Оранжевое небо.

Темная громада вынырнула из ночного сумрака, словно показавшийся из укрытия грозный хищник. Идеально отполированный корпус терялся верхушкой на фоне иссиня-черного неба, и о его габаритах можно было судить лишь по скользившим по гладкой поверхности бликам от разожженных сигнальных огней на каких-то невидимых для них площадках вверху. Что-то сильно напоминавшее паническую тошноту плотно забило Грейвзу горло в тот момент, когда он узнал в облике машины тот же материал, из которого был сделан страж на подступах к военному кладбищу — ровный, без единой царапины металл выгибался выпуклыми боками, нависая над ними. Глупо, но страх почему-то появился только сейчас, сооружение прошлой эпохи не поддающееся тлетворному влиянию времени казалось ему более устрашающим, нежели целая толпа мутантов, волокущая его в его тень. Впрочем, этой машине явно повезло меньше, чем стражу — в ее боку зияла огромная кривая трещина, листы металла вывернуло изнутри острыми лепестками, словно что-то очень большое прогрызло себе путь наружу. Его подтащили к темному провалу, и Персивалю в лицо пахнуло удушливым смолистым жаром, вызывая ассоциацию со свеже вспоротой тушей, внутри которой, за плотной шкурой серебристого брюха, еще не успели остыть гигантские внутренности. Грейвз утопил пятку в соль, резко останавливаясь и подаваясь назад. Добровольно войти внутрь — все равно что не глядя с головой нырнуть в темную хищно распахнутую пасть, — не предвещало ничего хорошего. Руки конвоиров тут же вцепились в него, сдавливая бока и плечи пальцами, словно тисками, чья-то рука сжала волосы на загривке, наклоняя его голову вперед. Не хватало только пинка под зад. Персиваль умудрился отвоевать себе лишнюю минуту относительно прохладной свободы (свободы, впрочем, тоже относительной). Он повернул голову в сторону, в поисках хоть какой-то поддержки со стороны Ньюта, который хотя бы владел тем же языком, что и их конвоиры, а, быть может, и смыслил что в их намерениях, но рыжий хранил напряженное молчание. Его уши развернулись, словно локаторы, в сторону пробоины, вздрагивая и прислушиваясь к доносящимся из недр машины звукам, и… он покорно первым сделал шаг вперед, исчезая в густой темноте. Грейвза дернули следом, лишая его выгодного упора в землю. Тьма над ним схлопнулась вместе с тяжелой мыслью о том, что проводник оказался среди своих и теперь они поменялись местами. Здесь он, а не Ньют, был чужим. Лишенные света внутренности лабиринтом уводили их вглубь, в самый центр умершей машины, пока стены внезапно не раздвинулись. Потолок взлетел вверх, а пол ухнул вниз. огромное пустое пространство трюма было слабо освещено — с десяток маленьких язычков пламени были рассыпаны по периметру, а центр был отведен для одного большого костра. Скопившийся под потолком смрадный жар окутал тело плотным одеялом, заполняя рот и прилипая к горлу грязными масляными хлопьями. Пахло топленым жиром и горелым мясом, потом, мочой, какой-то горячей нефтяной копотью, будто оседающей на всем влажными токсичными каплями и, поверх всего этого душка, как ни странно, накладывался еще один запах — что-то сладкое, настолько, что вызывало жажду одним лишь ароматом, который перемещался, казалось бы, по собственной воле, то отступая, то накатывая вновь тошнотворной волной. Грейвз заметил десятки фигур, замерших темными силуэтами на фоне темного красноватого огня, перемещающихся короткими перебежками к более многочисленным группам, но все как один смотрели только на них. А он не видел их лиц, чтобы понять, смотрят они на них с любопытством, или же с желанием как можно скорее содрать зубами мясо с их костей. По крайней мере с его костей. Слышался шуршащий у самой земли тихий неразборчивый шепот. Их усадили возле одного из маленьких костров на периферии, но никто больше, кроме притащившей их сюда свиты к ним не приблизился. — Ньют, что… Проводник коротко шикнул, и Персиваль мгновенно заткнулся. В этой ситуации рыжий был главным, только ему было ведомо, что могло твориться в головах этих бывших некогда людьми существ. И если ему стоило помолчать, значит он на время постарается вообще забыть, что у него имеется рот. Обстановка не претерпевала значительных изменений, и Грейвз уставился на странное тусклое пламя. Жиденькие красноватые огоньки облизывали тающие под ними кристаллики соли и плясали, казалось бы, прямо на поверхности тонкого ее слоя, присутствующего и здесь. На самом же деле весь огонь был собран в чашу, не покидая ее пределов, и на дне ее отсвечивала какая-то темная влага. По видимому, именно эта густая и маслянистая горючая жидкость, питая костры, испарялась и обеспечивала здешний воздух ядовитыми горькими примесями. Наконец-то от дальней стены отделилась группа теней. В сопровождении собственной небольшой свиты к ним приблизился мутант, и только сейчас Грейвз обратил внимание на то, что все обитатели трюма древней машины были неуловимо похожи, словно принадлежали к одному виду. Болезнь и мутация затронула их по разному, у кого-то было обезображено лицо, у кого-то грубые наросты покрывали грудь или руки, но все они имели темную, коричневатую кожу, все они были низкорослыми, возможно от того, что каждый сутулился, изгибая спину крутой дугой, да и наросты по большей части были схожи, жесткие и переплетенные, словно корни какого-то дерева, вросшие в плоть, пережавшие конечности извилистыми лентами и, кое-где, выдавившие между собой куски тел, пальцы, даже глаза. Мутант, облаченный, судя по всему, то ли в саму шкуру баргу, то ли во что-то, во что были густо и очень аккуратно вплетены тонкие перья, остановился перед ними на безопасном расстоянии и хрипло заговорил на ямру. Его речь не была столь же звонкой и мяукающей, как у проводника, скорее она напоминала сухой скрежет и низкое шипение, вырывающееся между его перекрученных, словно шнурок, губ. Ньют молча дождался окончания его речи и задал какой-то вопрос. Красноватые глаза мутанта (вождя, или просто главаря, как понял наемник), обратились к Персивалю и он кивнул. — Он разрешить перевести. — Рыжий даже не повернул головы, все еще не сводя с мутанта взгляда. — Он — Амула, он быть тут главный. Он говорить мы не стать трупами. Мы… гости. — Тогда нахрен было нас связывать и тащить сюда словно скотину? Грейвз не ожидал, но Ньют, видимо передал его слова тому, кто называл себя Амула. Мутант бросил взгляд над их головами, обратившись парой фраз к тем, что приволокли их в свое логово, и веревки мгновенно исчезли с их рук. Персиваль медленно и настороженно потер собственные запястья. — Все равно нихрена не понимаю… Амула заговорил вновь, он говорил долго, делая паузы, явно предназначенные для того, чтобы единственный переводчик мог донести его мысль до наемника. — Он говорить о своем боге. Мы… твои люди… накормить бога. Мы дать ему жертва, дать кровь, кровь наших людей, и они не давать кровь своих. Они праздновать, и мы быть гости. — Бога? Это он о страже? Это он сейчас говорит о том, что эта тварь перебила весь мой отряд? Это же просто машина! Они все умерли, а этот сброд собирается это отмечать?! — Ньют кивнул. — Они верить, что это быть бог. Лучше не кричать… Грейвз стиснул зубы, выдыхая через нос. У каждого были свои верования, и свои боги, но верить в то, что обычный охранный робот на дне забытого умершего моря был богом, да еще и приносить ему бессмысленные жертвы людьми своего народа… Пусть даже шайки нелюдей! Это казалось настолько бредом, что он на мгновение даже забыл в каком положении находится, едва подавив в себе желание вскочить и, встряхнув хорошенько мутанта, сказать ему все, что он думал по этому поводу. Но, разозлить вождя целой толпы изуродованных существ памятью о погибших, почти незнакомых ему, за исключением Гриндевальда, людях было бы слишком легкой смертью. Стоило хотя бы уважать попытку Ньюта спасти его, чтобы сейчас не делать подобных глупостей. Он опустил взгляд, стараясь выбросить из головы безумные слова их нового знакомого со странными глазами. Рядом вновь раздался ничего не значащий для него диалог на незнакомом языке, но рыжий не спешил переводить, и Грейвз просто ждал. Он даже не сразу заметил, когда Амула закончил говорить, и вместе со своей свитой направился прочь. Разошлись и те, что были их конвоирами по пути сюда, но эти по крайней мере все же остались неподалеку, столпившись возле единственного, казалось бы, выхода из задымленного трюма. Ньют положил Грейвзу руку на плечо. — Идти за мной. Нам разрешить ждать снаружи. Ноги плохо слушались, словно бы вся накопившаяся усталость и нехватка сна решили обрушиться на него именно сейчас. Персиваль поднялся, покорно проследовав за проводником к одной из стен, и дальше, по какому-то сооружению, напоминающему лестницу из вбитых изнутри в корпус обломков, зигзагом уходящих наверх. Чем выше они поднимались, тем гуще и отвратнее становился воздух, наполненный ядовитым дымом от языков пламени. Он разъедал глаза и легкие, но, когда кислорода стало по настоящему не хватать, и горло сдавило приступом кашля, Персиваль вынырнул сквозь узкий лаз прямо на одну из тех площадок снаружи, наверху машины, где вяло поблескивало красноватое пламя сигнального огня. Свежий воздух ворвался в легкие, вызывая головокружение, и Грейвз почти тут же опустился обратно на колени, опасаясь просто напросто свалиться в темноту с гладкой узкой площадки. Далеко вниз, и на все обозримое пространство раскинулась поблескивая от лунного света, словно усыпанная упавшими звездами соленая пустошь. Ньют быстрым шагом обошел площадку, осмотрев ее с каждого края, и, видимо убедившись в том, что путей отступления с нее не существует, выругался. Вернее, Грейвз поставил на то, что раздавшееся злобное и отрывистое шипение было ругательством. — Здесь не уйти, нужно найти другой путь… — Рыжий обследовал маленькую чашу, точно такую же, как и внутри корпуса, заполненную горящей жидкостью. Его движения были какими-то нервными, дергаными, взгляд лихорадочно перебегал с одного пустого участка платформы на другой, будто бы то спокойствие, с которым он встретил внезапное нападение и последующий разговор с мутантом отняли у него все моральные силы и он вот-вот готов был впасть в неминуемую истерику или вызванное паникой смятение. Персиваль еще никогда не видел проводника настолько возбужденным. — Ньют, тебе стоит отдохнуть и поспать. Или хотя бы поесть… Рыжий его словно и не услышал. Он вновь отправился к краю маленькой площадки, пытаясь оценить расстояние до земли. — У них быть веревка. Очень высоко… Грейвз поднялся на ноги, морщась от проснувшейся и с новой силой вгрызшейся ему в щиколотку боли — днем ему еще удавалось подволакивать ногу или хромать, не особо ее напрягая, но крутой подъем разбередил незажившую рану. Он приблизился к проводнику и, сжав в ладони острое плечо, развернул его к себе. Зеленые глаза показались ему какими-то неживыми, будто бы стеклянными. В потухшей зелени плясали красноватые отсветы огня. — Ньют… Посмотри на меня. Зачем нам бежать? Они вроде бы не собираются нас убивать. Глаза на мгновение ожили, смерив его таким взглядом, словно он сморозил несусветную глупость. — Никому нельзя верить… Грейвз сглотнул. Ему снова показалось, будто бы слова проводника относятся именно к нему. Их привела сюда ложь: ложь Гриндевальда о существовании кого-то кроме людей и их изуродованных копий на этой планете, его собственная ложь о потерпевших, чтобы заманить рыжего в опасное путешествие… Ему бы хотелось добавить «ложь парня, о том, кем он является на самом деле», но ведь Ньют был прав тогда, в боксе — он никогда и не говорил о том, что он человек. Персиваль только кивнул, соглашаясь с его словами. Он все бы отдал, лишь бы вернуть то время, когда он мог видеть улыбку Ньюта и слышать его смех. В этой жизни и так не часто удавалось найти поводы для радости. — Ты быть глупый! Никто ничего не делать без выгода! Они сказать… но нельзя верить! Они быть опаснее, чем люди! Они стая! Они… они… — Рыжий словно задохнулся, задержал дыхание на мгновение и снова задышал часто-часто. — Здесь только мы, ничего не случится, если ты закроешь глаза на пару часов. Я посторожу. — Персиваль опустился обратно на металлический пол платформы, утягивая за собой слабо сопротивляющегося проводника, и позволил ему уложить голову на свое плечо. Ньют что-то неразборчиво пробормотал, пару раз шевельнув головой, словно устраиваясь поудобнее, но Персиваль не стал переспрашивать. — Тише… Я обещаю, что не дам тебя в обиду… Он провел рукой по напряженной спине, плавными движениями очертив выпирающие из-под тонкой ткани лопатки, и ощутил дрожь от этого прикосновения. Здесь, на вершине богом забытой машины прошлого, в ловушке между бездной и толпой мутантов, лишившись всего, что связывало его с прошлым и оставшись единственным человеком на добрых сотню миль во все стороны, а вероятно и дальше, он больше всего на свете хотел прижать к себе этого хрупкого парня. Прижать, почувствовать его дыхание на своем лице, его обнаженную кожу под своими пальцами. Больше всего на свете ему хотелось зарыться лицом в его волосы, пока все его тело не впитает в себя сладкий аромат пустынной травы… Он едва подавил в себе это желание, позволив себе лишь запустить пальцы в вихрастую макушку, машинально погладив между острыми ушами. Они больше не вызывали в нем отвращения, более того, даже прикосновение к ним не вызвало у него ничего, кроме простого осознания — мягкие. Они были мягкими. Должно быть Грейвз и сам задремал, убаюканный теплым сопящим на его плече парнем. Его разбудил ритмичный размеренный грохот, доносящийся как будто бы из его собственных легких. Он открыл глаза — металл под ним мелко вибрировал, словно внутри огромной машины забилось, закачало телесную влагу жизни огромное сердце. Пламя подрагивало на сходящейся в центр чаши ряби. Гулкий завораживающий бой жестяных барабанов усиливался и ускорялся, словно знаменуя начало чего-то, чего-то темного и таинственного, но чего именно он не знал. Персиваль осторожно опустил спящего парня на металл платформы и, убедившись, что Ньют не проснулся, приблизился к зияющему провалу, ведущему обратно в заполненный жаром и мутантами трюм. Он опустился рядом с ним на колени, еще издали улавливая вырывающиеся из него вонючие пары горючей жидкости, дым и смрад, какой бывает в местах, в которых проживает слишком много людей. Навстречу ему из провала высунулась чья-то голова, и наемник отпрянул. Лицо было женским. Даже сухая коричневая кожа и ужасный нарост, покрывающий левую половину головы, словно уродливый ком грязи, сползающий ей на щеку, через пустую глазницу, и тянущий к ней верхнюю губу, ухватившись за нее, словно крюком, не мог скрыть от него того факта, что мутант перед ним был женщиной. Ну или по крайней мере когда-то им был. Правая же сторона ее лица была даже миловидной, такие лица бывают у чьих-нибудь матерей, потерявших уже блеск молодости, но сохранивших в себе женское очарование. Возможно это все ему только привиделось от темноты и от неверно скачущих языков почти не дающего света пламени. Ниже ее лица, на шее вновь начиналась борьба живой, человеческой некогда плоти с кручеными жесткими жгутами то ли мышц, то ли сухожилий, пораженных болезнью. Женщина (Грейвз решил, что будет проще относиться к ней именно как к женщине, а не как к мутанту) поднесла руку к своей груди, едва ли скрытой теми полосками ткани, что заменяли ей одежду, и произнесла какое-то странное сочетание рычаще-мяукающих звуков. — Что? Я не… я не говорю по вашему… — Он скрестил ладони перед лицом. — Нет, нет ямру. Не говорить. Как тебе объяснить то… Она качнула головой и повторила жест. — Нирррья. — Женщина указала на него, и выжидающе смерила его единственным, красноватым из-за густой сетки кровеносных сосудов глазом. До Грейвза смутно начало доходить, что именно от него хотели. Он так же приложил руку к своей груди, надеясь, что не ошибся. — Персиваль. Женщина улыбнулась и повторила его имя, правда с первого раза вышло что-то вроде «Перррисаль», и указала вниз, в трюм, откуда она и появилась. Она вновь что-то прошипела на ямру и, спустившись на пару ступеней вниз, замахала рукой, приглашая его спуститься следом. Грейвз неуверенно подался вперед и замер, обернувшись. Ньют все еще спал. Но сейчас наемника больше волновало то, что неудачно повернувшись во сне проводник мог запросто свалиться с узкой площадки, чем тот факт, что он собирался спуститься обратно в трюм, заполненный мутантами, совершенно один. Но, раз эти бывшие некогда людьми существа решили праздновать, быть может он сумеет найти для рыжего немного здешней еды и вернуться еще до того, как тот проснется? Дождавшись, когда в проеме исчезнет густая темная копна волос, он сел на край провала, спуская в него ноги и нащупывая первую ступеньку. Он точно сошел с ума. Встреча с этим рыжим пустынным парнем перевернула весь его мир с ног на голову. Что бы сказал Гриндевальд, узнав, что вместо ненависти, отвращения, или хотя бы страха, Персиваль испытывает к этим существам лишь настороженность, которую испытывал бы к любому незнакомому человеку в Раю, относился к ним, почти как к равным. Грейвз издал едва слышимый хмыкающий звук — Гриндевальд уже ничего не скажет, никогда — и соскользнул в пустоту.