Таблетка от Звёздной болезни

Когда Хенрик проснулся, ещё только-только светало. Он сладко потянулся и подумал, что уже давненько не просыпался в такую рань. Как ни странно, он отлично выспался. Хотя, чего же странного? Они вчера уснули, когда солнце едва зашло за горизонт, а значит, не было даже и восьми вечера. Он повернул голову вправо и умилённо улыбнулся. Тарьяй спал на спине, раскинув ноги и руки по всей кровати, оставляя Хенрику жалкий клочок пространства, но Хенке был не против. Он с нежностью смотрел на своего мальчика. Тот выглядел сейчас совершенно по-детски: кудри разметались по подушке, губы приоткрыты (кто сказал, что это пошло?) дыхание ровное и спокойное. Тарьяй спал безмятежным сном младенца. Хенрик подумал, что он сам давно уже так не спит. Он где-то читал, что для того, чтобы понять внутреннюю сущность человека, нужно посмотреть, как этот человек спит. Судя по картине перед его глазами, Ти был ангелом. Ага.! ангел.! С амбициями Наполеона! Взгляд Холма спустился ниже, и все мысли о невинном ребёнке выветрились у него из головы. В районе паха Тарьяй одеяло торчало под напором внушительного стояка. Хенрик усмехнулся и решил вставать. Спать больше не хотелось, а если он и дальше будет вертеться с боку на бок, то разбудит Тарьяй. Пока можно было сварить кофе и придумать что-нибудь на завтрак. Хенрик осторожно выполз из-под одеяла, спустил ноги с кровати и начал оглядываться в поисках своей футболки. Вчера они уснули одетыми, и раздевался Хенрик ночью в полусне, когда стало неудобно спать в одежде. Кстати… Он оглянулся на Тарьяй — тот тоже был раздет, причём… (Хенрик приподнял одеяло) полностью. Ух ты… Ладно, об этом Холм подумает позже, а то вот сейчас это было совсем не кстати. Он и так ни на секунду не мог перестать думать о своем Тарьяй без проскакивания пошлых мыслей, а уж после прошлой ночи… Его Тарьяй… Как же умопомрачительно это звучит! Так, нужно срочно уходить из спальни, а то Хенрик за себя не ручается. Но только он собирался встать с кровати, как был пойман за резинку боксеров цепким пальцами. — Ты опять от меня сбегаешь? — сонным голосом промычал Тарьяй. Хенрик повернулся. Сандвик лежал в прежней позе, не открывая глаз, но его рука крепко держала резинку трусов Хенрика. — Я вовсе не сбегаю. Ты же спал, и я не хотел тебя будить, — Хенке наклонился и поцеловал его в щёку, — я собирался сварить нам кофе. Хочешь кофе? — Я похож на того, кто хочет кофе? — Тарьяй открыл глаза, внимательно посмотрел на Хенрика, и тот забыл как дышать. Глаза у Тарьяй потемнели, губы, минуту назад казавшиеся такими невинными, сейчас наводили на мысль о совсем не детских забавах. Сейчас он был похож не на ангела, а на змея-искусителя,  — Ты не видишь ЧЕГО я хочу? — с этими словами Тарьяй скинул с себя одеяло и предстал перед Хенриком во всей красе. — Я по твоей вине и так вчера остался без секса. — капризно заявил он. — Будешь и сегодня отлынивать? — Ты шутишь? — вскинул брови Холм, — По-моему, вчерашней ночью у тебя было достаточно секса, или я ошибаюсь? — спросил он, улыбаясь и проводя пальцем по ключице Тарьяй. — Ты не ошибаешься! — упрямо ответил тот, — Но это, как ты справедливо заметил, было вчерашней ночью, а сегодняшней мне вообще ничего не перепало, — он очаровательно надул губы и отвёл взгляд. Хенрик тихо рассмеялся и поцеловал эти надутые губы. Вначале легко, невесомо, но постепепенно увеличивая напор, проникая языком внутрь горячего жадного рта. Сандвик только этого и ждал, он обхватил этот язык своими губами, посасывая, переплетая со своим. И вот уже снова комната плывёт перед глазами, и ничего вокруг не остаётся, кроме губ Хенке, его рук, шарящих по телу, ласк, сводящих с ума. Тарьяй плотнее притиснулся к Хенрику, касаясь членом его бедра. Но Холм вдруг отстранился, тяжело дыша, с твёрдым намерением не продолжать. Тарьяй непонимающе уставился на него. Он уже минут пять находился где-то не здесь, поэтому сейчас пытался сфокусировать взгляд и сообразить, что происходит. — Слушай, Ти, нам лучше остановиться, — хрипло сказал Хенрик. Если бы взглядом можно было убивать, Холм бы сейчас был уже мёртв, никаких сомнений. Желание, плескавшееся в глазах Сандвика секунду назад, превратилось чуть ли не в ярость. — Что?! — Ты не понял… — Ну ещё бы! — Послушай, я забочусь о тебе, и если мы попытаемся заняться сексом сейчас, тебе наверняка будет больно, — Хенке говорил осторожно, подбирая слова — знал с кем имеет дело. — Поверь мне, я знаю, и просто не хочу причинять тебе боль. Тарьяй предсказуемо закатил глаза. — О боже, ты опять за своё? — Да, потому, что в прошлый раз мы переборщили. Сейчас в тебе говорит возбуждение, но… — Блядь, Хенке, ну мне же виднее — больно или нет! — Сандвик уже откровенно психовал. Забавно, но его члену, было плевать на все эти разговоры, он стоял вертикально и без посторонней помощи падать не собирался. Хенрик лукаво прищурился, перемещаясь по постели и устраиваясь между ног Ти, и продолжил: — Но я же не сказал, что мы должны дать монашеский обет. Он притянул Тарьяй к себе и глубоко поцеловал, заставляя тихонько застонать. Потом каскадом поцелуев прошёлся по шее, ключицам подобрался к соскам. Он изучал любимое тело постепенно. Сейчас он уже знал, что когда его мальчик возбуждён, у него абсолютно всё превращается в эрогенную зону. Но даже в этом состоянии есть особые места, прикосновения к которым сводят Тарьяй с ума. Соски относились к числу этих мест, поэтому Хенрик уделил им особое внимание. Он целовал, сосал, покусывал их, пока Сандвик не заметался со стонами по постели. «Ну вот, так-то лучше, а то распсиховался…» — подумал Холм. Что в характере Тарьяй было замечательно, так это то, что он впадал в псих так же быстро, как и успокаивался, стоило ему получить свое. Вот и сейчас, стоило Хенрику вернуться к прерванному занятию, он закрыл глаза, отдаваясь во власть наслаждению, сопровождая каждое действие тихим стоном. А Хенрик не спешил, выцеловывая грудь, живот, не оставляя без ласки ни сантиметра кожи, затем проник языком во впадинку пупка, прошёлся вдоль дорожки волос к паху. Учащённое дыхание Тарьяй говорило о том, что он весь в предвкушении продолжения. Хенрик щекой потёрся о торчащий член и, посмотрев снизу вверх, столкнулся взглядом с зелёными глазами, помутневшими от желания. Как только их взгляды встретились, Сандвик повёл бёдрами и простонал: — Хенке… Продолжай, прошу… И Холм наконец прикоснулся губами к члену, всосал головку, частыми движениями языка лаская уздечку. Тарьяй чуть не захлебнулся собственным стоном и со вскриком выдохнул. Хенрик начал нечастыми, но уверенными движениями насаживаться ртом на член, твердеющий с каждой секундой, с каждым разом вбирая глубже, пока не позволил тому проникнуть в горло до самого основания. Он продолжал, втягивая щёки и поворачивая голову, чтобы губы двигались по стволу спиралью, раз за разом вбирая полностью. — Боже.! Хенке.! — выкрикивал Тарьяй, — Что… ты со мной… делаешь?! Только не… останавливайся. Умоляю.! Хенрик и так был возбуждён до предела, а от этих слов его совсем повело, он освободил из боксеров свой член и сжал в кулаке, пытаясь справиться с возбуждением. Дрочить себе сейчас он не смог бы ни при каких обстоятельствах — настолько он весь был сосредоточен на ощущениях Ти. Сандвик, заметив его действия, протянул руку и, поманив, прошептал: — Иди сюда… я помогу… Хенрик, не прекращая отсасывать, передвинулся на кровати так, чтобы Тарьяй мог дотянуться до его члена. Так было значительно удобнее. Своей рукой Сандвик подсказывал нужный темп, то ускоряясь, то замедляя движения, несколько раз доводя их обоих почти до края и резко останавливаясь. В какой-то момент Хенрик почувствовал, что не в силах больше терпеть эту сладкую пытку. К тому же, он почти не чувствовал шею, ведь ему ещё не приходилось заниматься минетом в течении такого долгого времени. Он приостановился, мельком взглянул на Тарьяй: тот уже практически ничего не соображал, он только протестующе застонал и заёрзал, требуя вернуть его член на место, то есть в рот Хенрика. Ну Хенрик и вернул. Он задвигался, всасывая уже каменный член, с такой скорость, на которую только был способен. Сандвик бессознательно поймал этот ритм, и вскоре они оба застонали, содрогаясь в одновременном оргазме. Хенрик, облизывая губы и тяжело дыша, упал на подушку рядом с Тарьяй. Тот лежал с закрытыми глазами, запрокинув голову, с лёгкой улыбкой на полуоткрытых губах, пытаясь восстановить дыхание. Когда оно наконец немного выровнялось, не открывая глаз и не поворачивая головы, парень произнёс: — Если ты думаешь, что отделался от меня минетом, то ты ошибаешься. Холм сгрёб его в охапку, целуя в висок и сказал, смеясь: — Ты просто невыносим. На что Ти резонно ответил: — Ну все же как-то выносят. Холм дёрнул бровями. — Вот именно, как-то… С возмущённым «что-о?!» Тарьяй тут же приготовился к новой схватке. Нет, ну нельзя же быть таким! Нужно хоть немного терпимее относиться к критике. Но над этим Хенрик еще будет работать, а пока… Он поцеловал своего капризного мальчишку и перевёл всё в шутку. — Кстати, — сказал он, — Обо всех, кто тебя терпит, что там Румен? — А я почём знаю? Эта сволочь мне даже не позвонила! — снова возмутился Тарьяй. — Ну, вообще-то, мне казалось, это ты должен ему позвонить, — Холм понимал, что, скорее всего, ничего не добьётся, но всё же решил попытаться. — Я?! Да это он меня оскорбил! Он предатель! Он всё подстроил! Это из-за него… — …Сейчас ты находишься здесь и вторые сутки кряду занимаешься лучшим сексом в своей жизни! — закончил за него Хенрик. — Ой, не льсти себе, — Сандвик закатил глаза, но сам украдкой посматривал на Хенке (не переборщил-ли?). Потому что секс действительно был лучшим и если допиздеться, можно остаться без этого самого секса. Хенрик нахмурился. — Я что-то не понял, тебе не нравится результат усилий Румена? — Ну… Результат мне, допустим нравится, — нехотя согласился Тарьяй, — Но вот усилия, приложенные для его достижения, я считаю предательством. Раз он мой друг, он не должен действовать у меня за спиной. — Ты не прав, — очень спокойно сказал Холм. Он уже заметил, что с Ти нужно разговаривать самым спокойным голосом, как с маленьким ребёнком, ну или с сумасшедшим (он сам предпочитал всё-таки считать Тарьяй ребёнком). — То есть, ты прав, конечно, но не совсем. Румен настолько хорошо относится к тебе, что поставил твои интересы превыше вашей дружбы. — Вот-вот, — тут же отозвался Сандвик, — А я о чём? ПРЕВЫШЕ ДРУЖБЫ! — Нет, — мягко улыбнулся Холм. — Тут ключевое слово — ТВОИ интересы. Впрочем, ладно, дело твоё, а сейчас давай всё-таки встанем, примем душ, и наконец попьём кофе. Позже, сидя за завтраком, Тарьяй всё же взял телефон, бурча себе под нос: — Что ж, окей, напишем Румену. — И что ты хочешь ему написать? — Как что? Спрошу, не хочет ли он извиниться! — Боже, — усмехнулся Хенрик, — Ты неисправим! — Ха! Он ответил «нет», но готов дать мне ремня, если я сегодня зайду к нему. Ну вот, теперь придётся тащиться. А всё ты, Хенке! Как чудесно можно было провести сегодняшний день, не выходя из дома. Хенрик только диву давался, ну как у Румена получается приструнивать Ти? — Ну, «не выходя» у тебя всё равно не вышло бы, ты же собираешься завтра в школу? А значит, тебе нужно зайти домой, взять всё необходимое, переодеться и вернуться ко мне. — Прям вот непременно вернуться? — с сарказмом спросил Тарьяй. Хенрик подумал, что совершенно не умеет разговаривать с этим мальчишкой. У Румена что ли пару уроков взять? — Я придумал план получше. Давай вместе пойдём к Румену, потом к тебе домой, и вместе вернёмся? — Нет, к Румену мы вместе не пойдём, но ты можешь встретить меня потом, и мы осуществим вторую часть твоего плана, — сказал Тарьяй с улыбкой, которая погасла, как только он взглянул на Хенрика. Блин, он ведь и не подумал, что Холм может обидеться. — Эй, ну ты чего? Хочешь посмотреть, что имел в виду Румен, обещая «дать мне ремня»? — попытался отшутиться он. Но Хенрик на шутку не отреагировал, а вполне серьёзно сказал: — Да, ты, наверное, прав, и вам следует поговорить наедине. — С Руменом «поговорить», я мог бы и при тебе, просто я не хочу, чтобы Давид заработал разрыв сердца на радостях. А он стопудово у Румена, — со вздохом сказал Тарьяй. Хенрик наконец улыбнулся: — Почему Давид постоянно у Румена? Как будто живёт там. Сандвик закатил глаза и начал объяснять: — Ну, официально Давид живёт у себя, но у него дома, водятся родители. Это такие специальные люди, созданные мстительным богом, чтобы портить нам, подросткам, жизнь, поэтому всё своё свободное время Давид «живёт» у меня или у Румена. Сегодня выходной, я нахожусь здесь, поэтому он точно там, без вариантов. Когда он закончил, Хенрик рассмеялся и, кажется, забыл про свою обиду. Ну вот и славно. На самом деле, всё было гораздо сложнее. Тарьяй и сам бы не смог объяснить в чём основная сложность, но он не был пока готов разгуливать кругом вместе с Хенке, как со своим бойфрендом. Да! Вот так! Трахаться — пожалуйста, а быть в отношениях — это что-то слишком серьёзное, что-то слишком ему незнакомое. Друзья — это, конечно, друзья, но даже перед ними он не хотел определять какой-то свой новый статус. Да он перед самим собой ещё не определился, что означают их с Хенриком отношения. Обо всём этом нужно было серьёзно подумать. Он снова чётко осознавал, что стоило ему один раз «послушать сердце, отдаться чувствам» — и пожалуйста, у него скоро от этих дум голова треснет! Ладно. Тарьяй решил, что будет разбирать проблемы по мере их поступления, а первая из них — помириться с друзьями.