Больше, чем сестра

Гарри тяжело вздохнул, одолеваемый нехорошим предчувствием — после нелёгкого дня и того, что произошло между ними с Гермионой, совершенно не хотелось устраивать разборок с Джинни, — и поднялся с дивана. Новости в Министерстве, как он понял, неплохо разлетелись, раз дошли и до Артура Уизли, а от него и до дочери. — Тебя сегодня чуть не убили! — прибавила Джинни. Гермиона в это время растерянно перевела взгляд с неё на Гарри и обратно, отчего ему сделалось не по себе: он не собирался впутывать её во всё это. — Как видишь, мне повезло, — произнёс Гарри, краем глаза тревожно коснувшись Гермионы. И что она теперь подумает о нём? Что он, состоя в отношениях, вдруг решил поразвлечься с ней в благодарность? — Ага, очень «повезло», — сердито согласилась Джинни. — Мог бы в таком случае хотя бы написать, чтобы я не мчалась сюда со всех ног! — Прости, но я подумал, что раз мы больше не… — Не прикрывайся нашими разногласиями! — перебила она, фурией бросаясь вперёд. — «Разногласиями»? — переспросил Гарри, ощутив, как её слова резанули нутро. — Ты это так называешь? Ещё недели назад он бы почувствовал себя страшно виноватым — она же отвечала ему взаимностью и переживала за него — но сейчас его почему-то одолевала злоба. Джинни не было рядом все эти дни. Она не любила ни его работу, ни этот дом, и даже если бы он захотел её увидеть и поделиться своей жизнью, она вряд ли бы стала внимательно слушать. Её обида и интересы, как он теперь понимал, оказались куда выше и значимей его самого, того самого Гарри, ради которого она когда-то могла рискнуть всем. — Ох, простите, не подобрала верное слово! Может, сам решишь, как нам тогда именовать твоё ослиное упрямство? Гермиона шевельнулась и попробовала, было, обойти Джинни и покинуть их, но та преградила ей путь. — Нет, ты представляешь, — произнесла она, призывая подругу в свидетели, — он уже несколько недель не может меня просто услышать? Засел в этом в своём доме и прикрывается работой, как... — Я не… — А сам, между прочим, столько раз твердил, что между нами всё серьёзно! Гарри заметил, как вздрогнула Гермиона, и возмущенно уставился на Джинни — что она себе позволяет? — Скажешь, было не так, Гарри? Что это я придумала всё, да? Уж в чём, а в этом она не преувеличивала. Он и сам когда-то считал, что она та единственная, с которой он свяжет свою жизнь. Тогда он ещё не имел представлений, что ждёт его после победы, и что жизнь, о которой он грезил, вовсе не так безоблачна. Куда важнее в ней не тот, кто делил с ним яркие, радостные мгновения, а тот, кто был рядом и в тяжелые минуты. Гарри раскрыл рот и закрыл его — слишком многое ему теперь виделось в другом свете, и слишком мало слов находилось в голове, чтобы это выразить. — О чём ты только думал, а? — никак не могла уняться Джинни. — Ты же мог погибнуть, Гарри! А этот твой чудаковатый напарник даже не потрудился!.. — Не смей обзывать Мэйсона! — резко оборвал её Гарри. — Если бы не он, я бы не стоял перед тобой сейчас! Задетая, Джинни заглотила воздуха и снова возмущенно взглянула на Гермиону. Последняя растерялась окончательно, и Гарри начал сердиться сильнее — с какого вообще времени он сам стал безвольным пленником в своём же собственном доме, и его так легко можно было упрекать? — Вижу, то, что случилось сегодня, тебя ничему не научило, — сурово подытожила Джинни. — И не должно было, — в тон ей возразил Гарри. — А теперь объясни, зачем ты пришла? Если сыпать нравоучениями, так спасибо, мы уже наслушались твоего брата! Гермиона снова дернулась при этих словах, Джинни же сбавила обороты. — Я… я испугалась за тебя! — сказала она, пораженная таким вопросом. — Спасибо, — только и ответил на это Гарри. В гостиной ненадолго повисло тяжкое молчание. — А знаешь, я поняла, — произнесла Джинни. — Да, поняла. Я тебе скажу, что нам всегда мешало. — Она выдержала паузу, чтобы снова коснуться взглядом Гермионы. — Ты сам. Ты настолько жил убийством своего Волан-де-Морта, что после уже не можешь найти себя ни в чём другом. Это просто невозможно, Гарри. Ты сам просто не хочешь и не можешь никому позволить стать тебе ближе, потому что только и думаешь, как бы снова… — Прекрати! — А то что? Не найдётся, что мне ответить? Ты бросил меня ради «великих» целей, а сам скитался с ними, даже не зная с чего начать! — Это неправда! Мы… — Это правда! Рон рассказывал мне, как шли ваши дела. — Он всё перевернул, уж ты-то это прекрасно знаешь! — Нет, не знаю! Тебе было мало, ты вернулся, победил и снова бросил меня ради твоего паршивого дома и работы! Гарри не успел ей возразить. — Признайся, ты просто не способен никому довериться! И кто бы тебя ни окружал, ты рано или поздно найдёшь причины их бросить! Гермиона резко тронулась и исчезла в коридоре — для неё всё это было слишком. Гарри, проводив её взглядом, с шумом выдохнул воздух. — Прекрасно, — мрачно он произнёс. — Тогда давай покончим с этим. Раз и навсегда. Уходи. Да, можешь смело считать, что свободна. — Что? — решимость Джинни впервые серьёзно пошатнулась. — Если я настолько бессовестный и жестокий, как ты утверждаешь, пора бы мне поступить так же, как и обычно, то есть «бросить» тебя. Уходи. Она достойно выдержала его, полный гнева, взгляд и не осталось в долгу. — Не думай, что я так просто прощу, когда ты снова явишься к нам. — Не думаю. И не явлюсь. Джинни звучно хмыкнула, похоже, выражая этим сомнение, развернулась и двинулась к двери. Гарри же ещё стоял какое-то время на месте, тихо кипя изнутри. Ещё какие-то недели назад он бы согласился и признал свою вину, но не сейчас. Он успел увидеть и познать иное. Успел почувствовать, каково это — быть по-настоящему понятым и нужным. Сейчас он просто развернулся и направился к лестнице. Больше всего ему снова хотелось заключить Гермиону в объятия, уверить её, что всё, что она слышала, не имеет к нему отношения. Усесться вместе с ней на кровати и поделиться тем, сколько всего он понял за эти недели. Гермиона не Джинни, она выслушает его и обязательно услышит. В этом он теперь был уверен. — Гермиона? Он приоткрыл дверь комнаты и недоуменно окинул взглядом пустое пространство. На полу остались лежать раскрытые книжки, рядом находился котелок как раз с той самой целительной смесью кофейного оттенка и несколько пузырьков. Гарри вышел из комнаты и двинулся к себе — Гермионы не было и у него. Голос, донёсшийся сверху, заставил его похолодеть. — Прочь! Не смей её трогать! — воскликнула там же Фликки. — Нет, — одними губами произнёс Гарри и рывком сорвался с места. — Нет, только не это. Он с испугом вспомнил, что так долго откладывал наверху, и сильнее обозлился на Джинни — если бы не она, Гермиона бы не расстроилась и не подалась туда. — Мистер Поттер, у меня ничего не получается! — в отчаянии встретила его эльф. Гарри бросился к порогу и резко замер, впившись взглядом в фигуру. Высокая, с копной тёмных нечёсаных волос, Беллатриса Лестрейндж выглядела так же противно и надменно, как и во все их прошлые встречи. — Думала, что окажешься умнее меня, паршивая грязнокровка? Гермиона в ужасе сидела у стены, бледная, как полотно. Беллатриса, довольная собой, угрожающе сжала в руке нож и двинулась к ней. — Это мы быстро исправим. — Ридикулус! — выкрикнул Гарри, направив на неё палочку. Беллатриса видоизменилась, обратившись в жалкую, скрюченную тётку, и быстро исчезла. Гарри же бросился к подруге на полу и схватил её за плечи. — Гермиона! Гермиона, посмотри на меня! Гермиона, эта не она, это всего лишь боггарт! Он безуспешно тряхнул её за плечи, взволнованно отбросил назад несколько каштановых прядей и взял в ладони её лицо. — Гермиона, пожалуйста… Она осталась неподвижна, точно неживая, и не подняла к нему глаз. Гарри взвыл от отчаяния, прижал её к себе и так крепко обнял, точно её могли отнять. — Я здесь, слышишь? — заговорил он, прижимаясь к её щеке. — Тебя я не брошу. И не бросил бы никогда! Гермиона, ты… Он потерялся в словах и коснулся губами её щеки, задел носом её нос и нашёл её губы. Гермиона в этот раз не отреагировала на поцелуй. Гарри закрыл глаза и вжался своим лбом в её лоб. — …я им не позволю тебя отнять, − тихо проговорил он, включая в понятие «им» и Беллатрису, и Рона, и Джинни. Гарри раскрыл глаза и, глядя во вновь отрешенное лицо Гермионы, мысленно повторил, что больше этого не допустит. Не теперь, когда он почувствовал и понял, как она нужна ему. Он поднялся и подхватил её на руки. Фликки торопливо следовала за ним по коридору, лестнице и другому этажу, заботливо спрашивая, может ли она чем-то помочь. Гарри не знал, что ей ответить. Он уложил Гермиону на кровать, накрыл, и опустился на край рядом. Его руки нашли её холодную ладошку и сжали, пытаясь отогреть. За окном уже сгущались сумерки, и всё ярче становился свет луны, проникающий через стекло, когда Гермиона наконец шевельнулась и просто свернулась калачиком. — Гермиона, я… Она закрыла глаза и забрала от него свою руку, которой накрыла, как и другой, уши. От этого Гарри совсем упал духом. Сам не понимая как, он поднялся на ноги и вышел в коридор, дрогнувшим голосом велел Фликки не спускать с Гермионы глаз и подался наверх. Сегодня его дому и нетронутым потайным уголкам в нём пришлось также несладко.