Псих.

I’d like to be with you, but you’re too good for such a devil as I…

Тьма открывает для нас двери, которые мы не сможем увидеть, если пойдем по доброму пути. Чонгук едет на своей машине по шоссе примерно в семь утра. Через два часа ему нужно быть в офисе, поэтому пришлось встать пораньше. В голове пустота, нарушаемая лишь легкими отголосками подсознания. на улице еще темно, но машин уже достаточно для такого крупного города, как Сеул. По его мысленному расписанию ему уже надо бы подъехать к кладбищу. В машине оглушающая тишина, которая изредка прерывается гудением автомобиля. Чонгук уже привык к одиночеству, поэтому лишь сильно зарывается во все это, даже не собираясь думать о спасении. дело даже не в комплексах. которые уже стали настолько привычными, что и невозможно их не заметить, а больше в его внутреннем состоянии. После его перехода в другую школу, он понял что совершенно не достоин находиться на планете Земля. Его профессия позволяет различить все симптомы расстройства в нем, но он просто не может применить все методы на себе. Это легкое детское расстройство переросло в серьезную проблему. Это уже почти невозможно вылечить. Это уже въелось в кожу, органы и сознание, что и выявить невозможно. — Закомплексованный псих! — кричали друзья и одноклассники, когда Чонгук доверял им свой секретик. — Это просто маленькая проблема, ты чего? — изумлялись психологи, пока двенадцатилетний мальчуган прижимал к себе колени, и боялся того. что ему там не нравится его прическа или фигура. Он пытался избавиться от этого всего, проводя больше времени за учебой, тренировками, и другими вещами, которые бы помогли стать ему лучше. К девятому классу он уже был самым завидным учеником и парнем школы, потому что умный и накаченный. Но Чонгук все еще ощущал себя грязным во всех планах, он хотел смыть это все, стать снова самим собой, полюбить себя, но продолжал ненавидеть себя, когда смотрелся в зеркало, когда получал пятерки, когда выпустился с красным дипломом, когда поступил без лишних проблем, когда выпустился с отличием, когда устроился на работу мечты, но он все равно продолжал ощущать себя грязным и испорченным. Чонгук сворачивает в какой-то двор. Осталось совсем немного, а там уже он выйдет из машины и спокойно дойдет двадцать метров. Ноги уже не подкашиваются, как пять или семь лет назад, но все равно с каждым днем все сложнее и сложнее выносить это. Когда уже ногами ощущает он землю не такую, по которой можно спокойно идти, а такую, которая пропитана болью, смертью, и слезами людей, которые потеряли своих близких. Кладбище заставляет молчать, пока глазами ищешь уже такие привычные и любимые глаза, но встречаешь лишь холодный рисунок на камне темного цвета. Ты идешь сюда, ища надежду снова почувствовать то тепло, которое было, которое было, когда ты слышал и чувствовал этого человека… Но находишь лишь пустой камень, не пропитанный какими-то эмоциями. И плачешь! Долго, и мучительно, потому что всегда одно и то же, потому что никогда больше не вернешь, никогда не почувствуешь тепла тела, легких покалываний пальцев, когда просто касаешься. Эта боль заполняет все пробелы, где должно быть место тому теплу, которое забрал с собой этот человек. Боль хочет, чтобы ее чувствовали. Калитка скрепит по-прежнему, а венки уже не имеют того презентабельного вида, как раньше. Мать приезжает сюда редко, брат был слишком мал, чтобы чувствовать всю ту боль, которую пришлось испытать старшему сыну. Маме до сих пор больно, ведь они любили друг друга, имели двоих красивых сыновей, жили в достатке, а потом все так резко оборвалось каким-то пьяным мужиком, который угнал машину, и выехал на трассу, где была очень много машин. В этой аварии умерли около десяти таких же водителей, которые спешили домой, к семье… Однажды мама предложила привести на могиле порядок, ведь венки уже завяли, а цветы изжили себя, но Чон хотел оставить всю ту печаль, которую сюда принесли люди с похорон. Венки пропитаны горечью, а цветы невидимой кровью наших глаз. Чонгук никогда не плакал. Слезы-Вода. Ее и так достаточно на Земле. Когда отец отказывал в какой-то ненужной вещичке, то Чонгук просто сжимал губы, дулся, но никогда не плакал, нет!.. Он был сильным, пока отца не стало. Это как клеймо, которое ты уже не сотрешь. Мысли прилетают одна за другой, пока на улице уже светает. Осень дает о себе знать своим легким холодком. Ветер хлестает по щекам, приводя немного в чувство, но лишь сильнее давит на Чонгука. Время близиться уже к половине седьмого, и если парень хочет успеть на работу, то ему стоит поторопиться. Машина вновь встречает своим теплом, но это лишь чтобы согреться снаружи, но не внутри. В душе Чонгука давно огромная корка льда, которую раздолбить не в силах никто. Чонгук не хочет видеть это кладбище снова, чувствовать этот запах сырой земли, искать глазами пустую картинку на твердом камне, но он снова приедет сюда, когда мысли не дадут покоя спать. Он никогда не перестанет ездить сюда, потому что душа рвется, а сердце не может терпеть эти муки. Дома ближе к центру все растут и улучшаются. До работы минут десять в такое время, так что беспокоиться о опоздании почти нереально. Чонгук никогда не опаздывает, он слишком пунктуален для этого. У него есть все, кроме счастья и любви к самому себе. Иногда парню кажется, что если бы его кто-то полюбил, то было бы проще, но никогда легче не было, лишь лишний груз давил на плечи. Знакомое здание со знакомым офисом уже настолько до тошноты достали, что и возвращаться туда не хочется. Жизнь всегда одного цвета-серого, и менять ничего уже не хочется, ибо сил на это никаких не осталось. Чонгук лишь существует, он как массовка в театре, как второстепенный персонаж типичного кино. Он никогда не станет главным героем своего фильма жизни, потому что просто не хочет. Он лишь хочет быть, чтобы совсем не свихнуться. На массовку всем всегда все равно, но массовка тоже хочет иметь свое место в этом театре.

***

Дверь тихо открывается, являя Чонгуку место его секретаря, и дверь в его личный кабинет. Чимин тихо сидит за своим столом, щелкая ручкой и что-то печатая на клавиатуре. Его настроение невозможно понять, лишь слишком сосредоточен на работе, что в общем-то ничего не дает. — Доброе утро, — сухо говорит Чон, отвлекая Чимина от экрана его компьютера. Парень улыбается ярко боссу, но в ответ лишь безразличие и отвращение. Чонгук ненавидит счастливых людей. То чего нет в нас самих, нас волнует сильнее обычного. Чонгук, не дожидаясь ответа от помощника, идет в свой кабинет, ощущая на себе изучающий взгляд сотрудника. Чимин смотрит внимательно, но не забирается в душу, забираясь как-то совсем с другой стороны. — Ты был на кладбище? — Чонгук не видит лица Пака, но все равно в изумлении останавливается в проходе. Лишь легкое непонимание, но все нутро говорит двигаться дальше, чтобы не вызывать лишних подозрений. Чимин идет следом, и он даже не хочет идти тихо. Наоборот он нагоняет Чонгука, чтобы встать перед ним. — Вы же психолог, почему же вы не можете справиться с собственными проблемами? — Чимин загораживает своим телом проход, из-за чего Чонгук уже начинает закипать внутри себя, а снаружи лишь плотнее сжимает губы. — А ты у нас, смотрю, прям великий психолог, раз так с ходу заметил мои проблемы?! — Чонгук язвит на деле, а на лице ноль эмоций. Чимин даже сначала думает, что ему послышалось, так как он даже не заметил каких-то изменений в лице младшего. — Я не психолог, но и не слеп, и не глуп. Я знаю этот запах лучше, чем что-либо другое, — Чимин опускает взгляд в пол, ставя Чонгука в недоумение. Младший хоть и закрылся в себе, но все еще человек, и состояние его сотрудников все же важно. — Что-то случилось? — на лице Чона появляется какая-то эмоция, но Чимин не может уловить настоящее ее предназначение: жалость? Сострадание? Удивление? Просто интерес? — Что же ты такое, Чон Чонгук? — Пак изучающе смотрит, заглядывая в душу, глубоко, туда, где лишь лед и пустота, туда, где место должно быть занято, но его медленно исследуют своими маленькими глазками. Чимин подходит ближе, обнимает слишком трепетно и осторожно, боясь получить много негатива со стороны. Пак ниже по росту и комплекции, поэтому выглядит довольно эпично со стороны, но Чонгук лишь задыхается воздухом, так и стоя неподвижно, пока язык наконец не отмирает, и решает вновь заработать. — Что… Что ты делаешь? — Чонгук начинает шевелить кончиками пальцев, но все тело замерло, прислушиваясь к чужому сердцебиению. Пак отстраняется также быстро, как и обнял. Лицо его озаряет лучезарная улыбка, от которой даже глаза слепит. — Ты нуждался в этом уже долгое время. — Чимин лишь пожимает плечами, и удаляется из кабинета, но не может уйти так быстро, потому что воспитание берет вверх, а замерший Чонгук приводит в восторг маленького психа внутри него. — И да, доброе утро, Чон Чонгук. На этом их короткий разговор заканчивается, завершаясь тихим хлопком двери. Чимин возвращается в типичный поток жизни, пока Чонгук дрожащими руками пытается вернуть свою лодку, когда она уже перевернута с ног до головы. Неожиданное тепло таких легких объятий выбило весь дух из тела, оставив лишь чувака, который пожимает плечами и приговаривает: «Живи с этим, чувак. Я ничего не знаю, у меня барабан!». Этот парень берет барабан и уходит, оставляя Чонгука одного среди льда. И Чон видит, как первый удар по его душе сделан. Лед содрогнулся, но даже трещины не появилось. Парню страшно, потому что он каждый день видит отчаянных, ненормальных людей, которые чувствую все то, что и ощущает в себе психолог. Если ты имеешь дело с психами, то сам невольно им являешься. Чонгук уже давно понял, что он псих от мозга до пят, но это лишь внутри, а снаружи он лишь пустая оболочка маленького парня, который хорошо играет на барабанах, и имеет неплохие навыки в рисовании. Все мы лишь оболочка тех детей, которые не хотели расти. Мы потеряем этих детей, если не будем их защищать. Мы потеряем себя, если позволим нашим страхам забрать этого ребенка.