Оранжевое небо.

Гриндевальд все же сдержал свое обещание привязать проводника к капоту своего бокса, и Грейвз предусмотрительно ушел подальше, чтобы не дай бог не сорваться и не затеять бесполезную драку, выигрывая проводнику лишнюю минуту свободы. Ньют не сказал больше ни слова — до него доносились только крики, звонкое рычание и вой, словно бы рыжий не растрачивал за зря то, что не будет услышано, или же… обнажив свою истинную сущность, перестал притворяться человеком, став тем, кем являлся — пустынным зверем, готовый зубами выгрызать себе путь на волю. Спустя время даже эти звуки прекратились, оставляя ушам лишь приглушенные голоса наемников, и Персиваль против воли почувствовал презрительное для самого себя облегчение — видимо кто-то догадался заткнуть парню рот кляпом. Они не стали дожидаться ночи, не рискуя закрывать глаза возле воронки, вновь наполнившейся зеленой, зыбко покачивающейся дымкой в лишенном движения воздухе, и двинулись дальше в путь, медленно и с опаской спуская транспорт с крутого скального обрыва, будто бы изглоданного, источенного соленой волной, прямо на дно умершего моря. В этот раз, озвученное предупреждение об охраняющем город страже и о поджидающей их смерти даже не было услышано. Словно бы тот факт, что их проводник оказался мутантом, мгновенно обращал все его слова в лживую ересь, игнорируя все еще чувствующийся в воздухе запах гари из-за сдетонировавшего дыхания Напалма, унесшего еще одну ничего стоящую жизнь. То, что покрывало белое ровное дно оказалось солью. Грейвз ожидал, что соль твердой высохшей и потрескавшейся на солнце коркой покрывает землю, но она была рыхлой и мелкой, засасывающей в себя колеса и затрудняя движение всем, кроме бокса на гусеницах, вынужденного теперь медленно тащиться улиткой, чтобы не обгонять колонну. Персиваль старался не смотреть назад. Он слышал гул генератора позади себя, всматриваясь в бесконечно тянущуюся вперед, бликующую на солнце, жгучую и сияющую белизну до рези в воспаленных глазах, но, это все же было лучше, чем еще раз увидеть распятого на капоте парня. Нескончаемая пустыня обозначила на горизонте выпирающий из земли, такой же белый, словно лист неиспорченного прожженными силуэтами местности пластика, силуэт, и команда к остановке прозвучала уже на закате, когда они добрались до странного сооружения, высившегося над ними тонкими белыми арками из неизвестного материала. Костер устроить было не из чего — соль не давала жизни даже чахлой рыжей траве, но одна из снятых с транспорта батарей, лишенная части защитного кожуха, давала достаточно жара, чтобы поджарить мяса на ужин, распространяя вокруг себя слабое голубоватое сияние. В этом неверном свете неизвестной природы конструкция казалась еще более таинственной, и Грейвз, не пожелав остаться в лагере, отправился осмотреть ее. Кроме него никто не заинтересовался сооружением — нервозность близкой цели угрюмым облаком повисала над лагерем, не оставляя места любопытству, и он вновь оказался в неприятном одиночестве, осознавая, как же сильно успел привыкнуть к присутствию проводника рядом. Привык слышать его торопливую походку, его голос, видеть плавные движения рук и отблески ночных огней на слепых линзах очков, привык видеть эту дурацкую позу с выпрямленной, словно бы загнанной в позвоночник спицей, спиной. И сейчас, его отсутствие било пустотой словно физической болью. Подножие белых арок утопали в рыхлой соли, их вершины же сходились искусно прорезанным куполом сверху, отчаянно напоминая что-то знакомое. Неизвестный ваятель был очень талантлив, соорудив нечто подобное, что, даже не смотря на кажущуюся хрупкость конструкции, смогло пережить ужас прошедшей войны. Персиваль приложил руку к сухому, шершавому, словно неотполированный камень, материалу, ухватывая в голове вертящуюся ассоциацию, и резко одернул руку. Это не было создано ни человеком, ни кем бы то ни было еще, за исключением разве что самого создателя (о да, этот ваятель был поистине гениален) — это были кости. Они устроили лагерь у скелета какого-то умершего уже очень давно и бывшего поистине исполинским и, должно быть морским, зверя. Его размеры поражали — даже оставшийся позади корпус призрака мог легко уместиться между арок, упокоившись внутри гигантской грудной клетки. Если бы его мотор остался на месте, он бы мог заменить собой гигантское сердце, вновь наполнив внутренности хоть и механической, но жизнью. Какие еще чудеса они потеряли, решившись на ту войну, что уничтожила их мир? Должно быть он действительно был когда-то красив и полон жизни. Был таким, каким его до сих пор видел один рыжий пустынный парень. Лагерь медленно отходил ко сну. Грейвз с трудом дождался, когда потемневшее небо высветлили осколки разрушенного спутника, и перестали скрипеть лавсановые спальники под пытающимися расположиться на ночлег с относительным комфортом наемниками. Оставленная в круге транспорта батарея слабо гудела, добавляя все такой же нереальной тишине слабый намек на оставшуюся позади райскую жизнь среди шума, гвалта, многочисленных звуков и непроходимой грязи. Одним словом — жизни. В пустоши же давно все было мертво. В этой так точно. Персиваль приблизился к капоту бокса, издали замечая околачивающийся возле нее силуэт наемника, заступившего на вахту. — Гриндевальд предупредил, что ты можешь объявиться. Что задумал, Грейвз? — Света луны было достаточно, чтобы разглядеть на лице наемника неосторожно скривившую рот презрительную усмешку. Его звали Салли… или Шелли… Грейвз никак не мог запомнить его имя — что-то глупое и довольно бабское, — и не собирался делать этого сейчас. — Ты же не урода пришел вызволять? — Если бы так, то ты бы уже сдох. Свали, твоя рожа бесит. — И охота тебе подставляться из-за ублюдка… — Ты решил мое терпение проверить? — Персиваль со злостью сжал ладонь на рукояти собственного бластера. Должно быть вид его сейчас не предвещал ничего хорошего, а потому, сплюнув в сторону, наемник примирительно поднял ладони вверх, как-то боком скрываясь в тени, решая не нарываться. Таймер начал тикать. Грейвз не сомневался, что через малый промежуток времени уже весь лагерь, и Гриндевальд в том числе, будет в курсе, что ему не дают покоя лавры предателя и любителя мутантов. Но он все равно медлил, даже не смотря на то, что Ньют наверняка слышал его голос, словно на перепутье не решаясь сделать последние пару шагов, оказавшись перед капотом и в поле зрения проводника. Он все еще сомневался в правильности своих действий. Привычный мир с треском расходился трещинами и крошился, и перед ним стоял выбор — либо позволить другим привычно отодвинуть его в сторону и убрать осколки, либо сделать это самому, рискуя нефигово так порезаться. Его собственная нерешительность раздражала, минуту спустя он был уже менее настроен действовать, чем в тот момент, когда принимал решение, и, чтобы окончательно не увязнуть в собственных беспорядочно мечущихся внутри черепа мыслях, Грейвз сделал вдох, зачем-то задержав дыхание, и шагнул вперед. Воздух замер в легких, словно окаменев и заполонив всю гортань распирающим комом — на него смотрели абсолютно черные, блестящие в темноте глаза. Он ожидал увидеть в них гнев, может быть презрение или все ту же промелькнувшую надежду, но лицо рыжего не выражало ни одной эмоции. Ньют словно вновь надел свою маску, за тем лишь исключением, что теперь она была не из пластика. Наемник вспомнил про темные очки — он стащил их из бокса, тщательно изучив, даже не сомневаясь, что никакой технологии в них не обнаружит. Так и вышло. Рыжему мутанту не нужен был никакой прибор, чтобы видеть в темноте — он и так видел в темноте. Тонкие руки были растянуты в стороны, напоминая бледные ветви какого-нибудь дерева, на груди появились новые темные отметины синяков, кровь запекшимися пятнами то тут то там образовывала подсохшую корку — пока он обрабатывал руку Гриндевальда наемники славно потрудились, выместив на проводнике накопившиеся недоверие и нервозность, вылившееся ненавистью к открывшейся правде. Витой в более прочную конструкцию синтетический шнур, даже на фоне бледной кожи выделяющийся своей белизной, опоясывал запястья, щиколотки, шею и грудь Ньюта, удерживая его, словно распятое предупреждение — живые еще повоюют. Как будто прошедшей войны было недостаточно… Грейвз протянул руку к лицу парня и тут же одернул от раздавшегося, приглушенного кляпом рычания. Он хорошо помнил, что случилось с рукой Геллерта. Опасение, словно перед диким зверем, было мгновенно выработанным рефлексом, который, к сожалению или же к счастью, проигрывал в схватке с разумом. Персиваль вновь протянул руку, игнорируя предупреждение, и вынул изо рта парня его же скомканную, влажную от впитавшейся слюны бандану. Ньют тут же облизал высушенные солнцем и ветром потрескавшиеся губы, по прежнему храня упрямое молчание. Грейвз и не ждал благодарности. Скорее он ожидал новой порции шипения на незнакомом языке, но, возможно, было даже к лучшему, что рыжий решил промолчать — сейчас хватило бы и мелочи, чтобы переубедить его в верности сделанного им выбора. Он скрутил крышку у принесенной с собой бутылки воды, поднося ее к лицу проводника, но тот лишь дернул головой в сторону, отвернувшись от щедрой подачки. — Не будь идиотом! — Прошипел Грейвз, хватая Ньюта за подбородок и буквально насильно заставляя его сделать пару глотков. Глядя, как рыжий тяжело задышал ртом, закашлявшись и стискивая в кулаки пальцы, он старался не думать, что только что сорвал все его планы умереть от обезвоживания до того, как они снизойдут до казни. С непонятно откуда вновь возникшей злостью Персиваль швырнул початую бутылку себе под ноги и достал из кармана спрятанный бутылек с антисептиком, отвинчивая крышку. — Будет сильно жечь. — Он дотянулся до руки Ньюта, раненой еще во время взрыва в воронке Напалма и щедро полил воспалившуюся глубокую царапину. Проводник стиснул зубы, давя очередной мяукающий стон, слабо дернулся в сторону, зашуршав натянутой веревкой, тянущейся от запястья, по металлу обшивки и зажмурился, не издав больше ни звука. — Если бы ты выбежал тогда из бокса, тебя бы застрелили. — Сам не зная зачем оправдался Грейвз, не уверенный, что нынешнее положение рыжего было многим лучше быстрой смерти. Даже если бы он сейчас освободил Ньюта, даже если бы позволил ему угнать оставшийся в их распоряжении байк, или даже пикап, его бы все равно догнали — бокс Гриндевальда развивал куда большую скорость по рыхлой соли, нежели любой колесный транспорт. А еще в этом случае он и сам бы лишился жизни, вероятно каким-нибудь изощренным медленным способом, на какой только хватит фантазии альбиноса. Вряд ли дело ограничилось только обещанной ему ямой. Может быть своими действиями, своим предательством, он спасал лишь только собственную шкуру? Тогда какого хрена он забыл здесь сейчас? Персиваль закончил обтирать рану смоченным в антисептике бинтом. Было бы лучше замотать ее, чтобы завтрашняя поездка не занесла туда соли и пыли, но он не сомневался, что любую повязку тут же сдернут и хорошо если на теле проводника не появится пара свежих отметин. Он провел бинтом по ключице, обламывая запекшуюся корку, по разбитой губе рыжего и брови. — Ньют… — Он замер, позвав, но проводник не отреагировал. Он заметил знакомый неверный блеск темных глаз, как на спине призрака, но сейчас они не смотрели на него, словно бы задумчиво направляя взгляд куда-то вдаль, туда, куда они направлялись. Руки вновь расслабились, больше не стискивая в кулаки пальцы, оставившие на ладони невидимые в темноте глубокие вдавленные отметины от миндалевидных когтей — их они обнаружили уже позже, когда стянули с рук проводника перчатки. Грейвз сделал шаг назад, отправляя опустевший бутылек обратно в карман, и как-то тоскливо охватывая взглядом распятую фигуру целиком. Ньют, со всеми его зубами, когтями, вшитым в генетический код прибором ночного видения, походил больше на созданного для убийства… солдата? В таком случае его создатель ошибся с тем, что вложил в его голову. Он резко развернулся, подбирая с земли початую бутылку с водой и отправляясь туда, где был разложен его спальник, не дожидаясь пока вернется наемник или же не дай бог (если тому не дорога собственная жизнь) разбуженный им альбинос. Разрушенный спутник ярко освещал дорогу и белоснежные залежи соли блестели мелкими вспышками. Он принял решение, не сомневаясь том, что оно было верным. Единственно верным — он не даст им убить Ньюта. Он еще не знал как и каким способом, в голове было темным темно, но он четко знал — он этого не позволит.