Оранжевое небо.

Грейвз проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо. Солнце только-только высветлило горизонт, еще не успев залить землю раскаленным зноем. Он перевернулся на бок, но вместо мягкого матраса под ним заскрипела непрочная песочная насыпь, так и норовящая легко подняться в воздух пылью от любого его движения и забиться в нос, за шиворот, прилипнуть к влажной коже, скатываясь потом абразивными комками и натирая до крови. Персиваль резко сел, первым делом обернувшись — лагерь был на месте, и судя по всему еще спал — никакого движения среди замершего в чистом поле транспорта он не заметил. Воспоминания как-то смазались с того момента, когда он и Ньют просто сидели на земле и слушали тишину, ни один из них после данного совместного обещания так не сказал ни слова… Видимо схлынувший после встречи с жуками адреналин спешно отправил всю нервную систему в нокаут — восстанавливать потраченные ресурсы. — Я что, уснул? Прямо здесь? — Это казалось почти невозможным, мало ли какие твари только и мечтающие откусить от тебя кусочек водились в пустоши, чтобы спать прямо на земле вдали от лагеря. Да хоть бы стая взрывоопасных членистоногих вернулась. — Тут безопасно. — Видимо тон выдал его мысли с головой. Грейвз развернулся обратно к источнику своего беспокойства и почти физически ощутил, как что-то лишило его возможности подать голос. Ньют сидел в паре шагов от него, расправив на земле свою белую накидку и пытаясь сложить ее правильным образом, чтобы потом можно было легко и просто обмотать ее вокруг тела… Именно того тела, что не скрытое сейчас несколькими слоями ткани бледный рассвет вычерчивал в тающих сумерках. Ньют сидел на корточках, изогнув тонкую обращенную к нему спину с выпирающими лопатками, кожа была ровной, без следов болезни, шрамов или какого-нибудь проявления мутаций. И бледной, словно отполированной, не считая ярко выделяющихся на ней рыжих пятнышек. Его голову сверху прикрывала бандана, волосы на затылке топорщились в разные стороны от эластичных лент респиратора и очков, но их чуть завивающиеся ярко-медные концы осторожно касались испещренных веснушками плеч. Тонкие руки гротескно заканчивались большими перчатками из грубой кожи, не сумевших замедлить плавные, но быстрые движения, которыми проводник расправлял разложенную на земле ткань. Грейвз сглотнул неприятное ощущение в горле. С непривычки ему показалось, что он видит слишком много. Теперь ему казался совершенно неудивительным тот факт, что Ньют так беспокоился о своей внешности. Даже он сам, имея чистую воду и достаточное число медикаментов мог похвастаться целым букетом шрамов от радиационных ожогов, в те дни, когда звезда была особо неприветлива, от случайного ножа в подворотне или от перенесенной в детстве болезни, оставившей на его теле свои метки. Разумеется Персиваль довольствовался лишь смазанными полутьмой частями, но он все равно не был уверен, что что-то подобное вообще можно было встретить в Раю, и многие бы захотели чтобы оно принадлежало им. Грейвз неосознанно протянул руку вперед, преследуя желание прикоснуться и попробовать какова эта кожа на ощупь, такая же ли гладкая, каковой она казалась, такая же прохладная, как и запястье или… Накидка взметнулась в воздух, прикрывая собой спину, и проводник, совершив несколько почти магических телодвижений оказался полностью обмотан тканью. Капюшон занял законное место и Ньют обернулся на Персиваля, к счастью успевшего уже опустить руку. Он снова выглядел как обычно. Так, словно под нагромождением ткани и пластика и вовсе не было ничего живого. Со стороны лагеря послышался окрик, кто-то звал Грейвза по имени. _________ Сборы утром происходили впопыхах — наемники умудрились впасть в немилость Гриндевальда, так как потеряли кучу времени разглядывая склизкие голубоватые кучки насекомовых внутренностей, оставшихся после ночного инцидента, да и просто медлили, шепотом переговариваясь о том, что может ждать их, если они отправятся еще дальше в пустошь. Крики лидера доносились откуда-то из недр бокса и, видимо, без визуального подкрепления работали с перебоями — складывающие спальники и утварь в грузовые отсеки мужчины частенько останавливались, чтобы перекинуться парой слов. — Пошевеливайтесь! — Рявкнул Грейвз, направляясь мимо сбившихся в кучку людей, глазами находя стоявшего как и всегда в стороне от общей суеты Ньюта. — Если будем слушаться нашего жителя пустыни, то ничего нам грозит! Он и вправду в это верил. Ньют ведь пообещал защищать его… — Ты чего замечтался, Перси? — Грейвз и сам не заметил, как оказался у бокса лицом к лицу с Гриндевальдом. — Кажется твои ребята струсили… А ведь собирались купаться в море. — В голосе Персиваля мелькнул плохо замаскированный сарказм и альбинос скривил лицо. Он бросил взгляд на одинокую, замотанную в белое фигуру на самом краю лагеря. В отличие от Грейвза Гриндевальд верить Ньюту даже не начинал. — Может быть все дело в нашем «мистер таинственность»? Кто станет смело идти за проводником, когда не известно даже не мутант ли он? Надеюсь он не тащит нас в логово к своим дружкам на завтрак… Что у него под балахоном, ты видел? Может быть сдернуть его с него, пока еще не слишком в песке окопались и реально найти нового проводника? С удивлением для себя Грейвз понял, что слова лидера ему неприятны. И не только тем, что тот ставил под сомнение его способность разбираться в людях и выполнить не сложное в принципе поручение, как-то — выведать информацию о проводниках и выбрать лучшего. А Ньют был лучшим, он был в этом уверен… нет… Его нервировал и злил тот тон, с которым Геллерт предлагал с легкостью выставить на всеобщее обозрение то, что было с таким трудом увидено им самим. Перед глазами пронеслись отвратные картины того как толпа наемников окружает лежащего на земле рыжего и начинает срывать с него одежду, и над всем этим разносится голос Гриндевальда. Персиваль тряхнул головой, избавляясь от странных, вызывающих тошноту картинок. Все таки было что-то неправильное в жителях Рая. Пусть такие как Грейвз и пытались до последнего это отрицать, но что-то в них было сломано, покалечено, извращено… Что-то внутри, какое-то внутреннее уродство загнивающей расы в рассыпающемся под испепеляющим солнце городе. Что-то, что побуждало желать чего-то прекрасного подле себя, какой-то роскоши, ненужных зеленых деревьев, здоровых людей… Чего-то, что хоть как-то разбавляло словно заржавевший, умирающий мир признаками жизни. — Не смей… — Персиваль медленно выдохнул, осознавая, что сцепил зубы с такой силой, что заболела челюсть. Гриндевальд тоже напрягся, но судя потому, что не предпринял никаких действий — любопытства в нем сейчас было больше, нежели той свойственной ему странной тяги к субординации — военных то уже давно не осталось ни одного в живых. Он повторил то, что высказал не подумав, но уже более приемлемо. — Не нужно этого делать. Ты же не думаешь, что он никогда не снимает свои тряпки? Я уже… я видел. Единственная странность в нем, что он чист, такое чувство, что даже радиация его обошла стороной… — Ооо, Перси, только не говори мне, что ты уже построил планы на этого доходягу! — Громкий смех Геллерта непривычно разрезал воздух, и Грейвз неприятно заметил, как дернулась в их сторону голова Ньюта. — В твоем голосе столько обожания… Надеюсь ты поделишься со своим старым другом, когда наше предприятие закончится и мы разделаем этого сопляка на куски… Гриндевальд поддел наемника локтем под ребра и, едва не вытирая слезы от смеха отправился руководить вновь застопорившимися сборами. Прежняя идея не оставлять проводника в живых уже не казалась Персивалю столь необходимой, как в самом начале их пути. Даже больше, он был категорически против. _________ Из-за всей этой суматохи Персивалю так и не удалось поговорить с Ньютом до их отъезда, и он едва дождался их расположения на ночлег, проклиная бесконечную пустыню и длинный день, чтобы выскользнуть наконец-то из лагеря и отправиться «полмили на север». Рыжий был постоянен в своем выборе места изучения неба через прихваченные с собой железки — навигационные приборы, как уже понял Грейвз. Видимо именно с этой точки было удобнее ориентироваться по звездам. Когда он подошел к светлой, словно светящейся среди серой травы фигуре, Ньют уже сворачивал карту, сделав в ней очередную пометку о пройденном ими пути. Но в этот раз Грейвз принес не только ужин. Рядом с проводником на землю с шуршанием приземлились два лавсановых спальника. — Знаешь, у меня все болит после этой ночи на земле, как ты вообще спишь? — Персиваль расстелил один из мешков, с долгожданным облегчением приземляясь на его и вытягивая ноги. Он даже не соврал — всю сегодняшнюю поездку он пытался двигать головой вправо и влево, чтобы размять затекшую от твердой поверхности шею. — Я жить в пустоши. Я спать на земле. — Ньют нашел взглядом предназначавшийся ему сверток с мясом и, протянув руку, забрал его себе на колени, проигнорировав заботливо принесенную Грейвзом перину из перьев баргу. — И… никогда не иметь это. — Он все же ткнул в спальник пальцем. — Но ты бы мог хотя бы попробовать. — Персиваль улыбнулся. Отчего-то подобная аскетичность была воспринята им как скромность и это, как и наивная доброта проводника, в который раз его поразило. Но весь день его мучили иные вопросы, отнюдь не то, как именно Ньют проводит свои ночи. — Ньют… Вчера, перед тем, как убежать в лагерь, ты произнес… Шма... шим-шим… — Ши’мау? — Да, именно. — Это значить «придурки». Грейвз на секунду свел брови к переносице, переваривая услышанное и разразился громким хохотом. Как же давно он вот так вот просто не смеялся. — Ясно. А жуки? Ты назвал их тень и ву-ун, кажется? Откуда эти слова? В этот раз Ньют снова помедлил с ответом. Персиваль его не торопил — он удобно устроился на спальнике, глядя в ясное, щедро усыпанное звездами небо, по которому медленно расползались яркие осколки разрушенного спутника. — Так их называть дома. Ву-ун и есть тень. Они приходить темной стаей, как тень, и когда они приходить — гаснут огни. Тень поедать наши огни. Грейвз едва слышно хмыкнул — это описание показалось ему очень поэтическим. У него дома в верхнем городе, было целых две бумажные книги — настоящий раритет, — одной из них была инструкция как собрать энергетический бластер, тонкая методичка в замасленной искусственной обложке с поистертыми, но все еще яркими красками, а вот вторая была про двух скалолазов, отправившихся в горы в поисках животного, названного «мускусный олень». Он понятия не имел, как выглядит этот самый олень, не считая описания в книжке, что у того были клыки и какая-то сумка на животе, странный должно быть был зверь… да и имя автора осталось на давно потерянной обложке, но слова Ньюта напомнили ему красивые метафоры на страницах, описывающих давно исчезнувший мир. — А твой дом далеко отсюда? Ты там один жил? Что это за язык, на котором там говорят? — Ты задавать слишком много вопросов, Персиваль Грейвз. — Проводник говорил с набитым ртом, а Грейвз, видимо задумавшись, даже пропустил мимо ушей шуршание лавсана, когда тот распаковал свой паек. — А ты давать слишком мало ответов. — Персиваль неосознанно скопировал чужой акцент и, поняв это, снова улыбнулся, поворачивая голову в сторону и замечая, как Ньют отправляет очередной кусок мяса в сторону капюшона. Ему впервые захотелось, чтобы солнце светило в их мире круглые сутки. Интересно, как проводник отреагирует, если он сейчас резко развернет его к себе и сдернет этот треклятый капюшон? Он постарался об этом не думать. — Ладно, я тебя не заставляю, просто хотелось поговорить. Я знаешь ли не привык целые сутки отсиживать зад на байке без возможности перекинуться парой слов. Это было почти правдой. За тем лишь исключением, что Персиваль явно не желал составлять компанию наемникам или Гриндевальду. — Ответь хотя бы зачем тебе сдался багги? Если продолжишь жить в Раю и тем более так безалаберно относиться к попавшему к тебе в руки оружию — его просто украдут. И хорошо еще если ты при этом в живых останешься. — Грейвз вспомнил о том случае в подворотне, когда, стыдно признаться, но тем ударом, если бы он вовремя не среагировал, Ньют мог запросто его вырубить. Или совсем недавняя короткая схватка с Геллертом… Он мог бы сделать ставку на то, что этот странный парень выстоит в схватке один на один с любым из нанятых лидером наемников, но вот против бластера, или даже парочки, вряд ли существовал действенный прием рукопашки. — Я не жить в Раю. Я уехать. — Уехать… в смысле уедешь? Куда? Ньют чуть повернул голову, так, что теперь, вероятно, Грейвз находился в его поле зрения, но неизменная тень и не думала уходить с его лица. — Ты знать, что за Тихим морем? Дальше? Другой часть мира? — Проводник сделал паузу, но Персиваль не ответил, будучи слегка обескураженным подобным ответом вопросом на вопрос и, тем более, их содержанием. — Я хотеть видеть. Я не верить, что смерть везде. Я не могу жить дома и не хотеть жить в Раю. Черт возьми! Он верил, что где-то еще есть описанная в той книжке про скалолазов жизнь… Грейвз прикрыл глаза, заставляя почернеть рассыпанные перед глазами звезды. Если он думал, что Ньют больше не сможет его удивить размахом своего гипертрофированного жизнелюбия и наивности, то он крупно ошибался. Их проводник в отличие ото всех до последнего жителя Рая, все еще умел мечтать и надеяться. Он мог бы сказать, что и Гриндевальд тоже был мечтателем, со всеми его сумасшедшими идеями, но все же предпочел отделить нездоровый авантюризм с жаждой наживы от обычного желания увидеть чудо. — Почему ты не можешь жить дома, Ньют? На кой-черт тебя занесло в Рай? Лавсановый мешок рядом с ним скрипнул и Грейвз открыл глаза — рыжий как-то недоверчиво пытался устроиться в рыхлом и мягком подобии гнезда, вздувшиеся бока спальника высились вокруг него, почти закрывая проводника от его взгляда. Это снова вызвало улыбку, но на вопрос Ньют так и не ответил. Он почти привык к неотвеченным вопросам. Персиваль вздохнул. Длинный день измотал, и его начинало клонить в сон. — Доброй ночи, Ньют. — Она добрая, тут безопасно, а в лагере нет. Я защищать тебя, Персиваль Грейвз.