Aspiration

В детстве Лёша часто сидел один дома. Не с чего позвонить, не у кого в случае чего попросить помощи, порой даже нечего есть. Но самое страшное лично для него - не с кем было поговорить. Когда получалось, он проводил большую часть времени на улице, общаясь с другими детьми. Парень никому не рассказывал, но животное чувство страха до сих пор не покидало его, когда он оставался один в квартире. Он вообще был очень тревожным, восприимчивым, но подавлял это в себе слишком долго… В такие моменты Лёша отчётливо видел свою уязвимость и зависимость от других людей и государства. Псковитин всегда до последнего не просил помощи, подсознательно желая понять, каково это, когда ты остаёшься без моральной и материальной поддержки. Когда никого нет рядом. Хватит ли у него сил выжить, выбраться? Ответ должен быть конечным и однозначным. Мишу ужасно возмущало то, до какого состояния он себя может доводить, пытаясь доказать свои независимость и самостоятельность. В кризисные моменты (особенно после армии) он заходил так далеко, что не спал по несколько дней, работая над новым сценарием. “Что будет, когда я останусь последним человеком на Земле?” - отшучивался он, но Миша видел, что у него серьёзные проблемы с психикой на этой почве. Все эти жалкие каракули, которые выходили из-под его ручки, куча смятых листков. Однажды он целый день не брал трубку, а когда Миша принёсся к нему на всех парах, оказалось, что он отключил звук на телефоне и просто пытался заснуть. Печерский не оставил его на произвол судьбы. Он прочёл кучу книг о психотерапии и тренингах стрессоустойчивости, пытался с ним заниматься, справлялся о его самочувствии, даже изучал восточные практики. Ничего не помогало, пока Лёша сам не начал заниматься собой, а Миша не отпустил его, перестав давить. Чего уж скрывать, Михаил и сам был конченым ебланом всего несколько лет назад, когда подкалывал Лёшку на тему "излишней" чувствительности и тем самым унижал, чтобы почувствовать себя умнее, лучше, сильнее... но сейчас, повзрослев морально и поняв всю ответственность за себя и свои действия, он стал максимально мягок, тактичен и предупредителен. И Лёша чувствовал это. Со временем он сам стал спокойнее, трезвее и рассудительнее. Друг не напирал, его поддержка давала свои плоды. Лёша раньше очень тяжело принимал заботу, унижался, брыкался и вообще не любил брать. Но когда он понял, что никто не носится с ним, как со стеклянной вазой, что Миша помогает ему не из жалости, а потому что любит его, он начал понемногу оттаивать и проявлять благодарность. Лёха то отталкивал, то притягивал друга, тот неизменно чувствовал, что им руководит страх. И хоть амплитуда этих "качелей" медленно, но верно уменьшается, неужели наступит когда-нибудь долгожданная золотая середина? *** Миша сидел на кухне, приканчивая очередную куриную грудку - питание у него было строго по времени - когда услышал зов Лёши из ванной. Быстро доев и помыв руки, Михаил, не раздумывая, вошёл внутрь, поначалу слегка отпрянув от резкого запаха лимонного освежителя воздуха. Лёша с недвусмысленным выражением лица высовывался из-за занавески, весь красный и распаренный. Решительно сбросив с себя одежду, мужчина шагнул в ванну. Он увидел в друге борьбу двух желаний: отбежать и прильнуть как можно сильнее. Псковитин как будто напуган их совместной жизнью, их новым качеством, и до конца не верит в происходящее. Миша спокойно намылил мочалку и начал растирать ей Лёшу. - Ты думаешь, я мыться тебя звал?.. - недовольно прохрипел Алексей, вешая мочалку на место. - А зачем, скажи? - Михаил не собирался отвечать на выпад. Лёша, знай себе, губы кусает. Злой взор, будто Миша не понимает того, что должен понять автоматически, без слов. Миша подавил в себе множество вопросов, подобные “чё ты мнёшься, как в первый раз”, не дав себе даже раздражённо вздохнуть. Оба ждали друг от друга инициативы, молчаливо пикируясь взглядами. Лёша с трудом сдвинулся с мёртвой точки, шагнув к любовнику, но вода из душа залила его лицо, и он остановился, обиженно заморгав. Миша легко поцеловал его сквозь тёплые струйки, он пытался быть нежным, однако Лёша больно вжал Печерского в стену, разбивая этим его осторожность и терпение. Миша хоть и встревожился, но отдался его агрессивным, упоительным поцелуям. Лёша будто напал на него из засады, лишь бы не напоминать себе, что сам его позвал, принял. Почему он так боится разочаровать Мишу? Бред. Печерский крепко обнял его, ускоряя темп поцелуев. Спичка за спичкой ломались о коробок, пока одна из них не начала тлеть, неминуемо падая в лужу бензина. Лёша пылал и дрожал в его руках, давно Михаил не видел его в таком лихорадочном состоянии. Сделав жизненно необходимый глоток воздуха, Миша вскользь пробежался взглядом по угловым полкам, заприметив видавшую виды, хранящую на себе следы скотча синюю клизму. Обычно оттеснённая к стене гелем для душа, шампунем и пемзой, она гордо выдвинулась вперёд, сияя капельками на боках. Михаил с трудом отвёл от неё глаза, подозрительно уставившись на невинную моську Лёхи. - Значит, не хочешь по-хорошему? - зачем-то сказал Миша, подумав, что это прозвучит пафосно и сексуально. Он уже хотел убить себя фейспалмом, но Лёша, как ни странно, попался на крючок, удивлённо приоткрыв рот. Миша самодовольно и грязно улыбнулся, вконец смутив своего партнёра. Удобно оперевшись о стену, он потянул на себя бедро Лёши, прижимая коленом к своей талии. Мужчина заметил, как повело парня: он изо всех сил выпятил свой зад. - Похоже, нам тоже нужна морковка в душе, как нашим друзьям-бодибилдерам, а? - промурлыкал Миша на ушко Алексею, смачивая руку в тёплой воде. - Да, наверное, - Лёша поморщился и задышал ртом, расслабляя анус, трещащий под напором среднего и безымянного пальцев. Миша уже пожалел о том, что не прихватил с собой смазку - вода в этом деле была ненадёжным помощником - но не смог остановить ни себя, ни Лёху, сумбурно, быстро подмахивающего задницей. Печерский задержал руку внутри, сгибая пальцы, Лёша повис на его плечах, выстанывая нечленораздельные слова восторга. Кое-как собравшись с мыслями, он выдохнул: - Заставь меня кончить, не притрагиваясь к члену, Миишка... Эта их старая игра... Она не всегда была уместна, но Лёшка часто предавался ей с чрезмерным, каким-то запретным энтузиазмом, на что Печерский смотрел сквозь пальцы, прощая и даже поддерживая его эту слабость. Поэтому Миша обошёл вниманием его член, правой ладонью оттягивая ягодицу в сторону, а левой окучивая зад. Лёша заскулил, в его широко раскрытых, голодных глазах Миша видит нечто странное, неебически личное, ему тяжело смотреть. Он не доводит начатое до конца, выворачиваясь из рук любовника и приколачивая его грудью к стене. Миша вдохнул мокрый запах его кожи у самых корней волос, наслаждаясь практически безграничным доверием Псковитина. Он встал на колени, проводя горячим языком по промежности, от яичек до самого копчика. Из-за перепада температур Лёша цепляется за стену пальцами, его ноги предательски дрожат. Михаил раздвинул редкие русые волосёнки, щедро сплюнул на анус и лизал его до тех пор, пока не ощутил, что Лёха разомлел. Сфинктер хорошо растянут; Миша заглянул вглубь гостеприимно раскрытого красноватого отверстия, любуясь податливой плотью. Ему хочется касаться его ещё и ещё - ртом, пальцами, головкой... - Такой хороший… Лёше плохо слышно его сквозь шум воды, но когда до него доходит смысл сказанного, он вновь прогибается в пояснице. Нервы горят от ожидания, поэтому он звонко охает, как только Миша начинает обцеловывать плоские ягодицы - бархатистая кожа так и просится в губы. Пока Печерский всю его задницу покрывает засосами, Лёша выпадает из реальности, ему очень хорошо, но он хочет большего. - Миша, клизма... - решается сказать он, и тот тут же тянет Псковитина вниз. Они вместе ложатся в ванну, друг напротив друга. - Я рад, что ты вслух говоришь о своих желаниях, - тихо и осторожно произносит Миша. Это необходимо было донести до него. И не зря - Лёша улыбнулся, пусть неуверенно, пусть задержал на Мише взгляд всего лишь на доли секунды. Конечно, есть какая-то своя прелесть в том, как Лёха обычно безропотно позволяет ему делать с собой всё, что вздумается, но только не сегодня. Миша вслепую потянулся к полкам, роняя по ходу их содержимое, и схватил грушу, ранее венчавшую потешный жезл в обзорах. Сейчас её цель была вполне себе серьёзной. Он набрал в неё воду, подсел к Лёше, прохладное пластмассовое устьице почти нежно проскользнуло внутрь. Алексей прижал ноги к животу, держа жидкость в себе. Михаил навис над ним, останавливая взгляд на его напряжённом лице, поцеловал в уголок губ, потянул нижнюю на себя. Давление воды странным образом делает прикосновения Миши насыщеннее. Лёша начинает громко и умоляюще стенать от того, как Миша зажимает анус ладонью, массируя настойчиво, грубо, его рука аж дрожит от напряжения. Печерский остановился, позволяя Лёше разжаться и выплеснуть струйку воды. - О, чёрт, - выдохнул Псковитин, вытирая пот со лба, - Давай ещё. Миша снова накачивает его, на этот раз двумя порциями. Лёха покраснел, воздух протискивается сквозь сжатые губы рваными клочками. Печерский наклонился, водя языком прямо по расщелине. - Господи! - вырывается у Алексея, - Не могу же я в рот тебе это сделать! - Но ты же достаточно чистый, - тихо ответил Михаил, - Запаха нет. Давай, не бойся. Миша снова нагнулся, целуя влажное, отчаянно стиснутое колечко. Ох, кажется, Лёха-таки заразил его своим горячечным состоянием. Налитые кровью губы прижались к коже вокруг дырочки, он хрипло задышал. Почувствовав, как рот наполняется горячей водой из его нутра, Миша закрыл глаза, свесив нижнюю челюсть, чтобы жидкость стекала в ванну. Мускулистое тело сотрясла крупная дрожь вожделения, и Лёша видел это. - Ты ебанутый! - однако в голосе друга слышится облегчение и даже толика восхищения. Лёха перевернулся и встал на колени в узкой ванне, прижав лицо к стене. Он дрожащими пальцами развёл свои булочки: - Миша, продолжай... Мужчина снял душ с подставки, скручивая лейку. Псковитин одним глазом наблюдал за ним. - Скажешь, когда хватит, - прорычал Печерский, приставляя шланг с остро хлещущей струёй воды прямо к Лёшиной щели. У Псковитина поначалу воздух будто схлопнулся в лёгких, превратившись в вакуум. Потом он медленно, со стонами, принялся дышать: - Всё, - сдавленно выговорил он, тут же опорожняя надутый кишечник Мише на живот и колени - тот продолжал стоять за ним, точно молчаливый часовой. Лёха расслабился. Тело наполнилось сладкой истомой, кости таяли, будто сделанные из сахара. Миша ласкал его отверстие струйкой - это было дразняще и довольно приятно. Псковитин поймал его руку, снова прижимая шланг к тоскующей щёлочке. Скользкие пальцы больно сдавили Мишины, наконечник шланга с прокладкой терзал тугой вход Алексея, пенистая струя шипела и покорно вливалась в подставленный тоннель. - Мм... А-ах... - Лёшу больше не хватало на слова; отдёрнув Мишину кисть, он бурно излился сзади, вздрагивая и подбрасывая задницу. Миша, видя, что его любимый получает искреннее удовольствие от происходящего, почувствовал, как зарождается ласковый, трепетный холодок в загривке, огибает плечи и стекает по позвоночнику в копчик. Его попка тужилась, избавляясь от остатков воды: ярко-алая, жаркая, мягкая и сочная - просто потрясающая. Лёша протянул руку к своей растянутой расщелине, теребя её тонкими пальцами, входя в себя целой кистью, при этом издавая глубокие, гортанные звуки. Исступление задрожало и натянулось между ними, щёлкнув, как толстый кнут. - Мишка, ну пожалуйста... Лёша взял его ладонь той самой рукой - восхитительно сильной и горячей - и направил в себя. - Нннммг, - Псковитин зажмурился, принимая тяжёлую Мишину пятерню. Зная, как Лёша это любит, Миша бережно крутанул рукой, массируя туго обхватившую его мышцу. Плавные движения у выхода из анала сводили Лёшу с ума, он ощущал каждую твердую костяшку любовника в самой своей плоти, нутре, и от этого наглухо сносило башню. Стимуляция была столь яркой, сильной, что оргазм не заставил себя долго ждать. - Ооо, чёёёрт, - благоговейно протянул Лёша, сворачиваясь на дне ванны и отдыхая. Приятно ноющая задница при этом была обращена к Печерскому: тот исступленно дрочил влажной, только что вынутой из ануса Лёхи рукой. Через полминуты белое семя приземлилось на поясницу Псковитина, вяло стекая к шее, а сам Миша устало свалился на своего партнёра.