***
Четверг 23:40 Румен Когда автомобиль Холма скрылся в темноте, Румен сообразил, что вся ситуация в общем — попахивает керосином — Тай, со своим «Так надо», Хенрик, чуть ли не с нервным срывом, плюс ещё Джетт, который, как решил Тарьяй, должен вызвать у Холма ревность и который по мнению Румена, весьма неоднозначно относился к Сандвику. Во что это всё может вылиться — одному богу известно. Тут уже не о ссорах и примирениях думать надо, здесь уже висит прямая угроза чьему-нибудь здоровью, если не жизни. У Румена ушло пять минут на то, чтобы сообразить, что если разыграется какая-то драма, то он не простит себя до конца жизни. Поэтому, по прошествие пяти минут, он уже кричал в трубку Давиду: — Не знаю я, как тебе выйти из дома! Придумай что-нибудь! Даю тебе две минуты! Подхвачу тебя на углу. После чего он выкатил из гаража свой старенький скутер. В прошлом году для экстренных случаев он брал отцовскую машину, ключи от неё всегда лежали в ящике на кухне. Если не быть идиотом, не гонять как сумасшедший и объезжать все центральные улицы дворами, то вполне можно пользоваться автомобилем без всяких прав. Но Румен, по-видимому, был ещё бОльшим идиотом, потому, что однажды он позволил Давиду сесть за руль ни в чём не повинной машины. Повреждения несчастного автомобиля были столь сильными, что пришлось рассказать родителям всё начистоту. Но, естественно, Румен сказал, что за рулём был он сам. С тех пор гараж запирался на кодовый замок, а ключи больше никогда не оставались в доступном Румену месте. Парень со вздохом оглядел скутер, понимая, что со своей нынешней комплекцией будет выглядеть на нём как придурок, но сегодня выбирать не приходилось. Давид, увидев друга на скутере, встал в позу «Я на этом не поеду». Но Румен умел быть убедительным. Показав кулак, он чуть ли не силком усадил Шохолта позади себя и стартовал. Давид взвизгнул, едва не свалившись, и мёртвой хваткой вцепился ему в плечи. Двое здоровых парней выглядели комично на маленьком скутере. Румен вообще-то и сам чувствовал себя довольно стрёмно, но если бы он ехал один, то по крайней мере молчал бы, стараясь быть незаметным. Присутствие же Давида, сводило на нет все шансы, что их хоть кто-нибудь не заметит. Давид во всю лужёную глотку материл Румена, проклинал Тарьяй и визжал, как мартышка на каждом повороте, чуть не вылетая из седла. Естественно, обогнать Холма на скутере было невозможно, Румен на это и не расчитывал, он только надеялся, что они успеют до того, как что-нибудь случится. (Мы же помним, что у Румена была чуйка на всякого рода неприятности.) Бросив скутер на обочине, они направились к дому, в двери которого вливалась расфуфыренная толпа. Вскоре они заметили Хенрика, он продирался сквозь эту толпу, и с ним явно было не всё в порядке. Его движения были слишком резкими, глаза метали молнии, а в руке была зажата бутылка джина, к которой Холм от души приложился, как только его перестали пихать локтями со всех сторон. Румен ещё не знал что произошло, но видел, что сейчас кто-то должен побыть рядом с Хенриком. — Нужно узнать где Тай! Найди его! — заорал он Давиду, перекрикивая музыку и попутно хватая Холма за руку. — Потом позвони мне. Давид кивнул и пошёл по направлению к дому.***
Четверг 20:50 Тарьяй Тарьяй опоздал. Они с Руменом, какого-то чёрта, торчали в дверях с дурацкими разговорами почти час. Когда такси подъехало к дому Джетта, вечеринка была уже в самом разгаре. Джетт сколько угодно мог называть это сборище светским раутом или банкетом — сути дела это не меняло. Это была рядовая попойка, как её не называй, с той только разницей, что сегодня себе в собутыльники Джетт позвал нескольких гонщиков да моделек, мелькнувших пару раз на большом экране. Но сам Джетт был на седьмом небе от счастья и очень обрадовался, что Тарьяй всё-таки вернулся. Свой телефон Сандвик обнаружил наверху, в комнате, прозванной джеттовой берлогой, тут же был и его рюкзак. Эта комната не была спальней Джетта, и вообще, судя по размерам, раньше это была какая-то кладовка. Но она имела одно неоспоримое преимущество — дверь, ведущая в эту комнату была скрыта лестницей на чердак, поэтому сюда никто никогда не вламывался, на предмет потрахаться, например. А те, кто обитал в доме почти постоянно и знал об этой комнате, знали также, что в эту комнату нельзя входить под страхом смерти. Здесь Джетт запирался, когда хотел одиночества. Но на этот раз, Джетт, проникнувшись проблемой и настроением Тарьяй, позволил ему занять свою берлогу. Сандвика это устраивало целиком и полностью — меньше всего сейчас ему хотелось видеть чужие противные рожи. Он бы хотел просидеть здесь весь вечер, но гостеприимный хозяин предупредил, что если Тарьяй не появится через полчаса, он вытащит его на свет божий насильственным путём. И можно было не сомневаться, что он это сделает. Поэтому, вздохнув, Сандвик направился вниз, к эпицентру великосветской попойки. Перездоровавшись со знакомыми, Тарьяй решил, занять какой-нибудь тёмный угол, чтобы поменьше попадаться на глаза. Умыкнув бутылку коньяка и стакан, он уселся в маленькое кресло, около окна в столовой, почти скрытое каким-то разлапистым растением в кадке и буквально за полчаса вернул себе то состояние, из которого его так заботливо выводил Румен. Он практически не слышал музыки и не обращал внимания на происходящее вокруг, погружённый в свои невесёлые мысли. Да, у него была уверенность, что он поступает правильно, но почему-то именно сейчас в голове всплыл простой и логичный вопрос: «А как я буду жить дальше?» Все, такие очевидные ещё недавно, цели и стремления, вдруг показались маленькими, просто ничтожными, словно он смотрел на них в перевёрнутую подзорную трубу. Сандвик огляделся вокруг — пьяные, какие-то… прямо безумные люди, танцевали, пили, целовались, наплевав на всё до завтрашнего утра. Внезапно Тарьяй осознал — ведь именно о такой жизни мечтал он совсем недавно. Он мечтал иметь много денег и делать что заблагорассудится, получая от жизни удовольствие. Но сейчас, это удовольствие казалось каким-то сомнительным. Насиловать свой организм спиртным или чем покруче? Менять партнёров чаще чем бельё? Ему стало противно. Он решил вернуть всё на круги своя, значит ли это вернуться ко всему вот этому? Но он этого не хочет! Даже не так! Он больше не сможет жить так. Теперь он с невероятной чёткостью осознал — любовь не делает человека слабым. Любовь даёт силы — без страха смотреть в завтрашний день. Ещё сегодня утром он был сильным, когда проснулся в объятиях Хенке. Теперь этих сил нет… И больше не будет… И о завтрашнем дне думать не хочется, потому что теперь каждый следующий день будет хуже предыдущего. «Что же мне делать? Я не смогу так жить дальше!» - подумал Тарьяй, и слёзы сами полились по щекам. Он даже не пытался их вытереть, позволяя им капать в бокал, разбавляя горький коньяк солёным. — Я люблю тебя, Хенке, — беззвучно шептал он, всё глубже погружаясь в своё горе. — Внимание! — раздался вдруг голос Джетта, — Все на воздух! Через десять минут будет фейерверк! Послышались радостные возгласы, и все потянулись к выходу. Вскоре Тарьяй обнаружил, что остался в огромной столовой один. Что ж так даже лучше. Но не тут-то было. — Эй! — позвал Джетт входя в комнату, — Это кто это здесь нарушает всеобщюю атмосферу радости и веселья? — спросил он усаживаясь на подлокотник кресла. Он был пьян, но обладал феноменальной способностью — пребывать в одном состоянии, сколько бы спиртного в себя не влил. Тарьяй опустил голову, пытаясь скрыть слёзы, но Джетт потянул его пальцем за подбородок, развернув к себе лицом. — Прости, — пробормотал Сандвик, — Я… Я сейчас успокоюсь. — Конечно, успокоишься! В этом доме запрещено грустить! — провозгласил Джетт, — Так что, вытри слёзы и поведай мудрому дяде Джетту — что это за мокрые дела? Ты же, вроде, всё для себя решил? — Да… решил… только… — Отлично! Ты передумал! Звони своему Хенрику! Пригласи его сюда, вы отлично проведёте время и… — Нет. Я не передумал. Просто… я понял, что без него… я просто больше не существую без него! Нету больше такой самостоятельной биологической единицы, как Тарьяй Сандвик Му. Я могу двигаться дальше — учиться, работать, да просто радоваться жизни — только если он будет рядом. Но ведь проблема не в нас… Его мама… — Так! — перебил его Джетт, — Помолчи пару минут, сейчас я буду говорить умные вещи. Я это делаю редко, так что зацени, какая тебе выпала честь! Так вот, во-первых твой парень — это твой парень. А его мать, это совершенно другая, как ты удачно выражаешься, биологическая единица. Я не знаю насколько там всё паршиво, может всё вообще не так, как ты думаешь, но зато я знаю, что наши родители уже прожили свою молодость, что-то они сделали правильно, в чём-то ошиблись, но они сделали свою жизнь. Теперь — наше время! Ты не должен устраивать своё счастье так, чтобы было удобно родителям и друзьям. Удобно должно быть тебе! К тому же, если его мать, такая мировая баба, как ты говорил, лучший друг и всё такое, то я не понимаю как она может быть против ваших отношений? И вот тут Тарьяй впервые за весь этот день, допустил мысль — что он может ошибаться. Ведь, действительно, Хенрик говорил, что мама его понимает и во всём поддерживает… — Вот! — поддержал его Джетт, следивший за выражением его лица, — А теперь продумай, что будешь говорить своему Хенрику. — Когда? — перепугался Тарьяй. — Когда позвонишь ему! — Позвоню? — Да, позвонишь! Есть такое замечательное изобретение человечества! Называется — телефон… — Нет… Не могу же я вот так взять и позвонить ему? — Почему?! — Джетт искренне удивился. — Ну, потому, что это я всё это заварил, ещё записку оставил… И… — Ну вот! Всё закономерно! Ты заварил — тебе и разгребать! — сказал Джетт, вглядываясь в его лицо, — Слушай! Звёздный мальчик! Спустись с небес на землю! Научился косячить, научись и признавать свои ошибки. А то, ты, видимо, привык, что обычно твои проблемы разгребают друзья, — это было прямое попадание. Что называется — не в бровь, а в глаз. Джетт прочитал это в виноватых глазах Сандвика и возвёл глаза кверху, — Надеюсь, я был убедителен? — спросил он у потолка. После чего налил себе коньяка из стоящей рядом бутылки, которую Тарьяй почти опустошил, залпом выпил, и его взгляд вновь потерял чёткость, он пьяно ухмыльнулся и сказал: — А теперь — смотреть фейерверк! — и рывком поднял Тарьяй с кресла. Но Сандвик не хотел никуда идти, они устроили шутливую потасовку… И надо же было, чтобы именно в этот момент вошёл Хенрик. У Тарьяй в голове всё смешалось, он сперва обрадовался, увидев любимого, потом перепугался, от того что не знает что должен сказать или сделать. Кровь стучала в висках, заглушая даже грохот начавшегося фейерверка, поэтому он совершенно не разбирал — что говорил Холм. И при этом, Хенрик почему-то вёл себя совсем не по-хенриковски. Одной рукой он оттащил Джетта от Тарьяй за шиворот, в то время как другая его рука, сложившись в кулак, ударом в челюсть, отшвырнула хозяина дома в другой конец комнаты. На секунду Сандвику показалось, что Холм сейчас придушит его голыми руками. Он не понимал, что происходит, не понимал смысла ядовитых фраз, что срывались с языка Хенке, он только видел его взгляд. Хенрик смотрел со всей злостью на которую был способен, но в глубине его глаз Тарьяй увидел то, что напугало его больше всего. В этих ласковых глазах, ещё недавно лучившихся любовью и радостью — было разочарование. Разочарование и бесконечная боль. Когда Хенрик швырнул стакан, а после вылетел из комнаты так, словно ни секунды больше не мог тут находиться, Тарьяй сполз по стене и тяжело осел на пол. «Вот и всё.» — подумал он. Ощущая, как свинцовая тяжесть опустилась на грудь, придавила лёгкие, не давая дышать. А сердце, едва ли совершает десяток ударов в минуту. «Хенке никогда не простит,» — билось в пьяном мозгу, «Я сам во всём виноват.» Он практически не осознавал, как Джетт поднялся с пола, что-то подшучивая по поводу того, какой Хенрик приветливый, успокаивающе похлопал его по плечу, сказал, что всё будет хорошо, вручил стакан с выпивкой (успокоить нервы) и ушёл к вернувшимся гостям. Тарьяй автоматически выпил, отставил стакан на пол, как сомнамбула поднялся на ноги… Никто не обратил внимания, как он покинул веселящуюся толпу, поднялся на второй этаж и заперся в ванной. Вот интересно, кто-нибудь когда-нибудь задумывался, что ванная комната — это просто клондайк для суицидника? Ну посудите сами: аптечка с лекарствами (в пятидесяти процентах случаев там присутствуют снотворное или успокоительное), бритвы, лезвия, ножницы (иногда встречаются даже скальпели), на чём повеситься тоже найти можно, на худой конец — можно утопиться…***
Пятница 00:21 Румен, вцепившись в руку Хенрика мёртвой хваткой, протащился за ним пару кварталов. Холм вначале пытался вырвать руку, потом пожал плечами и просто зашагал, куда глаза глядят. Когда звуки музыки уже стихли вдалеке, он выбрал какую-то скамейку, уселся и красноречиво взглянул на Румена, потом на его руку. Румен, оценив, что Хенрик никуда не собирается сбегать, наконец разжал пальцы. Минут десять они сидели в тишине, Хенрик периодически делал по глотку джина из пресловутой бутылки. Румен первый нарушил молчание. — Что пьёшь? — как можно равнодушнее спросил он. Холм пожал плечами и протянул ему бутылку, — Би-фа... Би-фи... фитер (Beefeater), — прочитал Румен, — Ну да, мы таким не балуемся… — он сделал маленький глоток и скривился, — крепкий, зараза!.. Как ты его… — Румен! — прервал его Хенрик, — Вот скажи, ты зачем за мной потащился? — Э-эм… — Нет, я всё понимаю, спасибо тебе, но… не надо делать вид, что мы просто погулять вышли, — Холм тяжело дышал, как от быстрого бега, видимо ещё не успокоился. «Блядь… Что у них там произошло?» — подумал Румен. — Окей, ладно… Прости… Я… только… хотел убедиться, что ты в порядке, — тихо сказал он. — И как? Убедился? Румен отрицательно помотал головой. — Да, ты прав… Я, чёрт возьми, не в порядке! Ты бы на моём месте, тоже не был в порядке!!! — Хенрик начинал говорить тихо, но последнюю фразу выкрикнул очень громко. Где-то залаяла собака, потом ещё одна. — Прости, — снова повторил Румен, — Я просто не знаю, что надо говорить… Вы сильно поссорились? Холм нервно усмехнулся. — Поссорились… Нет, мы… Да не важно! — Я только хотел сказать, что если ты ревнуешь к Джетту, то… В общем Тай так и планировал… Ну… то есть… он хотел, чтобы ты приревновал, и… — Да, но они не знали что я приду! Тем не менее, когда я вошёл, они там чуть ли не зажимались! Румен посмотрел на Хенрика недоверчиво. — Мне кажется, ты преувеличиваешь, — осторожно сказал он. — Да, преувеличиваю! — покорно согласился Холм, — Но это не отменяет того, что он позволил к себе прикоснуться! — Ой, Хенрик, если бы ты знал Джетта получше… Тут у Румена в кармане ожил телефон. — Это Давид, — бросил он Холму, — Да, братишка, ну что там… Внезапно Румен изменился в лице. — Блять! Да говори ты, толком!!! — заорал он не своим голосом, но на том конце Давид уже сбросил вызов. — Что?!! — на сей раз Хенрик вцепился в руку Румена. — Я… Там… — Румена трясло крупной дрожью. — Там… кажется… Тарьяй пытался вскрыть себе вены...