Отчуждение

Новый год, пожалуй, мой единственный любимый праздник. Именно в конце декабря можно прочувствовать всю его магию. Правда, есть одно «но»: это ощущение быстро проходит; будто перегорает. Позже приходит осознание, что кроме собственных чувств и переживаний ничего особенного и не происходит. Однако, парадокс в том, что каждый Новый год всё равно ждёшь чего-то волшебного. Вот только в этот раз всё было не совсем так. Вернее, совсем не так. В школе полным ходом шла подготовка к новогоднему концерту. И поскольку мы были в 10 классе, нам постоянно напоминали, что именно мы старше всех и конечно же самые ответственные, так что практически всё возлагалось на нас. Я шёл по школьному коридору, думая о чем-то своём, и около кабинета, где должен был быть урок, столкнулся с Ириной Алексеевной, нашим классным руководителем. Она тогда сказала, что я как раз тот, кто ей нужен для новогоднего концерта. «У тебя брат талантливый, уверена, что и ты тоже. А теперь у тебя будет возможность проявить себя! Я слышала, что ты на гитаре играешь, тебе обязательно следует выступить на празднике!», — с милой улыбкой на лице сказала Ирина Алексеевна. Это были совершенно непробиваемые аргументы, так что выбора у меня, в общем-то, не было, поэтому пришлось согласиться. Она ещё пару минут спрашивала меня о чём-то, хотя я её уже не слушал и отвечал кое-как. Прозвенел звонок и я, слегка улыбнувшись, попрощался с Ириной Алексеевной и зашёл в класс. Следующие сорок пять минут прошли достаточно быстро. Может быть, из-за того, что я не особо обращал внимание на происходящее. Я записывал приходящие на ум строки стихов, придавая им некие очертания, делал рисунки в черновике и изредка слушал учительницу. Так можно было заставить время идти хоть сколько-нибудь быстрее. Хорошо, что это был последний урок. Не то что бы мне что-то помешало уйти домой, если бы был ещё один; просто так было спокойней. Я даже хвалил себя, мол, вот какой я молодец, отсидел все уроки. Да, это из разряда «хвалите себя за то, что встали с кровати», но отчего-то я чувствовал гордость за себя и лёгкую усмешку на своих губах. Выйдя из школы, я на ходу застёгивал зимнее пальто. Было холодно, но до дома идти недалеко, так что особо я не спешил. С другой стороны, нужно было найти укромное место, где можно покурить без лишних свидетелей. На примете было одно, куда я и направился неспешным шагом. По пути я думал о многом: о Вадике, который должен был скоро приехать на время каникул; о том, что я теперь должен что-то сыграть на празднике; невольно и о том, что будет, если мама узнает о моей вредной табачной привычке. Остановившись где-то за гаражами, я, наконец, закурил. Как только закончу — пойду домой. Хорошо, что дома никого нет. Мне это определённо нравилось хотя бы тем, что в одиночестве — или свободе? — есть доля романтизма. Можно делать всё, что угодно и думать о чем угодно, не отвлекаясь. Рядом с гаражами был двор. Навряд ли, конечно, меня бы кто-то взял за шкирку и сказал «ай, как нехорошо курить», но быть замеченным в принципе не хотелось, так что я решил зайти чуть глубже в гаражи и подальше от двора. Но вскоре пожалел об этом. Сначала я думал, что мне показалось. Глупо становиться свидетелем из-за того, что не хотел, чтобы у тебя самого были свидетели. — Тебе пиздец, Самойлов, — с дрожью в голосе сказал одноклассник Гущин, застегивая ширинку штанов. Мужчина, стоявший рядом с ним, нехотя убрал руки с тела парня и недовольно смотрел на меня. Я растерялся. Внутренний голос говорил, что нужно уходить как можно скорее, но я как будто оцепенел. Этим Гущин и воспользовался. Он повалил меня на землю и начал бить по лицу. — Тебе никто не поверит, урод, — говорил одноклассник, склонившись ближе. — Даже не пробуй рассказать кому-нибудь. Мне ничего не оставалось, кроме как закрывать лицо руками и морщиться от боли. Гущин был намного больше и сильнее меня. Не думаю, что был смысл хотя бы попытаться сопротивляться. Через пару минут он резко отстранился, встав на ноги, сплюнул на землю рядом со мной и быстро ушел. *** Хорошо, что дома никого нет. Можно делать всё, что угодно; например, придумать сколько раз я ударился о дверной косяк до таких отметин и откуда у меня взялись такие кошмарные синяки. М-да. Я набрал воды в ладони и, закрыв глаза, уже в который раз ополоснул лицо. Было не так больно, как обидно. И не так обидно, как противно. Можно подумать, я мечтал увидеть, как взрослый мужик на слюну изводится, когда лапает этого идиота. Опираясь руками на края раковины, я посмотрел в зеркало. Пару ссадин, разбитая губа, бровь, фонари под глазами — в общем, весь джентльменский набор. А жалко ли мне себя? Нихера подобного. Я быстро вытер руки полотенцем, однако лицо трогать все-таки не стал. После зашёл к себе в комнату и, закрыв дверь, лёг на пол. Иногда полезно просто ложиться и концентрироваться на дыхании. После этого спрашиваешь себя: «Волновало ли меня что-нибудь? А нужно ли мне что-то вообще?». Потом стремительно и в полной уверенности сам себе говоришь «нет». — Глеб, — послышался знакомый голос из коридора. — Ты дома? Как-то неожиданно рано он приехал. Через пару секунд дверь рядом со мной открылась. Первое, что я увидел — едва заметное волнение Вадика, который всё-таки пытался сохранять серьёзное лицо. Он сел рядом со мной и аккуратно, почти невесомо провел ладонью по щеке. И я не выдержал. Приблизившись, я позволил себе прижаться к нему. Вдохнуть родной запах. Сейчас я полностью прочувствовал все то одиночество, которое давило на меня и путало все мои мысли. Он обнял меня в ответ. Этого было более, чем достаточно. — Гущин, — тихо сказал я. — Глеб, я тебе подарок привез, — немного помедлив, ответил он. — Ты разве не слышал меня? Гущин. Это он побил меня. — Послушай, Глеб, — Вадим медленно выдохнул. — Я не всегда буду рядом, ты должен уметь сам за себя постоять. Тебе же уже не десять. Верно? Вас когда-нибудь били в солнечное сплетение, после чего ваше дыхание пропадало на несколько секунд? Если да, то вы примерно понимаете, как я себя почувствовал. — Послушай, Вадь, — прошептал я ему на ухо. — Я надеялся, что ты больше никогда не вернёшься. Похороны брата — это удивительный опыт. Усмехнувшись, я оттолкнул его, после чего спокойно вышел в коридор. Его присутствие душило меня не меньше, чем его взгляд. Теперь моя очередь уйти. Мне ведь уже не десять. Верно?