Таблетка от Звёздной болезни

POV Тарьяй. Я слонялся по квартире уже целый час. Если в школе я ещё хоть как-то отвлекался, то дома неизвестность превратилась в паранойю. Не знаю, что со мной происходило, но я явно двинулся рассудком. Я не помню ни слова из того, что говорили мне сегодня друзья, не говоря уже об учителях. Я даже не очень уверен, какие были сегодня уроки, хотя ни одного не прогулял. С самого утра мой мозг разъедала одна мысль, и я ни на минуту не мог выкинуть её из головы. Что если они помирятся? Что если Хенрик, поговорив с ней, решит, что всё было ошибкой? Вначале успокаивать себя худо-бедно получалось, но с каждым часом, а потом и с каждой минутой собственные аргументы типа «он же обещал» и «нам было так хорошо вместе», казались мне притянутыми за уши. Зато побеждали контраргументы. Они давно вместе. Она найдёт нужные слова — она ведь его девушка. И последний — самый главный: Она — девушка! Утром Хенрик увёл её в гостиную и около получаса что-то ей там объяснял. Потом он вернулся ко мне, мы выпили кофе, и он уверял меня, что всё будет хорошо, но толком ничего не сказал. А когда он провожал меня у двери, Леа вышла в коридор, и он меня даже не поцеловал. Вот вроде бы ерунда — ну, допустим, он просто не хотел её злить. С другой стороны, если ты с ней расстаёшься, если ты любишь меня, пусть себе злится — тебе не похуй? В общем, я ушёл, а он остался с ней. И это пиздец как действовало мне на нервы. К трём часам дня я так накрутил себя, что проходя мимо зеркала и увидев своё отражение, я внутренне содрогнулся. Взъерошенные волосы, лихорадочный румянец и совершенно безумные глаза, обведённые чёрными кругами. Ну, что сказать? Красавчик! Но я ничего не мог с собой поделать. Перед глазами мелькали фото, которые час назад появились в инсте Леа. Я знал, что это старые снимки — по одежде и волосам Хенрика это было хорошо заметно — но для чего она решила их обнародовать? По идее она сейчас должна быть расстроена, и ей должно быть не до обновлений в соцсетях. А Хенрик всё не звонил. Мог бы хоть написать пару слов. Телефон разрывался новыми сообщениями, и я каждый раз бросался к нему, но все они были от друзей. Давид усердствовал больше всех: его сегодня не было в школе, и он, видимо, активно интересовался произошедшим в его отсутствие. Но я даже не читал. Я был не в состоянии думать ни о чём, пока всё не прояснится. Но ничего не прояснялось, а я продолжал изводить себя. Ну вот почему он не звонит? Занят чем-то? Да, я знаю, он сейчас должен быть на работе, но я ни за что не поверю, что за всё это время он не нашёл свободной минутки, чтобы набрать номер и сказать несколько слов. Наконец я всё-таки решился позвонить ему сам, но абоннент оказался «вне зоны». Так чем же таким он занят? Примирительным сексом, не иначе! Когда я представил, как обнажённый Хенке склоняется и целует Леа, меня затрясло крупной дрожью. Мозг, конечно, заботливо подсунул вчерашний образ: белая рубашка, стройное тело… Блядь!!! Вот знал же, что нельзя было позволять всей этой поеботине случиться! Лучше бы всё оставалось как есть! Эти четыре месяца были очень тяжёлым испытанием, но они не встанут ни в какое сравнение с тем, что будет со мной теперь, если Хенке… Формулировать эту мысль не хотелось даже у себя в голове. Я вспомнил вчерашний вечер и ночь, каким бесконечно счастливым я себя чувствовал, и сердце словно сдавили стальные тиски. Всё правильно, так и бывает — человек не должен быть таким счастливым, поэтому после счастья наступает полный пиздец. Я обречённо подумал, что, возможно, эта ночь потому и была особенной, что она была последней? Неожиданно раздался звонок в дверь. «Наверное, Давид», — думал я, плетясь по коридору. Он так всегда делает, если долго игнорировать его звонки и сообщения. Но за дверью стоял Хенрик. А я уже даже не мог ни обрадоваться, ни разозлиться. Просто смотрел на него и ждал каких-то его слов, как приговора. — Хей, малыш, как ты тут? Потом он, видимо, заметил, какая похоронная у меня рожа, взял за руку и протащил в комнату, к свету, чтобы получше рассмотреть. Я видел, как он моментально изменился в лице. — Ти, что случилось? — спросил Хенке дрогнувшим голосом. — Ты с ней помирился, да? — еле слышно произнёс я. Слова вырвались против воли, но я не мог ничего с собой поделать, я должен был точно знать. — Что?! — до Хенрика, похоже, не сразу дошёл смысл сказанного мной, а когда он понял, то посмотрел на меня так, будто я его ударил. — Ти, родной, ты что?.. Я думал… мы всё решили… Я же сказал, что расстанусь с Леа, как только она приедет, — он обхватил моё лицо ладонями и говорил, глядя мне прямо в глаза, — Так ты всё это время… Боже… До чего ты себя довёл? — он прижал меня к себе и нежно поглаживал по спине, — Почему ты мне не позвонил? — Я звонил, — я говорил, уткнувшись ему в плечо, стараясь не разреветься от облегчения. — Чёрт, я же выключил его! — хлопнул себя по лбу Хенрик. — Зачем? — я снова напрягся, потому что ну зачем выключать телефон, если ты ничем «таким» заниматься не собираешься? — Чтобы спокойно поговорить с Леа. Я должен был всё ей объяснить, к тому же, ты ведь не хочешь неприятностей? А обиженная женщина способна на многое. — И что бы она могла сделать? — фыркнул я. — Н-ну, например, опубликовать фотографию, где мы с тобой… м-м......которую она сделала сегодня утром, пока мы ещё спали. — Она сфотографировала нас? — я отстранился и в шоке уставился на него. Хенрик молча кивнул. — И что же теперь… — начал было я, но он прервал меня. — Ничего — я убедил её удалить фото, и проверил — она его стёрла. На самом деле, — продолжил он, — Нам хватило часа, чтобы поговорить, я просто забыл потом включить телефон. — Хватило часа… — задумчиво повторил я, — А где же ты тогда шлялся столько времени? — Мне всё ещё не давала покоя, мысль о том, что у них мог быть секс. Не примирительный, так прощальный, мне от этого не легче. — Ты снова меня ревнуешь? — он улыбнулся, вскинув брови. — Вот ещё! Больно ты нужен… — я отстранил его руки, отошёл к окну и уставился на улицу, как будто там было что-то интересное. Хенрик мягко рассмеялся и подошёл сзади. Медленно провёл по спине ладонями, от плеч к ягодицам, одновременно целуя в шею, (вот подлец, знает ведь, как я таю от его прикосновений) и притянул к себе, сцепив руки у меня на талии. Я сделал вид, что пытаюсь высвободится, но на деле только сильнее прижался к нему. — Никогда бы не подумал, что ты такой ревнивец — промурлыкал он, целуя чувствительное местечко за ухом, — Тем более, я не давал повода. — Ах, ты не давал повода?! — возмутился я разворачиваясь в кольце его рук, — Ты остался со своей бывшей, которая, между прочим, до сегодняшнего утра понятия не имела, что она — бывшая, и пропал практически на целый день, при этом ещё и отключив телефон. И если это не повод для ревности, то я не знаю, что тогда для тебя повод! — Но ты же сказал, что не ревнуешь? — говоря это, он прижал меня к подоконнику и протиснул своё бедро между моих ног. — А я и не ревную, — совершенно нелогично, но убеждённо заявил я, стараясь выровнять дыхание, сбившееся от его действий, — Я просто хочу, чтобы ты признал, что дал повод для ревности, и ещё какой. — Хорошо, я это признаю, — кивнул Хенрик, пробираясь нахальными пальцами под футболку, — Но я гораздо меньше виноват, чем ты думаешь. Я всё тебе объясню, но попозже, — его руки скользнули ниже, без труда проникли под свободную резинку домашних спортивок и сжали мои ягодицы. Я уже не мог даже делать вид, что сопротивляюсь, и просто плавился от его прикосновений. — А сейчас, — добавил он, — я постараюсь доказать тебе, что ты самый желанный на свете, и что я не могу даже думать ни о ком другом. После этих слов Хенке поцеловал меня, так, как умел только он — властно, даже немного грубо, но вместе с тем нежно и трепетно. Лаская языком каждый миллиметр у меня во рту, он и там находил какие-то эрогенные зоны, о существовании которых я не подозревал. Его руки шарили у меня под футболкой, оглаживая спину, живот, грудь. Я потянул за молнию на его куртке, призывая снять её. До меня только дошло, что Хенке так и не разделся. Он снял куртку, за ней стянул толстовку, оставшись в чёрной футболке. Я тут же просунул под неё руки, провел по животу, поднялся к груди, зажал между пальцами затвердевшие соски. Хенрик шумно втянул воздух, закрыв глаза и наслаждаясь моими прикосновениями. Но его руки словно жили своей жизнью: одной он стянул с меня домашние брюки, и они упали вниз к щиколоткам, вторая хозяйничала в боксерах, обхватывая стоявший член, сгребая в кулак мошонку. Его действия были немного грубоватыми, но это было именно то, что нужно. Я дышал всё чаще, начиная уже постанывать, прислоняясь затылком к холодному стеклу окна. Мне не хватало соприкосновения тела с телом, и я скинул свою футболку. Хенрик хотел сделать то же самое, но я его остановил, как и вчера. Я просто перекинул край его футболки ему через голову, оставляя рукава на плечах. Меня безумно возбуждала обнажённая грудь Хенке в обрамлении одежды. — Ах ты, маленький фетишист… — ласково прошептал он, тесно прижимаясь ко мне и обхватывая руками мою задницу. Мои боксеры уже болтались внизу вместе со штанами, но когда он провёл пальцем между ягодиц, я зашипел и слегка вскрикнул (наконец-то усвоил, что после бурного секса может быть больно). — Малыш, тебе больно? — испугался Хенрик. — Да нет, совсем чуть-чуть, — я лукавил, ведь боль была вполне ощутимой, но Холм такой паникёр, что признайся я ему сейчас — он потом месяц на голодном пайке держаться будет. — Я вчера сделал тебе больно… Почему ты не сказал? — Ты не сделал мне больно, — убеждал я его, — просто неприятные ощущения, вчера всё было охуенно! — и игриво добавил, — А вот сейчас мне уже становится больно, — и потёрся торчащим членом о его живот. — Ну, это мы сейчас исправим, — он пошло облизнулся, опустился на колени, избавляя меня от штанов и белья, и раздвинув мои ноги пошире, устроился между ними. Я смотрел, не в силах оторваться, на то, как он обвёл языком головку, задержался на уздечке, придерживая ствол одной рукой, другой поигрывая яичками, и наконец вобрал сразу наполовину. Я застонал в голос, теперь не пытаясь сдерживаться — только не с Хенке. Он вытворял своим ртом такое, что я просто растворялся в удовольствии, а он откровенно кайфовал, слыша мои стоны. Это было видно по его взгляду, который он не отрывал от моих глаз. Хенрик сосал божественно, втягивая щёки, наклоняя голову, с каждым движением всё глубже погружая меня в горячую влажность своего рта. Чувствуя приближение оргазма, я непроизвольно толкнулся навстречу, отчего он вскинул брови, улыбаясь одними глазами, и легонько шлёпнул по заднице — дал понять, что я могу продолжить. Я несмело сделал толчок, потом ещё. Холм развернул голову, чтобы было удобнее, и с очередным толчком я почувствовал, как головка моего члена прошла прямо в горло. О, боже… И у меня снесло крышу. Я трахал этот податливый рот, обхватив руками его голову, вцепившись в волосы на затылке, каждым движением насаживая его на свой член, всё увеличивая темп. И он мне всё это позволял.! Охуеть можно! Я уже почти ничего не осознавал. Не осталось ничего, кроме горячего влажного рта Хенке, в который я вбивался с бешеной скоростью, с каждым толчком выкрикивая его имя. Краем глаза, я заметил, как Хенке, расстегнув джинсы, высвободил из них свой вздыбленный член и быстро задвигал рукой. В этот момент раздался звонок в дверь. Хенрик попытался отстраниться, но я, удерживая его и не сбавляя темпа, прорычал: — На хуй… всех на хуй… Только мы… Я увидел в его взгляде понимание и восторг. Он обхватил обеими руками мои бёдра и застонал, посылая вибрацию по моему члену, отчего я кончил, выгнувшись дугой и чуть ли не вышибив затылком оконную раму. Впрочем, я бы и не почувствовал — наслаждение затопило меня целиком. — Блядь… Хенке, ты… виртуоз… господь бог в минете… — задыхаясь проговорил я, наблюдая за тем, как он облизывает губы. Сообразив, что он не кончил, я бухнулся на колени, нежно поцеловал его и, опрокинув на ковёр, приник губами к его члену. Мне, конечно, было далеко до Хенрика в этом деле, но судя по тому, как он стонал, ему всё нравилось. Он кончил, выстанывая моё имя, и это было самое прекрасное, что я слышал в своей жизни. Мы валялись прямо на ковре, лениво целуясь, наслаждаясь нашей близостью. Кажется, я понял, почему именно этим способом Хенке хотел объяснить, что я самый желанный. Он показал мне очень высокую степень доверия. Кажется, я на такое не был способен… Или был? Но, во всяком случае, не таким образом. Да, Тарьяй, признай — слабо. Чёрт, мне захотелось сделать для Хенрика то же самое, чтобы ему было так же хорошо, и вместе с тем, чтобы он тоже почувствовал себя самым желанным. Выразить то, что я чувствую, но не словами, а ласками. — Ты научишь меня? — хитро улыбаясь, спросил я. — Чему? — не понял он. Я закатил глаза. — Ну как — чему? Я совершенно не умею делать минет. Как ты только это терпишь? — Кто-то комплексует? Поверь мне, ты всё делаешь прекрасно! — рассмеялся он. — У меня нет никаких комплексов, — упрямо сказал я, — Просто хочу научиться. Вот серьёзно, как у тебя, так получается? — Ну… Знаешь, это, наверно, как вопрос про задницы, — он снова расхохотался, — Как ты говоришь, у кого-то приспособлено, а у кого-то — нет… — Ничего подобного! — безапелляционно заявил я, — Тут это совершенно не подходит! К тому же, талантливый человек — талантлив во всём! — И я гордо вскинул голову. Потом ехидно прищурился и добавил, — Так ты научишь меня? Или мне поискать других учителей? — Что?! — Хенрик приподнялся на локте и заглянул мне в глаза, — Не смей так говорить, даже в шутку. — Ты ревнуешь? А ведь я всего лишь дразню тебя, тогда как ты… Кстати, — я тоже приподнялся? глядя на него, — Хватит заговаривать зубы. Ты мне так и не объяснил, где тебя черти носили столько времени? — Да нигде не носили, я помогал Леа перевезти её вещи. Понятия не имею, когда она успела натащить столько барахла в мою квартиру. Потом выяснилось, что ещё столько же — у моей мамы, они вместе занимались шопингом и всё такое. Пришлось переться туда. Потом она вспоминала, что забыла то то, то это… В общем, я не успел заметить, а день практически пролетел, — Хенрик развёл руками. От разговоров о Леа у меня опять испортилось настроение, я старался не подавать вида, но он, конечно, заметил. — Эй, всё хорошо, слышишь? Я расстался с Леа, отныне — только мы! — Передать не могу, насколько мне нравится, как это звучит! — улыбнулся я. После мы решили пойти куда-нибудь перекусить, потому что мой холодильник не был обременён продуктами. Хенрик встал, потянулся и подошёл к окну. Я непроизвольно залип на него. Он так и не надел футболку по-человечески, и его бледная кожа на контрасте с чёрной тканью смотрелась очень сексуально. Боже, о чём я думаю? Я стал совершенно озабоченным. Но я в этом не виноват, все вопросы — вот к этому горячему парню. С небес на землю меня вернул голос Хенке. — Слушай, Ти, а кто приходил? — спросил он, глядя в окно. — Точно… Кто-то же звонил в дверь, — улыбнулся я, — А-а… это, наверное, Давид, я не брал трубку, вот он и… — Ну, значит я не ошибаюсь, — усмехнулся Хенрик. — Что? — не понял я. — Выгляни в окно. Под моим окном, с самым несчастным видом, на лавочке сидел Давид. — Блядь… И сколько он там сидит? — мне стало стыдно. Погода была отвратительной, а раз он не ушёл, значит, у него что-то важное. Я написал ему, чтобы он поднимался в квартиру, и через пару минут на нас вылился поток его негодования. — Вы просто сволочи! Можно подумать, мне больше нечем заниматься, кроме как сторожить вас тут! Да я, между прочим… — И тебе привет, — улыбнулся Хенрик, выходя из комнаты. — Я замёрз и промок, пока вы тут трахались! — игнорируя приветствие, возмущался Давид, — Хоть чаем угостите. Меня возмутило это нахальное, хотя, по-сути, и справедливое замечание: — По-твоему, все вокруг всё свободное время только и занимаются тем, что трахаются? — спросил я. — Не знаю, как все, но вы — да! — он уже разулся и прошёл на кухню, — Что?! — спросил он, глядя на наши удивлённые физиономии, — Во-первых, я вас слышал, когда вы не соизволили открыть дверь, а во-вторых, у тебя майка надета наизнанку. — Блядь… — рассмеялся я, глядя на швы своей футболки. Хенке обнял меня сзади и нежно чмокнул в щёку. А потом спросил: — Но, мне кажется, у тебя было дело поважнее, чем наша сексуальная жизнь. — Ты что, — заржал я, — для Давида нет ничего важнее! — Да пошёл ты, — беззлобно огрызнулся тот, — А дело действительно важное. Андем ищет вас двоих со вчерашнего дня. — В смысле? — не понял я, — До начала съёмок же ещё неделя. — А съёмки тут ни при чём, — весело ответил Давид, наливая себе чай. — То есть, не совсем… То есть, как раз наоборот… Короче, она толком ничего не объяснила, но, насколько я понял, съёмки как раз под угрозой срыва, и… вроде как… из-за вас… — растерянно закончил он. Мы с Хенке переглянулись, стоя всё так же в обнимку. — А почему она звонила тебе? — Да потому, что вы не пользуетесь телефонами со вчерашнего дня, — возмущённо ответил Давид, — Может, это из-за фотографии в сети, которую вчера вечером кто-то кинул. У меня всё похолодело внутри — Леа! Хенрик, видимо подумал о том же — я почувствовал, как напряглись его руки у меня на талии. Но потом он сказал, заглядывая мне через плечо: — Нет. Это не может быть она. Она сфотографировала нас только утром. Я облегчённо вздохнул и спросил у Давида: — А что там? — А вы что, не видели? Ах да, вы же уже сутки ничем не интересуетесь! — он достал телефон, потыкал в него и протянул мне. На снимке были мы. За столиком кафе. Всё верно, мы вчера пили там кофе. На самом деле ничего особо провокационного в этом фото не было. Ну, да, мы сидели слишком близко, да, смотрели друг на друга… и держались за руки… И не просто держались: наши руки, стоящие локтями на столе, моя правая и его левая, были сплетены пальцами в замок на уровне лица. — Такой миленький кадр! — ржал Давид, но Хенрик выглядел серьёзным. Я взял свой телефон, набрал номер и ушёл в комнату. Юлие заговорила без всяких приветствий: — Неужели?! Нашёлся! — с издёвкой сказала она, и продолжила елейным голосом: — А где Холм, ты, случайно, не знаешь? — Знаю, он у меня, — не подумав, ляпнул я. — Ну кто бы сомневался! — тем же тоном ответила она, — Господи, вы меня в могилу загоните. Значит так! Жду вас у себя в кабинете, через два часа. Она бросила трубку, а я подумал, что ещё совсем недавно у меня была спокойная и размеренная жизнь, и если я постараюсь, то даже смогу её вспомнить. Но с появлением Хенрика Холма всё встало с ног на голову. — Ну, что там? — любопытный нос Давида просунулся в дверь. — Юлие ждёт нас через два часа, — тихо сказал я. — И, судя по твоей роже, будет вас пытать. — Во всяком случае, тон её голоса не обещает ничего хорошего. Хенрик протиснулся мимо Давида в дверной проем и подошёл ко мне вплотную. — Всё будет хорошо, — сказал он, положив руки мне на плечи, — Вместе мы со всем справимся. Да? Я кивнул и уткнулся носом ему в плечо.