттер невероятно добр! Фликки ещё никогда не была так полезна и счастлива! — возликовала она. Гермиона же покончила с пирогом и поднялась. Гарри поник, наблюдая за тем, как она уходит, и вслед за ней убегает услужливая Фликки, волшебством возвращая на кухню пустоту и порядок. Гарри тяжко вздохнул и развалился на стуле. Глупо было обманывать себя, что появление Гермионы принесёт ему облегчение. На самом деле он очень устал за эту неделю. Его мучила ссора с Роном, с Джинни и собственное упрямство в попытке им всем что-то доказать. Гарри вышел из кухни и направился наверх, чтобы собрать постель и привести себя в относительный порядок. * * * Сегодня в «Норе» было оживленно. Из-за двери то и дело доносились знакомые голоса. Когда Гарри постучал, ему открыл Рон. — Привет. Пустишь? Друг выглядел сердитым и не сдвинулся с места. — Ну что, добился успеха? — вместо приветствия едко спросил он. — Гермиона уже заговорила? Гарри постарался не поддаться провокации и через силу улыбнулся. — Ещё нет, но я не теряю надежды, — ответил он с напускной легкостью и повторил своё. — Так ты меня пустишь? — Нет. У меня как-то не имеется сегодня желания с тобой разговаривать. — Так я и не к тебе, а к Джинни. От такой наглости Рон нахмурился сильнее. — Она не хочет тебя видеть, — отрезал он. — Это она так сказала или это ты так решил? — уточнил Гарри. Задетый за самое больное Рон засопел и стал мрачен. — Тебе вообще какое до неё дело? — не скрывая раздражения в голосе, произнес он. — Ты же уже добился своего. Так иди и радуйся. Гарри почувствовал, что тоже начинал злиться — Рон всегда был ему другом, но не в те моменты, когда он якобы видел бесспорную истину, и его упрямство переходило границы. — А можно я сам разберусь, что мне делать? И да, если ты не забыл, Джинни уже взрослая и тоже на это способна. — А если ты не забыл, она все ещё моя сестра! — повысил голос Рон. — А это значит, что!.. — Прекрати! — потребовала Джинни. Она дернула дверь шире и оказалась рядом с братом. — Привет, Гарри, — подчеркнуто вежливо произнесла, что свидетельствовало о том, что она ещё сердилась. — Что ты хотел? — Может… прогуляемся? — неуверенно он предложил. — Хм, хорошая идея. Рон недовольно смотрел на сестру, но Джинни не стала его даже слушать. Спустилась и двинулась вместе с Гарри в сторону луга. Какое-то время между ними длилось тягостное молчание, и парень всё раздумывал, с чего же начать. — Как ты? — Неплохо. Правда, мама всё время беспокоится. А ты? Как Гермиона, кстати? — Ничего, сидит у себя. Повисла новая пауза, и Гарри подумал, как же это нелепо и глупо — перед Битвой у них не было и каких-то минут, чтобы просто побыть друг с другом, а сейчас их вдруг разделяет какая-то необъяснимая, но прочная преграда. — Гарри, — Джинни остановилась первой, и он повторил это за ней. — Ты же не ради этого пришёл? — Нет. Я хотел поговорить, — серьёзно ответил он. — О нас. — Хорошо. И с чего же мы начнём? — В чём дело, Джинни? Что у нас стало не так? — Ты хочешь честно? — он тут же закивал. — Тогда скажи мне, Гарри, между нами всё серьёзно или как? На миг он растерялся — почему она вдруг спросила об этом? Разве он давал ей повод усомниться, что предаст или бросит? Всё это время он только и делал, что забывал о себе, о тяготах работы и мчался к ней, пока не случилась размолвка. — Конечно же, серьёзно. Почему ты спросила? — Тогда если это так, то почему ты не воспринимаешь всерьёз меня и мои интересы? — Что-о?! Гарри просто опешил. Он пытался припомнить, неужели смог так безжалостно с ней поступить, но на ум почему-то ничего не приходило. — А то, что я тебе уже не раз говорила, что не собираюсь жить в доме Блэков! — рассердилась Джинни. — Но ты продолжаешь там что-то чистить, чинить, держать этого противного урода… — Он не урод! Его зовут Кикимер, и без этого дома он… — …и теперь ещё привёл туда Гермиону! — Рон собирался сдать её в больницу святого Мунго! — возмутился Гарри. Джинни сурово молчала, что значило, что она совсем не согласна, и холодно произнесла после: — Выходит, ты всё же относишься ко мне не настолько серьёзно. — Я не говорил, что!.. — А это значит, нам не о чем пока разговаривать! — грозно перебила она и развернулась обратно. — Джинни! Она не откликнулась. Гарри потрясенно смотрел ей вслед. Он мог понять многое, но не это. Он помнил её отважной девушкой, готовой нарушить уйму правил и запретов, готовой отдать за него жизнь. Он помнил её робкой и примерной в кругу семьи, помнил её улыбку и те необычные первые дни после Битвы, когда они были рады тому, что просто остались живы, и день ото дня строили какие-то планы. Но что же произошло потом? Почему та самая Джинни перестала воспринимать, как важны для него некоторые вещи? Почему она не могла понять, как он иногда выматывался после очередных поисков с напарником и схваток, и только упрекала за эту «ненормальную» работу? Поносила «чудаковатого» Мэйсона? Что такого противного для неё было в доме Блэков, что теперь она не хотела о нём даже слышать? Гарри развернулся и брёл куда-то, сам при этом не зная. В хороших историях всегда говорили, что когда люди любят, они ценят и уважают интересы друг друга, но так ли это? Может, в этой «любви» кто-то один всегда должен жертвовать? Гарри не знал ответа. Он слишком устал и запутался, чтобы думать и понимать. Когда перед ним возникли деревья, он наконец остановился и, не обернувшись к дому вдалеке, трансгрессировал на первую же вспомнившуюся ему улицу Лондона. Сейчас очень хотелось побыть одному и подальше от всего этого волшебного мира, где он считался героем. Героем, которому, похоже, суждено влачить тяжкую ношу непонимания и одиночества. — Это что ещё такое?! Бармен в местном заведении вылупил на него глаза, и Гарри, опустившись на стул, тихо выругался — надо же было так забыться, чтобы вместо купюр выложить на стойку сикли! — Ой, это сувенир, простите, — он сгрёб монеты в карман и выложил маггловские деньги. — Вот. Гарри принял бокал и жадно испил, за ним попросил второй. На самом деле он очень хотел забыться и больше не чувствовать тяжкого груза внутри. Он пил и крутил всё те же тягостные мысли в голове по новой. Он стал тем, кем он хотел, разве это не радостно? Он делал то, что всегда считал для себя верным, разве это не стоило уважения? Он жил там, где ему было уютно, где он чувствовал себя не чужим, разве это не заслуживало понимания? Тогда почему же Джинни ни разу не оценила этого и словом? Стакан рассыпался в руках, за ним зашатались бутылки. Бармен и посетители потрясенно уставились на полки, не понимая, что происходит. Кто-то из них вскрикнул, и Гарри очнулся. За этим к бару вернулся покой. — Наверное, какое-то природное явление, — заявил бармен, и две девушки с ним согласились. Гарри на всякий случай окинул взглядом остальных посетителей в попытке определить, не связал ли кто это «явление» с ним, но всех больше интересовало спиртное, и через мгновение они совершенно забылись. * * * На город опустилась тьма. Гарри, в бессилии и отчаянии бродивший по улице, понял, что пора возвращаться. Он остановился и трансгрессировал к дому. Поднимаясь по лестнице, усталый и измотанный, пожелал только добраться до кровати и забыться сном. Когда Гарри открыл дверь, и в коридоре одна за другой загорелись лампы, он внезапно очнулся и замер, не поверив собственным ушам. Эти звуки сложно было спутать с чем-то другим. Музыка. Она свободно лилась в его доме. Осторожно, словно от каждого его шага, невиданное чудо могло ускользнуть, Гарри шёл по коридору, пока не достиг гостиной. Пыльный, старый рояль был почищен, и за ним находилась Гермиона. Печальная и одинокая. Закрыв глаза, она по памяти касалась клавиш, и её мелодия птицей вырывалась из гостиной и летала по дому. Фликки в стороне заворожённо слушала, положив голову на сложенные ладошки. Гарри обессиленно сполз по косяку и уселся в дверях. Он не знал ни композитора, ни то, как звалась эта мелодия, но был заворожен ей целиком. Как его нелегкая жизнь, эта мелодия звучала, то грозно поднимаясь ввысь, то вдребезги падая, задевая по самое сердце. Он закрыл глаза, весь отдаваясь ей и не думая больше ни о чём. Когда Гарри открыл глаза, музыка больше не играла, и он не сразу понял почему. Поднял взгляд и замер. Гермиона стояла возле него и впервые смотрела ему прямо в лицо. В её глазах не отразилось ни восторга, ни удивления, ни жалости, но и осуждения, злобы или ненависти там тоже не наблюдалось. Растерявшись и не зная, что сказать, Гарри поднялся и оказался с девушкой на одном уровне. Такой неожиданный, но короткий по времени миг прервался — Гермиона повернула голову и направилась к лестнице. Фликки радостно запрыгала следом. Гарри не мог отвести от них взгляда, разом позабыв обо всём. Гермиона жива — внезапно понял он. Она скрылась где-то там глубоко, иначе бы не сказала такой мелодией, как ей тоскливо и одиноко, не стала бы постоянно читать в поисках чего-то. Гарри быстро поднялся наверх и остановился возле двери в соседнюю комнату. — Спокойной ночи, Гермиона! — сам не понимая что на него нашло, произнёс он восторженно и направился к себе.