Живет свободно только тот, кто находит радость в исполнении своего долга. Марк Туллий Цицерон
Просторная комната без окон, и тяжелая люстра на потолке брезжилась желтым светом. По периметру в несколько рядов стояли железные стойки, выкрашенные в серый цвет, а на них, завернутые в старую бумагу, лежали артефакты. Всего лишь мелкая часть сохранилась и не потерялась в нетвердых руках рядовых солдат. Михаил оценивал количество и силу, иногда прикасаясь только кончиками пальцев, проникая вглубь таинственной силы, и потер шею, выдав легкую растерянность маячившим, как мятникам ангелам. Они боялись, теперь боялись еще сильнее, потому что почти все выжившие предатели. Они воевали за Кастиэля. Для архистратига этого было достаточно. Ему хватало и другого, не менее оживленного ангела, с бунтарским духом, а теперь еще один. Только девиз его новой жизни: «Я хотел, как лучше» служит разрушительной силой, падкий на неясный долг павшего солдата, он продолжает расправлять потрепанные крылья. Михаил мотнул головой и поспешил покинуть помещение — охранные заклинания в порядке, а что Бартоломей сумел побороть сомнения и раскрыл карты — потрясающее достижение. — Что известно о Метатроне? — поймав Барта за плечо, как можно тише спросил Михаил. Странное предостережение интуиции, словно подвесила картинку с лицом Метатрона, и пару раз наградила его легким ударом этой же картинкой. — Судя по всему, по его приказу убили пророка и теперь они больше не рождаются, — хмурый ангел сжал руки и тут же и разжал, расслабляя плечи. — Гадриэль вступил на службу к писарю и за списком убивает действующих лиц. Мы не узнали ничего, а пленные все, как один молчат и возносят Метатрона в боги, мол, он подарит им небеса за особые услуги. Бартоломею было трудно, он дышал кислородом и задыхался от силы архистратига, находящегося совсем рядом. Архангелу порой самому казалось, что он наступает на грудь и собственными руками доламывает крылья.***
Молитва срывалась с губ ангела, а синие глаза наполненные скорбью смотрели в пол, она зарывалась пальцами в жутко-зеленные волосы. Так Михаила еще не встречали — безлико, в своем горе и печали — и он дернулся, будто кожу опалило незримым, даже для его глаз, пламенем. Огонь и лед смешались воедино, чтобы пошатнуть, а потом нанести решающий удар. Впервые за две недели и поиски сосуда, он увидел крылья падшего ангела. И поверить не мог — ручейки крови, казалось, даже не собираются исчезать, кровоточат и кровоточат, поперек и вдоль раскрашивая в алый цвет перья. Обожженные, распятые по воздуху в водовороте огня атмосферы крылья навевали ужас. А где-то торчащие кости. Почерневшие и сломанные. И не было столь страшно для Главнокомандующего Святого воинства, если бы наказаны действительно виновные — не больше нескольких десятков — падшие. А здесь злой рок, ужас для тысяч небесных духов. Михаила ударило током, а ноги налились свинцом, не подаваясь желанию подойти ближе, встретиться лицом к лицу с младшими братьями и сестрами. Он поморщился, благодаря Отца, что никто не видел, как его пронзила внезапная, решительная боль. Она затмила рассудок и сдавила горло. Молитвы слишком громкие. Боль слишком велика. Им не помочь и крылья не вернуть. Архистратиг вытер пот со лба, запрокинув голову, встречаясь глазами с серыми тяжелыми облаками, таким же тяжелыми, как судьбы ангелов. Ледяная привычная маска и титаническое спокойствие, которые несколько дней назад упорно ломала Азраэль, рассыпались на мелкие камушки, и открыли доступ к настоящим чувствам, плескающимся как море в зелено-голубых очах. Призрачная дымка — насмешка и контрольный выстрел в лоб. Падения тысячи ангелов сошлось в одно изображение, только менялись лица и крылья. В неутешное сознание привели мелкие капли холодного осененного дождя. Скоро зима. И храбрый сильный архангел, снова надев любимую маску, мысленно приговаривал, что он должен быть сильным, сильным через боль и ненависть. Шаг к падшему ангелу. — Больно? — и едва не прикусил себе щеку, но глупый вопрос — начало разговора — успел донестись к ангелу, и та вздрогнула, как испуганный зверек, поднимая голову. Молчала, боясь заговорить, прекрасно осознавая, кто перед ней и что будет. Как некстати, вспоминались брошенные слова Азраэль, точную дату сказать не мог, но слова анархиста будто маленький червячок проникали в мозг, откладывая личинки. Может, звучало и мерзко, но отнюдь, эта ассоциация поселилась на веки вечные. «Они уже бояться тебя. Глубокий страх, намертво вселившийся в сущность, в бесчувственные, бессмертные. Ты этим гордишься?», а после них дикий смех с примесью крови. — Очень, — совладав с собой, кивнула ангел, а глаза вмиг стали бездушными — такая же маска. — Почему… они не заживают? — он сел на мокрые ступеньки неподалеку от ангела. Алые дорожки крови вместе с водой стекали ручейками на желтую траву. — Мне кажется, эта кара, — сглотнув, произнесла она, а жесткие зеленые волосы прилипли к загорелым щекам. — Сколько бы я не тратила благодати, они кровоточат… — Можно? — подвелся Михаил, осторожно спросив и приблизился к падшей, вдохнув чуть кислый воздух и примесь духов, которые не стерли пыль и вода. Пощекотав архистратигу нос, они исчезли, с новым потоком промерзлого ветра. — Обычно у падших таких проблем не возникало. — Я никогда не лгу. Ему впервой хотелось дать себе подзатыльник, поймав совершенно безумный взгляд: взрыв эмоций, презрение, горе, непонятное горькое чувство, от которого у него засвербели руки. Но женщина очень быстро закрылась и сжалась. У него возникли мысли: разговор с младшими братьями и сёстрами, как ходьба по минному полю, шаг назад, шаг вперед и щелчок. Виноват. Что бросил их. Что позволил скрестить мечи в бою. Но тогда это был приказ Отца, а теперь от него осталась пыль. Пустые планы и надежды. Долг. Два пальца коснулись горячего лба, легкий свет проступил через кожу её весселя. На крылья опустилась шаль чистого первозданного света, а под пальцами пульсировала боль, и Главнокомандующий потянул на себя, затягивая светом сильные повреждения. Зеленоволосый ангел тихо вскрикнула, и с закрытыми глазами тянулась к свету, как маленький ребёнок к маме. Спустя пару минут, когда помутнение рассеялось, он сел рядом, подняв голову вверх, не глядя, как позорно для ангела она всхлипывала, сложив больше не болевшие крылья за спиной. Перья посветлели, а кости побелели, всю кровь и куски кожи, будто счистили и воскресли поврежденные клетки из небытия. — Не болят? — он задержал взгляд на минуту больше, чем рассчитывал, а потом сердце наполнилось радостью — благодарность ангела, словно теплый живительный напиток. Дух забытого дома сделал круг, обернувшись дымкой. Ангел помотала головой и улыбнулась — тяжелый камень свалился с плеч. Ей легко, она готова танцевать под проливным дожем — и он улыбнулся еле заметно, больше позволить не мог. С эмоциями, которые можно разгадать в радужке глаз, зарождаются уязвленные места, незащищенное коркой льда горячее сердце. Он поднялся по лестнице, не оборачиваясь, и открыл двери, просачиваясь в затхлое помещение вместе с ветром и каплями дождя. С его коротких волос капала вода, а серая рубашка промокла, прилипая к телу. Встретили его молчанием. А за ним следом с мокрыми зелеными волосами влетела ангел. Большое здание оживленно загудело, вместе с находившимися там ангелами. Своеобразное укрытие, где можно залечь от невзгод, но в тот же час не сидеть на месте и продолжать быть полезным для Небес и самим себе. Тонкие стены укрывали от чужих глаз, а все остальное требовалось от компьютеров, и нескольких символом минимально закрывали доступ до силы благодати и максимально, на сколько, они могли себе позволить, все ещё раненные падшие, защищали. Михаил потёр шею и шумно вздохнул, встретившись с огненным взором Воинства Небесного. Каждый взгляд говорил: «Проваливай!», а страх цвел и терпко вился вокруг носа архистратига. — Мы его выслушаем, — пылко востребовала зеленоволосая ангел, обратив на себя все взгляды. Она расправила плечи, встав за ним. Архангел не помнил её имени, не знал статус. Возможно, раньше и сталкивался, но сейчас в голове поселился ветер, который издавал только завывания.***
Спрятавшись от леденящего душу ветра и сырости, которая просачивалась сквозь теплую ткань и, казалось, морозила кости, Азраэль сжалась, и озябшими пальцами натянула курточку. Впервые клубки пара со рта и холодеющая кожа приносили не прохладу для небесного духа, а настоящий холод, губительный существующий, только в другом мире, дышит в спину. Мурашки побежали по коже и, выдохнув еще одно облачко пара, ангелесса подняла голову. Как же нестерпимо хотелось взлететь. Расправить крылья и чтобы каждым перья почувствовать свободу, как раньше, но, увы, больше не возможно. Падший навсегда. Телефон разразился ироничными звуками арф — чарующей музыкой, ласковой, небесной. Покусав губу, вспоминая цифры знакомых номеров, она включила. — Азраэль, не так ли, — смеющийся тон Метатрона моментально разбудил дремлющую ярость. — В книгах очень много лишних персонажей, иногда они созданы для антуража, а вот пользы никакой. Сбивают с вдохновения, и не знаешь, куда кинуть такого героя в следующий раз. А главная роль не для них. Таких персонажей убивают. — А в реальной жизни убивают всех, особенно, кто нажил себе достаточно врагов, — скрепя зубами, с деланным спокойствие, процедила она, оглядываясь. Интуиция вопила, словно исказилась, а пальцы немели от холода, проникавшего в самое сердце. Она судорожно вертела головой в поисках причины. Но не одного лица ангела или демона, просто люди, шедшие по своим делам в круговороте мира, спешащие и ждущие. Они проходили мимо, не обращая внимания, или скользили безучастным взглядом. — Но, как я считаю, не обессудь мой творческий порыв, смерть должна быть красивой, нет-нет кровавой, — последнее, что произнес Писарь Божий, перед тем, как бросить трубку. Азраэль пару секунд кусала губы, и сделала пару шагов назад. Точно впереди стоит невидимый убийца, сотканный из льда и тьмы. Смерть не всегда пугала анархиста. Бросив Михаилу очередной вызов, даже с надеждой в глазах, каждый раз глядя в мутную воду, которая располагалась рядом, с лагерем воительница готовила собственное сознание к смерти. Ведь боязнь уплыть со вспышкой света в пустоту могла породить трусость, недостойную командира, да и воина. Вдохнув, она перекатилась с пятки на носок и, отошла подальше от большого скопления людей. Следующим воспоминаниям стал сильный удар и боль во всем теле.