Ненависть — это кислота, которая разъедает душу. © Эрих Мария Ремарк
Что представляет собой ненависть? Эта тьма в свете, как зараза, которая поразила сердце и мозг. Она въелась в кожу; она образовала плотный кокон и через него едва пробьется что-то иное, светлое и чистое. Но иногда кислота, разъедающая естество, теряет свое твердое положение, делая шаги назад, отступая под другими чувствами и качествами. Насколько была сильна ненависть небесных воинов? Даже они не могли точно сказать степень своего чувства вражды и отвращения, но по их же мнению шкала за десятибалльной системой превышала допустимый максимум на несколько десятков. И они собственноручно растили и оберегали свое восприятие один к одному. Это связывало их в полной мере, и можно бы сказать, что они похожи не только в этом, только здравая мысль, которая бы, в конце концов, приняла участие в их конфликте, отсутствовала напрочь. Михаил, разглядывая перед собой анархиста, не мог понять, что же удерживало его от одного несчастного быстро жеста рукой, чтобы свернуть ослабшему ангелу шею. Воспоминания прошедших столетий постоянно напоминали, как много горя и разрухи принесла Азраэль. Как рыжий вихрь, она сносила его правила, его законы и, заманив в свой круговорот страстей, играла. Играла, когда как. Бывало честно, принимала бой, а в другой раз действовала тихо, незаметно, расшатав его оборону. Азраэль же, не выдав своего состояния и скрестив руки на груди, равнодушно следила за лицом архистратига. В её сердце сжигало то же чувство, однако в этот миг оно подавлялось. Подавлялось чувством ответственности, у которой получилось затмить слепую ненависть. — Они думают, что ты мертва, — холод голоса архангела остался без её внимания. В первые часы после освобождения, Михаил перебрал все мыслимые и не мыслимые варианты, теперь же незнание ассоциировалось, как с удавкой на шеи и когда узел плотно затянется, рыжее чудовище выбьет почву из-под ног. — Это же очевидно, — на её лице не дрогнул ни мускул, только после секунды молчания на губах появилась снисходительная, едва заметная ухмылка. — Мне бы не позволили сделать и шагу самостоятельно. — Ты намеренно забрала у своих солдат надежду, когда они находятся на грани? Покинутые и растерянные ходят на земле, с мыслью, что их командир погиб при падении, — жестко говорил архангел, и мысленно ликовал. Несмотря на некое короткое перемирие, он должен добиться своего. И теперь, когда новая дорога стелилась перед взором, он не желал останавливаться, даже если нужно пройти через дебри и терновики. Скрыв судорожный вздох полный негодования, она наградила свирепым взглядом Первого ангела и поджала губы, не имея достойных слов в качестве ответа. — Я не забирала у них надежду! Её отобрали еще до меня, — если первую реплику она выпалила отчетливо, облизывая губы, то вторую практически прошептала. — Так было нужно, — наконец, честно призналась она, опустив руки. — Кому нужно, Азраэль? — он все наступал. Смотрел в омуты янтаря её глаз, пытаясь разглядеть там истину. Анархист нехорошо прищурилась, дерзко бросив: — Точно не твоему Папочке! — и замолчала, с ужасом осознавая, что именно сказала, куда именно ступила и что ему припомнила. Сердце бешено забилось в груди, а страх, поднявшись из укромных уголков сознания, заплясал перед глазами. В их игре всегда существовала негласная черта, которую они не смели пересечь. Ангел зажмурилась, готова принять удар. По истечению тридцати секунд ничего не произошло, и только тогда она решилась посмотреть на своего врага. Михаил стоял совершенно близко и наблюдал с её реакцией, но что-то в его глазах переменилось. — Прости, — выпалила Азраэль. — Что? — удивленно, не поверив своим ушам, переспросил он, подняв бровь. — Где настоящая Азраэль? — Очень смешно, — фыркнула она. — Нет, в тебе что-то изменилось, — настойчиво вымолвил он. — Ты стала слабее, — добавил, смакуя растерянный взгляд. Подчинившись какому-то наваждению, крылатая опустила голову. Но Михаил тронул её за острый подбородок, принуждая поднять голову. — Не надейся, — на выдохе произнесла анархист. «Стала слабее!» — судорожно продумала Азраэль, с прискорбием понимая, что если продолжить давать слабину, то архангел сотрет её в прах. В их противостоянии быть слабым нельзя, казаться жалким, даже когда все планы рушатся, как карточный домик, когда свежая горячая кровь бежит по бедру и разбиты губы, когда от пыток сходишь с ума — должен быть сильным. Должен оставаться небесным воином до конца. Так было, есть и будет! — Увы, мы оба стали слабее, особенно без небес, — он мрачно посмотрел вверх. Как и полагалось, там лишь серый потолок и совсем не видно неба. Сила архангела не настолько зависела от Рая, однако он всегда служил опорой, дом в который хочется вернуться, невзирая на обстоятельства. — Что же давай подведем итог: ты слаба, никто не знает, что после падения выжила и как я уже говорил преследуешь свои корыстные цели. Ничего не забыл? — уточнил он, заметив, как сжались кулаки ангела. Она гневно смотрела на него, немного наклонив голову вправо. — Да что ты знаешь обо мне, архангел? — с нажимом прошипела Азраэль. — Ты лишь видишь, что желаешь! Но я не позволю втоптать себя в грязь. — Она выставила руки, гневно сверкая янтарными глазами. — Держи себя в руках, еще поранишься, — усмехнулся он и схватил её за кисти, не высоко приподняв. — Скажи, почему мне тебя не уничтожить прямо сейчас? — Ты этого не сделаешь, — притормозив свой пульс, произнесла Азраэль. Молясь, лишь бы он не уловил терпкий запах страха. В её глазах поселилась уверенность, и казалось, навсегда растворилась в янтаре радужки. Она справиться! — И почему же? — подняв бровь, сухо поинтересовался он. А на деле, это Михаила заинтересовало, что же можно придумать и насколько масштабную игру она затеяла на сей раз. — Тебе любопытно, — усмехнулась Азраэль. — Что сейчас происходит, практически, невероятно. И ты понимаешь это прекрасно. Для меня слишком рискованно было выпускать тебя из клетки, но ведь не просто так я пошла на этот шаг. Азарт будет преследовать, пока не добьешься истины. Без меня ничего не получиться. Может, раньше тебе это было не свойственно, но отнюдь, не сейчас, — закончила говорить и требовательно уставилась на архангела, ожидая, что сделает он. Михаил усмехнулся. Действительно, ореол тайны завораживал его, как бы глупо это не звучало. Азарт ударял в голову, но он просто не мог не заметить напряжение ангела. Тонкая фигурка замерла в его руках, излучая твердость, но не настолько, чтобы скрыть от него. Архангел изучал своего врага, и в военных действиях рыжеволосой ангелессе не было равного, кроме него, конечно. — А разве не легче сразу уничтожить проблему, пока она не окрепла? Это тоже ради блага, — равнодушно констатировал он. — Я тебя ненавижу, Михаил, — хмуро бросила она. — Взаимно, Азраэль. Воцарилось глухое молчание. Шлейф отрицательных эмоций кружил вихрем вокруг них, и каждый чувствовал этот спектр граней ненависти каждой клеточкой тела. Несказанные слова вертелись на языках. Злые, пафосные, остры, как ножи. Слишком близкое расстояние только угнетало, но никто из них не желал показать, как нестерпимо находиться рядом, чувствовать жаркое дыхание и сердцебиение. — Я тебя не убью, пока, — решил Михаил, выпустив руки ангела, глядя, как она потёрла запястья, удивленно вскинув темную бровь. С легким прищуром, она словно пыталась заглянуть ему в естество, но короткая усмешка сгладила все неловкости, убрав морщинки ужаса со лба. — И сколько «пока» будет длиться? — облизав нижнюю губу, поинтересовалась она, мотнув головой. Рыжие слегка волнистые волосы рассыпались по плечам. — Ты не успеешь сбежать, — в голосе архангела зазвенела сталь. Но сам он не пылал той же уверенностью, что звучала и, конечно же, будет звучать в его словах. — Что же, мне твои намерения ясны, — ярко-алые губы скривились, едва видимо. Она внимательно окинула его взглядом. — Но для начала нужно позаботиться о сосуде. На миг архангел засомневался в нормальности Азраэль, хотя она всегда отличалась безумством. «Хаос ради порядка» — такие слова сопутствовали над Азраэль, как звезды: в ночное время — Sirius, а днем ярчайшее Солнце. Сотвори Ад, чтобы потом построить Рай. Её мысли, как у безумного человеческого гения, столько идей и желания, только не всегда получается, как хочется, ведь бывает трудно снести фундамент дома, еще целого и заселенного. Анархиста останавливали бессмысленные жертвы — и это не раз спасало положения Рая, когда её призрачный дух, ощущался везде, за каждым поворотом, за каждой дверью, ведущих в человеческий уголок, но собственное бессилие давало под дых и наслаждалось зрелищем. — Не смотри на меня так, архангел, — буркнула Азраэль и, вырвавшись, словно птичка, уже стояла на той стороне комнаты. И дышать стало легче — собственная ненависть выпустила из цепких лап. Оставив черные следы на сущности, так напоминая о своем скором возвращении. Михаил перевел дух, все еще непонимающе глядя на ангела.***
Тонкие грани света сплетались в солнечные лучи и играли бликами и тенями на светлом веснушчатом лице. Поставив лицо солнцу, Азраэль мирно сидела на кресле, смотря в окно. Здесь и там, один и тот же мир, однако один сотворенный не лучшими мастерами своих дел и отличающихся своим изыском в скудно обставленном мотеле, то там царила роскошная природа и необычайная легкость. Гармония скользила в шелесте ветвей, на которых оставалось немножко коричневых листьев, в шаловливом ветре, едва ощутимом, но таком желанном. Хотелось больше вдохнуть того промерзлого ветра полной грудью, почуять краткий, но такой запоминающий запах зимы. Снега, мороза и льда. Свежести, которая не присуща горячему лету и весне, но есть осенью и зимой. Она повела плечами, будто от холода, машинально, лишь зацепившись взглядом за тепло одетого мужчину. И вздрогнула также машинально, когда шаткое чувство удовлетворенности и умиротворения спугнул сильный хлопок двери. От такой силы черный сухой номер 27 непременно должен отлететь, упав на пол. Но слабые гвозди с ржавыми шляпками смогли, как странно, удержать недовольство архангела. Злостью было трудно назвать. Шаги остановились за два метра от неё и, почувствовав жгучий взгляд Михаила, она от души улыбнулась. — Тебя это веселит? — Да, — секунда раздумья и честный ответ. Она глядела на свой же сосуд с иронией и насмешкой, подмечая, что вовсе не быть Михаилу женщиной, повадки истинно мужские, а вот Рафаил очень даже ничего когда-то справлялся. Он бросил тяжелый рюкзак на пол, наградив её тяжелым взглядом. — Аккуратней! — рявкнула ангел. Она предстала перед ним персональной галлюцинацией и не могла далеко отойти от сосуда, но идти с ним не согласилась. — Кто был тот мужчина? — наконец, просил Михаил, решив больше узнать о том, у кого недавно забрал нужные Азраэль вещи. — И почему он желал тебя убить ангельским клинком? — Он знал, что я мертва, и решил, что кто-то другой принял мою внешность, — терпеливо проговорила Азраэль, вновь утратив интерес ко всему сущему. И существовала лишь она и тяжелые грузные, практически, неподъемные мысли. Они точно падали с горы, не заканчиваясь, не уменьшаясь, возможно, даже снежный ком, который когда-то был маленьким снежком, но снег и лип, и лип, сделав его огромным и тяжелым. Сердце сковало этим льдом, и новый вздох получился судорожным. — Он тебе дорог, и поэтому ты настойчиво просила его не убивать, не так ли? — возможно, ему было просто любопытно, а возможно — еще одна слабость. Анархист пожала плечами, говоря, это допустимо, а загадочный огонёк в глазах еще прошептал, что может существовать что-то помимо этого. — Ты все принес? — она привстала, окинув взглядом рюкзак, оценивая его размеры. — Если твой дружок ничего не забрал, то да, все на месте, — раздраженно махнул рукой Михаил. — Отлично, — Азраэль поднялась и, словно поправив призрачную шаль на теле, невидимо смахнув то самое умиротворение, присела возле рюкзака, дергая замок. Тут же раскрыв, она полезла в самую глубь, стараясь вынуть нужную вещь среди прочего хлама, не заметив, что Михаил уже с минуту стоял рядом, заглядывая внутрь. Волосы ангела растрепалась, а сама она немного занервничала. Книга, которая должна здесь лежать, именно здесь, под грубой тканью и пачкой папируса, исчезла. — Чёрт, — прошипела она, запрокинув голову назад. — Да где же она? — пробубнила себе под нос ангел, выдохнув сквозь плотно сжатие зубы. — А вот! Облегчение накатило, как прилив на море, ведь потерять книгу, которую хранила несколько веков, дорого обошлось бы. Азраэль поднялась, держа в руках маленькую черную совершенно не приметную книгу. Обычная обложка, без названия, просто черный материал, и видно пожелтевшие от времени и пыли страницы. Большой подъем — их дальнейшая судьба в этой книге. На миг анархисту показалось, что Михаил побелел, но всего на миг. Глаза архангела оставались такими же ледяными, даже с янтарем глаз её сосуда. — Как ты посмела хранить книгу у себя? — угрожающе выговорил архистратиг. Вопиющее поведение ангела её дурость до дрожи бесили Михаила. В сердце прилетела волна ярости и жуткого желания заглянуть анархисту в голову; увидеть все, что нужно и избавиться, навсегда стерев с лица земли и даже пустоты. Однако нереальность задуманного глухой стеной встала перед глазами, и он был вынужден отступить. — Легко, — тонко ухмыльнулась она. Что могла сказать Азраэль? Она отлично понимала важность этой вещички, поэтому её украла. — Вот так и посмела, — она повертела перед носом архангела, поднимаясь на носочки, точно играя с ним, как с неразумным собачонкой. — Ты испытываешь мое терпение, — выдохнул архангел, понимая, что не сдержался, хотя он того и не хотел. Рука сама направилась на ненавистного ангела. — Ангелам нужна жесткая рука, но не кровавая. Нас осталось не настолько много, чтобы уничтожать за каждое неправильное действие или слово, — сухо произнесла она, прикрыв глаза от внезапной, но не сильной вспышки боли. Естественно Михаил ничего не ответил, но ангел твердо считала, что поступила правильно. Именно такого она боялась, — любое действие могло вызвать жгучий огонь злобы, ведь ангелов, что раньше держались за его слово, за его приказ, остались сущие десятки, которые на время отступились от своих же принципов, приняв другую сторону. Она еще раз нарочно покрутила книгой в воздухе, не выпустив её с рук, чуть сощурившись, глядя на архистратига, а потом довольно ему подмигнула, когда тот спустил вздох, и раскрыла книгу практически сразу на нужной странице. — Здесь мы и будем искать сосуд. — В другом мире?