Не игра

Деревянные помостки под ногами склизкие от растаявшей кашицы снега, и шаг по ним глухой. Впрочем, Наю не привыкать. Бум-бум, бум-бум — эхо его бега просто кричит на весь Рифтен: «Лови! Лови!». Пальцы случайно скользят по влажным перилам, а осенний промозглый ветер вгрызается в них пастью ледяного призрака. У Ная нет перчаток, да и рваный шарф (с чужого, конечно, плеча) только хлопает беспомощным крылом по груди… видно, придется бросить. Жаль, ему целый год, мог бы еще прослужить. Серая лента летит в грязную бездну по левый бок. Най не дурак, следов за собой не оставит. Беспечные в Рифтене долго не живут: либо уедут ограбленные и разоренные, либо все же останутся… в грязной бездне, что тихо довольно шепчет в левое ухо. Он бежит немного быстрее, бум-бум, бум-бум, а затем под ногами камень и можно петлять между большими бревенчатыми домами. Ничего, продержался четыре года, продержится еще чуть-чуть — волка ноги кормят. Или, по крайней мере, уносят прочь от опасности. Утреннее солнце ползет за бледными тучами медленно, неохотно, лениво бросая ему подачку в виде скудных-скудных теней. Ни на что не хватит, даже на короткое укрытие, но у Кинарет сейчас рожа явно угрюмая, как у Мавен Черный Вереск: леди дала тебе милостыню, глупый мальчишка, будь благодарен за это, жадное дурачье. А на то, что он подохнет от такого «снисхождения», конечно, плевать. Най зло фыркает себе под нос, чуть не сбивая дыхание, но лишь ускоряет темп, потому что права на отдых у него еще нет. Может, между особняками у ворот выйдет спрятаться? Он проскакивает мимо кузни стремительно, как бездомный пес — кузнец еще помнит пояс со срезанным кошельком из красивой кожи. Хорошо, что с рассвета не так много времени прошло, лавочники на улицу еще не выглядывали, только внутри прибираются. Но Хродни или его малец Балимунд могут выйти раскалить угли в любой момент, ну их. Вновь бум-бум — по мосту между рынком и жилым районом, а голодная вода в самом низу жадно лижет камень и дерево. Еще чуть-чуть, и попытается обглодать уже его, Ная, кости. Воздух Начала Морозов расцветает в легких чертополохом, царапая горло. Но осталось совсем чуть-чуть, поздно сдаваться, он сможет, он сможет! Тень от большого дома накрывает худую фигурку, и Най взлетает по ледяной решетке, приземляется с легким шелестом на жухлую траву — никакой забор для него не препятствие, а скоро он сможет свободно передвигаться и по городским крышам, если успеет дожить до этого. — Эй, птенец, от меня не спрячешься! — веселится женский голос. Мальчишка поднимает голову, и высокий силуэт, выжигающе-черный на белых осенних облаках, исчезает с крутого ската, оказываясь уже на крохотном балкончике без перил — какой еще «бум-бум», тут и шороха не слышно — а затем выпрямляется прямо перед ним. — Твою… — рычит Най. Лиловые глаза сверкают смехом — темной эльфийке, с чьей головы сбился глухой угольно-мрачный капюшон, идет улыбка — и в следующее мгновение ему в грудь уже смотрит тот самый прекрасный лук, который юный вор так стремился украсть.