Таблетка от Звёздной болезни

Пока Хенрик и Румен на хорошей скорости мчались обратно к дому Джетта, от Давида пришло сообщение, что Тарьяй в норме, насколько это возможно в сложившейся ситуации. — Я всё равно никогда не прощу себе! — зло шептал Холм себе под нос, — Я должен был забрать его отсюда… Чёртово место… А этот ваш Джетт… как есть… дьявол во плоти. — Холм… у тебя… поехала… крыша, — задыхаясь от бега, резюмировал Румен. — Да-а?.. А я вот, знаешь, не удивлён!.. — с издёвкой ответил Хенрик, — Сохранить рассудок после всего случившегося — вот это удивительно! — Я просто… имею… в виду… что Джетт… не такой плохой… — Ага!.. А где ж был этот герой-любовник… когда Ти… — Да ладно тебе… Какой смысл искать виноватых? Сейчас главное, чтобы всё хорошо закончилось. Приближаясь к дому, они увидели очень странную картину. Вдоль дороги стояло, по меньшей мере, десятка полтора такси. Подойдя ближе, они заметили Джетта. Он стоял на крыльце и руководил погрузкой людей в транспортные средства. (Основной процент гостей был настолько нетрезв, что их в буквальном смысле нужно было грузить) — Скорей-скорей! Не задерживаемся! — весело командовал Джетт, одновременно договариваясь о чём-то с человеком в униформе, — Чёрт возьми! Мы отправляемся в путешествие по лучшим клубам нашего города! Неужели здесь есть безумцы, готовые упустить такой шанс?! — Это он здорово придумал! — одобрил Румен, — Тай сейчас не должен нигде светиться. Завтра у вас открытие сьёмок нового сезона. Ты об этом хоть помнишь? — Оглянись вокруг! Да я, со всем ЭТИМ, скоро собственное имя забуду! — рявкнул Хенрик. Про себя он, конечно, соглашался с Руменом — Тарьяй действительно не следовало мелькать в сети или прессе. Но не мог же он, в самом деле, вот так взять и согласиться, что Джетт — молодец. Вместо этого он пробубнил себе под нос, — Хорошо «придумывать», когда деньги считать не надо. Они поднялись на крыльцо, и Хенрик подумал про эффект дежавю, ему уже в который раз за эту ночь нужно было пройти в эти грёбаные двери, сквозь эту грёбаную толпу. — Он у меня… Наверху, — шепнул Джетт Румену, когда они проходили мимо него. Тот кивнул, и наконец протиснулся в холл, Хенрик не отставал. И вскоре они уже стояли перед маленькой дверью, почти незаметной из-за возвышающейся перед ней лестницей. — Это что ещё за чулан?! — возмутился Холм, — В этом доме что, недостаточно нормальных комнат?! -Тихо ты! — шикнул на него Румен, — Не вздумай такое сказать в присутствии Джетта! Этот, как ты неуважительно выразился, чулан — святая-святых этого дома. Своеобразное убежище Джетта. В другое время, туда и заходить-то никому не разрешается. Так что… можно сказать, твоему парню оказана честь. Но если он думал подбодрить Хенрика этими словами, то очень ошибся. Тот промолчал, но очень красноречиво зыркнул из-под бровей. Наконец Румен открыл дверь, и они вошли в маленькую комнатку. — Где вас черти носят?! — с порога накинулся на них Давид, — Вы что там? Прогулку под луной устроили?! Но Хенрик его не слушал. В одно мгновение он оказался на коленях возле узкой кровати, на которой лежал Тарьяй. Холм внимательно вглядывался в бледное лицо, прислушивался к хриплому дыханию, пытаясь понять, насколько всё серьёзно. Левое запястье Ти было неумело перебинтовано, чуть выше был наложен импровизированый жгут из… презерватива? Да уж… До такого мог додуматься только Давид! Хорошо хоть у него хватило ума подложить бинт в несколько слоёв, но даже так, узкая полоска резины сильно впивалась в плоть. — Мне кажется, ЭТО нужно убрать, — сказал Хенрик, указывая на резинку. — Ага! Убрать… Ты посмотри на повязку, кровь даже так не останавливается! — Давид возмущённо указывал на бинт, который медленно, но всё же пропитывался кровью. — А нельзя было придумать что-то… более подходящее? — с упрёком спросил Холм. — Ну, извини! — с издёвкой процедил Давид, — Что первое подвернулось под руку… Я это, кстати, в полезных советах, на одном сайте вычитал! И мне было не до поисков «подходящего.» Если бы ты видел это… Да я, когда вошёл в эту ванную, чуть разрыв сердца не получил! Всё в крови… Он без сознания… Я вообще думал, что он не живой уже… — голос Давида дрогнул, — И вообще, прежде чем упрекать меня, лучше подумай о том, что это ТЫ должен был быть рядом с ним! А я сейчас должен видеть десятый сон у себя дома! А вот с этим не поспоришь. Хенрик закрыл глаза рукой и уткнулся лбом в спинку кровати. Он чувствовал такую вину… А мозг сверлила одна мысль — «Что если бы парни не приехали?!» — и от этого всё внутри переворачивалось. — Прости, Давид, — тихо сказал он, — Я просто переживаю. — И ты прости, — ответил Давид, — Я не должен так говорить. — Нет, ты абсолютно прав!.. Никогда не прощу себе… — Так! — Румен как всегда мыслил рационально, — Самобичеванием будем заниматься потом. Сейчас нужно что-то делать, потому что это ненормально, что кровь не останавливается. — А я говорил Джетту! — возмущённо затараторил Давид, — Нужно вызвать скорую! А он мне про репутацию давай твердить! Мол, Тай не должен светиться и так далее… Небось о своей шкуре заботится! Кому хочется, что б в его доме такое происходило?! — Надеюсь, ты всё сказал… — раздался из коридора ленивый, чуть пьяный голос Джетта, он вошёл, держа подмышкой какой-то свёрток, — Потому, что я предлагаю тебе заткнуться… По-хорошему. — и он посмотрел на Давида так, что тот подавился собственными словами, — Так… Что тут у нас? Хм… Если бы ты был чуть умнее, ты бы на своём сайте прочитал не только о тысяче способов использования презерватива, но и о том, как именно оказывать первую помощь, — с этими словами он достал из свёртка эластичный бинт, — Но не будем мечтать о невозможном. После этого Джетт ловко перебинтовал руку Тарьяй выше локтя, очень туго затягивая бинт, и взятыми из того же свёртка ножницами, перерезал ненужную теперь резинку. — А мне это без надобности! — огрызнулся Давид, — Обычно мои друзья такого не вытворяют! Это тебе, небось, не привыкать… — Ну, как видишь, из каждого правила есть исключения! — Джетт развёл руками, — И, да, некоторые мои друзья употребляют наркотики и иногда в таком состоянии, их тянет воочию побеседовать с богом. Но, если ты заметил, полезные навыки можно приобрести в любых ситуациях. Вот например, чтобы остановить кровоток в конечности, жгут накладывают выше локтя, или колена, если это нога. А теперь я предлагаю всем вываливаться отсюда. Комната маленькая — дышать и так нечем. — После этого он открыл окно и достал откуда-то плед. Хотел укрыть Тарьяй, но взглянул на Холма, сверлившего его взглядом, и, усмехнувшись, кинул плед ему, — Укрой его, — бросил он, — И пойдём дождёмся врача внизу. — Так ты всё-таки вызвал врача?! — заорал Давид, уже из коридора, — Сам же был против… — Я ничего не имею против квалифицированной медицинской помощи, — Джетт подошёл к Давиду вплотную и говорил глядя ему в глаза, — Но я всегда против любых проявлений паники. Разумеется, я вызвал врача, но только такого врача, который не навредит. Ни в каком смысле. Это — врач нашей семьи на протяжении многих лет, и я могу ему полностью доверять. Что касается Тарьяй, то поверь мне — с ним всё в порядке. Крови там было мало, да и надрез неправильный, ну, для того кто хочет умереть — неправильный. А в отрубе он, потому что вылакал половину всех запасов моего коньяка! Единственной реальной проблемой, для него завтра будет похмелье. — Джетт отошёл в сторону, и ни на кого не глядя добавил, — Если бы у меня было хоть малейшее подозрение, что есть угроза его здоровью, я уже не говорю о жизни, я не задумываясь вызвал бы скорую. Я бы никогда не причинил ему вреда. Хенрик заботливо укрывал Тарьяй пледом, а сам прислушивался к голосам за дверью. Похоже, его ревность совсем не беспочвенна. Чёрт! Холм чувствовал себя персонажем какой-то чёрной комедии, сюрреалистичной и бессмысленной. Почему это происходит с ними?! Почему всё не может быть в порядке? Меньше всего он сейчас хотел находиться в этом грёбаном доме с этим грёбаным Джеттом. Да ещё и в такой тухлой ситуации. Хенрик вновь опустился на колени перед изголовьем кровати. — Ти, родной, — чуть слышно прошептал он, — Зачем же ты так?.. Ты — моя жизнь… Я люблю тебя… так сильно… Я больше никогда не допущу такого… Только позволь мне быть рядом… Я сделаю всё, чтобы ты был счастлив… Вот увидишь… мы будем самыми счастливыми… — Эй, — в комнату снова заглянул Джетт, — Ты его запеленать тут решил что ли? Пойдём. — Я останусь. Хочу побыть с ним… — тихо отвеил Хенрик. — Нет, мы пойдём сейчас вниз и спокойно выпьем, тебе нужно успокоиться. Ты не можешь сделать для него ничего полезного, ему от тебя сейчас — одно беспокойство. Вот очухается, тогда и наговоритесь. И будет лучше, если ты будешь спокоен и умиротворён, когда Тарьяй проснётся, у него и так нервы совсем сдали. Холм подумал, что по большому счёту Джетт, конечно, прав, но оставлять Тарьяй одного совсем не хотелось. У Хенрика уже начал вырабатываться какой-то рефлекс не отпускать Ти от себя больше чем на пару метров потому, что стоило потерять бдительность и… Но Хенрик решил не выглядеть идиотом, поэтому согласно кивнул и вышел из комнаты вслед за хозяином дома. Джетт провёл их в библиотеку, так как она меньше всего пострадала от великосветского веселья, и сразу же прошёл к бару, доставая оттуда две бутылки и пару стаканов. — Для малолетних только пиво, я теперь, кажется, зарекусь поить молодёжь. Но за пивом вам придётся самим сходить на кухню. В этот момент из кармана Давида раздался звонок телефона. — Чё-ё-ёрт! — протянул он, взглянув на экран, — Да, мам… Прости… Так получилось… — после этого он глубоко вздохнул и, закатив глаза, отнёс трубку от уха на максимальное расстояние, голос его мамы впечатлял. Наконец у неё видимо закончились эпитеты и Давид, коротко рявкнув в трубку, — Через двадцать минут буду! — отключился, — Ну что, Руменчик, — саркаситически добавил он, — поехали объяснять моей маме, почему, сказав «спокойной ночи» и уйдя в свою комнату, я очутился в другом конце города. — Ты что, — удивился Румен, — не сказал родителям, что уходишь?! — Если бы я сказал им, то никуда бы не ушёл, — проворчал Давид, — Я вылез в окно, — парни переглянулись и заржали, — А что ещё оставалось делать? — беспомощно возмутился он на то, как они смеются, но вскоре и сам присоединился к их веселью. Начинали они довольно нервно, но через пять минут уже все вместе от души хохотали, держась кто за живот, кто за голову. Эта эмоциональная разрядка была нужна всем после сегодняшних событий. Потом Давид и Румен уехали, потребовав пообещать, что как только Тарьяй придёт в себя, им тут же об этом сообщат. Хенрик остался один на один с Джеттом и чувствовал себя крайне неуютно. — Что ж, давай выпьем? — пожал плечами Джетт, наполняя бокалы, — Это мне, — он отставил один бокал в сторону, — А для тебя — Beefeater — самый лучший джин! Судя по тому как ты сегодня залпом засадил полный стакан, а потом уволок бутылку — ты его очень любишь и предпочитаешь неразбавленным, — Джетт негромко рассмеялся. Холм уже готов был снова распсиховаться, но потом увидел озорные огоньки в его глазах. Чёрт, да Джетт просто дразнит его! А он ведётся, как ребёнок! Хенрик немного успокоился и тоже улыбнулся. — Не поверишь, я сегодня пробовал это пойло впервые в жизни, но оно и правда показалось мне неплохим. — ответил он, принимая выпивку из рук Джетта, — Кстати, всё хочу спросить… Как ты умудряешься пить и сохранять ясный рассудок? Джетт снова рассмеялся. — Ну, это талант, — гордо заявил он, — Который, как известно, не пропьёшь! — и, подняв палец вверх, он расхохотался, но потом добавил, — по правде говоря, это не слишком хорошо, это означает, что мой организм, настолько привык к алкоголю, что старается нормально функционировать даже в состоянии опьянения. А вот трезвым я зачастую чувствую себя просто отвратительно. К слову сказать, Тарьяй ждёт то же самое, если он заведёт привычку, начинать день с коньяка. — У него никогда не было неуемной тяги к алкоголю, — возразил Холм. — Я знаю, — спокойно сказал Джетт, — Но если он будет в постоянном нервном напряжении, тяга появится, поверь мне. Иногда выпивка становится единственным, что можно противопоставить стрессу. А ему всего семнадцать, у него ещё мозги на место не встали. — он замолчал, отошёл к окну и уставился на улицу, потом, не поворачиваясь, как-то печально произнёс, — Ты береги мальчишку… Он, и правда, тебя любит. Хенрик не ответил, он размышлял о том, что сказал ему парень, и неожиданно для себя, он вдруг подумал, что они с Джеттом, возможно, могли бы подружиться, если бы жизнь свела их при других обстоятельствах. — О! А вот и доктор! — сказал Джетт. Они встретили врача в холле. Это был маленький и какой-то совершенно круглый человечек — круглый живот, круглая голова, за круглыми очками два круглых глаза. Он бы смотрелся даже комично, если бы не его взгляд. Врач смотрел на Джетта, как смотрят на больное животное, которое следует усыпить (вроде и жалко, но необходимо). Видимо, он оказывал подобные услуги не в первый раз, и его всё это уже порядком достало, но по какой-то причине он не мог отказать. Из комнаты их выставили сразу, ни один врач не любит, когда ему мешают, и они разместились на подоконнике в конце коридора. Ждать пришлось долго, не меньше часа. Хенрик несколько раз порывался войти и посмотреть, ЧТО можно так долго делать с человеком, с которым по утверждению Джетта всё в порядке. За это время кругленький доктор всего раз выглянул из комнаты, спросив Джетта: — Сколько он выпил? Джетт неопределённо повертел в воздухе рукой, потом лаконично ответил: — Много, — ненадолго задумался и прибавил, — Очень много. — Наркотики? Джетт отрицательно помотал головой. Врач укоризненно посмотрел на них обоих. И снова скрылся за дверью. Но Хенрик всё не мог успокоиться. — Да прекрати ты дёргаться! — не выдержал Джетт, когда Холм в очередной раз вскочил с места. — Да не могу я не дёргаться! — огрызнулся Холм, — Тебе не понять… — Ну, коне-ечно! Где уж мне?.. — протянул Джетт, — Ты правда считаешь, что ты здесь единственный, кто переживает за Тарьяй? Остальные ничего не чувствуют? — А ты, значит, чувствуешь? — У Холма снова кровь закипела в приступе ревности. Он с ледяной злостью уставился парню в глаза. — Спокойно, Отелло! — усмехнулся тот, — Не могу отрицать, что Тарьяй мне очень нравится. И, поверь, у меня была возможность воспользоваться ситуацией, если бы я захотел. Но он влюблён… Кто бы мог подумать?.. Крошка-Тарьяй влюбился! Ещё совсем недавно я поклялся бы чем угодно, что он не способен на такие чувства, но факт остаётся фактом. И я думаю, что он никогда не смог бы почувствовать ко мне того, что испытывает к тебе, а на меньшее я не согласен, и Джетт высокомерно вздёрнул подбородок. Хенрик злился, хотя уже сам не понимал, на кого больше — на Джетта, на себя, на всё случившееся в целом. Что он там думал о возможной дружбе с этим парнем? Да никогда! Этот человек, раз и навсегда, должен изчезнуть из их жизни! Сейчас Холм хотел только одного — забрать Ти из этого чёртова дома и оказаться с ним у себя в квартире, или у него, неважно, главное — в тишине и покое, вдвоём. Но для начала нужно, чтобы Сандвик пришёл в себя. Наконец доктор выкатился в коридор и подошёл к ним. — Ну что, — вздохнул он, — Думаю, всё в порядке. Рану я заклеил — в наш век высоких технологий, одно удовольствие работать — со временем, даже шрама не останется. БОльшую проблему я вижу в интоксикации. Ну нельзя человеку вливать в себя столько алкоголя за раз! Тем более — мальчишке! — он снова вздохнул, — Значит, я поставил капельницу, но не снотворное, не успокоительное, боже упаси, организм и так отравлен. Глюкоза и витамины, чтобы просто очистить кровь и снять похмельный синдром. Не скажу, что он будет чувствовать себя превосходно, но во всяком случае, сносно, — доктор слегка отдышался, потом снова оглядел парней и спросил, — А кто такой — Хенке? — Это я, — дрогнувшим голосом ответил Хенрик. — М-м, понятно, — задумчиво произнёс тот, — Это всё из-за тебя? — он кивнул головой в сторону комнаты. — Нет, — быстро сказал Холм, — То есть да… То есть не совсем… — Понятно, — снова сказал доктор, — Он зовёт тебя… — Так он пришёл в себя?! — не своим голосом заорал Хенрик. — Нет, он спит, но… — Я должен быть рядом с ним… — А ты уверен, что не сделаешь хуже? В глазах Хенрика на секунду мелькнул испуг. — Пусть идёт, — уверенно сказал Джетт, уводя доктора в сторону лестницы — А нам с вами, как раз нужно… — Вот именно… Я хотел с тобой поговорить… Твой отец… Больше Хенрик ничего не услышал, он решительно открыл дверь и вошёл в комнату. Тарьяй всё ещё спал, но это явно был не здоровый сон, он всё время переворачивался с боку на бок и вымученно стонал сквозь сжатые в тонкую нить губ. Было похоже, что ему снится кошмар. У Хенрика сжалось сердце. Он вспомнил ночи, которые они провели вместе, и то, как спокойно и расслаблено Ти засыпал в его объятиях. — Хенке… — вдруг как-то обречённо прошептал Тарьяй. Хенрик затаил дыхание. Он всё-таки волновался, а ещё чувствовал огромную вину и допускал мысль, что Тарьяй не захочет с ним даже разговаривать, когда проснётся. Он снова опустился на колени и осторожно, чтобы не задеть свежую повязку, поцеловал раскрытую ладонь Ти, потом прижался к ней щекой. Сандвик перестал метаться, его дыхание стало ровнее. Хенрик почувствовал себя увереннее и, не поднимаясь с колен, положил голову на подушку Тарьяй. Долго наблюдал, как вьётся у виска непослушный локон, как его ресницы подрагивают во сне, и слегка хмурятся брови. А потом он, кажется, задремал, несмотря на неудобное положение. Проснулся он от голоса, любимого голоса, самого родного голоса на свете. — Я умер и попал в рай? — спросил этот голос. Хенрик открыл глаза и тут же встретил взгляд Ти, внимательный и настороженный. — Если я правильно оцениваю свои ощущения, мы оба ещё живы. — ответил Хенрик и ласково улыбнулся. — Тогда почему ты всё ещё здесь?.. Я думал ты больше никогда не захочешь меня видеть… — с отчаяньем прошептал Тарьяй. — Ну что ты такое говоришь? — Хенрик нежно погладил его по щеке, отмечая вновь появившийся румянец, — Я хочу видеть тебя всегда, каждый день, каждый час, до самой смерти. Не упуская ни секундочки нашего времени. Ты — мой воздух, Ти, без тебя я не смогу дышать и умру… — Хенке… — всхлипнул Тарьяй, резко прижимаясь к нему и обвивая его шею руками, — Прости, прости, прости, -зашептал он, и слёзы полились по щекам, — Я так проебался… я не хотел… Я понял… я всё понял… Я без тебя… Меня просто больше нет… Я… Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ… так люблю… больше жизни… потому что без тебя… она мне не нужна… — он стал покрывать лицо Хенрика поцелуями, повторяя, — люблю… люблю, люблю, — сказав это один раз он уже не мог остановиться. — Я тоже люблю тебя. Безумно, — прошептал Хенрик, ловя его губы своими, — Безумно люблю, — повторил он и, слегка отстранившись, посмотрел ему в глаза, — Как ты себя чувствуешь? — Лучше всех… — улыбаясь сквозь слёзы, ответил Сандвик. — Нет, я серьёзно. Тарьяй нахмурился, оценивая своё состояние. — В общем неплохо… Голова немного болит и мутит… Но это не важно… Всё неважно… потому что ты рядом… — Нет, это важно. Пока ты тут смотрел сны, — вздохнул Холм, — Мы все пережили не лучшие часы в своей жизни. — Кто все-то? — в недоумении спросил Сандвик, — Я здесь почти ни с кем не был знаком. — А все — это Румен, Давид, я и… даже Джетт. — Ну он-то, понятно, волновался — это его дом… Стоп… Давид?.. Румен?.. А они-то как здесь оказались? — Прибыли вытаскивать твою задницу из очередного приключения… — Холм судорожно сглотнул, — Господи, как представлю, что они могли не приехать… — Хенке… Прости… — Тарьяй сильнее прижался к нему, оставляя на шее мокрый след — по его щекам вновь катились слёзы. Хенрик притянул его ближе к себе, гладя по голове, стараясь успокоить, хотя у самого слёзы стояли в глазах. Но обнимать друг друга, зная, что всё плохое, ещё совсем недавно казавшееся неизбежным, осталось позади, было волшебно. Сами обьятия, без всяких слов, успокаивали и умиротворяли. Разрывать эти обьятия не хотелось, но Холм всё же отцепил левую руку Тарьяй от своей шеи и оглядел повязку. Убедившись, что всё в порядке, он поцеловал поочерёдно каждый палец и снова прижался к ладони щекой. Ти уткнулся носом в его шею, ещё слегка всхлипывая. Но постепенно его дыхание выровнялось, и он заговорил. — Я не знаю… почему я такой мудак и всегда причиняю боль… Я не хочу чтобы тебе было плохо… никогда… Я хочу, чтобы ты был счастлив, и я правда хотел… чтобы тебе было лучше… — Ну да, — хмыкнул Хенрик, к которому вместе с чувством облегчения, вернулось и чувство юмора, — Поэтому решил бросить меня без объяснений и видимой причины. Оказывается, я был счастлив целый день и ещё половину ночи! И даже не заметил этого. — Не издевайся, — проворчал Тарьяй. — Не буду, если ты мне кое-что пообещаешь, — Холм серьёзно посмотрел на него. — Конечно, я обещаю тебе всё, что хочешь! — у Сандвика было лицо человека, готового вырвать сердце из груди, если оно зачем-то понадобилось любимому. Хенрик вздохнул и крепко прижал его к себе. — Пожалуйста, обещай мне, что ты никогда больше не будешь сам решать, что для нас лучше. И вообще все решения мы будем принимать вместе. — Да, хорошо… Конечно, — закивал Тарьяй. — Ты должен был мне сказать, что произошло… Понимаешь? — Холм отстранился, чтобы посмотреть на него. — Да… То есть, я понимаю… Но не в этот раз… — Сандвик отстранился и опустил взгляд. И только тут Хенрик сообразил — Тарьяй и не догадывается, что он уже знает о причине его побега. — Ну уж нет, — с улыбкой, но твёрдо сказал Холм, — Так не пойдёт. Мы с тобой будем обсуждать всё. Независимо от того, кто будет замешан в ту или иную ситуацию. А своей маме… — Хенрик специально сделал паузу, глядя на Ти. Тот, не поднимая головы, бросил на него взгляд широко открытых глаз. — А своей маме, — повторил Холм, — Я уже прочитал нотацию, и она тоже пообещала мне, что свои проблемы, если они вдруг у нас возникнут, мы будем решать с тобой вдвоём. Сандвик, не отводя взгляда, сел на кровати, поджав колени. Хенрик про себя отметил, что ему гораздо лучше. Голова у него, судя по всему, не кружилась, и вообще он выглядел так, словно это не он бухал почти сутки, а потом пытался лишить себя жизни. — Постой… Твоя мама… Ты говорил с ней? — Естественно я говорил с ней, причём именно потому, что она моя мама. У меня такая привычка — со всеми радостями и горестями идти к ней. И она мне всё рассказала. Только я не хочу это сейчас обсуждать. Не в этом проклятом месте. — Холм выдохнул. Они поговорят обо всём потом, сейчас оба слишком вымотаны, — Я очень-очень хочу домой, и если ты чувствуешь себя так же, как выглядишь, думаю мы можем покинуть этот… э-эм… гостеприимный дом. Я так хочу лечь в постель… обнять тебя… и наконец уснуть, прижимая тебя к себе, — Хенрик сел рядом с Тарьяй на кровать и притянул его к себе на колени, — Хочу слышать твоё дыхание, чувствовать, как бьётся твоё сердце. — Да, я тоже хочу домой, — прошептал Тарьяй, — Остаться с тобой вдвоём, отключить телефоны, как будто мы одни в целом мире. Когда такси подъехало к дому Хенрика, уже почти рассвело. — Ты снова прогуливаешь школу, — вздохнул Холм, входя в подъезд вслед за Тарьяй. Тот развернулся и Хенрик, не ожидая, врезался бы в него, но Ти обхватил его шею руками и вовремя подставил губы под поцелуй. — Ты же не собираешься говорить о моей школе? — прервавшись ненадолго, прошептал Сандвик. — К тому же, в три часа сбор у Юлие, — и не дав Хенрику раскрыть рта, он вновь приник к любимым губам. — Как хорошо дома! — выдохнул Тарьяй. И Холм замер глядя на него. Конечно, Ти не имел в виду ничего «такого», но душу согрела мысль, что он назвал квартиру Хенрика домом, — Я очень хочу в душ, — вздохнул Сандвик, — но эта повязка… — Сейчас что-нибудь придумаем, — ответил Холм, после чего долго и аккуратно заматывал его руку пищевой плёнкой, — Думаю сойдёт, но ты всё равно не подставляй её сильно под воду — сказал он. — Может, поможешь?.. — тихо спросил Тарьяй. Хенрик внимательно посмотрел на него, и увидел в его глазах какую-то… неуверенность? Боже, неужели Ти думает, что что-то изменилось? Что Хенрик стал относиться к нему иначе? Нет, этого допустить нельзя. — Конечно, помогу, — сказал он, ласково улыбаясь и помогая Тарьяй избавиться от одежды. Потом они долго стояли под струями горячей воды, не говоря ни слова, даже не прикасаясь, просто глядя друг на друга, лаская друг друга взглядом. Ти первый потянулся за поцелуем, и Хенрик поцеловал его, нежно гладя кончиками пальцев по щекам. В этом поцелуе не было страсти, только нежность и любовь. Сейчас они оба ощутили всю глубину своих чувств. Слова сегодня были лишними. Засыпали они, тесно прижавшись друг к другу, словно стараясь стать единым целым, которым они по сути и являлись, потому что больше не могли существовать поодиночке.