Глава 49
Предательство нельзя прощать хотя бы потому, что сами предатели никогда себе не простят собственного предательства, а значит, будут всегда опасны – и предадут еще. Марио Пьюзо. Крестный отец.
- Где сын мой Теодред? – Еще громче спросил Теоден, словно не веря горестному молчанию. Внезапно, Сьюзен стало жаль ярла. Хоть она и не знала того, о ком он вопрошал, горькая истина стала ей открыта, и она, как никто другой могла понять горе отца, который потерял сына, пока он спал черным сном. Но Эовин развеяла наступившую тишину: - Он ранен, повелитель, - она ласково и трепетно коснулась руки дяди, - и он бредит. Я велела дать ему маковый раствор, но лекари говорят, что … - тут ее голос прервался, и она всхлипнула. Теоден накрыл ее тонкие пальцы своей могучей рукой, и его лицо покрыло горе. Казалось, он разом постарел на десять лет. После своего «омоложения» это смотрелось особенно печально… - Отведи меня к нему, - попросил он. Все тут же расступились перед ним, открывая проход, но тут ярла и его племянницу остановил голос главного стража: - А что делать с Гнилоустом, повелитель? Взгляд Теодена тут же сделался сухим и жестким. Он развернулся и посмотрел прямо на тихо скулящего возле колонны своего бывшего советника, который так и не смог вытащить кинжал из своего запястья. Никто не подошел, чтобы помочь ему, лишь двое воинов, повинуясь взгляду ярла, встали позади него, готовые исполнить любой приказ своего повелителя. - Я … я служил тебе верой и правдой, государь! – Гнилоуст испугался запаха расправы, что стал быстро наполнять Тронный Зал Медусельда, и стал елозить по полу своей черной одеждой, - это все Буревестник! Он … - Заткните его! – Прервал его лепет ярл, и во взгляде его сквозило презрение, - и бросьте в темницу! Мне сейчас нет до него дела, меня ждет мой сын! И, по-королевски развернувшись, он пошел вслед за своей племянницей. Тут же ропот поднялся во всем зале, все обсуждали стремительно развернувшиеся события на их глазах. Воины отцепили-таки воющего Гнилоуста от колонны, хотя тот страшно ругался и попробовал даже кусаться, но один мощный удар в челюсть решил все дело, и его, обмякшего, харкающегося кровью, повели вон из палат. - Чей это кинжал? – Вопросил главный страж, оглядывая зал в поисках владельца, в руке он держал серебряный подарок Люси. Под, в миг, посуровевшим взглядом Арагорна, Сьюзен, тут же, сделалось неудобно, но она ответила: - Мой, - и прекрасно поняла степень удивления, промелькнувшего на лице стража. Ну, еще бы! Ведь она пронесла оружие, хотя им строго запретили это делать! - Так, значит, вы ослушались моего приказа? – Взгляд стража прожег в ней две дыры, и все присутствующие в зале замолчали. - Нет, - Сьюзен лихорадочно соображала, как бы выпутаться из этой ситуации, - я не привыкла ходить безоружной, да и … - тут она выразительно покраснела, - неужели мне, на виду всего Эдороса, нужно было лезть под платье? Старая шутка Эдмунда, когда тот прибыл в Тархистан. Сьюзен вовремя ее вспомнила. Правда, контекст тогда был совершенно другой, но эффект здесь был тот же. Страж замялся и покрылся красными пятнами. За спиной, уж слишком скептически, хмыкнул Гэндальф, но Сьюзен продолжала игру, обиженно глядя исподлобья. Наконец, Страж пришел в себя, и протянул ей кинжал: - Что ж, приношу свои извинения! Мы не в праве были просить вас … ээ… о таком. Сьюзен кивнула и приняла свое оружие, вежливо ответив: - И я тоже приношу свои извинения. Ведь это был ваш долг. На этом ситуация разрешилась. Страж поклонился и ушел, велев напоследок приготовить для гостей комнаты. Перед тем как разойтись, Охотников задержал Гэндальф: - Мы выполнили эту задачу достаточно быстро. Но самая тяжелая часть еще впереди. - Какая же? – Поднял брови Арагорн. - Уговорить ярла Теодена вступить в эту войну! – Тихо, но веско ответил ему шепотом маг. Они переглянулись. На лицах товарищей отобразилось недоумение, лишь Боромир хмурил брови, посматривая на мага. - В какую войну? – Неуверенно выразила общее изумление Сьюзен, лихорадочно вспоминая все предшествующие события. - В войну, которую развязали Джадис и Саруман, - и с этими словами, Гэндальф эффектно развернулся и пошел прочь от них, скрывшись за колоннами. - Это плохие новости. – Боромир тяжело смотрел ему вслед, - если Рохан ждет битва, то война докатиться и до Гондора! Я не могу здесь остаться! - Увы, друг мой! - Печально ответил ему Леголас, положив руки на плечо храброго воина, - мы нужны Ристании, и если их ждет война, то важен каждый меч! - Ты прав, - тот нерешительно застыл, затем вышел из зала, чеканя шаг. - Уф, чудная была работенка! – Вздохнул Гимли, и пошел за ним. К тому времени, к Сьюзен подошли две служанки. Все, как на подбор, были статны и светловолосы. - Пойдемте, госпожа из рода Дунэдайн! Мы приготовили вам комнату! – Вежливо поклонилась одна из них. Сьюзен двинулась вслед за ними, кивнув на прощание Арагорну, который смотрел на нее, скрестив руки на груди. Объяснить его хмурое настроение девушка не смогла и потому успела удивиться, прежде чем дойти до конца коридора, где ее, топоча тяжелыми сапогами, догнал Боромир: - Сьюзен! - Сказал он, даже не запыхавшись от быстрого бега, - быстрее! Нужна твоя помощь! И дождавшись ее кивка, побежал назад. - Что такое? – Сьюзен едва нагнала его быстрый размеренный шаг, - Боромир, что случилось? - Сын Теодена, - ответил он, подведя ее к горнице, где толпилась уйма народу, - он смертельно ранен, но ты можешь помочь ему, - он пропустил ее вперед, - ведь твой чудесный бальзам с тобой? - Да, - Сьюзен встретилась глазами с умоляющим взглядом ярла Ристании, - он со мной… Люди посторонились, пропуская ее к кровати умирающего. Многие шептались, недоверчиво смотря на девушку, но той было безразлично, что они говорят. На нее, глазами полными лихорадочного бреда, смотрел бледный юноша, чертами лица похожий на Теодена. Он был красив, но красота его выглядела болезненной, слабой и хрупкой, как кисть руки, что выглядывала из-под теплой шкуры. Над его изголовьем уже крутились мухи, а подойдя ближе, Сьюзен уловила запах спекшейся крови и чего-то еще, такого липкого и приторного, как дурман. Она уже знала этот запах. Так пахла Смерть. «Плохо дело, - подумала она, осматривая заточившееся скулы Теодреда и опечаток смерти на его синеющих губах, - очень плохо!». Уже догадываясь, что увидит, она отдернула шкуры с тела юноши. Тот попытался сопротивляться, но зашелся в приступе кашля. К нему тут же подскочили Теоден и Эовин, и стали успокаивать его. Изо рта Теодреда потекла кровь, и он схватил за руку отца: - Не ... на…до … - слабо проговорил он. Лицо Теодена сковала такая боль, что Сьюзен решила действовать быстрее и решительнее. Она, одним движением, сняла с пояса подарок Люси и вынула пробку. Раздался хлопок, и комнату заполнил запах Нарнии – аромат леса, солнца, спелых ягод, дождя и сурового моря, что плескалось о скалы Каэр-Параваля. Собравшийся народ (краем глаза Сьюзен увидела здесь и своих товарищей), охнул и втянул с себя чудесный аромат. Пошел изумленный ропоток, и девушка, аккуратно поддерживая умирающего за голову, влила в его рот несколько золотистых капель. Затем, для пущего эффекта, зная, как безотказно действует ее бальзам, взяла юношу за другую руку и ласково позвала его: - Проснись, Теодред! Твой отец ждет тебя, проснись! Вернись к нам, вернись к Свету! Раздался удивленный вздох Эовин - лицо раненого покрылось румянцем, и он больше не походил на мертвеца. Волосы цвета ржи снова залились золотом и закурчавились, кожа приобрела здоровый оттенок, заалели губы…. - Теодред! – Закричал его отец, припадая к телу юноши, - сын мой! - Теодред! – Эхом вторила ему Сьюзен,. И тогда он открыл глаза – ясные и голубые, как и у Теодена: - Отец… - слабо прошептал он, и улыбнулся. - Теодред! – Радостно закричал тот и окутал сына своими медвежьими объятиями. Позади зал взорвался аплодисментами и радостными восклицаниями. Недоверие к девушке из народа странников-изгоев быстро превратилась в уважение и признание ее целебного снадобья. - Я … я не чувствую боли! – Глаза Теодреда уже приобрели ясный оттенок синего неба, - отец, прошу тебя! Он разбавил схватку Теодена, и схватился за грудь, которую покрывали грязные от крови, пота и слизи бинты. Торопясь и путаясь в них, Теодред, с помощью Эовин, избавился от них, так же, как от рубашки, впитавшей в себя запах смерти и крови. Раздался удивленный вздох. Грудь юноши была чиста, и ничего на ней не напоминало о той страшной ране, которая чуть не увела его в загробный мир. - Как … Как это возможно?! – Удивленно прошептал Теоден и посмотрел на Сьюзен, которая скромно отошла к своим товарищам, чтобы не мешать отцу и сыну воссоединиться. - Таково свойство моего бальзама! – Лучезарно улыбаясь, ответила ему она, одновременно пожимая плечами. - Она и меня вытащила с того света, государь! – Улыбнулся Боромир, - три стрелы пронзили мою грудь, и всего одна капля вернула меня к жизни! Эовин смотрела на нее сияющими глазами, а Теодред воззрился на нее с благоговением. Но никакие их чувства не могли передать то, что творилось сейчас в душе у ристанийского ярла, который, благодаря чуду, обрел вновь своего сына. - Дитя мое, - он плакал, и слезы живой благодарности и облегчения, радости, исчезали в его светлой бороде, - ты спасла жизнь моего сына! – И ярл обнял ее своей могучей схваткой. Сьюзен укутал мускусный запах пота и нестиранной одежды – ведь Теоден был все еще в том, что носил будучи стариком. Но девушка обняла его в ответ, ничуть не смущаясь, радуясь, что смогла облегчить страдания благородного воина и правителя. «Как жаль, - пронеслось в ее голове, - что Люси не видит, как ее подарок вернул сына скорбящему отцу!». - Благодарю тебя от всего сердца! – Прошептал ей ярл и снова заплакал. Девушка неуклюже погладила Теодена по шубе, и тот отпустил ее из своих объятий, утирая слезы. Затем он провозгласил на весь Эдорас: - Мой сын жив! И колдовство Сарумана низвержено в пыль! Так давайте же устроим пир в честь выздоровления моего сына и наследника – Теодреда Роханского! Горница взорвалась криками и радостными возгласами, казалось, в ней поместились все жители Золотых Палат Медусельда. Арагорн обнял Сьюзен сзади и сказал: - Молодец, Сью! Ты подарила им Надежду, которую они давно потеряли!***
Гнилоуста казнили на закате. Ярл Теоден хотел сначала помиловать предателя, чтобы не омрачать праздник своего сына, но, когда ему доложили, что Грима хранил в сундуке потерянный меч самого ярла, он разозлился не на шутку и устроил дебаты, как же поступить с изменником. Гэндальф, в своей обычной доброжелательной манере, советовал просто изгнать Гнилоуста, ведь тот, когда-то, был благородным воином Рохана и служил своему повелителю, пусть и по-черному. Арагорн поддержал его мнение, но Эовин была против: - Казни его, мой повелитель! – Просила она, стоя рядом с дядей прямая и сильная, как стальной клинок, - он изгнал Эомера! Теперь, по его милости, наш народ остался без половины войска! - Но он всего лишь выполнял приказы Сарумана, - возразил ей Белый Маг, - Эомер вспыльчив и горделив, к тому же, нужно уметь прощать и давать милосердие, - тут он обернулся к Теодену, - как и подобает истинному государю! Грима может сослужить нам неплохую службу, если мы отправим его к Саруману шпионить для нас! - Саруман не дурак! – Прогрохотала Эовин, метая молнии из своих прекрасных глаз, - он разглядит ловушку! - Он не ценит жизни тех, кто ему служит, - кивнул Гэндальф, - да это верно! Но именно в этом и заключена его слабость…. Что ты думаешь, Арагорн? Все посмотрели на Странника, который о чем-то задумался, не сводя серых глаз с Гнилоуста, что ныл о милосердии посреди зала, истерзанный наручниками. - Гэндальф прав, - он поднял голову, - Грима совершил много преступлений. Но мы можем дать ему второй шанс…. - Предателям не дают второго шанса! – Яростно вступил Боромир, - это исключено! Познавший славу измены, предаст вновь! Слушая перепалку друзей и новых знакомых, Сьюзен вспомнила Эдмунда. Он ведь тоже когда-то предал их всех ради сладостей. Точнее, он не понимал, что именно делает, когда сел в сани Белой Колдуньи. Но искупил свою вину и стал самым справедливым королем за всю историю Нарнии. Ведь он, как никто другой, знал, что даже самый плохой человек не всегда был таким, и что он может исправиться…. - Сьюзен, - ласково, словно к дочери, обратился к ней Теоден, - наши мнения насчет участи Гримы Гнилоуста разделились. Ты еще не говорила своего мнения, и потому, оно будет решающим – изгнать его или же предать смерти. Поняв серьезность ситуации, Сьюзен кивнула и суровым шагом подошла к ноющему Гриме, который стал трогать ее платье: - Добрая, хорошая девушка! Я могу исправиться, ведь я верно служил своему государю! Я…. Сьюзен брезгливо убрала его пальцы от своего дорожного платья. - Не трогай меня! Он заныл еще больше, и тогда Сьюзен замахнулась рукой. Гнилоуст охнул и закрылся руками, но девушка не торопилась. Ее серо-зеленые глаза встретились с темными, как омуты глазами Гримы. И тогда она увидела его душу – черную, истерзанную и сломленную, пахнущую болью и невыносимой злобой. «Извини, Эдмунд. Не каждый предатель может избавиться. Есть души, которые уже не спасти….» Она медленно отпустила руку. - Я вижу глаза труса и предателя, - громко отчеканила Сьюзен, с презрением оглядывая его тушу, боязненно съеживающуюся от ее слов, - я вижу глаза человека, который продал свою Родину! Если мы отпустим его, то навлечем на себя великую беду! Она посмотрела прямо в глаза молча слушающего ее Теодена и мрачнеющего с каждой секундой Гэндальфа: - Боромир прав - познавший предательство, изменит вновь! И потому, Грима Гнилоуст должен умереть! И с этими словами, она отошла от приговоренного, который взвыл от ее слов, словно раненный зверь: - Нет, нет! Государь, молю Вас! - Решено! – Теоден поднялся со своего трона, - Грима Гнилоуст! Я приговариваю тебя к смерти! Принесите мой меч! - НЕ-ЕЕ-ЕТ! – Закричал тот, когда стражники уводили его прочь из зала. В зале воцарилась тишина. Сьюзен чувствовала, какими мрачными взглядами смотрят на нее Гэндальф и Арагорн, и с каким изучающим – Леголас. Все три взгляда ей не понравились, но она решила держать спину прямо. - Воля твоя, государь! – Тяжело вздохнул маг, пуская кольца дыма из трубки, - но живым он принес нам бы больше пользы, чем мертвым! - Отец! – Поднял голову Теодред, - позволь, это сделаю я! Теоден покачал головой. - Тот, кто выносит приговор, сам заносит меч, - ответил ему он, принимая из рук стражей сверкающее чистой сталью оружие, чей эфес был выделан в виде двух склонивших головы золотых лошадиных голов. – Тебе это еще предстоит узнать сын мой, но приговор вынес я, а значит, мне же и рубить голову предателя! Он двинулся к выходу из дворца, где возле широкой площадки стал собираться народ. Остальные двинулись за ним. - Ар, - Сьюзен догнала мрачного Странника и коснулась его руки, - что с тобой? - Ничего, Сью, - он осторожно убрал ее пальцы со своего локтя и догнал Гэндальфа. «Ну, и что ему не нравиться?» Она нахмурилась, но останавливаться не стала. И на парапете встала рядом с Леголасом и Эовин, тогда как ее возлюбленный встал на противоположную сторону. Грима Гнилоуст уже ждал их, преклонив колени. Его голова покоилась на плахе, и двое стражников держали его за зашедшиеся в трясучке руки. Прочие воины расположились по двум сторонам лестниц, а народ Эдораса, сменивший черные одежды на более светлые, толпился возле ее подножия. - Государь, - прошептал Грима, увидев ярла, - прошу! Тот не услышал его просьбы и встал рядом с ним прямой, суровый и величественный, как древние изображения своих предков. Обнаженное лезвие меча, зажатое в его руке, сверкало бликами в лучах заходящего солнца. - Я, Теоден, прозванный Возрожденным, сын Тенгиля, восьмой ярл из Второй Династии, и законный правитель Рохана, приговариваю тебя, Грима Гнилоуст, за твое предательство и за покушение на жизнь моего сына, к смерти! И всего один взмах сверкающего меча, блеснувшего в красных лучах солнца, оборвал отчаянный крик боли и ненависти. Никто из присутствующих не отвел взгляда, когда голова предателя, оставляя алый след, покатилась по ступеням Медусельда. - И да свершится над тобой правосудие, - закончил Теоден смертельную песнь своего меча. И небо над головой окрасилось в кровавый цвет.