HP. Драбблы

Когда Воландеморт насмешливо нарек его Мастером Химер, который сотворит идеального слугу ему, Темному Лорду, Снейп не знал, к чему всё это приведет. Не знал, что изменится сам настолько, что переживет — и яд Нагини, которая и была первой удачной попыткой создания химеры, и ее клыки, и потерю крови… всё. Он пережил всё. И получил странную ответственность за свои исследования, которые когда-то помогли ему выжить. Но тогда он этого не понимал. Тогда он хрипел разорванной глоткой. Тогда он почти видел тот самый свет в конце туннеля, но никак не умирал. Тогда он не думал, что надо бы спрятать дневники с разработками. Тогда главным было — выжить. Сейчас перед ним, неловко прикрывая грудь и горбясь, сидела юная девушка, ставшая жертвой его трудов. — И сколько же он преображал вас, мисс Грейнджер? — уточняет он, касаясь острых позвонков, четко проступивших под желтовато-серой кожей. Она вздрагивает, напрягается, сдвигает вместе лопатки, почти сшибая его крыльями, и заставляет себя расслабиться, развести крылья снова выгнуть позвоночник дугой, чтобы ему было удобней осматривать ее спину, ее лопатки из которых ныне росли два кожистых темных крыла — переход от кожи юной ведьмы в кожу крыльев был постепенным, он бы сказал естественным, если бы мог назвать то, что с ней сотворили, естественным. — Два месяца, — тихо шепчет Гермиона. — Трижды у меня останавливалось сердце. А до полного преображения по его меркам должно было пройти полтора года — ногти должны были смениться когтями, кости стать легче, вырасти крылья, изменение глаз, внутренних органов… — То есть, крылья он не пришивал, — хмурится Снейп, касаясь одного из крыльев и пытаясь понять, что они ему напоминают. — Вероятно, из моих дневников он понял больше, чем я ожидал. Вероятно, он расшифровал… — Простите, сэр, — просит Гермиона, — но как же вышло, что какой-то самоназванный Мастер Химер смог завладеть вашими дневниками? — До того, как меня оправдали, — хмыкает Северус, прощупывая кости крыла, — «добрые» волшебники разнесли мой дом по камешку. Видимо, тогда и вскрылся один из тайников — редкая магия может защитить от обезумевшей толпы. Ведьма молчит — только легко вздрагивает, когда он произвольно касается острых позвонков, лопаток, крыльев пальцами или палочкой. Сейчас Северус с точностью мог сказать, чего добивался этот «Мастер», только так же понимал, что часть заклинаний, увы, разрушилась, из-за чего кости были лишь укреплены, но веса своего не потеряли. Но часть сохранилось — значит, этот наглец, посмевший завладеть его трудами, жив, значит, его можно отловить и… наказать. Фантазия у Снейпа была довольно изощренной, так что просто «Мастеру» точно не придется. — Понимаю, — вдруг выдает мисс Грейнджер, и Северусу даже приходится приложить усилия, чтобы отречься от соблазнительных картин расправы над «Мастером», который выбрал первыми жертвами для своих экспериментов Малофоев-старших, и вспомнить, о чем именно велся разговор. — Я понимаю. Даже Хогвартс не смог защитить своих учеников от толпы безумцев, и детям пришлось сражаться в битве, о которой они и знать не должны были. — Вы ставите мне это в укор? — уточняет Северус. — Нет, — качает головой Гермиона. — Не вам. Тем чинушам из Министерства, тем взрослым магам, которые не смогли договориться меж собой, которые испугались, которые позволили детям принять бой. Вас я не виню. Вы в этом бою чуть не стали жертвой. Снейп вздыхает и просит: — Зажмите что-нибудь в зубах. Сейчас на вас нельзя накладывать иные заклинания и давать зелья. Я буду восстанавливать изначальную матрицу заклинания. Ваши кости… будут болеть. — А крылья вы не отнимите? — тихо уточняет мисс Грейнджер, приманивая движением руки кожаный ремень и складывая его. Она чуть шевелит крылом, и то, кожистое, страшное, раскрывается. Тогда-то Северус вспоминает, чьи они. И уточняет осторожно: — Вы этого хотите? — Я не знаю, — признается ведьма. — Просто, знаете, как-то странно… иметь их и знать, что видят их лишь те, кто видел смерть. — Если вы не хотите быть ангелом смерти, значит, вы не будете им, — обещает Северус. — Я сделаю всё, чтобы… вы снова стали человеком. — Сделайте, — соглашается Гермиона и оборачивается на него — бледная, с запавшими глазами и щеками. — А крылья пока оставьте. Если я не стану человеком, то стану напоминанием. Она отворачивается, наклоняет вперед голову, чтобы криво откромсанные и почти не вьющиеся волосы скрыли лицо, позволяет себе один короткий горький смешок и закусывает ремень. Крылья за ее спиной — огромные, страшные, фестральи — слишком подходят этой прошедшей войну девочке, этому ангелу смерти. Северус усмехается своим мыслям — своей сентиментальности — и начинает плести заклинание, чтобы довести этого ангела до совершенства… и сделать человеком.