Таблетка от Звёздной болезни

Когда Тарьяй проявился на пороге, Румен только вышел из душа. Он так и открыл дверь — в трусах, вытирая голову полотенцем. Его ждало незабываемое зрелище. Сандвик был просто невъебенно пьян, он не мог стоять на ногах и чтобы не упасть, всё время перебегал с места на место. Его швыряло от перила к перилу с невероятной силой. Наконец он вцепился в одно из них двумя руками, но даже в таком положеннии продолжал шататься из стороны в сторону. Румен молча отстранился от двери, знаком предлагая другу входить, или вползать… Тут уж как получится! Тарьяй отцепился от спасительного перила, но когда он переступил порог, его со всей пьяной силой повело в сторону. Чтобы не упасть он начал переступать ногами, в итоге пробежав на хорошей скорости всю гостиную, совмещённую с холом, а потому огромную, он впечатался головой в противоположную стену и рухнул на ковёр. Всё произошло очень быстро, Румен, при всём желании, просто не успел бы его подхватить, он не обладал скоростью и реакцией летучей мыши. Он уже боялся, что Тарьяй потерял сознание, но подойдя, увидел, что тот лежит и смотрит в потолок пустыми, затуманенными алкоголем глазами. — Ты где так набрался? Время-то ещё, едва обед миновал? — это было единственное, что Румену пришло в голову. — Э-эм… Ы-ы-ып…м-мн… кхм… — промычал Сандвик. — Исчерпывающий ответ! — усмехнулся Румен, перетаскивая друга на диван — Ты знаешь, что Хенрик тебя ищет? — Тарьяй отрицательно замотал головой, — Не знаешь?! — Румен очень удивился, но теперь Тарьяй наоборот закивал, — Значит знаешь… — растерянно продолжил Румен, — А где, кстати, твой телефон? И почему он выключен? — Тарьяй похлопал себя по карманам и пожал плечами. Что ж понятно, его трубка, видимо осталась там, где он налакался, — Н-ну тогда я позвоню Холму? Скажу, что ты… — но Сандвик ещё яростнее замотал головой, в знак протеста хватая друга за руку, пытаясь вложить в этот жест всю пьяную мольбу. Видимо на это ушли его последние силы, он откинул голову и вырубился. Румен прошёл на кухню, взял из холодильника лёд, вернулся и приложил полиэтиленовый свёрток к начинающей наливаться шишке на лбу Тарьяй. Тот слегка дёрнулся, но не проснулся. Примотав лёд полотенцем, Румен оделся, сделал себе кофе, сел в кресло, стоящее рядом и задумался. С одной стороны — Хенрик звонил сегодня уже раз десять. Что между ними произошло Румен не знал, Холм клялся, что сам ничего не понимает. К тому же, Румен превосходно знал Сандвика и понимал, что от него можно ожидать какой-нибудь сумасшедшей выходки, особенно в последнее время, хотя и раньше… Уж им-то с Давидом знакомы… и беспричинные обиды… и неконтролируемые вспышки гнева… И вроде бы логично было позвонить Хенрику и сообщить, что бренная оболочка Тарьяй валяется сейчас у него на диване. Но с другой стороны, Тай был его лучшим другом, и если уж выбирать кому помочь, то конечно ему. А Сандвик, хоть и не смог вымолвить ни слова, ясно дал понять, что не хочет чтобы Холм его нашёл. Сколько Румен пребывал в сомнениях, он не знал, в какой-то момент он задремал и проснулся только когда Тарьяй зашевелился, разлепил глаза и неожиданно чётко произнёс: — Костюм… Румен! Костюм… Румен встал, подошёл ближе к дивану и посмотрел другу в глаза, решая — звонить ли в неотложку прямо сейчас, или немного подождать. Но взгляд Тарьяй стал куда более осмысленным, видимо даже пары часов сна ему хватило, чтобы алкоголь немного отпустил. — Какой костюм? — со вздохом спросил он, от души надеясь, что это не белая горячка. — Т-твой… С вып-пускного… — всё же его язык заплетался. — И что? — снова спросил Румен, чувствуя себя идиотом. — В-вот, блядь! К-какой т-ты… — Тарьяй попытался привстать, но его вновь штормануло и он упал обратно на диван. — Слушай, лежи пока спокойно, а ещё лучше — поспи, — предложил Румен, надеясь, что если Сандвик проспиться, то его речи станут более разумными. — Блядь, — нервно повторил Тарьяй, потом помолчал несколько минут, видимо, собираясь с силами, после чего, чётко разделяя слова, произнёс, — Мне. Нужен. Твой. Костюм. На. Один. Вечер. «Ну хоть что-то» — подумал Румен, а вслух спросил: — И зачем он тебе нужен? Сандвик закатил глаза. Да, это он мог в любом состоянии. А потом посмотрел на друга так, что тот сразу понял — больше Тарьяй не выговорит ничего. — Ладно, — вздохнул Румен, — Ты пока поспи… Но Сандвик отрицательно замотал головой. «О, господи!» — про себя взмолился Румен, не представляя что делать дальше. Потому что… Ну не может же он отпустить друга куда-то в таком состоянии. Но ещё он знал — если Тарьяй что-то задумал, отговорить его, практически невозможно. Конечно, можно применить силу, но это уже дурдом какой-то получится. — Хорошо, — согласился Румен, — Но ты точно уверен, что не хочешь подремать немного? — получив утвердительный кивок в ответ, он в очередной раз вздохнул и протянул руку, — Окей, тогда давай вставать и приводить тебя в чувство. Где-то через два часа, влив в себя несколько чашек кофе и бутылок минеральной воды, вывернув свой желудок наизнанку и приняв контрасный душ, Тарьяй наконец вошёл в кухню не шатаясь и не сбивая всё на своём пути. — Выглядишь так, словно по тебе проехал асфальтовый каток, — усмехнулся Румен. — Да не, всё нормально, — мотнул головой Сандвик и тут же застонал и прижал ладони к вискам. — Ах да! — Держи, — Румен протянул ему стакан воды, предварительно кинув туда две шипучих таблетки. — Это какой-то похмелятор — родители пьют после праздников. Так что через двадцать минут будешь в норме… — Да я и так уже… — Слушай, давай договоримся так — возьмём какой-нибудь простенький речетатив, я дам ритм, и как только ты повторишь его без запинки — я отпущу тебя на все четыре стороны. Тарьяй посмотрел на него убийственным взглядом. — А давай ты не будешь заёбывать? — Окей, — устало сказал Румен, — Дело твоё… И, конечно, ты не собираешься мне обьяснять — что происходит? — Не собираюсь. Просто поверь — так надо. — Ох, Тай, в последнее время, ты так неадекватно себя ведёшь, что хочеться, не то что не верить тебе, а вообще запереть где-нибудь и не выпускать, пока мозги на место не встанут. Тарьяй в ответ лишь скорчил гримасу. — Ладно. Скажи хотя бы, куда ты собрался? И зачем тебе мой костюм? — На вечеринку. — Блять, Тай!.. — повысил голос Румен, — Ты понимаешь, как странно это звучит?! После вашего заоблачного счастья… Холм в отчаяньи ищет тебя повсюду, а ты — спокойно заявляешь, что идёшь на вечеринку! Знаешь, это попахивает безумием!.. — Ну что ты такой нудный? — скривился Сандвик, — Не хочешь помочь — не надо! Только не расчёсывай мне нервы, и так хуёво… Я не хочу ни на какую вечеринку, просто Джетт её устраивает и… — Джетт?.. Поня-ятно… — проговорил Румен, понимая теперь, где Тай нализался. И телефон свой он конечно оставил там же. А вот теперь точно нужно звонить Холму. При любом раскладе — Джетт — не та компания! С ним Тарьяй может не только свою личную жизнь испортить, но и влезть в куда более глобальные неприятности. Но говорить об этом самому Тарьяй не стоит. Он как всегда скажет, что у него своя голова на плечах. Но если раньше Румен соглашался с этим доводом, то нынче это вызывало сомнения. — А костюм-то для чего? Что-то я не припомню, чтобы на вечеринках у Джетта, кто-то был во фраке?.. — Да, — отмахнулся Сандвик, — У него крыша от скуки и переизбытка бабла поехала. Решил устроить что-то грандиозное. — Кстати, — задумчиво сказал Румен, — А почему ты не хочешь съездить домой? Не думаю, что мои вещи будут смотреться на тебе лучше, чем твои собственные. «Было бы здорово, если бы Тай согласился», — думал Румен, «Я бы быстренько направил туда Холма, и пусть разбираются!» Но тот отмёл эту мысль сразу же. — Нет, там я могу столкнуться с Хенриком, — сухо сказал Тарьяй. — Ты не хочешь, всё-таки, рассказать мне — что между вами произошло? — Да ничего не произошло… то есть произошло… но не между нами… Я не хочу об этом говорить… Нам с Хенриком нужно расстаться, окончательно и бесповоротно — это всё что я могу сказать. И я хочу, чтобы Джетт мне в этом помог. К девушкам Хенке меня не сильно ревновал, а Джетт — другое дело. Просто, поверь мне — ТАК будет лучше. — Да кому лучше-то?! — не сдержавшись заорал Румен, — Ты — прогуливаешь школу, вместо этого — нажираешься средь бела дня, а потом сидишь с похоронной рожей и моросишь какой-то бред! А Хенрик, когда звонил, клянусь, еле сдерживал слёзы! Если ты — говнюк по жизни, то Холм не такой! Для него чувства — не пустой звук! Вам обоим сейчас плохо, хоть ты и пытаешься продолжать быть говнюком! И я не знаю какого чёрта должно было произойти, что ты теперь говоришь — так лучше! — Вот именно, — тихо сказал Тарьяй, — Не знаешь… Румен выдохнул, он понял, что уговаривать бесполезно. Если бы он только знал — что не дожал совсем чуть-чуть. У Сандвика в глазах уже стояли слёзы, он представил как Хенке мечется сейчас по городу, или того хуже — сидит в четырёх стенах, один, как ему плохо, как он ничего не понимая, всё больше отчаивается. Но тут же в голове всплыли две фразы, сказанные Хенке: «Если весь мир будет против нас — я выберу тебя.» «Наши отношения не похожи на отнощения матери и сына. Она — мой самый лучший друг.» Ну не имеет он права разрушить эту связь матери с сыном. Все любят своих матерей, но такие отношения — одни на миллион. Сам Тарьяй не мог похвастаться подобным. Нет, у него были замечательные родители, но… Тарьяй тоже готов был идти против всего мира, но не против мамы Хенрика. И глубоко вдохнув, он всё-же твёрдо произнёс: — Так ты даёшь мне свой костюм? Румен вздохнул. — Иди — бери… Где моя комната — ты знаешь… он висит в шкафу. Всё-же Румен предпринял ещё одну попытку, как-то повлиять на ход событий. Как только Тарьяй поднялся на второй этаж, он отправил сообщение Холму: «Тай у меня, но собирается уходить, поторопись» — Слушай, Руменчик, надо всё-таки меньше жрать! — прокричал Сандвик, спускаясь по лестнице, — Прошло два года, а твои вещи до сих пор мне велики. А рубашка, которую ты брал у меня месяц назад, разлезлась по швам. — Ну не всем же быть ходячими суповыми наборами! — громко огрызнулся Румен. Он вовсе не был толстым, но за его умение поглащать продукты питания в невероятных количествах и со скоростью света, друзья постоянно его подстёбывали и предрекали мучительную смерть от обжорства. — Что ж, — продолжил он, скрывая радость в голосе, — Теперь тебе точно придётся идти домой, переодеваться. — Ну уж нет, — сказал в ответ Тарьяй, появляясь в дверях кухни — Ты конечно здоровый, но не настолько. К тому же есть гениальное изобретение человечества — ремень. А пиджак сидит отлично, — он повертелся вокруг своей оси и Румен не мог не согласиться — белый цвет — был этому пижону к лицу, и костюм сидел на нём гораздо лучше, чем на законном владельце. — Так что, мне пожалуй пора. Румен, честно, всеми возможными способами продержал его ещё минут сорок, но Хенрик почему-то так и не появился. Уже стоя за порогом, Тарьяй попросил: — Не звони Холму, окей? — Но ты же не имел ввиду ничего такого? Ну… Я про Джетта? — Что?.. О чём ты?.. — кажется Тай и впрямь сперва не понял, — А-а! Да нет конечно, будет достаточно того, что я просто поживу у него недельку. — Хорошо. Я сам не стану звонить Хенрику, — ответил Румен, про себя думая, что формально — он честен с другом, он отослал сообщение, до просьбы Тарьяй, впрочем, Холм так и не проявился, — Но если он придёт сюда, — продолжил он, — и спросит меня, я не стану молчать. У меня есть своё «так будет лучше». Сандвик пожал плечами, и развернувшись, поспешил к подъехавшему такси.

***

Когда Хенрик нашёл записку от Тарьяй, ему очень хотелось думать, что это какая-то глупая шутка, но он прекрасно знал, что шутить так — не в привычках Ти. Рассуждать здраво не получалось, потому что тогда выходило, что мир вокруг сошёл с ума. Естественно Хенрик сразу же набрал номер, казавшийся таким родным ещё час назад, но телефон Ти был отключен. Поразмыслив ещё немного, он обзвонил всех, кого только можно, но никто ничего не знал. Друзья обещали поставить его в известность, если Тарьяй даст о себе знать, но что-то подсказывало Холму, что Сандвик решил спрятаться и без лишней нужды не появится ни дома, ни у друзей. Из квартиры Тарьяй он направился домой, но сидеть в четырёх стенах, не понимая что происходит, было невыносимо. К тому же, Холм знал, что нервы у Ти в последнее время не в порядке и очень боялся, что тот натворит глупостей. Ясно было одно — дыма без огня — не бывает. Была какая-то причина такого поворота событий. Тарьяй, конечно, не образец выдержки, но для такого поступка должен быть веский повод. Часам к пяти вечера, обзвонив всех в десятый раз, Хенрик решил пойти в ресторан. Там люди — это лучше, чем сходить с ума в одиночку. — Что случилось, родной? — мама видела его насквозь, даже когда этого не требовалось, потому что сейчас Хенрик не пытался ничего скрывать. Он махнул рукой и плюхнулся на диван в кабинете Сив. На диван, на котором они проснулись, такие счастливые, всего каких-то семь-восемь часов назад. Чёрт… Что же случилось за два часа их разлуки?.. — Хенке, на тебе лица нет… Вы поссорились с Тарьяй? — Сив предпологала, что её телефонный разговор с Ти мог иметь последствия. Он мог обидеться. Или Хенрик мог вспылить. Честно говоря, она и сама уже жалела, что поторопилась с этим. Надо было дождаться более подходящего случая. Ну и познакомиться получше, дать мальчику привыкнуть к тому, что у них в семье никто за словом в карман не лезет, все говорят то, что думают. Но, господи прости, когда она увидела эту запись… У неё вообще возникли сомнения, что после такого секса человек может передвигаться на своих ногах. (И это, учитывая то, что она сразу же отключилась, как только сообразила — что происходит на экране!) Предположить, что могут вытворять эти двое в более подходящей обстановке, у неё просто не хватало фантазии. — Ты не хочешь рассказывать? — спросила Сив, потому что Хенрик продолжал молчать. Она присела рядом и взяла сына за руку. — Да нет, — тихо ответил он, — просто не знаю, что отвечать… Нет мы не ссорились… Но… Он ушёл… Предположительно навсегда… И не спрашивай, что произошло — я не знаю… Я просто пришёл, как мы и договаривались, но вместо моего парня меня ждала записка. — Хенрик с печальной иронией развёл руками и замолчал уставившись в стену. Ой… — тихо сказала Сив, — ой-ой-ой… Ну… не может же быть… что это из-за меня?.. — Ма? — прищурил глаза Хенрик, — Вот с этого места пожалуйста поподробнее! — Эм… Ну… — пробормотала она, и её глаза забегали как у провинившейся школьницы. Подобное уже случалось, и в такие моменты Сив очень хорошо видела — какой у неё взрослый, умный, самостоятельный сын. А себя она вдруг ощущала маленькой и глупой. — Видишь ли… Хенрик слушал и не знал — плакать ему или смеяться. А Сив продолжала выкладывать подробности разговора с Ти, всё чудесатее и чудесатее. Хенрик и правда чувствовал себя так, словно он, как и маленькая Алиса, свалился в грёбаную кроличью нору и попал в совершенно сумасшедший мир, в котором его мать, чересчур откровенными разговорами перепугала его бойфренда, и тот, буквально, роняя тапки, убежал, куда глаза глядят. К тому моменту, как она закончила, Хенрик уже держался руками за голову. — Ох, ма! — выдохнул он наконец. — Ты что? Думаешь из-за пары каких-то слов… — Сив и правда, иногда, просто забывала, что существуют люди, отличающиеся от неё своим восприятием всего сущего. — Я не думаю. Я уверен в этом. — с нажимом сказал Хенрик. — Ну ты даёшь… Разве с Ти можно говорить на такие темы? — Думаешь, он обиделся на меня? — Нет, — невесело усмехнулся он, — Тут другое… Понимаешь… За последнее время, логика Тарьяй… видоизменилась. Она стала какой-то… женской, что ли? Я имею в виду — полное её отсутствие. Прости, мам, к тебе это не относиться, — он в шутку поклонился матери, — Я смею думать, что достаточно изучил его нервические настроения, поэтому без труда могу проследить ход его мыслей. Он решил, что ты против наших отношений! — Что?! — Сив смотрела на сына широко открытыми глазами, — Да как-же из моих слов можно сделать такой вывод?! — А вот так! Ты, мам, снова забываешь, что у всех разное мировоззрение. Плюс ещё воспитание, — Хенрик развёл руками, — Да я больше чем уверен, в семье Тарьяй, даже слово «секс» вслух не произносят. К тому же он (как любой «нормальный» парень) воспринимает женщин, как своего рода врагов. Ну, то есть… Он уверен, что всем женщинам от мужчин обязательно что-то нужно… А ещё, он точно знает, что женщины говорят одно, а думают совершенно другое. Уж не знаю — виновато ли тут воспитание или его специфический опыт общения с женским полом… Но Ти, знаешь ли, тоже не понимает, что все люди разные… — Хенрик вновь укоризненно посмотрел на мать. Та, в ответ, только вздохнула, — Я думаю, — продолжил Хенке, — После такого странного разговора, он сразу начал думать — в чём же тут подвох? До чего конкретно он додумался, я не рискую даже предположить, но основная мысль понятна — мать против, поэтому нужно пожертвовать собой и разорвать отношения, чего бы это не стоило. — Милый, ты правда так считаешь? — Сив всё ещё очень хотела, чтобы ситуация оказалась проще. — Да, — уверенно ответил Хенрик. — Но тогда нужно что-то делать… исходя из этой ситуации… — Да, но я пока не знаю что. Я уверен, что всё будет хорошо, как только я его найду. Я смогу его успокоить, убедить… Всё-же… мне хочется верить, что он меня любит… — Ну конечно любит! — Сив придвинулась ближе и обняла сына, — Просто нужно, как можно скорее его найти. — Да, но Ти никому не сказал куда направился. И ещё… Я, конечно, надеюсь, что всё в порядке, но всё-же очень боюсь, что он натворит глупостей. — Прости меня, сынок. Я всегда забываю, куда ведёт дорога, устеленная благими намерениями. Остаток вечера они рассуждали о том, где искать Тарьяй и что говорить ему при встрече. А телефон Хенрика лежал в кармане куртки в комнате для персонала, он ведь не думал, что у них с мамой получится такой длинный разговор. Когда он увидел сообщение Румена, было уже без четверти одиннадцать. Через полчаса он был у него, но естественно Тарьяй и след простыл. — Он ушёл на вечеринку, — угрюмо сказал Румен, — Если тебе станет от этого легче, могу сказать, что ему очень паршиво. — На какую ещё вечеринку?! — чуть ли не заорал Холм, — К кому? — А вот это тебе вряд ли понравится… — замяллся Румен, — К Джетту. — К какому ещё… Стоп. Только не говори, что к тому самому Джетту?! — Других я не знаю… Холм несколько секунд сверлил взглядом дверной косяк, после чего запрыгнул в машину и сразу же выжал газ до упора. Автомобиль, от такого обращения, взвизгнул и унёсся в темноту, оставляя на асфальте две чёрные полосы.