Aspiration

Лёху с детства очаровывали бабочки своей лёгкостью и красотой. Но он не мог поймать ни одной, сколько ни бегал за ними, радостно хохоча. Миша с простотой и ловкостью хищника ловил бабочек для восьмилетнего мальчишки. Он не чурался его возраста, как другие “взросляки”. - Подставь руки. Лёша сложил ладони ковшиком, оставив щель для бабочки, и почувствовал, как из тёплых рук друга бьющееся животное перелетает к нему. Он некоторое время слушает её, потом открывает руки и выпускает. Голубянка. Его ладони настолько вспотели, что на них осталась сероватая пыльца. Почему-то именно эта бабочка понравилась ему больше всего. Когда он выбирал логотип для канала и сайта, в глубине души он вспоминал ту, первую, хоть и выбрал другую, больше и ярче. Миша играл с ним на одном уровне, был снисходительным, доброжелательным и заботливым, за что получил пару злых насмешек от дворовых мальчишек. Он словно отдыхал от сложной подростковой жизни, играя с маленьким, но не по годам мудрым Лёшкой. За это Лёша любил его больше всего на свете и гордился таким другом, как старшим братом. Лёша не помнил, когда именно влюбился в него. Сам процесс был медленный, но осознание было мгновенное и страшное, как вспышка. Оно началось с ревности и ненависти ко всем, кто прикасается к Мише или заговаривает с ним, и закончилось потрясшей его с головы до ног глубокой нежностью и лихорадочной подростковой страстью. В тринадцать лет он был жутко напуган своими чувствами и ужасно боялся, что Миша его оттолкнёт. Они ругались, иногда не общаясь по нескольку недель, а когда Миша, откровенно выпендриваясь, рассказал ему о том, что ему девчонка отсосала, Лёшу настигла самая настоящая истерика. После этого они рассорились вообще почти на год. Потом Лёша увидел его на школьной линейке в начале 11-го учебного года, и что-то в нём оттаяло. Он встал рядом, они перебросились парой слов, пятью, десятью. И понеслось. Давно, казалось бы, забытые общие темы стали опорой для новой ступени их отношений. Отказавшись идти с одноклассниками в пиццерию, он весь день провёл с Мишей, слушая о прелестях студенческой жизни и рассказывая о жизни своей. Миша этим летом защитил диплом и искал работу. Натянутая улыбка говорила о том, что дела с работой идут, мягко говоря, хреново. Лёша, не определившийся ещё даже с тем, какие экзамены будет сдавать, поёжился от таких перспектив. В конце дня Миша обнял его, совсем не по-отечески, как делал раньше, а крепко, сильно и отчаянно. - Мы же ещё увидимся? - Конечно, - Лёша очень сильно смутился и взволновался, - И ты не пропадай. Весь следующий год Миша то тянулся к нему, то отстранялся, словно обжигаясь. Лёша мучился, сдерживая себя и питаясь иллюзиями и пустыми надеждами. Миша же новым взглядом посмотрел на своего друга. - Прости за то, что кичился перед тобой своим сексуальным опытом. Твой возраст был… - Ты мне не старший брат и не отец, чтобы так заботиться о моём целомудрии. Забей, - передёрнул плечами Алексей, наотрез отказываясь признавать, что на самом деле опять злится. - Когда ты так резко отреагировал… - пытается договорить Миша, но Лёха вспылил: - Я не ребёнок. Прекрати напоминать мне уже о моём возрасте. Печерский, блять, печётся о моих чувствах, блядский род!!! - горячо выпалил Алексей. Миша моргнул: - Опять. Опять ты так психуешь. Тебе ведь не безразлична вся эта история, так? - Да, блять, не безразлична!! Мне не безразличен ты, сука ты гетеросексуальная!! Он зажал пальцами рот, чтобы больше не произнести ни слова. Но бесполезно: главные слова уже были сказаны. Миша как будто даже не удивился. Ни одна мышца на его лице не дрогнула. - Так я и знал. Двигай сюда. “Щас я из тебя всю дурь выбью”. - Нет, - съёжился Лёша, - Нет, только не ты. И ты теперь. Ты такой же, как он. Теперь все узнают. Мне конец. Он рванулся так сильно из рук Миши, что порвал рукав толстовки. - Чего это я “такой же, как он”?! Что ты, блять, мелешь? И кто узнает? Я крыса, что ли, по-твоему? Лёша упорно смотрел в сторону, злющий, напуганный и безумно влюблённый. Он всем чувствам отдавался без остатка. Никогда не думал, что делает, сначала реагирует, а потом горько жалеет о содеянном. “Горько пожалеет он и сейчас, если уйдет. И я. Я тоже пожалею, как жалел весь этот грёбанный год”. Он держит его до тех пор, пока Лёша более или менее не успокаивается. Поднимает на него измученные глаза. - Чего ты хочешь от меня, Печерский? - Чтобы ты назвал меня по имени для начала. - Миша, - шипит Лёха, - Прекрати издеваться надо мной. Я тут что, цирк тебе… циркач, блять? - язык от волнения заплетался. Миша специально подождал ещё немного. Ему ужасно нравилось, как Лёша страдает по нему, сколько эмоций и сил на это тратит. И всё это для него. “Всё это мне. МНЕ,” - ликовал он. - Ты только не кусайся. - Что, бл... Миша вложил в поцелуй весь свой опыт и хвастовство. Где-то далеко за этим маячило желание произвести впечатление на Лёшу. Грязные мысли о нём, выступающем на предновогоднем школьном спектакле в качестве женщины на каблуках. Грязные оправдания того, что именно из-за этого он хотел его, из-за того, что он так сильно тогда был похож на ЖЕНЩИНУ. “Какой же я к чёрту гомик,” - самодовольно спрашивал он себя, - “Когда тут такая конфетка… этот мальчишка… блять… провоцирует меня...” Лёша как-то жалко пискнул, когда Миша схватил его за задницу, и задёргался. Миша понял, что давит, что хочет его не по-детски и в мыслях почти раздевает. “Что со мной, блять, такое?! Он стал таким взрослым. Таким сексуальным...” Эта мысль отрезвляет. “Я что, с ума схожу? Или гомосек?! Или и то и другое?!?!” Его отшвыривает от Лёши, как от заряда с тем же знаком. - Хватит с меня этой детской поебени. Хватит, хватит. Я не люблю тебя, - он держится за голову и орёт: - Это всё твоя вина! Я нормальный!! Нормальный!!! Лёша не слышит ничего. Он настолько ослаблен, что не может даже стоять. Давление то ли упало, то ли поднялось, он не знал. Закрыл глаза, чтобы не бесили ползающие перед ними чёрные точки. И обеспокоенное лицо Миши. Ебаного этого пиздюка, которого он всю жизнь боготворил... Сквозь накатывающую тошноту он почувствовал, как Миша с трудом, но берёт его на руки. Он не такой уж сильный, этот Миша. Это просто Лёша слабый. Горько в желудке. Лёша цепляется обессилевшими руками за его рубашку и блюёт прямо на Михаила. - Ох, блять... Псковитин часто дышит, чтобы предотвратить новый приступ рвоты. Он чувствует себя беззащитным ребёнком, совсем ещё малышом, и от этого становится так дурно, что хочется сдохнуть. Он чувствует, что если Печерский разомкнёт сейчас руки, он упадёт и разобьётся. - Давай сюда. Тихо, ложись. И дыши, вот так. Всё хорошо будет. Он чувствует прикосновение влажной салфетки к лицу, вокруг рта. Слышит, как Миша уходит в ванную и смывает с себя рвоту. Потом возвращается. - Что ж ты такой болезненный-то у меня… Лёша смотрит на него умоляющими глазами и молчит. Миша быстро говорит: - Я… я не хотел… сам не знаю, что на меня нашло… Забудем? - Я не смогу это забыть, - честно отвечает Лёша. Он отворачивается к стене, и из его глаз текут слёзы, - “Я нормальный, нормальный!” Мне так больно, ёб твою мать… ты меня ни во что не ставишь, используешь, как свою ёбаную игрушку… кидаешь мне свои блядские подачки… я хочу умереть. Миша закатил глаза. Вся эта трагичность, чувства, эмоции - не его стихия. Его стихия - грубая сила и агрессия. А с такими неженками обращаться он не умел и не любил. Особенно с теми из них, что вызывали в нём нечто похожее на… ЧУВСТВА. Он понял, что любые слова испортят всё. Поэтому он, как в детстве, забрался на кровать и обнял его сзади. Погладил по животу, по груди, по волосам. - Успокойся. Всё хорошо… - Что ты как заведённый мне всё это повторяешь? Я не понимаю, зачем и за что вообще тебя полюбил. Зачем я родился таким. Уродом. Ты меня таким считаешь. Да ты, - он внезапно истерически засмеялся, - И сам урод! Такой же как я, гомосек! Миша затрясся от злости, но заставил себя успокоиться. - Тихо ты. - Я всегда это знал. Я должен был это знать! - Зачем тебе это? У меня будет жена. И двое… нет, трое детей, - Миша злобно сжал его запястья. - А я? - А ты?.. Ты… просто так… это просто… - Это не просто, - Лёша развернулся и с неожиданной силой вдарил ему по челюсти. Они некоторое время боролись, и в конце концов Миша оказался сверху, капая кровью из разбитой губы на Лёшу. - Мудак, - улыбаясь, сообщил Лёха, - Никакие извинения тебе не помогут. Ты так же проклят, как и я. Тебе нравятся мужчины. - Нет!! - Тебе нравлюсь я… надо же, я за это жизнь раньше готов был отдать... Миша устал соревноваться в злословии. Устал отнекиваться. Подъёбывая Лёшу, он в конечном счёте подъебал сам себя. Он опустился ниже, дыша ему в волосы. - Ладно, ты прав, доволен? Я хочу тебя просто зверски. Но я не сделаю ничего из того, что ты будешь припоминать мне всю жизнь. - Слава Богу, - процедил Лёха. - Но и слезать с тебя не буду, - Мише хотелось доминировать, как старший волк доминирует над самцом помладше. Ещё ему просто хотелось чувствовать тепло его тела, чуток примять этого гадёныша, посмевшего своим внешним видом заразить его, изводить, обескровить… Как это разительно отличалось от их сегодняшних отношений.