Нашатырь

      Неизвестно, сыграл ли свою роль ночной визит ягуара, или Нашатырь действовал в соответствии с каким-то одному ему известным планом, но следующим утром, стоило только Зое проснуться, он тут же начал побуждать ее отправиться в дальнейший путь. Ворча и зевая, женщина принялась собираться и складывать палатку. Сейчас как никогда прежде хотелось горячего кофе и омлета с тостами… Душу бы продала за омлет…       — Может, ты все-таки немного умеешь читать мысли? — с подозрением спросила женщина, когда добытчик предложил ей на завтрак три яйца какой-то неведомой, но, видимо, достаточно крупной птицы. Он приволок их прямо с гнездом, умудрившись не разбить.       Наскоро пожарив яйца в котелке, Зоя не без удовольствия их умяла, задаваясь вопросом, а чем же кормится сам Нашатырь вот уже третий день? Судя по всему, ничем… Подобно гигантскому варану или крокодилу, он предпочитал наедаться, пока не попрет из ушей, а потом неспешно тратил калории в течение нескольких суток. Вообще, удобно… Зое вот постоянно есть хотелось, это очень отвлекало от путешествия.       Наконец они собрались и двинулись дальше. На поясе Охотника висело уже четыре гладко отполированных человеческих черепа, а за спиной помещались нанизанные на какую-то прочную нить позвоночники главаря банды и второго неизвестного. Нашатырь вышагивал не торопясь, позволяя нагруженной вещами Зое поспевать за собой, и общий темп наводил на мысль, что переход будет долгим.       Куда они снова шли? Извечный вопрос…       Впрочем, сегодня идти было неожиданно легко и даже приятно. Сквозь облака проглядывало солнце, моросящий мелкий дождик то и дело вспыхивал, как золотая россыпь. Потеплело настолько, что Зоя разделась до майки. Москиты роились поодаль, но почти не подлетали.       Часа через три устроили первый привал — под удачно попавшимся разлапистым авокадо. Зоя там наелась до отвала и еще нарвала столько плодов, сколько смогла унести. Подождав, пока она отдохнет, Нашатырь снова пошел вперед, прямо сквозь самую гущу зарослей. Несмотря на то, что он выпустил свои запястные лезвия и периодически прибегал к их помощи, в целом через подлесок он скорее не прорубался, а проламывался, оставляя за собой широкую просеку. Несколько раз он останавливался и сверялся со своим наручным компьютером, значит, двигался все же не по наитию, а по навигатору. Зоя с удивлением успела отметить, что все символы, загорающиеся на экранчике были ярко-красного цвета, ни дать ни взять дешевые китайские часы-будильник…       Она шла и непрерывно осматривалась. Вокруг, насколько хватало взгляда, высились колоннообразные стволы деревьев. Зоолог не слишком разбиралась в местной флоре, хотя отличала некоторые пальмы и фикусы. Многие стволы были покрыты небольшими цветками. Красноватую почву плотным ковром устилали опавшие листья и ветки; периодически встречались большие подушки мха. Над головой колыхался высокий шатер из сомкнутых крон, через рваные просвету которого сквозили редкие солнечные лучи.       Зоя сама не заметила, как увлеклась сбором «подножного корма». Заприметив кусты папоротника, она собрала в пучок самые молодые вайи и набила ими карманы — она слышала, что в вареном виде они весьма питательны. Потом встретился вид съедобных орхидей с желто-коричневыми цветами — Анхель успел показать этот цветок ученым. Зоя сжевала пару бутонов на ходу, не найдя во вкусе ничего особенного.       Недовольный, что спутница начала часто задерживаться, отвлекаясь на всякую ерунду, Нашатырь строго рыкнул, приказывая поторапливаться, и сам ускорил шаг. Нашелся тут начальник, раскомандовался… Зоя набрала в легкие воздуха и, как сумела, рыкнула в ответ. Не ожидавший подобного, Охотник аж присел, и потом остаток пути странно косился на давящуюся со смеха, но притом отчаянно корчащую серьезную физиономию женщину.       Уже с наступлением темноты путники вышли к небольшой реке. По всей видимости, она в своем обычном состоянии представляла собой ручей, но, с приходом дождливого сезона, превратилась в ревущий грязный поток. Неподалеку Охотник указал место новой стоянки. Зоя уже привычным образом распаковала вещи, разложила палатку и развела костер. На ужин она сварила папоротник. На вкус он оказался странным… Дожевывая последний росток, она невзначай вспомнила, что варить надо было минимум в двух водах, но решила, что обойдется.       Не обошлось.       Реально ли ужин стал причиной отравления, или Зоя второпях недокипятила воду для питья, но среди ночи ей пришлось проснуться от тошноты и рези в животе. Перевернув аптечку и проглотив все хоть сколько-нибудь подходящие по случаю препараты, женщина тем не менее замучилась бегать за пределы «лагеря». Видя ее настораживающее состояние, Нашатырь тоже засуетился и несколько раз порывался пойти с ней. Зоя махала на него руками и, еле сдерживая неприятные позывы, кричала:       — Стой, где стоишь, дубина! Я пошла блевать! Я справлюсь БЕЗ ТЕБЯ!!!       Что-то наконец смекнув, он прекратил свои поползновения, а после очередного возвращения измученной человеческой особи попытался предложить помощь. Ткнув пальцем в сторону Зои, он положил руку себе на живот и согнулся, имитируя приступ боли, потом наклонил голову к плечу, что у него всегда означало вопрос, интерес, либо непонимание.       — Ага, живот болит, — подтвердила женщина.       Тогда Нашатырь извлек одну из своих страшных игл миллиметра три в диаметре и протянул Зое, успокаивающе ворча. Но спутнице эта идея не понравилась — неизвестно, как бы на нее подействовал инопланетный препарат. Ну и сама иголочка доверия не внушала.       — Да ты, верно, с дуба рухнул? Нет, не-ет! — видя настойчивость клыкастого, Зоя отчаянно замотала головой и побыстрее залезла в палатку, чтобы компаньон не доставал ее этой своей внезапно прорезавшейся заботой. Впрочем, минут через десять пришлось срочно бежать обратно.       К большой чести Нашатыря, он отнесся к состоянию землянки с неожиданным пониманием, хотя, при своей феноменальной устойчивости к боли и повреждениям, он мог даже приблизительно не представлять, насколько она страдает. Когда следующим утром Зоя проснулась вся разбитая и еле выползла из палатки, к ее удивлению, в котелке ждала горячая вода, а на широких листьях, как на подносе, лежало несколько видов фруктов на выбор. И где он только это все доставал? Очевидно, поднимался на самые высокие деревья — большинство плодов росли именно в верхнем ярусе, именно поэтому Зоя обычно не видела в лесу ничего съестного. Особенно приятно было, что спутник заморочился разведением и поддержанием ненавистного ему огня, хотя сам решительно не признавал важности кипячения.       — Нашатырь, ты просто золото, — растроганно произнесла женщина, — но я пока вообще ничего есть не могу…       Охотник озадаченно повертел башкой и куда-то унесся, вернувшись лишь через пару часов. Оказалось, что он ходил добывать для своей подопечной мясо. Снова притащив трех птиц неизвестного вида, по цвету и размеру напоминающих нечто курообразное, Охотник предложил их Зое, но, к своему огорчению, вновь получил отказ и сжевал добычу сам, чтобы добру не пропадать. Наблюдая, как он поглощает пищу, женщина невольно задумалась о том, каким образом он умудряется ловить птиц. Судя по тому, что у всей дичи была свернута шея, он не использовал каких-то особых средств, а попросту хватал пернатых голыми руками, но, вот как ему это удавалось, был большой вопрос. Может, банально пользовался своей маскировкой?       Двое суток Нашатырь хлопотал вокруг Зои, пока ту беспощадно полоскало. Она от людей-то давно такого внимания не видела, а тут… Он упорно предлагал ей разные виды пищи, дежурил возле нее ночами и вообще в целом выглядел обеспокоенным. Еще недавно она посчитала бы, что более в его духе прирезать ее, чтобы не мучилась, но теперь личность Охотника открывалась совсем с иной стороны. Что это было? Простая жалость? Благодарность за то, что она тоже была рядом, когда он болел? Зоя точно не знала, но была в любом случае очень признательна своему странному спутнику.       На третий день ее состояние улучшилось, но оставалась слабость. Зоя впервые попробовала поесть вареного мяса. На десерт Охотник преподнес ей настоящую маракуйю, которую желудок все еще нехотя, но принял. Женщина не спеша ела, запивая все большим количеством теплой воды, а инопланетянин расположился неподалеку и терпеливо, точно заправская сиделка, наблюдал за процессом. Его лицо, как обычно, было скрыто за маской, но по поведению можно было догадаться, что он пытается оценить текущее состояние спутницы. Когда она сделала перерыв, отложив еду, он с почти ласковым воркующим звуком подобрался ближе и, взяв небольшой кусочек мяса, протянул его Зое, как бы уговаривая покушать еще. Видимо, ему очень хотелось удостовериться, что с человеческой самкой все уже в порядке и, кажется, основным критерием здоровья для ее вида он посчитал именно количество съеденной пищи.       — Нашатырушка, погоди, не надо только пичкать меня насильно, — отодвигая его руку, проговорила Зоя.       Охотник разочарованно загудел.       — Я знаю, что мне надо восстанавливать силы, — продолжала Зоя, как бы переводя мысли спутника, — но после такого желудочно-кишечного приключения нельзя сразу нажираться вот так. Ну неужто ты не травился ничем и никогда? Хотя, да, я забыла, у тебя же там какой-то супер-препарат есть в аптечке… Может, стоило мне рискнуть и попробовать его? Хотя о чем это я…       Нашатырь внимательно ее выслушал, ничего, как водится, не понял и отправился поискать еще какой-нибудь еды, на которую это странное существо могло бы соблазниться больше. А Зоя внезапно вспомнила про лежащие в рюкзаке плоды авокадо. К этому времени они уже превратились в мерзкую кашу…       Вскоре Охотник вернулся. Он волок что-то увесистое и длинное. Как оказалось — анаконду. Такой громадины московскому герпетологу встречать еще не приходилось. В очередной раз сердце сжалось при виде столь прекрасного экземпляра, забитого на еду. Зеленая, в крупных овальных пятнах, шкура переливалась на солнце, туловище в самом толстом месте достигало ширины Зоиной талии, длины в змее было метров восемь, а сколько она весит сложно было даже предположить. Голова у змеи отсутствовала. А ведь такая животина могла и удушить…       Это явно была особь женского пола — самцы удавообразных гораздо мельче… Ну, и где же твои принципы, здоровяк? Или запрет касается только добычи трофеев, а жрать можно кого угодно?       С бодрым рычанием Нашатырь свалил ношу на землю. Исследовательница подошла и заинтересованно начала изучать змеиный труп. Тогда Охотник удовлетворенно застрекотал: похоже, наконец-то он ей угодил.       — Есть хоть кто-то, кто для тебя — не еда, а? Хищник… — вдруг поинтересовалась Зоя, поворачиваясь к нему, и вместо похвалы в ее голосе почувствовался невольный укор. Нашатырь отступил и озадаченно склонил голову набок. Похоже, он уловил недовольство, но не понимал, в чем именно провинился. Впрочем, все-таки не стоило вводить его в заблуждение. Он делал так, как считал нужным, и благодаря его действиям невезучая путешественница все еще не подохла с голода. Зоя вздохнула и, приблизившись к спутнику, слегка погладила его лапищу, дабы показать, что не сердится. Мотнув головой в сторону змеиной туши, она добавила:       — Ну чисти тогда, раз поймал, будем пробовать…       Зоя понимала, что возмущаться-то она может сколько угодно, а есть Нашатырову добычу все равно станет. И каких только «деликатесов» ей не довелось в последнее время испробовать по его милости… Он реально воспринимал как пищу все, что бегало, летало или плавало. Зоя подозревала, он и тех личинок не слупил лишь по той причине, что добыл их не сам — гордость не позволила.       Нашатырь что-то обиженно проворчал и приступил к разделыванию добычи. Вскоре гигантская зеленая анаконда была выпотрошена и порублена на «стейки». Кстати, внутри у нее в виде бонуса обнаружился некрупный крокодильчик. Зоя запекла немного мяса и заставила себя еще чуть-чуть подкрепиться. Остальное проглотил Охотник.       Когда Нашатырь наедался до сыта и тяжелел, то становится добродушным и даже ленивым. В такие моменты он подпускал к себе ближе, чем обычно, глядя на посягательства любопытной человеческой особи сквозь пальцы. Зоя быстро просекла данную черту и теперь собиралась беззастенчиво этим пользоваться.       Вот и сейчас довольный инопланетянин растянулся на земле кверху пузом, положив одну руку под голову, а другой неспешно срывая вокруг себя куски мха и выжимая их друг за другом себе в пасть. При этом он задумчиво всматривался в небольшой клочок неба, проглядывающий среди листвы.       — Что ты там так пристально разглядываешь? — осведомилась Зоя, подсев к нему и тоже поглядев наверх. Охотник поскрежетал жвалами и коротко ответил:       — Ашх. Ур-ру ххэ.       Они стали с некоторых пор иногда вот так переговариваться — она Нашатырю что-то на своем языке скажет, а он ей что-то ответит на своем. При этом, ни один не понимал, что сказал собеседник. И, наверное, ни Нашатырь, ни Зоя не смогли бы объяснить, зачем они это делают. Забавно, наверное, выглядели в переводе такие диалоги.       Зоя усмехнулась и поглядела на Охотника, неожиданно встретившись с ним взглядами. Нашатырь прикрыл веки и теперь снисходительно взирал из-под них на спутницу. Внезапно исследовательнице пришла в голову мысль, что ей до сих пор не представлялось возможности внимательно разглядеть глаза рептоида. Первое время было просто боязно: на Земле у многих организмов прямой взгляд означает угрозу, в том числе и у людей. Неспроста лгуны или просто неуверенные в себе личности при разговоре глаза прячут — они подсознательно боятся спровоцировать собеседника на агрессию. Собака, признающая авторитет хозяина, также никогда не выдержит его взгляда. Зная это, не слишком хочется проверять, как отреагирует на долгий прямой взгляд инопланетное существо, которое, к тому же, раз эдак в двадцать сильнее тебя…       Но за Нашатырем до сих пор ничего похожего не отмечалось. Он никогда не отводил глаза первым и, если уж пялился на что-то, то пялился с нескрываемым интересом. Разумеется, он был полностью уверен в своем безоговорочно доминирующем положении, так что мог себе позволить… Но непохоже, что он испытывал потребность отдельно напоминать об этом. Земные рептилии, кстати, взглядам вообще никакого значения не придают, да только ни одна из них не стоит на такой же ступени развития, что этот здоровяк. А у разумных взгляды обязаны значить хоть что-то… Ну ладно, проверим…       Зоя набралась смелости и наклониться к Охотнику ближе. Он сморгнул и вытаращился на нее в ответ, замерев с куском мха у самого рта. Потом медленно убрал руку в сторону, но остался лежать, как лежал, и зрительного контакта не прервал.       — Я просто посмотрю, — как можно доброжелательнее проговорила женщина, — не дергайся…       «Тебе что нужно?» — явственно читалось в выражении Нашатыря. Но он не демонстрировал недовольства, а это было главное.       Глазные впадины клыкастого были достаточно глубокими, но из-за темной кожи казались еще глубже. Небольшие близко посаженные глаза смотрелись в них как два уголька. На веках виднелась тонкая сеточка морщинок — по всей видимости, это было одно из немногих мест на теле Охотника, где шкура уступала по толщине воловьей. Все остальное лицо покрывали очень мелкие чешуйки, лишь на лбу и в основаниях ротовых придатков виднелись увеличенные щитки. Более подвижным являлось верхнее веко — так же, как у людей, а не как у многих рептилий. Мигательной перепонки видно не было, как и белка. Сами глаза имели округлую форму, но внешний край был выражен больше внутреннего и чуть приподнят. Радужина напоминала по цвету темный янтарь с желтыми крапинками и прожилками; по ее краю выступали зеленоватые кровеносные сосуды, создавая весьма интересный эффект мерцания. Круглый зрачок беспрестанно подрагивал, меняя просвет и подгоняя точность фокусировки, как у птиц и дневных ящериц. Его обрамляла яркая золотистая кайма, делающая эти мельчайшие движения более заметными.       Интересно, что органы зрения Нашатыря совершенно не походили на ночные, тем не менее он свободно ориентировался в темноте. Значит, либо в его маску был встроен прибор ночного виденья, либо он в принципе улавливал иной цветовой ряд, чем земные позвоночные. Возможно, Охотник видел в красноватых и оранжевых тонах, различая лишь самую коротковолновую часть спектра. Возможно, каким-то образом воспринимал даже инфракрасное излучение. Об этом Зоя уже давно догадывалась по ряду косвенных признаков. Нашатыря, несмотря на его явную теплолюбивость, заметно раздражал находящийся в непосредственной близости открытый огонь, а при ярком солнечном свете, будучи без маски, рептоид словно бы слегка терял ориентацию, начиная больше принюхиваться и прислушиваться. Знаки на экране его навигатора были только красные. Зое он приносил ягоды и фрукты только желтых и красных тонов. Плюс тот случай, когда он каким-то непостижимым образом дистанционно определил, что Зоя сильно замерзла, после чего соизволил ее обогреть… Как-то все слишком совпадало. Но о механизме, конечно, приходилось только гадать.       Если же отбросить научные изыскания, то глаза Охотника можно было назвать достаточно… красивыми. Только не по-человечески и даже не по-змеиному, а что-то между. Пляшущие в них золотые искры представляли собой поистине завораживающее зрелище, а нехарактерная для большинства зубастых хищных тварей осмысленность во взгляде странным образом была тут совершенно к месту, усиливая гипнотический эффект.       Засмотревшись, Зоя на время забыла обо всем. Даже о том, что перед ней сейчас находится самое опасное существо в этом лесу. Она заметила, что склонилась слишком близко, лишь когда ее лица коснулось теплое дыхание. Забавно, пахло примерно как из пасти крупной собаки… Но обдумать, какая микрофлора может обитать во рту у инопланетного оргазма, исследовательница уже не успела. Шевеление носовой складки Охотника заметно участилось. Похоже, он все-таки забеспокоился.       В следующий миг стало ясно, что Зое не показалось. Нашатырь вдруг издал утробное ворчание и резко подался вперед. Испугавшись, что он сейчас вцепится ей прямо в лицо, женщина отпрянула и, потеряв равновесие, села на пятую точку. За время многолетней практики со змеями и крокодилами она хорошо научилась уворачиваться от укусов — это происходило буквально на автомате.       Охотник, впрочем, кусаться не собирался. Он сам вскочил как ошпаренный и быстро скрылся за деревьями. А Зоя так и осталась сидеть на заднице, сотрясаясь от беззвучного нервного смеха.