Влюблённый в пламя / Loving the Inferno

Кровь сгущает воздух, не даёт вздохнуть. Идти по дому всё равно что брести сквозь сам страх, с металлическим привкусом, приподнимающим волоски на руках и затылке в знак тревоги. Уилл слышит, как закрывается входная дверь. Он идёт вдоль маленьких капелек крови на полу, разумно не наступая на них. След ведёт его из прихожей через столовую и зал. Уилл продолжает смотреть в пол, лишь бы не поднимать голову и не видеть зрелища, ждущего его на кухне. Робкие шаги эхом раздаются позади, замирая примерно в метре от него. Он не оборачивается. Краем глаза он видит фигуру, громоздящуюся на полу кухни неподвижной грудой. С позой что-то не так. Уиллу не впервой видеть труп. Он работал в полиции задолго до того, как стал психиатром. Это всегда выбивало его из колеи, и в конце концов у него кончились силы на эту работу. Он посчитал себя слишком неуравновешенным. Все остальные согласились. Нездоровое любопытство, смешанное с чувством ответственности, заставляет его посмотреть на развернувшуюся перед ним сцену этой ночью. Это ни с чем не сравнимо. Он не видел ничего подобного. Уилл делает глубокий вдох, закрывая глаза. Всё начинается у кухонного островка посреди комнаты – разговор, быстро перерастающий в ссору. Возможно, недопонимание, или безобидное подтрунивание, идущее наперекосяк? Грубый отказ? Обмен колкими замечаниями. Френсис Долархайд выходит из себя. Он сбивает разделочную доску и свежие фрукты на пол, нож падает рядом. Ганнибал бесстрашно бросает на него полный лёгкого пренебрежения взгляд, не ожидая, что в следующую секунду вокруг его горла сомкнутся руки и тяжёлое тело прижмёт его к холодному кафелю. Затылком он сильно ударяется об пол. Френсис избегает яростного пинка в живот, навалившись всем весом, удерживая Ганнибала, в то время как хватка вокруг шеи более мелкого мужчины усиливается. Нападающий не обращается внимания на ногти, царапающие его руки, горящие красные полосы и наливающиеся бисеринки крови. Он высоко держит голову, чтобы лицо было вне зоны досягаемости. Паника затапливает глаза Ганнибала по мере того, как он безуспешно пытается дышать. Жизнь выдавливается из него. Его попытки ранить Френсиса сходят на нет и внезапно прекращаются. Он симулирует потерю сознания несколько мучительно долгих секунд – достаточных для того, чтобы Френсис отнял одну руку, выудил из кармана перочинный ножик и начал резать на Ганнибале брюки. Другая его рука сползает с горла Ганнибала на грудь, с силой надавливая и удерживая его на месте. Ганнибал оценивает ситуацию без сопротивления, выжидая, пока его глаза не открываются и не находят упавший нож для чистки фруктов, который оказывается слишком далеко. Он маленький, его легко просмотреть. Френсис не заметил его, когда впал в бешенство, или забыл о нём. Руки Ганнибала раскинуты в стороны. Он делает стремительный рывок и хватает нож. Френсис снова хватает его за шею, придвигая его к себе – и Ганнибал, извернувшись, вонзает лезвие в горло Френсиса. Оба они замирают на месте, поражённые происходящим, но Ганнибал принимает решение первым. Он резко дёргает нож вдоль всего горла, и горячая кровь хлещет стеной, пропитывая рубашку Ганнибала, пока он не скидывает Френсиса с себя. Френсис корчится на полу, пытаясь прикрыть рану, в то же время крепко сжимая в руке оружие. Вместо того чтобы убежать или вызвать помощь, Ганнибал инстинктивно бросается к нему и наступает ему на запястье. Френсис кричит, захлёбываясь кровью, и бросает нож. Ганнибал поднимает его, держа теперь в каждой руке по ножу. Он смотрит на Френсиса сверху вниз, наблюдая, как тот истекает кровью. Грудь Ганнибала вздымается, но его пульс сбавляет скорость и сам он больше не дрожит. Он падает на колени, седлает ноги раненого мужчины и наводит ножи на его мягкий живот. Он устанавливает зрительный контакт. Уилл выныривает из своего воображения, уносясь прочь от сцены, развернувшейся за его плотно сомкнутыми веками. Его трясёт. Начинающийся приступ мигрени прошивает виски. Голова раскалывается. Уилл кладёт руку на рот, выравнивая жёсткое дыхание, и, когда он снова открывает глаза, видит Ганнибала, стоящего в дверях. Он кажется ещё моложе в наброшенном на плечи пальто Уилла, его широко раскрытые воспалённые глаза смотрят вопрошающим взглядом, а на его рубашке сохнет кровь Френсиса. Он выглядит опустошённым и потерянным. Больше всего Уилл хочет обнять его, но шок удерживает его на безопасном расстоянии. Он не знает, что это значит. Он должен был заметить в нём то, что сегодня вырвалось на свободу. Он понятия не имеет. Теперь Френсис Долархайд мёртв и обращён в кучу мяса, окружённую морем крови. В отражении Уилл видит предметы, торчащие из тела Френсиса, – ножи и столовые приборы, воткнутые глубоко в плоть до и после смерти. Это было сделано без раздумий, непроизвольно. Он был нашпигован, органы проткнуты и горло перерезано. Он истекал кровью до тех пор, пока сердцу стало нечего качать. – Я переоценил свои возможности, – произносит Ганнибал, такой чужеродный здесь в своей покорной позе. – По-видимому. Он не мог этого сделать. Не мог. – Есть точка, после которой это перестало быть самообороной, Ганнибал, – голос Уилла прозвучал отстранённо, сдавленно и обрывочно. Кажется, что Ганнибал его не понимает. – Он заслужил умереть, – осторожно говорит Ганнибал, будто боится реакции Уилла; это почти вопрос. – Я не… Я не говорю, что не заслужил, – на удивление мягко отвечает Уилл, – но ты не заслужил убить его. Не все одобрят то, как… Как ты сделал это. – Я знаю. Поэтому я позвонил тебе. Я знал, что ты поймёшь. Когда Ганнибал подаётся вперёд, Уилл делает быстрый шаг назад. Не потому что он боится, а потому что ему нужно пространство. Ему нужно переварить это, чтобы быть способным помочь. Чтобы не сделать какую-нибудь глупость. – Почему ты не остановился? – спрашивает Уилл, чтобы заполнить пустоту комнаты. На самом деле, он не хочет знать. Он не хочет, чтобы это было правдой. Должно быть, его вопрос причинил боль, потому что Ганнибал колеблется, бездумно сжимая пальцами мягкую ткань пальто. Он ищет глазами взгляд Уилла, но первый же отводит их в сторону. Такого не бывало раньше. – Это была самозащита. – Это было издевательство. Расчленение. – Я был напуган. – Это не оправдание, – шепчет Уилл. – У тебя были все возможности прекратить после того, как ты перерезал ему горло. – Я не оправдываюсь. Ты спросил. Этого не может быть на самом деле. Уилл изо всех сил старается не паниковать и ставить нужды пациента на первое место даже при таких обстоятельствах. Это происходит, готов он разбираться с этим или нет. Его работа – проходить через чужие страдания, не подвергаясь их воздействию. Легче сказать, чем сделать. Ганнибал сейчас, должно быть, ушёл в отрицание. Почему бы и нет? Уилл никогда не убивал за время службы в полиции, но видел, как это происходит. Он видел остекленевший взгляд в глазах живых и глазах мёртвецов – единственное, что их объединяло. Уилл заставляет себя подойти к юноше и кладёт руки ему на плечи. Он не удивляется, когда Ганнибал просто смотрит на него, не вздрогнув и не моргнув. Всё ещё заторможенная реакция. Осознание обрушивается на Уилла почти слишком поздно. Это разрушит его жизнь. Но он жив, и это главное. Уилл делает контролируемый вдох: – Всё в порядке. Когда ты будешь готов, мы вызовем полицию и объясним… – он резко умолкает, когда Ганнибал прикрывает глаза и медленно качает головой в ответ на слова Уилла, высвобождаясь из его объятий. От этого зрелища у Уилла ещё больше колет сердце. Всё его самообладание уходит на то, чтобы не потянуться за ним и не прижать его тесно к себе. Он застывает на месте и ждёт. – Я не могу этого сделать, – говорит Ганнибал, становящийся всё больше и больше похож на загнанного в угол зверька. – Ганнибал… У тебя нет выбора. – Нет, – упрямится он. – Думаешь, у меня будет что-то похожее на жизнь после этого? Я знаю, что люди подумают обо мне, даже если будут сочувствовать. Они назовут меня психом. Я никогда не стану хирургом, да кем угодно. Все возможности для меня будут закрыты. Моя жизнь, какая она есть, закончится. «Почему ты это сделал? – до боли в груди хочет спросить Уилл. – Если ты знал, то почему? Где был твой безупречный самоконтроль?» – Жизнь, какой она была, уже закончилась, Ганнибал: ты убил человека. Других вариантов нет. Это то, что случилось. Ты должен принять последствия своих действий. Ганнибал вскипает злостью, но она заключена внутри него. Он откидывается головой на стену и вытягивает по ней руки за спиной. Он ищет равновесие. – Ты не понимаешь. Твои средства к существованию не поставлены на карту. Я работал, тяжело работал, чтобы оказаться там, где я сейчас нахожусь. Я знаю, ты думаешь, что я заносчивый, избалованный, – его глаза загораются внезапным гневом. Уилл может чувствовать горячность. Он открывает рот, но Ганнибал ещё не закончил. – Но я не рассказал тебе всего. Ты наверняка осведомлён об этом, учитывая, как бережно ты относился ко мне на приёмах. Используйте своё воображение, доктор. Нет… Нет, я не сделаю этого. Я не буду страдать за выживание. – Ганнибал… – Нет. Его голос искажается, отражается от стен и вонзается в уши Уилла, пробираясь глубоко в его череп. Он слышит страх в интонации, читает недоверие на лице Ганнибала. Тот пристально глядит на Уилла, будто зверь, пойманный в ловушку. Он боится, но не угрожает. Тем не менее, он может быть опасен: его единственная цель – защитить себя от дальнейшего вреда. Уилл смотрит на него в растерянности, сохраняя расстояние между ними и соблюдая молчаливое соглашение не нарушать его, также воздерживаясь от слов утешения. Его мутит от той части себя, которая хочет, молит его соврать, унести Ганнибала от всего, что тот натворил. Забрать его домой, как одну из его бродячих собак. Но всё не так просто. Сирота – это не собака. Вдруг что-то изменилось. Лицо Ганнибала осунулось, исказилось, как от боли или приступа тошноты. – Я думал, что ты понимаешь меня. Уилл не ожидал, что слова так его ранят, особенно сейчас, но это застаёт его врасплох и ощущается, как сильный удар под дых. Его почти сбивает с ног. Он делает быстрый, но осторожный шаг ближе, остановившись, чтобы заломить руки и вздохнуть, думая, как ответить. Скрепя сердце он принимает решение, охваченный дурным предчувствием, и подходит к Ганнибалу. Он смотрит в блестящие, слезящиеся глаза, мечтая, чтобы всё это оказалось сном. Раньше он уже видел сны о спасении Ганнибала, только в них не было трупов и убийств. – Ты знаешь, что я понимаю, – уверяет его Уилл, не зная, что ещё сказать. – Ты видишь, да?– заполняет паузу Ганнибал. – Ты видишь, что случилось тут, и где угодно ещё, ты всегда видишь. Видеть – это твой дар и твоё проклятие. Уилл чувствует, как дёрнулся его рот, как нахмурились брови, слабо выражая замешательство. И ощущает странное облегчение, наполняющее его, как столь необходимый кислород. Ты понимаешь меня. – Я вижу тебя, – тихо признаёт он, будто Френсис может их подслушать. – Помоги мне, Уилл, – шепчет Ганнибал в ответ. – Пожалуйста.

***

– Я не чувствую себя так, как должен чувствовать себя человек, только что убивший кого-то. – Ненормальная реакция на ненормальную ситуацию – это нормально. – Но я вообще ничего не чувствую. – Это придёт потом. – А если я не хочу? – Мы обсудим это во время терапии, – бесстрастно говорит Уилл. Скользнув пальцами по рулю последний раз, он вынимает ключ из замка зажигания. Они сидят вместе в неловкой тишине, его мозги отключаются, слишком истощённые, чтобы примириться с реальностью, с тем, что он только что сделал. Он обмякает, тяжело падает вперёд и утыкается головой в руль. Его мигрень достаточно сильная, чтобы перед закрытыми глазами полетели звёзды, и он с опозданием ощущает прикосновение на шее сзади. Оно тёплое, успокаивающее и именно такое, какое он хочет, но недопустимое. Он предпочёл бы окунуться в него и забыть всё, что случилось, но угрызения совести гложут мысли и отрывают его от фантазии, которую он отчаянно хотел бы построить для себя взамен. Пожатием плеч он сбрасывает с себя руку, откидывается назад, открывает глаза и смотрит на Ганнибала напротив него в пассажирском сидении. Лишившись ободряющего прикосновения, он глубоко сожалеет об установившейся между ними дистанции, но ему надо это. Ему надо ворваться в ближайший полицейский участок и сознаться во всём. Это почти лучшее, что можно сделать. Ганнибал уходит в себя, и они переносят эту тишину вместе следующие несколько минут. Уилл не может взглянуть ему в глаза, разрываясь между своими чувствами и фактами. С нетерпением он ждёт момента, когда виски зальёт события этой ночи, ждёт отключки, хотя бы ненадолго. Этого недостаточно. Он чувствует, что идёт на дно. Ганнибал откашливается. – Я… Я не думаю, что мне следует оставаться одному. – Ты должен справиться, – резко бросает Уилл. Он хочет оборвать эту цепочку мыслей ещё до того, как она загноится внутри, лишит его способности мыслить. Он проводит рукой по лицу, надавливая на глаза и мечтая, чтобы головная боль рассосалась. – Прости, – извиняется он и спешит объясниться. – Мне нужны время и место, чтобы подумать. В следующий раз мы встречаемся через несколько дней. За это время я разберусь, что делать. – Он не разберётся. Тут больше ничего не сделаешь, но он отказывается верить. Не с Ганнибалом. Ты хаотичный. В темноте он не может различить выражение лица Ганнибала. – Я понимаю, – отвечает Ганнибал. Его интонация скрыта тенью так же, как его лицо. Невозможно распознать эмоцию, спрятанную под поверхностью. Уилл знаком с этим поведением. Оно успокаивает его в той же степени, что и тревожит. Сквозь лобовое стекло Уилл смотрит на падающий снег, скапливающийся на дворниках, и на движение в окнах общежития вдали. Он не знает, как Ганнибал доберётся до своей комнаты незамеченным, с его-то красными глазами, но шарф хотя бы прикроет жуткие кровоподтёки вокруг шеи. Честно говоря, Уиллу по барабану. Если его поймают, Ганнибал точно сходу выдаст толковую историю об очередном сексуальном похождении, сложившемся неудачно. Его друзья посмеются над рассказом, и он будет недалёким от истины. Раны же Уилла эмоциональные, но, к сожалению, заметны так же, как если бы они были физическими. Солнце восходит, окрашивая небо в розовый. Уилл моргает и тянется мимо Ганнибала, чтобы открыть для него дверь. – До встречи, – произносит он вяло. – Если я тебе понадоблюсь… Звони. Можешь поговорить со мной. Но только ни с кем другим. Уилл озвучивает это в основном для себя. Едва ли у Ганнибала возникнут проблемы с молчанием, но Уилл почувствовал необходимым снять с себя груз. Он понятия не имеет, что собирается делать с приближающейся ежемесячной встречей со своим собственным психиатром. Наверно, он её перенесёт. И продолжит переносить потом. – Я знаю. Ганнибал не двигается с места. Не в состоянии остановить себя, Уилл всё-таки спрашивает: – Ты в порядке? Несмотря ни на что, его инстинкты подталкивают его гарантированно обеспечить безопасность и поддержку своему пациенту, своему… А кто он ему? Забавный, юношеский флирт между ними закончился, и его место заняло нечто иное, что-то опасное, медленно разгорающееся и более значимое, чем всё, что Уилл когда-либо позволял себе чувствовать. Он изменил себе, своей природе. Возможно, это давно уже назревало, но Уилл не был к этому готов. Он мимолётно задаётся вопросом, что ещё ускользнуло у него из-под носа. Словно гончая, преследующая добычу, он подмечал каждую деталь, улавливал любой намёк, до Ганнибала. Он знал, как помочь людям, даже когда они не хотели помощи. Но он не смог помочь себе. До сих пор не может. И он также не может помочь Ганнибалу. Ганнибал встречается с ним взглядом, но его лицо снова пустое – невозможно ничего считать. – Это будет нашей тайной, – Уилл не собирался говорить это вслух, но слова сами срываются с языка. Взгляд Ганнибала останавливается на губах Уилла, будто он в равной степени удивлён внезапным заверением, но его намерение становится ясным после последовавшего движения. Уилл недостаточно быстрый, чтобы подставить щёку. Вместо этого он напрягается и полностью замирает, когда тёплая мягкость накрывается уголок его рта. Это маленький поцелуй, еле различимый, невесомо оставленный на его коже, но мучительно близко к губам. Легчайшее прикосновение. Ганнибал такой нежный, каким, по представлениям Уилла, он мог бы быть. Это невинно и в тоже время в самой сути своей настолько сексуально, что становится больно. Он мучительно ощущает разведывающую руку, лежащую высоко на его бедре, прожигающую в нём дыру. Он снова чувствует запах огня. Ему нравится аромат тлеющей коры. Уилл ассоциирует его с безмолвным спокойствием. С Ганнибалом. Короткое дуновение воздуха на лице сопровождается тихим: «Спасибо, Уилл», в его ухо, заставляя его вздрогнуть. Он не ожидает почувствовать себя таким расстроенным, не ожидает разочарования, которое захлёстывает его огромной волной, как только Ганнибал отстраняется от него, отводит взгляд, выскальзывает из машины и исчезает из поля зрения. Всё бесшумно. Уилл остаётся один, весь на иголках и абсолютно потерянный, близкий к слезам. Он прячет лицо в ладонях. Он чувствует себя так, будто сквозь него только что пронёсся шторм, оставивший за собой тропу разрушений, разворотив грудь и сломав рёбра. Он несколько преуменьшил значение страшной правды, заключающейся в том, что Уилл помог избавиться от трупа, потому что один ловко манипулирующий людьми красивый засранец состроил ему глазки. В результате всего этого безумия можно сказать, что Ганнибал точно знает, что делает, как и всегда. И было бы глупо утверждать обратное.