Гораздо легче найти ошибку, чем истину. Иоганн Вольфганг Гёте
Часть правды оказалась горче, чем предполагала Азраэль. Легче знать, что там писарь Божий пишет новую книгу жизни и только особым ангелам, примкнувшим к нему, будут доступные небеса, но когда информация выходит за пределы собственных знаний, и во всеуслышание приводит, конечно, не в восторг, а даже ярость, появляется тяжесть на плечах. Постоянно свербевшие, как чесотка судьбоносные мысли, что в этом есть твоя вина. И Азраэль, приземлившись на жесткую кровать номера, пригладив пальцами покрывало, не решалась посмотреть на притихшего архангела. Нить осуждения натянулась до предела, но полностью свалить вину на плечи она не позволит. — Как невероятно сложились обстоятельства, — нервно рассмеялся архангел и упал на одинокое кресло, пропахшее сигаретным дымом. Даже постоянное проветривание, что человек бы уже зашелся в приступе кашля от переохлаждения, не избавило от табачного запаха, который, казалось, пропитал даже обои. — О чём ты? — подняв очи, тихо спросила она. — Потому что, это мой приказ, — признался архистратиг, проведя пятерней по темным волосам, и откинулся на спинку дивана, уставившись немигающим взглядом куда-то мимо её головы. — В случаи непредвиденного форс мажора, тебя должны обезвредить. Один шанс на миллион. Я исследовал камень, и короткое замечание в книге, что конструкция нестабильна, когда его носитель умирает. Мое копье отличный вариант, но раньше мне не довелось случая проверить свою же теорию… — он медленно постукивал пальцами. — То тебя нет, то копья, — прозвучал неуместный смешок, но ей было все равно. — Рафаил и Кастиэль открыли Чистилище в погоне за силой, почему не нашли камень, а нашёл Метатрон, который не причастен ни одним боком? — немного отдышавшись, точно отбежала полнеба, озадачилась Азраэль, и упала на кровать, зарываясь носом в чистое белье. — Не может быть столько случайностей. Однозначно Судьба, — мгновенно сделавшись равнодушным, ровно сказал он. Маска великого Главнокомандующего, словно пробила брешь и намертво приклеилась, сделав скулы чуть острее. — От этого легче не становиться, — вздохнула Азраэль. — Да, — покачал головой архистратиг. — Что мы имеем? — вскочив с места, нахмурившись, размашистым шагом, прошёлся Михаил. Через четыре шага уперся лицом в голую стену, с несколькими пятнышками, непонятно от чего. А потом неожиданно сёл возле ангелессы. — Нам необходимо заключить мир, чтобы быть уверенным, что завтра не сбежишь. Натворили мы многое, но это нужно исправить, как можно скорее. — С договором? — приподнялась на локтях она. — На крови, — закончил он Мирный договор в лице двух враждующих небожителей походил на жертвенный обряд или на кровавый ритуал. Подготовив все, Михаил рассек руку клинком и сжал в кулак, отчитывая меру, и когда чаша наполнилась до нужного уровня, убрал руку сказав: «Обязуюсь выполнять все пункты договора». И передал клинок Азраэль. Ангел кусала губу, точно прикидывая, чем будет грозить ей невыполнение одного из двенадцати пунктов и каждый пункт на страницу мелким почерком, но, тяжело вздохнув, под напором зелено-голубых глаза порезала руку, произнеся те же слова, что и архангел. Свет в комнате замигал, а после сильный толчок, будто землетрясение прошлось волной под Детройтом. Михаил взял чашу и капнул пару капель на белоснежную бумагу. — А теперь, нужно выпить, — напомнил он часть заклинания, — хотя бы глоток. — Фу, я не буду пить кровь, это не прерогатива ангела, — скривившись, Азраэль сделала пару шагов назад, но Михаил, перехватив поперек талии, заставил спиной упереться в стену. Он придавил всем телом трепыхающуюся ангела и, сжав подбородок, аккуратно влил немного крови в рот, проследив, как анархист сделала глоток. И только тогда отпустил. А после сам глотнул, даже не поморщившись. — Да, ты мазохист, — оторопело произнесла она, и вытерла тыльной стороной губы, слегка испачкав руку в кровь. — Иного выбора не было — я тебе не доверяю, — он легко усмехнулся, а на сердце аж похорошело от немного помрачневшего взгляда ненавистной Азраэль, которая столько лет за его спиною строила планы. Азраэль покачала головой, еще раз вытерев губы, чуть покачиваясь со стороны в сторону, полезла в ванную, чтобы прополоскать рот. — Твоя кровь горчит, — крикнула Азраэль, распустив волосы, и взглянула на себя в зеркало, ободряющее улыбнувшись отражению. Возможно, это выход, не такой рискованный и идеальный, но выход. — Боюсь, это твоя кровь, Азраэль, — парировал Михаил.***
Двери автоматически открылись перед входящими, в нос ударил запах одеколона, а стоящие охранники на входе опешили, но остановить не посмели. Первым на пути Михаила стал Бартоломей. Тот восседал на кресле и жалобно смотрел на пространство перед собой. — Пьем с утра? — хитро ухмыльнувшись, Азраэль отобрала стакан, наполненный янтарной жидкостью, и прежде чем кто-то успел предъявить, одним махом выпила, громко поставив стакан на стол. — Что, ночка не задалась? — Барт не удержался от подкола и, сложив ладони вместе, наклонился ближе. — Ага, и утро тоже. И вообще жизнь — дерьмо, — точно закадычному другу поведала анархист, присев на край стола и бросила лукавый взгляд на шестикрылого. В каком-то смысле договор обязывал сохранять некую покорность, но позволить полностью уступить свою свободу командир повстанцев не хотела. Слишком низко, даже если называть «опустить голову», а не «преклонить колени». Это тихое перемирие, выворачивало суставы и угнетало своею нереальностью. Шаткая недолговечная конструкция, построенная на призрачной выгоде. Бартоломей, поправив галстук, положил стопку бумаг, как раньше, указывая на неё архистратигу. Там было все. Почти все. Ангелы, состоящие в его группировке, место нахождения и еще много деталей, которые были неинтересны, однако она вынужденно сидела в приемной, разглядывая ангелов в ожидание одного из великих. — Азраэль? — к удивлению ангелов она уже привыкла, поэтому кивнула и подняла очи, отрываясь от созерцания пола. На неё упрямо смотрел длинный мужчина, с прилизанными волосами и серыми задумчивыми глазами, как и все подчиненные Барта, одетый в темно-синий костюм. — Здравствуй, Эфром, — она закинула ногу на ногу и постучала пальцами по черным джинсам. — Так это правда? Ты выжила и освободила архангела? — он сел рядом, со странным вожделением воззрившись, что стало не комфортно. Липкое чувство. — И что, ты хочешь от меня узнать? Да, определенно, чистая правда, — безучастное пожатие плеч с её стороны ничуть не смутило любопытство ангела и тот только чуть нахмурился. — Многие сделали ставки, в основном ставили на то, что Михаил тебя убьет, — проникновенно сообщил бывший солдат Азраэль. Она напряженно моргнула и поджала губы, запустив ногти в кожаное кресло, сдерживая гнев. — Благодарю за веру, — бросила она, сделав быстрый вдох, и задержала дыхание. — Сама посуди: камня больше нет, и силы, чтобы дать отпор архистратигу — нет, ты раздавлена, — начал Эфром, загибая пальцы, но резко вскрикнул, когда послышался хруст костей, а рука полыхнула огнем. Длинные пальцы Азраэль легли на горло, оставляя кровавые неглубокие раны. Он не сообразил, когда анархист оказалась, практически, на нем. — Давай сделаем ставки: сколько секунд мне понадобиться, чтобы тебя убить, а потом расчленить тело и украсить кишками помещение? — свой голос Азраэль показался нестерпимо холодным и яростным, точно плотина прорвалась, освобождая анархиста и развязывая ей руки. Запах крови и тонкие нотки страха решительно подзадоривали воительницу, дабы не у кого больше не возникло мысли, что с ней так можно говорить. Эфром, не скрывая страха, поднял глаза, пытаясь вырваться. Его клинок был поразительно близко и в тоже время поразительно далеко. Она упивалась его беспомощностью, и, умело блокировав резкий на последних силах выпад солдата, оскалилась. И отпустила падшего, бросая ему молчаливый вызов, сделав два шага назад. Она пренебрегала тем, что тот схватился за клинок и, покраснев, вскочил с кресла. — Ты?! — Я, Эфром, если не забыл, — скривившись и окинув пренебрежительным взглядом ангела, она скрестила руки на груди. Кровавые разводы на руках командира били наотмашь бывшего солдата, а ранее спокойное, безучастное лицо перекосило от невиданных эмоций. Азраэль подняла правую руку и сделала приглашающий жест, и молчаливый вызов в ярком янтаре её глаз. Безобидность живого лица, с россыпью веснушек стала маской безжалостного убийцы, а веснушки побелели, словно в один момент были стерты серым ластиком, как карандаш с бумаги. Рыжие волосы, пламенем взыграло на свете ламп. В каждом жесте скользило величие анархиста, разве что в этом случаи за спиной не появились алые крылья. Ангел сглотнул, но клинок не выпустил, собственная гордость шептала, как чёртенок на левом плече, подзадоривая, одним касанием вынудила выпрямить спину и шагнуть на встречу кровавой Азраэль, которую даже в её рядах знали, как «Ангел Войны». Но ему страшно. Неужели почти все небесные воины утратили самоконтроль, и теперь за ними тенью ходит страх, а запретные эмоции, которые казались сладкие на вкус, в основном приобрели темные тени: тревога, бессилие, тяжесть, сомнения? Если считать это болезнью, то Азраэль уже давно заболела. Слишком давно. Лезвие клинка не дрожало в руках воина. Эфром отличался от некоторых лиц и успешно исполнял задание, также как и Тадеус служил Михаилу верой и правдой. Но в отличие от Тадеуса, слишком подверженный слухам, не имеющий собственного мнения и подчиняется тому, кто докажет свою силу. Азраэль доказала и теперь докажет. В её же руках не появилось ничего. Она собиралась победить без смертоносной стали в руках и доказать зелено-голубым глазам, которые безэмоционально следили за ней, воззрившись как на диковинную зверюшку через стекло. Подозрительную зверушку. Тонкая, прозрачная преграда не остановила прожигающий взгляд, который впивался иглами в кожу. Она выдохнула через нос задержавшийся углекислый газ, и приготовилась к нападению. Азраэль позволила Эфрому начать: первая атака полностью принадлежала ему, и ослепленный злостью ангел сделал первый выпад, нацеленный на сердце. Начищенный до блеска клинок разрезал воздух, но даже острием не смог её задеть. Когда она только начинала тренировки, то особое внимание обращала на скорость и быстроту, а уже потом на совершенствование разных видов оружия и техник боя. И сказать честно, пригодилось абсолютно все. Эфром наступал, а она, пригласив его на смертельный танец, уклонялась и примерялась для более эффективного удара. Она напускала на свое лицо отголоски страха и растерянности, давая воину упиться собственным величием, почувствовать приближение победы. Это чувство опьяняло ангела, а Азраэль мысленно усмехалась, бросив лукавый взгляд настороженному Михаилу. Ей казалось, что он стоит совсем рядом и ловит каждое движение, примеряя в бою, анализируя поведения. Он пытался разглядеть в этом постановочном бою смысл. Ангел Войны только этого и добивалась. Игра, где один противник свято верит — он победитель, а второй, подставляя плечо под глубокую царапину, прекрасно знает, что конец будет иным. Так и сейчас, Эфром зацепил щеку, прошелся лезвием и засветился от счастья, одолевавшая буря эмоций всколыхнулась внутри груди ангела, вытащив из горла победный крик. Азраэль едва сдержала улыбку, позволив дрогнуть только уголкам губ, и напустила злость. Стерев одним движением кровь, вскинула голову. — Слабачка, — сухо выдохнул Эфром, а прежний лик ангела растворился в свете прошедших веков. Таким, как он, помощь не нужна — им будет за удовольствие упасть ниц перед Михаилом. А она промолчала и, пожевав губу, напряженно передернула плечами. Переместив ногу вперед и сделав иллюзию подсечки, схватила руками еще припухшую кисть, в одну секунду отбросив клинок в сторону, со средней силой, увеличив дистанцию, и нанесла ребром ладони удар по шее. Секундой позже, переместившись за спину, прошлась по позвоночнику точными, невероятно сильными ударами, сместив слабые позвонки человеческого тела. — Не недооценивай противника, Эфром, — зажав ворот рубашки, произнесла она ему на ухо. — Может предатель, но лишней болтовней не стоит себя обременять. Ангел, корчась от боли, свалился к ногам Азраэль. Она, нахмурив брови и проверив карманы на наличие телефона, не обращая внимания на собравшихся ангелов и Михаила, который одним взглядом отдал приказ зайти в кабинет, покинула здание.***
Хрустнув костяшками пальцев, Михаил тяжело вздохнул и встряхнул руку, оборачиваясь на Балатона, который поджав губы, сохранял относительное спокойствие. Ни слова о поступках Азраэль, ни слова — говорил. Впрочем, бывший лидер группировки охотно понимал, что беседы, даже, как предположительный вариант, не рассматриваются. Главнокомандующий признавал: ему с Азраэль тяжело. Рыжий вихрь буквально притягивал к себе проблемы, а потом, без особо успеха искал силы с ними справиться. Дерзкая, хитрая, не готова подчинятся и даже слушать правду. Лишь иногда к ней доносятся отзвуки и то, что она желает услышать, ведь правда, как меч в спину. Боль, от которой жжется каждая клетка тела, а дышать почти невозможно. Настолько знакомо. Но где та, правда, а где ложь? Все перемешалось — и создает прекрасную иллюзию, даже человечество погрязло в этой иллюзии. Снова сжав руки, он разглядывал лицо Эфрома. И не понимал, как можно опустить своего командира, чтобы высказываться и критиковать. Так как и анархист, он понимал — этот ангел не один, их много, и простой обидой не назовешь, сила их лидера рассеялась призрачной дымкой на утеху, а слабость выставленная на большой сцене даровала возможность высмеять незадачливую выскочку Азраэль. Эфром поддался соблазну, как бабочка на сладкий нектар. Только это не слова Бартоломея или других лидеров группировок — Метатрон пишет новую историю, где нет места ни Азраэль, ни ему. Прошедшие страницы — прошлое. И вряд ли кто-то желает почитать заново. — Эфрома в камеру. Я допрошу его потом, — холодно пробормотал архистратиг, а лицо Балатона вытянулась. — Метатрон.