Траектория падения

Ночной холод проник в помещение через раскрытую дверь. Гроза, как напасть, не желала утихать и только набирала обороты, словно запущенный механизм уже не остановится пока горячая смесь деяний небесных существ не перейдет врата Рая, возвращаясь в привычную среду мира и покоя, освежив зеленые кусты теплым дождем. Бартоломей бросил короткий взгляд на улицу, задержавшись лишь на пару секунд, и вернулся к созерцанию ангелов. Их собрал страх, как зыбучие пески Аляски с тысячами крохотных смертоносных песчинок. Вот так и страх небесных существ имел множество причин, незначительных и вялых, но в суме от них тряслись поджилки. Ребекка накрыла голову руками, в частности закрывая уши и лицо, чтобы живописные эмоции не подстрекали остальных, которые в кои-то веки сидели с безразличными лицами, смиренно ожидая хотя бы малейших шорохов информации. Этого и жаждал Бартоломей, его страх скрылся где-то внутри, протиснувшись между сиянием благодати. Здесь было безопасно, но в тоже время молчание шестикрылого затягивалось… Медленное, тягучее положение глухого раздражительного витало в комнате, сгущаясь мрачными облаками такими же, как на улице. — Думаете, Михаил справиться? — с робкой надеждой спросила Ребекка, поднимая голову, и в последствии поджала губы, чуть склонив голову. Ухмылку ангела сложно разобрать, то ли он скептично настроен, то ли надменность присуща высшим ангелам с отрицательной вестью о сомнениях, особенно в Главнокомандующем. — Конечно, обычный ангел не сравним с архангелом, — набрав побольше воздуха в легкие выпалил Акрон. — Но у Метатрона много преимущества, взять ту же скрижали, ни серафимы, херувимы, ни архангелы не смогли понять, что там написано и какая древняя сила заклятий содержится в кусочке камня. — Вскинула голову ангел, совершенно не соглашаясь с воином, поэтому смерив его внимательным взглядом, ждала пояснения. — У Михаила есть мудрость, сила воли, храбрость и верность. Он все делает на пользу небес, да есть у него с этим проблемы, потому что безукоризненное подчинение строиться на абсолютной верности восхищении и на страхе за собственную жизнь. Но сейчас не об этом. Его миссия — служение, и никто ведь с этим поспорить не может, — выразительно обведя молчаливых братьев и сестер взглядом, он усмехнулся, — этого не хватает многим ангелам… — И все же, — вклинился Барт, нахмурившись, и, поправив запонки, покачал головой, — Судьба интересная дама. Может случиться, что угодно. Невероятное, ужасающее. Знаете, как в сказках, героев много, но пишут только о выживших, не говоря об умерших, тех, кому совсем немного не хватило до победного конца. Остается только надежда и как уже упоминалось — вера. Наша вера. Иногда сам Бартоломей не мог понять охвативших его чувств. Изначально, после падения он стремился в лидеры, взяв на себя огромную ношу и не пощадив противников, добивался своих целей, приобретая теми или иными дорогами союзников, конечно, ангел не гнушался радикальных мер, уповая на свою силу и ту же самую верность братьев. С этим были огромные сложности: научится не собственноручно делать работу, и положить на надежные плечи других, готовых безукоризненно выполнить поручение, какой бы сложности оно не было, даже если в конце придет неизбежная участь всего живого — смерть. — Но почему, мы не можем помочь? Остались же приспешники, и мы почти знаем, где они?.. — Ребекка, что на тебя нашло? Они не так слабы, как ты представляешь. Но, знаешь… Слова Метатрона уже сделали свое дело, хотя, конечно, не слишком глобально и здесь есть некоторая правда, которую ни архангел, ни анархист не говорят вслух. Мы слепые овцы… Писарь захотел стать пастухом, но остались волки. — Это весьма неприятно, — ангелесса, сердце которой сияло самым прекрасным чувством, опустила голову, поочередно загибая пальцы, сопровождая негромким хрустом, — он говорил обо всех, без прикрытия. Эти слова ударили по самолюбию многих ангелов. — Кажется, гроза усилилась, — Барт в ожидании званых гостей, прищурился, глядя на двери. Сегодня его задание состояло в активном принятии новых ангелов. Он стал немного строителем. Всего немного кирпичей и скоро будет стена. Да, без определенных факторов не совсем крепкая, но существенным элементом будет победа. Громкая, ясная, долгожданная. Он проигнорировал вопросительные взгляды, уткнувшись взглядом в пустой белый лист, который должен стать неким символом чистоты новой жизни. Уже ничего не будет, как прежде. Они все изменились. Даже сами того не желая. Их головы впитали информацию, как губки. Конечно, впоследствии воспоминания — красочные и тусклые будут сливаться в единую картину, и затираться, без повторного начертания, прямо, как защитные символы. Их нужно наносить день за днем, неделей за неделей. Бартоломью подвелся, окинув всех мрачных взглядом, а ухмылка растаяла, как кусочек льда на солнце. Внутри все сжалось в тугой клубок, защемив в груди.

***

По небу гуляли облака, закрывая доступ к созерцанию звезд. Она подняла голову широко, раскрыв глаза. Янтарь утратил всю яркость веков, преобразившись в обычный светло-карий. — Молодец, Михаил, — сокрушенно пробормотала она, сделав один громкий хлопок, и, ухмыльнувшись, одними губами прошептала, — связь разорвана. Только архангел уже этого не слышал, его дух исчез, скользнув крыльями по ветру, забирая с собою все возможное и невозможное, выпивая, как остаток все чувства одним жадным прикосновением. Анархист сказала ветру, небу и пустому пространству, но не шестикрылому, который потратил на пару секунд больше времени, и следовало радоваться, что беседы между ними, как таковой не случилось, но и это теперь бесполезно. Лишние минуты превратили бы её в труп, а Михаил ощутил бы все прелести нарушения договора. Поднявшись на ноги бренного человеческого сосуда, выдохнула облачко пара, ловя губами пару капель спасительного прохладного дождя. Её трусило и водило со стороны в сторону, но огонек света впереди давал надежду, что она близко к убежищу. И хотя разум утверждал, что неплохо было бы скрыться с глаз архистратига, так вторая сторона утверждала всю бесполезность затеи: нет крыльев, сил ни моральных, ни физических, а еще пару десятков оставшихся бывших мятежников, которые решили присягнуть на верность, поставив на себя клеймо предателей во второй раз. А она — залог их жизни. Свет в этой части города погас. Тяжело вздохнув, она уже вступила на порог, с желанием громко поприветствовать здешних обитателей, но интуиция заставила закрыть рот и поджать губы, дабы не один выдох не сорвался с губ. Она слышала отдаленно знакомые голоса, но не принадлежащие здешним. Елейный голосок Барта узнает везде. Со злобой послышался не чёткий ответ, заблудившись в темных помещениях, а затем крик на полную силу легких разорвал тишину. Это послужило сигналом к действиям, ангельский голос выбил окна, а ветер, поймав заветный путь, с силой прорвался внутрь, роняя вазоны с цветами — белыми символичными лилиями. Азраэль расправила плечи и, беззвучно вынув клинок, двинулась в путь, с максимальной осторожностью, обступая тонкой подошвой стекло. Первым попался незнакомый ангел, он напряженно смотрел вперед и совсем не поворачивался назад, успев перед смертью лишь уловить краем глаза крадущуюся тень и блеск ангельского клинка. — Один есть, — хмыкнув она, поморщилась, когда свет от убитого, вспыхнул перед глазами, и нырнула в темноту, пользуясь подходящим положением дел: выглянуть и проверить никто не удосужился. Словно и не надеялись, что кто-то ответит сопротивлением. Здесь, и правда, осталось совсем немного ангелов, близкие к Михаилу и почти важные особы для небес. Азраэль заправила прядь волос за ухо и от усердия высунула язык, чуть прикусывая кончик, а затем приподняв двери за ручку, едва двинув ею, замерла, желая услышать голос хоть кого-нибудь. Мышцы нечеловечески болели, а голова раскалывалась, точно кто-то вбил гвоздь и, не дав возможности его вынуть, связал руки и ноги. Привкус крови еще блуждал во рту. Она уже не могла поступить по иному, не могла бросить ангелов, даже наглого Бартоломью, который бесил при каждой встречи. Ведь, кто она тогда, когда собственный гнев и немного раздражения ставит превыше жизни. Цель должна быть возвышеннее и приятнее. Приспешникам Метатрона не повезло, их Ангел Войны занесла в разряд врагов и расправлялась быстро и хладнокровно. На мелкую дрожь, колотившую тело, как при горячке — побочные эффекты — не обращала внимание. В бою она отвлекалась от боли и суеты, никогда не замечая жутких ран. Её сумасшествие проявлялось непосредственно в пылу битвы, сочетаясь с хладнокровием и точностью. Короткий всхлип Ребекки указывал, что противники еще внутри, и это не будет бесполезно… Хотя она бы и так отомстила. Двери почти бесшумно открылись. — Гадриэль, какая приятная встреча! — глаза сверкнули на свету, а капельки крови на губах и лице придавали еще больше устрашения, того тонкого безумия. Так было значительно легче, вот только такое не действовало с Михаилом, к её несчастью, говорят: «Врага нужно знать лучше, чем себя». И архистратиг нашел в них чуть — маска слетала слишком быстро. Смахнув волосы с глаз, она подняла окровавленный ангельський клинок. — Азраэль, — нахмурившись, бывший узник Райской темницы стушевался, но вопреки всему чувствовал себя намного увереннее, чем прежде. — Не ожидал тебя увидеть. Думал, что Михаил уже выбросил сломанную игрушку. Ангел знал. Метатрон успел поделиться огромной радостью. Красный наркотик теперь дурманит мозг писаря. — Ну-ну, — покачав головой, она насмешливо приподняла бровь, — знаешь, иногда в игрушек отбирают сердца. И тогда они становятся бессердечными убийцами. — Но у тебя есть сердце. — Как знать, как знать, — задумчиво потянула она, бросив короткий взгляд на Барта и Ребекку, которые еще были живы, в отличии от Роилима и Акрона. Их было жаль. Разве сама преданность в их глазах заслужила смерти от предателей? Но все это противоречия, потому что никогда нельзя забывать, кто ты, кем тебя нарекли и желают видеть сейчас и всегда. Буря неподвластных чувств, не выходящих за предел тонких стенок сердца, всколыхнула засохшую кровь, и засосало под ложечкой. Азраэль оставалось гадать, почему столь сентиментальной стало её внутреннее «я». Граненый алмаз естества стал намного чище и драгоценнее, вот только его никому не увидеть: засохшие грязь и кровь закаменели намертво. Она пропустила многое. Но Гадриэль и остальные живыми не уйдут или она не ангел Войны. Ненависть её спутник и товарищ, а ярость битвы аккуратно подпирала спину, не даруя возможности отступить. Впрочем, это лишнее. — Шансов у тебя нет, но как на счет остальных? Один крылатый держал Ребекку на виду, готов приложить максимум усилий, чтобы убить. Его мускулы дернулись. Приспешники прекрасно знали к кому именно обратилась мятежница. Её глаза засверкали янтарем. Словно сила возрождалась из пепла, как феникс, сияя диким огнем и расправляя огненные ласковые перья. Еще один громкий порыв ветра, и она не заметила, как сзади подобрался ангел, выбив из руки клинок, он сделал замах, но промахнулся. Азраэль сделала вдох и ударила с локтя в живот ангелу, не успевая обернуться. Но он оказался куда крупнее мятежницы, преобладая в силе, как она уповала на скорость. Схватив её и приподняв над полом, бросил. По губам побежала кровь, запачкав пол. От удара потемнело в глазах. Гадриэль показательно усмехнулся, чувствуя власть. Барт присоединился к драке, уже не надеясь, что словами можно что-то решить. Растерянность, после смерти только что живых, сжала невидимыми тисками шею и склеила руки. Но острие клинка приятным холодом пробудило жажду отмщение. Желание мести, через которую можно выплеснуть даже крохи эмоций. — Мы в меньшинстве, но никогда не сдадимся, — отчетливо прошептала Ребекка и, зажимая пальцами рану, чуть согнув ноги, вытянула клинок, готовясь сразиться. Азраэль, пользуясь замешательством приспешников писаря, сжала зубы и ударила по колену, стоящего рядом ангела, приложил максимум усилий. И еще раз перевернувшись, теперь на живот, контролируя дистанцию, подорвалась, не очень уверенно держась на ногах. Но тут же зону видимости попал клинок: он покинуто одиноко лежал в углу и таил в себе быструю смерть. «До него не добраться», — мысленно хмыкнув, она сосредоточенно поглядела на Гадриэля, признав в нем своего противника, и решила драться в рукопашную, пока тот не потеряет одним чудным мгновением бдительность и смертоносное оружие. Бартоломей, уклонившись от удара, с разворота нанес ближайшему врагу меткий удар в сердце. Выглядело довольно эффектно — наблюдать за красивым боем анархисту всегда интересно — новые приемы. Но здесь сражение было грязным. Ей приходилось, казалось, целую вечность бороться. Всегда и во всем, побеждая даже страх, который каждый раз возрождался и просачивался под кожный покров. Азраэль опустила голову, прислушавшись к звукам, ловя каждый поворот человеческого тела, и вовремя увернулась, когда ей целились в спину, ориентируясь поближе к сердцу. Но резко повернувшись на полу согнутых ногах, она нанесла удар в горло, а затем, приложив максимум усилий, пробила грудную клетку, используя фирменный прием дьявола. Он нравился легкостью и изящностью с презрением, балансируя на краю бесславия. В воздухе ощутимо завоняло кровью. Мятежница не могла сопоставить восходящие образы чистоты с легким запахом цветов комнат, с творящейся жутью на данный час. Ужасающие воображение разводы крови, отпечатки пальцев и раскрытых ладоней на стенах, словно кошмар подобрался настолько близко, что дышал в спину, проливая реки крови, лопая сердца, как мыльные шарики. Это было чертовски сложно. Барт взвыл, стиснув сразу же зубы, и вскинул руку с клинком вперед, пробив шею неугодного предателя, замахнувшись, откинул ангела, направляющегося к беззащитной Ребекке. Её состояние ухудшалось, поэтому ввалившись в одну комнату их убежища, распласталась на полу, не в силах сдерживать боль и крик. Азраэль кипела от гнева, а ангелы точно саранча лезли во все дыры. Метатрон надеялся уничтожить их пока не поздно, пока победа не взяла на абордаж разум, пока проигравшие не сломались духом. Анархист, казалось, горела рыжим пламенем ярости, не обращая внимания на боль. Существовало только сейчас. С влажных ладоней выскальзывал клинок, судорожно выдохнув, она, вытерла щеку, еще больше растирая алую жидкость, и с яростью сбила с ног первого пришедшего. Погибло ангелов шесть. Но они так же дрались до последнего удара сердца, разрывая мягкие ткани кожи. Нет сомнения. Только победа и жизнь. — Уходим, — приняв решение отступать, она признала их действия бесполезными. Ребекка ранена и едва смогла уйти с траектории полета метательного ножа и то не без помощи ангела, который вопреки всему умудрился оттеснить светловолосую. Бартоломью кивнул, моментально закрывая двери. Азраэль успела проскользнуть, торопливо вытирая кровь и не теряя драгоценные минуты, подхватила под локоть ангелессу, поморщившись. — Они окружили нас, — воин небес поднял брови, образовавшиеся морщинки добавляли ему больше растерянности. Голубые глаза нервно кружили по коридору, и, подпирая дверь, он провел пальцами по ране. Он вывел на двери кровью енохианский символ. — Это их задержит, но ненадолго. С нотками паники звучали последние слова. А вокруг ядовитые испарения ангельской глупости, словно кратер вулкана стало их убежище, и что самое ужасное под ногами уже поднималась лава, застывая прочной коркой, а подошва плавилась от невероятного жара земли. — Хочется прилечь, — хрипло закашлявшись, прошептала Ребекка, обперевшись плечом на стену и, скрипнув зубами от досады, мятежница сильнее вцепилась рукой, держа на себе почти безвольное тело. Время, казалось, растянулось жевательной резинкой, но прошло всего-то ничего. Минут десять, а будто час или два на поле сражении. В груди болело, точно горячий воздух жадно пробил грудную клеть, подгибались ноги. Азраэль судорожно сжимала в руках замок от курточки, не имея идей. Они слишком слабы, чтобы противостоять тем, кто на улице, а времени в обрез. Символ съедала ангельская сила, и не понятно, откуда у приспешников писаря столь объемные запасы благодати. — Если только… Кровавый символ. Но не факт, что нас не размажет тонким слоем по земле… — Давай просто сделаем это. Будем полагаться на удачу. Надеюсь, ты везунчик. — То же самое ожидаю от тебя, — усмехнувшись, он провел клинком по ладони и, присев на одно колено, аккуратно нарисовал символ. Азраэль вздохнула, по телу прошла дрожь, а живот скрутило тошнотворным спазмом, комок встал в горле. Было страшно, очень, словно сам Смерть равнодушно протянул руку, глядя в воспаленные глаза и кровь словно боевой раскрас на лице и теле. Аккуратно поддержав Ребекку, опустилась вместе с ней на пол рядом с Бартом, кивая ему. Тот, прижав к себе ангелессу, тяжело вздохнул и резко опустил кровавую ладонь в центр символа.