Оранжевое небо.

«Все, конец, я умер.» Это должно было стать последней мыслью Грейвза, но, вместо этого, его смерть, подобно сну, была полна сновидений, голова наполнилась целой их кучей, словно бы образовавшийся в ней вакуум засасывал их в нее. Пустошь, наполненная ярким белым, слепящим глаза светом, и на ней паслись целые стада пушистых рыжих лупоглазых баргу, разбросанные спины которых напоминали куски застывшей камеди какого-нибудь огромного дерева раскинувшего ветви за многие мили отсюда. Они лениво щипали медную траву своими мощными, треугольными клювами, каждый из которых с легкостью проломил бы человеческую голову, не будь эти мешки с перьями настолько глупы, что забывали обороняться. И еще там был Ньют, такой же бледный, как и солнце, и такой же рыжий, как и все вокруг. Мир словно бы создавал себя заново заполняя себя медным золотом, растекшимся по всей его поверхности, заполняя выжженные, обугленные остовы призрачных напоминаний о прошедшей эпохе. Даже металл покрывался ржавчиной, камни и те зарастали рыжим мхом или лишайниками, лишая окружение хоть каких бы то ни было иных красок. Этот мир был новым, и это Грейвз был в нем чужой со своей смуглой кожей и темными волосами. Сначала мысли текли вяло, тело его ослабело. Наверное, именно так уходишь туда, куда отправляются после смерти. Он никогда не задумывался о подобных глупостях, люди умирали каждый день, и смерть стала чем-то обыденным. Они просто переставали мозолить глаза, избавляли мир от себя, и сами избавлялись от этого мира… Но переходили ли в иной? В голове Персиваля словно бы лопнула плотина, мысли хлынули целой бурей, сметая все на своем пути, но не обретая осмысленных очертаний, череп был пуст. Ему было странно лежать так и думать о чем-то, зная, что он мертв. Или не совсем? Его тело дернулось от судороги, а сердце забилось вновь. Жар обрушился на него нестерпимой волной, сдавив легкие и вырывая из горла хриплый кашель. Грейвз шевельнулся, ощутив собственное тело, заключенное в назойливо проникающую в каждую клеточку нудную боль, которая была везде постоянна, а это значило, что как минимум кости его целы. Он почувствовал, как что-то, словно сеть, окутало его грудь, и забился, пытаясь стянуть с себя душный кокон, дотянулся до лица и сдернул наконец-то прилипшую к нему мокрую от выступившего на щеках и лбу пота ткань. Солнце ослепило, но он видел свет, а это было уже хорошо. Хорошо ведь? Чужие руки шарили по его телу, избавляя его от тонкой сети, и он резко сел, задыхаясь от резкой боли и отталкивая от себя… Ньюта. Рыжий замер на мгновение, его брови дернулись к переносице, но он вновь упрямо потянулся вперед, стягивая с него части синтетического шнура, протянутого у него подмышками. Грейвз как-то заторможенно моргнул, голова все еще была забита ватой, и осмотрел парня — на нем была одна из его футболок, насколько он помнил, запертых в ящике с его личным барахлом, волосы рыжими жесткими от пыли прядками топорщились из-под напоминающего тюрбан сооружения на голове, сквозь который на макушку проглядывались треугольники ушей, на лице, помимо оставленных наемниками отметин, появилось несколько свежих ссадин. — Ньют, ты… — Грейвз обернулся, пытаясь осознать произошедшее, пока он пребывал в отключке. Гора металлического кладбища еще заметно выделялась на горизонте, они находились всего лишь милях в пятнадцати, судя по солнцу, на запад от него. Он вновь перевел взгляд на прочный белый шнур, который опоясывал грудь и плечи проводника. Выходит… Ньют притащил его сюда, подальше от механического монстра-стража, а перед этим, он же затащил его в какую-то нору, среди раздробленного металла (он помнил нависшее над ним ржавое железное небо), не позволив машине раздавить его и втереть в соль. Он протянул руку, пересиливая тянущую боль в плече, пытаясь коснуться его лица. Он слишком часто проверял этот мир на реальность, страшась перестать ощущать разницу, но рыжий тут же ударил по его ладони, прижимая уши к голове и зашипев. — Не трогать. Ньют поднялся на ноги, отворачиваясь и стягивая с себя часть шнура, беспорядочно комкая его и пряча в подобие гамака, сооруженное из части лавсанового спальника, перекинутого через его плечо и завязанного узлом. — Вставать. Я отвести в Рай, назад, ты уйти и больше не видеть меня. — Что? — Слова доносили смысл с чудовищным опозданием, но наличие четких звуков радовало, по крайней мере он не оглох от взрыва. При попытке встать тело свело новой вспышкой ужасающей боли, он снова закашлялся, сплюнув на белоснежное соляное покрывало сгусток уже свернувшейся крови, и все же оказался на ногах, шатаясь, словно пьяный. Сделать шаг вперед было сложнее, одна из его щиколоток была перемотана пропитавшейся кровью тканью — все же задело обломком. — Какого черта ты несешь? — Он вновь прикоснулся к рыжему, положив руку ему на плечо и попытавшись развернуть к себе, но Ньют вывернулся из-под его прикосновения, словно оно сочилось ядом и обжигало. — Я говорить не трогать! — Парень сорвался на крик. — Не трогать! Никогда больше! — Ньют, я… — И не говорить! Идти молча! — Рыжий не унимался. Он сделал шаг вперед, тыча в грудь Грейвза пальцем. — Никогда! Никогда! Не трогать и не говорить! Персиваль поджал губы. Он отправлялся в это путешествие совсем другим человеком. Вернее он так думал, когда его впервые посетила мысль о том, что будет неправильным просто так обмануть проводника, использовав его и лишив жизни в конце пути. Он то думал, что делает что-то хорошее и правильное, пытаясь вытравить из себя проклятое бездушие, которое впитала в себя кровь вместе с жизнью в Раю — ни с кем не считаться и никого не жалеть, иначе не выживешь, рвать зубами любую возможность, перетягивая ее на себя, даже если придется усеять свой путь трупами… Но зараза засела в нем слишком глубоко, отравив и превратив все, что было внутри в дерьмо. И он предал Ньюта во второй раз, предал, когда стягивал прочный узел веревки вокруг его запястий на полу бокса. Предавший однажды предаст снова… Откуда он знал эти слова? Но, Ньют спас его, того кто продал его с потрохами, все-таки спас и обещал привести обратно в город. Он верил, ему хотелось верить, что в этом был какой-то смысл, какой-то еще, кроме банального нежелания, чтобы он умер. Не существовало в мире такой добродетели, настолько чистого сердца, просто не могло существовать, буквально, физически… Палец заменил кулак, стукнувший его по груди и заставивший поморщиться от отдавшейся в легких боли. Ньют все еще кричал, но отказывался смотреть ему в глаза, наклонив голову так, что он видел только крепко сжатые светлые ресницы. — Ты быть… Амьян-ву! Шака амьян-ву, амьян-ву! Грейвз перехватил второй кулак, намеревающийся приложиться к его груди уже с большей силой, и отвел его в сторону, игнорируя попытки шипящего парня выдернуть свою руку. — Я все равно не понимаю ни слова! Если уж говоришь, говори на моем языке! Что это значит? Ньют перестал дергаться, поднимая на него свои невероятные глаза. Сейчас они показались ему еще более яркими, чем когда он увидел их впервые, и, может быть, дело было в расстоянии, ему еще не доводилось заглядывать в эти колодцы с зеленью так близко и при свете дня, а может быть, все дело было в том, что по щекам проводника текли слезы. Впервые Персивалю показалось, что парень гораздо старше отведенных ему при встрече двадцати лет. Возможно, они могли даже оказаться ровесниками. Рыжий резко вдохнул в себя воздух, словно бы переводя дух или всхлипывая, и тихо, очень четко произнес. — Это значить предатель… Я верить тебе, а ты врать, врать, всегда врать… Все люди быть одинаковый, ты как они… — Да неужели?! — Не выдержал Грейвз, заорав в ответ и сильнее сжав пальцами чужое запястье, давя в себе странное желание переломать тонкие кости. Резко охватившая его злость выплеснулась наружу, пытаясь заглушить отвратительный жженый привкус вины. Он злился на Ньюта за эти обвинения, злился на себя, за то что он был абсолютно и неумолимо прав, за то, что он обнажал и озвучивал все его грязное несовершенство, в то время как сам… Ну же, должна же была быть причина! Ньют все же вырвал свою руку из его захвата, наскоро вытирая пальцами свое лицо. — Тогда на какого хрена ты меня спас и вытащил?! — Я обещать защищать тебя, Персиваль Грейвз. Я держать обещания. Словно бы невидимая рука подхватила последние слова рыжего, с силой загоняя их Грейвзу в голову, и они заворочались в его сознании, мгновенно сминая волевой барьер, все еще пытающийся удержать над поверхностью черной грязи в его нутре то хорошее, что было в его жизни, то, что еще хранила память. А было ли? Да не было ничего. Был только мир, в котором сдержанное обещание было сродни чуду, и как себя не обманывай, этот мир раз за разом напоминал о том, что с ним стало, как глубоко въелась эта зараза, разочаровывал, сбрасывал с неба, на которое удалось вскарабкаться, заставляя захлебываться в дряни… Наемнику нестерпимо захотелось врезать самому себе кулаком по лицу, но он лишь закрыл лицо ладонями. Этот смрадный подлый мир заслуживал чтобы его уничтожили, уничтожили со всеми его обитателями. — Да откуда ты такой взялся… — Он с силой потер собственное лицо ладонями, опуская руки, и, будто бы лишившись сил, снова уселся на землю. Тело напомнило обо всех перенесенных травмах, боль вновь расползлась в груди, задела ногу и вернулась в голову. Он сделал глубокий вдох и заговорил. Медленно, тихо, словно исповедь. — Я должен был найти проводника, не абы какого, а который бы сумел провести до этого места. Монтгомери Хат, не знаю, слышал ли о таком… торгует информацией, он указал на тебя. Изначального плана врать у меня не было, но ты отказался от платы и пришлось импровизировать. Ты уже тогда показался мне странным. Ринуться в пекло из-за каких-то там идиотов в пустыне… У меня нет никаких братьев, вообще семьи, мать умерла, когда я был еще подростком, какая-то зараза сожрала, выжала ее всю, будто бы баба тряпку… Мы собирались убить тебя, как только прибудем к городу пришельцев, Гриндевальд не уставал об этом каждый вечер напоминать, если удавалось парой слов перекинуться. А то я бы забыл… Не думали даже о том, как добираться обратно будем, скопировать твою карту и весь путь отметить — дело одно, но попадись что особенно страшное, хрен бы мы выплыли. Не думали совсем. — Грейвз покрутил пальцами возле своей головы, словно изображая охватившую их степень сумасшествия. — В голове только мысли о том, что найдем, чем удастся поживиться и как заживем королями по возвращению в чертов Рай. А потом оказалось, что ты… не человек в общем. Я не в восторге был с идеи лишиться проводника на пол пути с самого начала… если и не с самого, то после того, как поговорил с тобой несколько ночей подряд уж точно, интересным казался, странным, и… да, красивым. Больные мы на всю голову, любим красоту, окружаем себя ею, словно стараемся забыть обо всей грязи, в которой живем. Может быть окажись человеком и не убили бы, хотя тогда думаю было бы хуже, пустили бы по кругу, да оставили себе… Но мутант… Таких убивают сразу. Я не знаю, какие слова способны исправить то, что я сделал, но я ведь вырос в Раю, я один из них… Ньют присел на корточки прямо перед Персивалем, сложив руки на собственных коленях и бросая на него внимательный, слегка настороженный взгляд. Его зрачки под светом сжались в узкие щелки, словно разрезающие наемника прямо на месте, в попытках добраться до того нутра откуда исходили его слова. — Зачем ты говорить это сейчас? — Думаешь мне не надоела вся эта ложь? Ты не заслужил всего этого, я хочу хотя бы сейчас быть с тобой честным. — Рыжий дернул ушами, и издал какой-то фыркающий звук. — Я не пытаюсь оправдаться, как и просить прощения… Просто считаю, что так будет правильно. Да и смысла мне врать не осталось. Вся моя прошлая жизнь, она… Они все… Ньют, что случилось с остальными? — Они все стать трупами. — Лицо и голос проводника не выражали ни грамма скорби, опять та же маска, какую он увидел ночью, когда пришел залечить его рану. Грейвз скосил глаза на руку рыжего — он не замотал ее бинтом или тканью, но края царапины уже склеились, покрывшись корочкой выделившейся сукровицы и белой пылью сверху. — Ты в этом уверен? — Я не проверять, я не давать им обещание… Ньют опустил глаза, но Персиваль понимающе кивнул. Он не мог винить его за проявленное безразличие к судьбе тех, кто хотел оборвать его собственную жизнь, не говоря уже о том, что они с ним успели сделать. Кто бы мог подумать, что его самого спасет глупая детская забава, которую он под влиянием настроения провернул с не в меру доверчивым проводником, не знакомым с людскими обычаями. — А что с той штуковиной… что это вообще было? — Это быть страж. Страж охранять Ша-ада, охранять и от людей и от мутантов. Он всех делать трупами. — Рыжий замолчал, бросая взгляд за спину Грейвза, туда, где они оставили кладбище. — Я ждать и он уснуть. Я уйти быстро, он не услышать, даже когда я забрать это и это. Ньют указал пальцами на лавсановый гамак и на футболку, некогда принадлежавшую Персивалю. Подумав с мгновение, он забрался пальцами в недра гамака, извлекая из него початую бутылку воды и протягивая наемнику. — Надо идти. Тихое море — опасное место. — Дай мне минутку. — Грейвз забрал у него бутылку, делая глоток теплой воды и с наслаждением избавляясь от приторного привкуса крови во рту. — Оружия у нас я так полагаю нет? Парень покачал головой. — Хреново… Тогда, последний вопрос… — Какой? — Ньют… У тебя хвост?