Оранжевое небо.

Убедитесь, что вы прочитали предыдущую главу. Персиваль шел молча. Если бы он имел такую возможность, он бы с радостью перестал даже дышать, утихомирил бы пытающееся пробить грудину, оглушающе бьющееся в ушах сердце, и стал бы невидимым и бестелесным, перестав оставлять следы на песке. Если верить Ньюту, от того, насколько более незамеченными им удастся проскочить по землям его народа до леса, и далее, под сенью серых деревьев к башне, в прямом смысле зависело то, сколько они проживут. — Нам обязательно идти этой дорогой? — Это быть самый короткий путь. Но… Это быть плохой путь… И то, что поджидало, вероятно, их впереди, было не единственной опасностью. Еще оставался загадочный источник дыма за их спинами. Но, сколько бы Грейвз не оборачивался, ничего и никого среди густой рыжей травы он так и не заметил. Угнетенные окружившим их мертвым лесом Персиваль и Ньют молча шли вперед. Ровные стволы огромных монстров хмуро приветствовали путников почти что осязаемой тишиной, которую не нарушали ни шорох замерших листьев где-то далеко наверху, ни треск сучьев под ногами. Окружавший их камень впитал, казалось бы все звуки, словно сухой песок воду. Толстые корни торчали из земли, словно щупальца какого-то зверя. Грейвзу казалось, что вот-вот одно из них должно было пошевелиться и метнуться к нему… Но деревья, словно бы засохшие еще века назад, оставались недвижимыми. Грейвз чуть притормозил, рассматривая гладкую, слегка бликующую поверхность серой, лишенной какой-либо текстуры коры, и потянулся к ней, чтобы потрогать. Он помнил, как Ньют описывал эти деревья — они не настоящие, камень, или металл… Рыжий ударил его по руке прежде, чем он успел коснуться странной поверхности, и тихо зашипел. — Не трогать! — Но я… — Идти молча. И не трогать. Персиваль раздраженно выдохнул. Они провели ночь на опушке, скрываясь ото всех, кто мог следить за ними за первым рядом деревьев. Ньют не разрешил ни нарвать травы, чтобы устроиться хоть мало-мальски по человечески среди мертвого безмолвия таинственного леса, ни даже наломать гладких, словно бы отполированных развесистых веток-лапищ, густо покрытых однообразными, серыми листьями. Если бы не яркие волосы проводника, хоть как-то разбавляющие серость, Грейвз и вовсе бы решил, что он лишился способности видеть цвета. Все вокруг словно было покрыто густым слоем пепла, или же было из него сделано, но ударяющая в пятки при каждом шаге твердая земля не подтверждала это ощущение. — Ты знаешь, что это за лес? Откуда он взялся? — Идти молча было все же выше сил наемника. Его уши уже болели от неестественной пустоты тишины, от постоянного прислушивания в попытках уловить хоть малость и убедиться в том, что не оглох, иначе спустя еще какое-то время он будет уже мечтать, если не услышать, то хотя бы представить, какими бывают звуки. Но для порядка он все же снизил голос до едва слышимого шепота, который все равно раздался в окружившем их безмолвии четко и ясно. — Нет. — Так же тихо ответил Ньют, и Персиваль услышал, как он выдохнул, видимо смирившись с тем, что его невозможно было заставить замолчать, не убив. — Он быть всегда. Всегда молчать, всегда быть таким. Я не часто быть тут. — Думаешь он не настоящий? — Рыжий оглянулся на него, не сбавляя шага, и Грейвз поспешил объяснить. — В том смысле, что его кто-то сделал. Даже не посадил, а именно сделал, как машину. Может быть это сделали те, кто оставил в пустоши Туман, Напалм, кому принадлежали и корпус старого летательного аппарата, и брошенный корабль, и кладбище посреди Тихого моря и те, кто вдохнул жизнь в стража, — эту догадку Грейвз не произнес вслух. В конце концов, когда-то это мог быть самый обыкновенный лес. С ним просто могли сделать что-то, убить его, обратить его в камень, как Туман превращал людей в лужи, а Напалм в свихнувшихся идиотов. — Я не знать. — Вновь тихо повторил проводник, переводя взгляд обратно на дорогу. — Я знать, отсюда идти каменная пыль. И он слышать, знать, что мы быть тут, как Туман. Больше ничего не знать. Они шли уже достаточно долго, углубившись в чащу леса. Деревья с каждой минутой росли все гуще, будто бы пытаясь заполнить собой все имеющееся пространство, и Грейвз гнал от себя назойливую мысль о том, что эти деревья перемещаются с места на место сразу за их спинами, отрезая их от внешнего мира. Не считая гор, бывших чем-то совершенно иным, он не видел ничего выше нескольких составленных друг на друга боксов, да и то, подобные сооружения, даже в нижнем городе встречались редко, и даже расположенные там лабиринты катакомб никогда не вызывали у него ощущения такой замкнутости, зажатости, никогда они не давили на него так, как эти молчаливые наблюдатели, следящие за ним лишенными глаз лицами. Где-то в стороне раздался короткий треск, или щелчок, прерывая ставшую неотъемлемым их спутником тишину, и рыжий вскинулся, навострив уши и вслушиваясь, всматриваясь в однообразный частокол перекрывающих друг друга деревьев. Что-то и кто-то тоже был здесь, но почему-то Персиваль сомневался в том, что в этом лесу могло водиться хоть маломальское количество какого-нибудь зверья. — Дай угадаю, это же очень хреновый знак? — Прошептал Персиваль, и тут раздался новый звук. Звук, который он не спутал бы ни с каким другим, природным. Убивая мертвую тишину, нарастая и набирая силу, меж деревьев волнами распространялся гул заряжаемой батареи бластера. — Ложись! — Грейвз едва успел нажать рукой проводнику на затылок, опрокидывая его на землю, сам повалившись ничком рядом, как прямо над их головами пронеслась голубоватая вспышка плазмы, врезавшаяся в стоявший позади них ствол дерева. Ужасный грохот, заметавшись между камнем и металлом нещадно рвал уши. Горячая волна искр, осыпалась сверху, быстро погаснув, и следом за ней, их осыпало целым градом мелких осколков, песка и пепла, раскаленных ошметков листьев, ствола и сучьев поверженного дерева. Мертвый страж леса рассыпался грудой булыжника и металлических осколков, ломая ветки уронил величавую крону, погребя ровную и чистую землю россыпью обломков. На мгновение, лишь на краткое мгновение, тишина, казалось бы, вновь отвоевала себе свое мертвое царство, давя на уши с такой силой, что Персиваль со страхом подумал, что его снова контузило, но правление ее было недолгим — откуда-то из самой чащи леса протянулся глухой и низкий гул, передаваясь вибрацией по камню, под его животом. Наверху послышался шепот задрожавших веток, вновь посыпались неживые жесткие листья, кусками и целые, разбивающиеся в серую пыль, стоило им достигнуть наконец-то земли. Казалось, будто весь лес стонал, в глубине стволов корчась от коллективной боли и оплакивая поверженного собрата. Персиваль тряхнул головой, и его окутало новой порцией тяжелой, быстро оседающей пыли. Он отмахнулся от нее рукой, щурясь, чтобы сор не попал в глаза, и поднялся на колени, замечая среди деревьев обладателя бластера, выстрел из которого чуть их не прикончил. Сердце наемника замерло, сбиваясь с галопа, и вдруг подскочило к горлу, забивая его жестким колючим комом, мешая дышать. Время словно растянулось, позволяя в мельчайших подробностях рассмотреть покрытую кровью светлую майку, висевшую на обожженных солнцем плечах исхудавшего тела, торчавшие в разные стороны, слипшиеся от рыжей пыли и, вероятно, все той же крови волосы, грязный кусок бурой тряпки, обмотанный вокруг обрубка потерянной руки чуть ниже локтя, шальной оскал сумасшедшего, воплотившего в ней весь бурлящий в теле его обладателя гнев и всю неудержимую радость от того, что он настиг их, и совершенно безумный взгляд разномастных, впившихся в лицо Персиваля глаз. Перед ним стояла главная часть его отряда, отряда, который он уже успел похоронить среди бесконечной соли Тихого моря, ее мозговой центр, источник неистощимого энтузиазма, его лидер. Слова ринулись в голову Грейвза, словно прорвав плотину, но растерялись куда-то по пути к языку, и он только глупо открывал и закрывал рот, силясь сделать вдох, словно произносил длинную беззвучную речь. А откуда-то изнутри него поднималась целая буря чувств, всех сразу… Гремучая смесь из обезоруживающего удивления, пьянящей радости и, одновременно с этим, страха, злости и презрения, грозящихся разорвать ему грудь. — Ты… Но как? Как такое возможно? Ты же умер! — Грейвз заметил, как при его словах широкий оскал искривился, став похожим на искореженную морду какого-нибудь мутанта. Опухшая и отвисшая с одной стороны губа только еще больше уродовала бывшее некогда человеческим лицо, выставляя на показ часть зубов, обнажившихся среди ссохшихся от обезвоживания десен. — Это тебе мутантское отродье наплело? — Слова вырвались из обрисовавшего широкие жилы горла свистящим шепотом, расслышать который позволило лишь вновь воцарившееся под сенью леса отсутствие иных звуков. Гул стих как-то неожиданно. Грейвз бы не смог сказать когда это случилось — замер ли он мгновенно или медленно истончался, пока не исчез вовсе, — все его мысли вертелись сейчас вокруг внезапно ожившей фигуры альбиноса, но факт оставался фактом, вокруг них вновь витало гнетущее глубокое молчание. — Или это ты решил, что от меня так просто избавиться? Персиваль поднялся на ноги и боковым зрением увидел, как Ньют, с большей легкостью проделал тоже самое. Он повернул голову, взглянув на проводника в поисках ответа, замечая, как напряглось тело рыжего — на щеках вздулись желваки от сомкнувшейся челюсти, уши прижались к голове, хвост нервно подрагивал за спиной. — Я не давать ему обещание. — Сквозь зубы ответил Ньют на его незаданный вопрос, и ком в горле Грейвза сделал кульбит, камнем падая в желудок. Неужели… Он решил отправиться в обратный путь, зная, что остался один. А что если он был вовсе не единственным выжившим? Что если, даже помимо Гриндевальда, там оставались и другие, раненые, зовущие на помощь, брошенные и оставленные возле металлического кладбища… Персиваля передернуло. Он бы остался? Вернулся к ним, за ними? Или же ничего бы не изменилось, знай он, что та свора, что пыталась убить Ньюта на его глазах сохранила свои жалкие жизни? Мысли отнесли его к откровению раненого проводника, пока он нес его по соляной пустоши — у рыжего был до безумия простой способ выживания, если кто-то угрожал его жизни, он попросту убивал его первым. Мог ли наемник винить его за то, что он спас только его, и только потому, что дал обещание человеку не раз предавшего его. Разум подсказывал Грейвзу, что это было просто нечестно. Да и к тому же, он был уверен, что даже вытащи он точно так же из зоны поражения стража бессознательного Геллерта, тот бы свернул ему шею, как только бы очнулся. Альбинос фыркнул, и улыбка пропала с его изуродованного лица. Он поднял руку с зажатым в ладони бластером, утирая край опухшей губы. — Значит ты все же не знал… Ты доверился этому рыжему ублюдку, променял своих людей на сраного мутанта! А он тут же поспешил забить тебе уши всяким удобным ему дерьмом… Еще не поздно сменить сторону, Перси, ты просто запутался, убьем этого урода и вернемся в Рай вместе, заживем по старому, наберем новую команду… Мы же знаем дорогу к этому проклятому городу… Рука Гриндевальда вновь вытянулась в их направлении, и дуло бластера указывало аккурат в грудь проводника. Грейвз, едва не запнувшись о крупные обломки каменного ствола, сделал два шага в сторону, вставая между Ньютом и Гриндевальдом. Крошево листьев под его ногами, хрустело словно битое стекло, обращаясь в пыль. — Нет, послушай… Персиваль вытянул в его сторону руку, ладонью вверх, словно стараясь одним этим жестом заставить бывшего лидера успокоиться и опустить пистолет, но добился лишь того, что Геллерт дернулся, будто бы получил увесистую пощечину. Он поверить не мог, что тот выжив, и проделав весь этот путь, обманув смерть, все еще продолжал быть коренным жителем Рая, думая лишь о наживе, и более того, был ослеплен жаждой мести, разрушившей последние крохи здравомыслия в его голове, не видел очевидного — убей он Ньюта сейчас и им не выбраться даже из леса. — Убьем его, убьем эту тварь… — Продолжал твердить Геллерт, словно одержимый. Он сделал шаг вперед, и Грейвз, к своему удивлению проделал тоже самое. У него не было оружия, у него не было даже камня в руках, чтобы метнуть его в голову альбиноса, но у него еще оставался мизерный шанс того, что его не расплавит выстрел из бластера в упор. Он прошептал одними губами. — Беги… Ньют, как только увидишь возможность — беги. Прошу, он не остановится, пока не прикончит тебя. И с ревом бросился вперед. Ошеломленный его выпадом Гриндевальд выставил вперед бластер, но не спустил курок, давая Персивалю фору в одну судьбоносную секунду, растянувшуюся казалось бы в целую жизнь, в начале которой наемник только сорвался с места, а в ее конце уже занес кулак, метя в лицо своего бывшего соратника, и врезал им со всей силы по скуле Геллерта. Отвисший край губы мотнуло в сторону вслед за головой альбиноса, от силы удара отступившего назад, но драться с Геллертом, даже после ядерной войны, было все равно, что пытаться пробить голыми руками обшивку его уже канувшего в лету мобильного бокса. Гриндевальд повернул лицо, глядя бешено выпученными глазами прямо Грейвзу в лицо. — Ты… — Он зашипел, и в глубине его горла что-то противно булькнуло. — Ты все еще продолжаешь защищать его… — Нам не добраться до Рая живыми! Без него не добраться! — Персиваль вцепился пальцами в его плечо, вновь занося кулак для удара, но чужая рука с зажатым в ней бластером остановила удар. — Защищаешь ЕГО! — Альбинос взревел, культя лишенная кисти взлетела в воздух, врезавшись наемнику под подбородок, и Грейвз услышал где-то в мозгу как клацнули друг об друга его зубы. Геллерт напирал на него, словно несущаяся вниз по крутому склону горы груда железа. Персиваль отбивал сыпящиеся на него удары, возвращая их обратно, и чувствуя, как его кулаки вновь и вновь находят свою цель, но, разъяренный, словно зверь альбинос, казалось бы даже не чувствовал их, заставляя Грейвза отступать все дальше, к тому месту, где он оставил Ньюта. Ему показалось, что Гриндевальд запыхался и сделал паузу перед очередным ударом, и воспользовался этой передышкой, чтобы оглянуться… Кровь остановилась у него в жилах — проводник все еще стоял на месте. В каких-то десяти шагах от них, потрясенно взирая на разворачивающуюся перед ним сцену. — Какого хрена ты еще здесь, идиот?! Я сказал тебе бе… — Локоть Геллерта врезался ему в горло, и Грейвз на несколько долгих секунд потерял способность дышать. Легкие в его груди сжались, схлопнулись, словно только что вынутая из воды мокрая тряпка, и он, не удержавшись на ногах, упал на колени, силясь сделать полноценный вдох. Гриндевальд не стал дожидаться, пока ему это удастся. Он вновь ударил, на этот раз метя ногой ему в живот, с такой силой, что Персиваля отбросило на спину. Перед глазами начинало темнеть. Сгусток удушающей тошноты от рези в отбитом желудке, казалось бы пробил пробку в его горле, и наемник все же судорожно втянул в себя воздух, тут же пожалев об этом, когда обутая в тяжелый сапог нога с размаху опустилась на его раздувшийся живот. Гриндевальд склонился над ним, упирая дуло бластера ему в лоб. Гадкое чувство дежавю заполнило голову Грейвза вместе с кровью, наполнившей его рот. Все, как тогда, в видении в воронке Напалма. С той лишь разницей, что тогда вокруг не было леса, тогда лицо альбиноса не было разбитым и похожим на кусок пожеванного мяса, с разбитой скулой, почти что оторвавшейся нижней губой, да и руки у него тогда было две… Тогда, он так же склонился над неподвижным телом Ньюта. Все поменялось. Остался только Гриндевальд. — Вот она, цена твоего предательства… А твой новый друг сбежал, кто бы сомневался. Я бы мог убить тебя… Тебя первым. — Горячий металл бластера прочертил по лбу Персиваля, царапая его каменной крошкой, попавшей между дулом и его кожей, и соскользнул, больше не целясь. — Но лучше я брошу тебя здесь, как ты бросил меня. Я развешу на деревьях кишки твое ублюдка, но оставлю тебя в живых, чтобы ты никогда не выбрался отсюда и сдыхал долго, очень долго… Гриндевальд выпрямился, снимая ногу с его живота, словно уже собирался уйти, но резкий удар рукоятью бластера в висок возвестил об обратном. Громкий треск и писк в ушах обрушил Грейвза в темноту, но он, словно бы оттолкнувшись от ее пружинистого дна, вновь вынырнул на поверхность. Он не знал, благодарить ему судьбу или все еще не улетучившееся действие наркотика, который они с Ньютом вновь залили в себя утром, словно очередную дозу сладкого лекарства, но что бы то ни было, оно позволило ему не отключиться. Персиваль перекатился на живот, превозмогая тянущую боль в голове и желудке, но последний все же свело судорогой, заставив его выплюнуть вместе с успевшей свернуться во рту кровью порцию желчи. Он поднялся на нетвердые ноги, и в этот момент впереди него мелькнула голубая вспышка. Вновь раздались грохот камнепада и шорох осыпающегося камней и песка. Верхняя часть одного из видневшихся впереди деревьев накренилась, с треском круша хрупкие кроны, и рухнула вниз. Персиваль услышал раздавшийся вслед за грохотом почти что звериный рев, провозгласивший, что выстрел окончился очередным промахом, но разбираться в этом у него не было времени. Еще до того, как пыль успела осесть, он уже сорвался с места, пытаясь настигнуть преследователя. Грейвз перемахнул через упавший ствол дерева, не разбирая дороги удаляясь от висящего в воздухе пылевого облака, пытаясь разглядеть погоню за частоколом деревьев. Лес вокруг него снова гудел и вибрировал, сверху сыпались листья потревоженных, будто бы разбуженных от долгого и молчаливого сна каменных стражей. Извилистые корни то и дело попадались под ноги, норовя повалить его на землю, но Персиваль продолжал бежать, одним лишь чудом оставаясь на ногах и благодаря судьбу за то, что пока лишь отбивал о них пятки. Впереди вновь вспыхнули разряды выстрелов, добавляя к уже не стихающему, как раньше, а все более нарастающему, словно бы озлобленному ворчанию деревьев, оглушительный грохот их погибающих товарищей. Сердце бухало в ушах отбойным молотком, но Грейвз не слышал его, он слышал лишь выстрелы, он считал их… Два в самом начале, еще три… и еще один. Он не знал, насколько был заряжен бластер Гриндевальда, но он знал, сколько выстрелов ему было отведено всего. Их было целых двадцать… Целых, мать его, двадцать возможностей убить Ньюта, снести голову или же завалить обломками каменных стражей леса. Он дышал пылью от только что разнесенных в каменную крошку деревьев, уворачивался от не успевших еще упасть стволов, в боку кололо, словно кто-то воткнул ему под ребра остро заточенное лезвие, кашель рвал горло, но он все бежал. Он был уже совсем близко… Впереди, среди беспроглядной серости мелькнуло яркое рыжее пятно. Грейвз увидел замершего Ньюта, его обнаженная грудь, расчерченная серыми следами пыли, ходила ходуном. А вот Гриндевальда он заметил не сразу — покрытая пылью фигура альбиноса сливалась с окружающим пространством, словно была частью этого бесцветного мира, уже переступившего порог смерти и не являющегося частью мира живых. Геллерт тоже остановился, и он видел почему — в двух шагах от него начинался резкий склон, затянутый сетью густых корней, ведущий в нечто, напоминающее воронку или же вырытый кем-то в каменистой почве котлован. Но и это было еще все. Котлован был словно живым, он шевелился, его дно вздымалось и опускалось, словно бы бок исполинского зверя, спящего в своем глубоком логове, и разбуженного их мелкой возней на поверхности. Но шевелилась не земля… Персиваль заметил отдельные выросты, почки, раздувшиеся серые бубоны, будто бы пораженной чумой земли. Они набухали и сдувались, росли прямо на глазах, выпирая… и тут он осознал, что именно эти странные грибы, или чем бы это ни было, издают тот чудовищный гул, что порождал потревоженный лес. Он мелко и раздраженно подрагивали, вознося над котлованом жужжание целого роя разбуженной и разъяренной смерти… Ньют же замер на другой стороне котлована, прямо напротив Гриндевальда, который уже вновь поднимал руку, направляя бластер прямо на проводника. Грейвз, будто бы пользуясь открывшимся внезапно вторым дыханием, ускорился, рванул вперед, даже не пытаясь скрыть свои шаги — за чудовищным гулом не было бы слышно даже батареи его байка. У него был только один шанс успеть. Успеть спасти рыжего, или же хоронить его вместе с Геллертом, потому что лишись он проводника сейчас, он был уверен — он разорвет его в клочья. — Я убью тебя, мразь! — Хриплый рев Гриндевальда напоминал скрежет ржавого железа. Но Грейвз успел. Его ладони ударили в спину альбиноса, голубая вспышка прорезала воздух, срезав верхушку дерева, и взорвалась искрами далеко над пологом леса, а сам альбинос, издав новый, почти что не человеческий крик, не удержался на ногах, соскользнув с осыпающегося края воронки вниз. Он потерял бластер, с разъяренным воплем пытаясь удержаться единственной рукой за кривые корни, вязью покрывающие бока котлована. С тщетно скользящего по земле обрубка сорвало грязную тряпку, обнажив и выставив напоказ рваную и воспаленную рану, на краях которой развевались лохмотья кожи и, должно быть, остатки порванных мышц, словно разодранный подол юбки какой-нибудь попрошайки из нижнего города. Грейвз неотрывно следил за тем, как его бывший друг и бывший командир достиг дна чудовищной воронки и, неуклюже грохнулся спиной прямо на раздувшуюся опухоль земли. Накачанные будто бы невидимым насосом наросты вскрылись, словно перезревшие бубоны, и их серые внутренности брызнули во все стороны, погребая Геллерта в густом облаке тяжелой серой пыли. Она не рассеивалась, повиснув в воздухе, и Персиваль, с замирающим сердцем подумал, что будто бы очерченные, ровные бока пылевого облака напоминают ему о таинственном Тумане, положившем начало смертям в его отряде. Это было так давно, это было уже годы назад… И оно вернулось. Гриндевальд поднялся на ноги, его силуэт едва просматривался сквозь плотную завесу, вибрирующую в такт гневному гулу леса. Он сделал шаг вперед, выныривая из непрозрачной дымки, и под его ногами взорвались новые фонтанчики густого серого пепла. Но Грейвз уже не смотрел на поднимающуюся с земли пыль, он не смотрел на ноги Гриндевальда, он смотрел на его лицо. Лицо альбиноса приобрело какой-то грязно-серый оттенок, покрасневшие глаза полезли из орбит, и единственный его здоровый зрачок бешено вращался в глазнице. Он открыл рот, словно хотел что-то сказать, но кровь хлынувшая из его рта жутким фонтаном, помешала ему это сделать, язык вывалился из его рта разваренной картофелиной. Свистящий хрип вырвался из его горла жалкой попыткой сделать вдох, и Геллерт вцепился пальцами в собственную шею, сдавливая кадык. Персивалю показалось, что он услышал раздавшийся хруст и едва сдержал тошноту. Разумеется он не мог его слышать — мир вокруг разрывало в клочья рассерженным гулом. Он с ужасом смотрел, как мутные глаза альбиноса становятся все более огромными. Они налились кровью, вспухли и неожиданно лопнули брызгами, словно кто-то раздавил два сырых яйца баргу. Из пустых глазниц на грязную майку протянулись два красных жгута их слизистого содержимого, челюсть Геллерта отвисла, и он снова рухнул на землю, уже беззвучно, не считая шипения новых порций взвившихся в воздух облачков пыли. Ладонь внезапно оказавшегося рядом с ним Ньюта сжала плечо плечо, казалось еще до того, как тело Гриндевальда коснулось земли, но наемник грубо вывернулся из-под его руки, делая шаг в сторону заполняющейся подрагивающим пеплом ямы. — Нет! Стоять! Он быть уже трупом! Грейвз резко обернулся к проводнику. Злость вернулась, она разъедала его грудь изнутри ворохом раскаленных углей. Черная и едкая, перемешанная с ядом застарелой боли. — Ты уже говорил, что он умер! Ты бросил его тогда! Заставил меня его оставить! И хочешь бросить сейчас! Презрение и страх, злость и проблески простой человечности смешались в мозгу Персиваля в безумный коктейль, способный истощить нервную систему за пару мгновений. Он ненавидел Гриндевальда, боялся его, он убил его! Не своими собственными руками, но он толкнул его на дно этой ловушки… Чувство вины накатывало на него лавиной жженого смрада, и вместе с тем он ликовал, испытывал настоящую радость победы и облегчения от того, что сумел спасти Ньюта и теперь, по крайней мере одна из подстерегавших их опасностей, осталась позади, теперь, все было ровно так, как и до того момента, когда первый выстрел чуть не сжег их обоих заживо в разрастающейся голубой вспышке плазмы. Рыжий отвесил ему пощечину. Настолько неожиданную и увесистую, что Грейвз едва удержался от того, чтобы, все еще находясь на грани водоворота эмоций, не накинуться на него и не начать колотить парня по его ушастой голове, пока он не согласится с ним и не полезет вместе с ним в яму, вытаскивать из нее Гриндевальда. — Смотреть туда! — Проводник ткнул пальцем в сторону котлована и, прежде, чем проследить за этим жестом взглядом, Персиваль все же заметил насколько испуганным был парень. Его распахнутые в ужасе глаза смотрели в глаза наемника, не моргая, двумя черными островками беззвездного неба. — Это быть каменная пыль! Ты делать вдох и стать трупом! Он дышать, я не знать, как дать помощь! Я спасать тебя! Серые наросты на дне ямы продолжали взрываться, выпуская в воздух свое смертоносное, если верить Ньюту, содержимое. Уже некому было потревожить их спокойствие, но процесс продолжался, словно кто-то запустил необратимую реакцию. Сквозь серую дымку Грейвз все еще видел лежавшего на земле Гриндевальда. Под ним вздувались новые мешки, заполненные серой смертью, и при каждом движении у него изо рта плескала темная кровь. Она стекала по щеке на каменистую почву, покрытую ошметками разорванных нарывов, образуя лужу. Земля вновь вздрогнула, загудела, и Ньют завопил, вновь дергая Грейвза за руку прочь от чудовищного зрелища. — Надо идти! Голос парня, казалось, отрезвил его. Персивалю показалось, что плотное облако двинулось в их сторону, и наконец-то отмер, позволяя утянуть себя прочь от котлована. Ньют бежал впереди Грейвза, лавируя между словно стягивающихся отовсюду в одну кучу деревьев, а вокруг них гудел и жил Мертвый лес. Места между стволами становилось все меньше и в какой-то момент Персиваль понял, что бежать дальше просто нет возможности — ему приходилось буквально протискиваться между каменными изваяниями, вслед за юрко преодолевающим узкие просветы проводником, но бесконечно так продолжаться не могло. К счастью, бешеная гонка, кажется, закончилась как раз тогда, когда Грейвз умудрился оцарапать грудь о твердый ствол, едва пропихнув собственное тело вперед, на небольшую поляну. Рыжий внезапно замер, даже не оглянувшись на наемника, и опустился на колени, принявшись беспорядочно шарить руками по земле. — Быть здесь, он быть здесь… — Неразборчивое бормотание прервалось целой тирадой ругательств на неизвестном языке. — Да что ты там ищешь? От чего мы вообще бежим? — Догнавший наконец-то проводника Персиваль склонился вперед, упираясь руками в колени и жадно глотая воздух. Ньют не ответил. Его пальцы лихорадочно бегали по земле, в поисках чего-то, и поиски его наконец-то увенчались успехом. Он подцепил край неровной каменистой земли и сдвинул его, словно крышку, открывая прямо посреди полянки темный просвет уходящего вниз тоннеля. И тут Персиваль почувствовал. Почувствовал ТО, от чего они спасались бегством. Воздух словно бы уплотнился и сдавил со всех сторон, а затем резкий порыв горячего ветра ударил его хлыстом, растрепал волосы и вогнал в легкие нестерпимый жар. Град мелких камней и ломаных листьев прокатился по земле к его ногам, и где-то совсем близко раздался грохот падающей лавины. — Быстро вниз! — Заорал рыжий, перекрикивая нестерпимо бьющий по ушам гул, и Персивалю не нужно было повторять дважды. Он бросился к зияющему провалу, опустившись задом на его край, и, спустив в него сначала ноги, не задумываясь тут же скользнул в непроглядную темноту. Крутой спуск быстро окончился твердым дном, и Грейвз едва устоял на ногах. Но эта удача была сразу вычеркнута из его достижений, когда на него сверху рухнул проводник, прыгнув за ним следом, и свалил его с ног на каменный пол. Ньют закрыл крышку, и теперь над ними бушевала буря. Стены тоннеля содрогались, трещали от бешеного рева стихии рвущей мир снаружи. Грейвз лежал на неровном камне в абсолютной темноте, чувствуя сбитое судорожное дыхание грудной клетки парня, прижимающегося к его спине. — Спасибо. Персиваль чуть пошевелился, и проводник сполз с его спины на пол. Теперь они лежали рядом и, по ткнувшейся в его грудь голове, он понял, что лежали они лицом к лицу. Теперь Грейвз слышал, звуков было слишком много — и буря, и стон тоннеля, и гуляющий в нем ветер, и дыхание прижавшегося к нему вплотную парня. Он закрыл глаза, не почувствовав, от навалившейся на них темноты никакой разницы, но боль в виске от этого чуть поутихла. — Это еще за что? — Ты сдержать обещание, ты защищать, ты спасти меня. Спасибо, Персиваль Грейвз. Наемник, все так же не открывая глаз, притянул к себя парня поближе, растягивая губы в улыбке. — Считай, что мы квиты, Рыжик.