Птичий дом

— …прежде всего хочу обратить ваше внимание на то, что фаршированные яйца особенно удались, — Декс сидел и клевал носом за столом преподавателей, смутно понимая, что он тут вообще делает. Он не трапезничал с ними — у него в ящике стола всегда был запас его корма, и до сего дня это никого не смущало. Он прикрыл рот ладонью, равнодушно наблюдая за тем, как объявивший о качестве яиц завкафедрой космических штудий обороняет блюдо от заинтересовавшихся волшебников. — Мне кажется, в присутствии птицы неприлично говорить о яйцах, — сказал кто-то, кого Декс не видел. — А вы знаете, что фактически они суть неразвитые зародыши? Должно быть, тяжело видеть, как кое-кто, — тут в его голосе прорезалась сталь, и протянувшаяся из-за куполообразного живота декана рука успешно вырвала блюдо. — Кое-кто, благодарю вас покорно, ест плодные яйца твоего народа. — О, не стоит, — промолвил Декс, прикрыв зевок рукой. Напротив него сидел Эмиль, целый и невредимый. Декс покосился на его слегка подкопченную физиономию и отвел взгляд. Уж лучше смотреть на яйца, хотя то, как их ели, возмущало в нем не родственные чувства, а знание этикета. — Полагаю, это куриные яйца. Я происхожу из воробьев, не из кочетов. — А у нас сегодня отличный воробьиный пирог! — декан оживился и подтянул к себе названное блюдо, используя посох как крюк. — Отличная штука, я вам скажу! Уж не знаю, используют ли в нем природных воробьев или оборотней, но оно того стоит! — Очень на это надеюсь, — пробормотал Декс, пытаясь отодвинуться подальше от бултыхающегося жира размером чуть меньше почтовой кареты. На его пустую тарелку шмякнулся кусок пирога, рассыпая кусочки начинки. — Право, я поверил бы вам на слово… Судя по всему, чувство такта здесь присутствовало только у него. Даже Эмиль усмехался, глядя на его замешательство. — Там даже яйца есть! Наверное, уж они-то ваши, — жизнерадостно сообщил декан, поддевая вилкой верхнюю корочку пирога и отбрасывая ее на скатерть. — Странная штука — жизнь. Маленькая искорка таланта в нужном месте и в нужное время — и вот не вы в пироге, а пирог в вас! — Крайне любопытно, — пробормотал Декс, стараясь не дышать. Он различил в коричневой мешанине мяса тонкую косточку крыла, и теперь старался уговорить себя, что это была просто неразумная птица. Ну или кто-то из его родичей, не наделенных развитым сознанием — мыслящие почти-люди встречались среди воробьев редко. Уговоры не помогали. — Позвольте заметить, что философствования — дело кафедры практической и магической философии, — заметил старший преподаватель какой-то из упомянутых философий. Дексу не доводилось беседовать с ним лично, но ему всегда казалось, что он интересуется своим предметом примерно как рыба — пальмами. — А философствования насчет других видов уже прерогатива прикладной антропологии. Где прикладная антропология, кстати говоря? Воспользовавшись тем, что на него перестали обращать внимание, Декс закрыл начинку корочкой и торопливо отодвинул тарелку от себя, где она тут же угодила в лапы Эмилю. — Полагаю, он до сих пор борется с той продольной кошкой, — пробубнил он с набитым ртом. На тарелку перед ним падали крошки теста, мяса и желтка. Декс уставился в потолок — к такому зрелищу никогда не привыкаешь, что бы ни говорили люди о том, что разумные воробьи, включенные в цивилизованное общество, не развивают эмпатию по отношению к собратьям. Он хотя бы научился сдерживать себя к третьему десятку и не вырывать у людей их еду. — Она загнала его на шкаф, — сообщил преподаватель рунологической математики, весь завтрак не отрывавшийся от блюдца с чернилами. О да, это блюдце было все заковано в железо с заклепками и стекляшками, и у него даже был паровой механизм — но если бы оно было просто блюдцем с чернилами, принцип его работы не изменился. Просто волшебникам не пристало оперировать тем, что может стоять на столе у любой сельской бабули. — И теперь мочится ему на кровать. — Кто бы мог подумать, что он боится кошек? — вздохнул декан, делая новую попытку накормить Декса. На этот раз это был безобидный пудинг из яблок и черного хлеба — прекрасная вещь, если бы она не грозила птице заворотом кишок. — Я слышал, что если ребенок боится кошек, то его надо посадить в одну комнату с котенком, который находится в клетке, — рунологическая математика была таким же затюканным и бесполезным преподавателем, как и сам Декс. Он покосился на ее услужливое лисье личико и со вздохом принялся выковыривать яблоки из плотной черной корки, которой можно было бы мостить дороги вместо брусчатки. — С каждым днем клетку придвигают все ближе, потом котенка выпускают, ребенок к нему привыкает и вуаля! — Какая вуаля? — подозрительно поинтересовался философ не-то-чтобы-средний-но-пока-не-старший, старательно намазывая хлеб коллеги по дисциплине вытащенным из рукава ножом. Дексу показалось, что масло на бутерброде было каким-то подозрительно зеленоватым. Его вопрос поставил математику в тупик. Не то что бы она когда-нибудь из него выходила, но теперь она была в еще большем тупике, чем обычно. — Не знаешь — не говори, — строго велел ему старший, принимая бутерброд и пуская его по кругу, тщательно проследив, чтобы не коснуться масла. — Антропология уже бог знает сколько в одной комнате с этой кошкой, и никаких подвижек. А мы ведь не рассусоливали эту канитель на несколько дней, и кошка в десять раз больше котенка! Эффект должен быть немедленным! — Он грызет стены, — упавшим голосом сообщила математика, уткнувшись обратно в блюдце. — А она опрокинула горшок с окурочным деревом. За годы, проведенные в Университете, Декс развил интуицию, которой можно было колоть орехи. Она не всегда срабатывала в окружающем его идиотизме, и ее было трудно за это винить, но сейчас она просто-таки вопила, что пора сваливать. Декс был бы и рад, только справа его подпирал декан, слева — самый старший философ, статью и нравом похожий на морского льва, а под столом его ногу удерживал медвежий капкан, который аккуратно застегнули на его обуви, когда он только сел за стол. — Пора отправлять спасательную экспедицию, — объявил канцлер из-за дальнего конца стола. Ну, один из канцлеров — с учетом непрекращающейся борьбы за власть предусмотрительнее держать несколько первых среди равных. Они меньше придираются к подчиненным, и даже если четверо из них помрут от толченого стекла, подмешанного в бренди, пятый отделается поносом. — Есть добровольцы? Декс промолчал, но он просто-таки всей кожей чувствовал, что добровольцем будет он. Улыбка Эмиля отражалась в его тарелке, и ей не мешало то, что посуда у младших преподавателей была деревянная. — Судя по всему, с этим справится только преподаватель геомагии! — объявил этот засранец, тыча вилкой в кучу земли в блюдце у математики. — Лично я понятия не имею, что делать в таких условиях. Земля — не мой профиль, а наш Университет для того и создан, чтобы под каждый случай нашелся специалист. — Проблема не в земле, а в кошке, — со вздохом возразил ему Декс. Особого смысла спорить не было — ему стоило предвидеть это еще когда его под белы рученьки вели к столу. Тогда он еще мог сбросить обувь и попытаться сбежать, но теперь все было бесполезно. — Отчего же? Уверен, земля тоже представляет немалую угрозу, — ухмыльнулся Эмиль, и повысил голос, обращаясь ко всему столу. — Коллеги, кто из вас в последний год прикасался к открытому грунту? Ответом ему было несвязное бормотание с общим смыслом «нет, да вы что, как вы могли подумать, мы — и вот это вот? Невозможно, неслыханно, запретить». — Следовательно, вы, признанный эксперт по геомагии, должны в одиночку войти в комнату профессора прикладной антропологии и вызволить его из опасности! Кто еще может сделать это, если не вы? — А кошки едят птичек, — пробормотала математика, уставившись на Декса слезящимися глазами и слюняво улыбаясь. — Чушь! — немедленно отреагировал на это декан. — Да наш Декс уже свой парень! Он пьет яйца и съел целый кусок воробьиного пирога! Если он — птичка, то киньте в него камень! — Но у нас же есть профессор зоомагии, — на эту реплику Декса и вовсе никто не обратил внимания. Он вздохнул, отправил в рот кусочек безвкусного печеного яблока и принялся ждать, когда его вызволят из капкана.

***

Эмиль вызвался проводить его. Декс ковылял в самую малость поцарапанной обуви, стараясь держать ржавую сеть для ловли диких зверей подальше от себя, и изучал план комнаты антропологии. Судя по всему, там было задействовано четырехмерное пространство и пара подвселенных, вычищенных от протодемонов. В случае чего спасительная дверь в коридор могла оказаться где угодно — с учетом общего характера университета и царящей в нем магии, это «где угодно» в каждый момент времени находилось в самом неподходящем месте. — Нет, а как же клятва? — Декс не выдержал первым. Скрежещущая по полу сетка не добавляла его нервам крепости. — Если меня разорвут, виноват-то будешь ты! Это ты все подстроил! — А-а, — Эмиль шкодливо ухмыльнулся и продемонстрировал руки. — Я буду за дверью, и даже пальцем к тебе не прикоснусь. Это все кошка, к которой я, между прочим, не имею никакого отношения. — Откуда она только взялась, — буркнул Декс, усилием воли сдержавшись от ответной улыбки. Да, ему грозит смертельная опасность из-за этого человека, и он уже достал его своим чувством юмора, но Декс не мог не улыбнуться, глядя на его проказливую физиономию. — Виварий в трех часах отсюда! За рвом с водой! Двумя складками пространства и одним порталом! — Ну, думаю, ей не пришлось идти так далеко, — пробормотал Эмиль. В его голосе плавал жирный намек, словно заспиртованный глист в банке. — Скажем, всего-то пару этажей от кафедры наружных исследований. Это была кафедра Декс. Небольшая, неуважаемая и в целом никому не интересная. Антропология отделилась от нее еще в позапрошлом веке, заявив, что все исследования можно проводить в самом Университете на студентах, не отходя далеко от кухни. — Откуда там… — перед его глазами вдруг медленно проплыл круг-ловушка, начерченный на полу его кабинета. — Эмиль! — Надо же было мне как-то выбраться, — усмехнулся он, останавливаясь возле нужной двери. — Прошу вас, профессор.

***

Комната Декса в Птичьем доме была чистой, но неуютной. В ней не было ничего лишнего — стол, шкаф с бумагами, пара сундуков и узкая койка, отделенная выцветшей шторкой. Из милых сердцу вещиц там была разве что старая лампа да пара записок, втиснутых между давно не открывавшимися книгами. Кабинет Декса в Университете был уже более обжитым. Там был ковер, кресло для посетителей — впрочем, теперь вряд ли им еще можно пользоваться, так что его все равно что нет, мысленно поправил себя Декс — и башня из чашек. Мастерская Эмиля пускай и была захламлена до невозможности, но исключительно инструментами и приборами. Да, где-то у задней стены можно было найти кушетку и тумбочку с сухарями на случай непредвиденного аврала, но сам Эмиль уже давно на них не натыкался. Нет никакого смысла занимать драгоценное пространство личными вещами, которым место в дормитории. Кабинет профессора прикладной антропологии был вселенной личных вещей. Войдя внутрь, Декс задрал голову, но груды пахучего хлама терялись из виду в густой пелене одичавшего табачного дыма. И, кажется, Декс разглядел пару стремительных силуэтов, проносящихся между мусорных вершин. Он надеялся, что это безобидные пташки вроде воробьев или синичек. Кстати говоря, Синица совсем распоясался. Остричь волосы без разрешения — где это видано? Эти четырнадцатилетние человеческие дети просто ужасны. Декс пообещал себе, что непременно поговорит с ним вечером. Отчего-то этого его успокоило. От двери вглубь комнаты вела узкая тропинка, кое-где помеченная стрелочками. Никаких признаков ни продольных, ни поперечных кошек не было, как и антропологии. Он на пробу шагнул вперед, и из-под его подошвы торопливо выполз серый от пыли носок. Выбросив защитное облако вони, он скрылся в щели между вешалкой для подтяжек и роялем для трех музыкантов. Дальше Декс шел уже осторожней, не зная, куда и на что ему смотреть. Математика успела сообщить ему, что продольные кошки живут на юге и большей частью маскируются под безобидных по сравнению с ними питонов, а также под лианы. Если это было правдой, то вскоре ему придется опасаться толстых жгутов перегревшихся тянучек, скрепляющих отдельные башни вещей. Под что кошка вздумает замаскироваться здесь, знала только она сама. Если то, что Декс слышал о кошках, было верным, на него могли напасть сверху, а также справа, слева и со спины. Также под ноги то и дело попадались непуганые создания вроде выкрашенных в красный пауков, карт, держащихся стайками по шестеро, и гусениц, решивших окуклиться прямо в замшелых и кое-где проросших тапочках. Самым неприятным было встретить носки — те развили способность обороняться запахом, и даже Дексу было нелегко пройти сквозь ароматическую завесу. Однажды он увидел в боковом ответвлении степенно проползавшие кальсоны, и поспешно спрятался за необъятным роялем, так и тянувшимся от самой двери до перекрестка, пока они его не заметили. Не то чтобы он боялся их. В своей жизни он успел навидаться достаточно всякого белья, и мужского, и женского. Не всегда оно было свежим, как фиалка — чаще, наоборот, фиалки вяли в его присутствии. Просто если даже носки в этой комнате могут доставить несколько неприятных минут, то на что способны кальсоны? Где-то над головой прокуренными голосами щебетали птицы. Время здесь текло незаметно. Из-за облаков струился ровный свет, окон не было, и чем дальше Декс шел, тем жарче ему становилось. Пробравшись сквозь рощицу материалов для курсовой работы, написанной тридцать шесть лет назад, он наконец вышел на прогалину, в центре которой располагалась шестиспальная кровать с балдахином, баром и библиотекой похабных книжек. Ну, Декс предположил, что они были именно похабными — обычные книги у волшебников долго остаются совершенно новыми, и у постелей не живут. «…и теперь мочится ему на кровать» — прозвучал у него в голове далекий голос математики, и Декс насторожился, отыскивая взглядом окурочное дерево. Теперь он заметил густой запах звериной мочи и влажной земли с тонкими нотками дерьма. Кажется, последнее было вполне человечьим — сегодня ночью напившийся декан оставил кучу экскрементов, которые пахли точно так же. Учитывая общий для всех живущих при Университете рацион, можно было счесть этот запах следом антропологии, неприятно удивленной встречей с продольной кошкой. Декс глубоко вдохнул и расправил сеть. Да, он всего-навсего маленькая испуганная пташка и непутевый волшебник, получивший удовлетворительно по всем практическим дисциплинам. Но все же он волшебник, а это значит, что порой ему приходится иметь дело с такими вещами. С другой стороны, у него десять подопечных в Птичьем доме, и никто не осудит его, если он сбежит… — Кис-кис-кис-кис! — одурело заорал он, размахивая сетью на манер тореадора. — Иди ко мне, киса! У меня кое-что для тебя есть! — Заткнись! — зашипели на него сверху, и Декс безо всякого видимого усилия отпрыгнул на несколько метров в сторону. Его одежда покачнулась вокруг него и с глухим стуком ударилась о гардероб. Со шкафа свешивалась длинная желтоватая борода, оканчивающаяся пятнистым от волнения лицом. Декс не очень тесно общался с преподавателями с других кафедр, тем более с кафедры антропологии, которую на его этаже считали предательницей, но ему уже случалось видеть эту бороду и это лицо в куда лучшем состоянии. — Стой, где стоишь, — велели ему. Среди волшебников очень развиты традиции товарищества и братства. Каждый, кто входит в ворота Университета, может считать себя принадлежащим к большой и дружной семье — за исключением разве что скота, который так быстро уходит из жизни, что он не считается. Так писали в буклетах, которыми потом заманивали иностранных студентов. Иностранных, потому что уроженцы города обидно смеялись над этими плодами тяжкого труда всех преподавателей сразу, и вдобавок отпускали гнусные шуточки. Поэтому Декс сделал единственную вещь, которую разумно сделать в ситуации, когда волшебник очень серьезным тоном велит тебе стоять на месте. Он развернулся к выходу и приготовился бежать, как никогда раньше не бегал, и нос к носу столкнулся с кальсонами. Он попятился. Кальсоны индифферентно стояли на его пути, повиливая своим левым концом. Декс медленно выдохнул, решив, что они не собираются нападать, и тут они открыли ярко-зеленые кошачьи глаза.