Красавица и чудовище

Служанку и правда проводили, как принцессу. Моргана стояла у окна своего добровольного узилища и смотрела, как полыхал костер. Утер стоял у подножия лестницы и утирал виноватую слезу, похоже, зелье заставило проявиться более мягкую часть его натуры. Никто толком даже ничего не понял, кто погиб, кто нет, а эти слезы словно дали толчок слухам, что мятежная принцесса сама бросилась из окна, лишь бы отцу досадить. Стража башни упорно молчала, не желая ничего объяснять зевакам, и горожане утвердились в мысли, что черные, как смоль, локоны девушки на траурном ложе, принадлежат Ее Высочеству. Ни один не осмелился заглянуть под покрывало на лице усопшей. Утер стал рассеянным, его паранойя во всем, что касалось магов, утихла, и, как оказалось, день похорон Гвиневры стал для него последним. Старика в друидском одеянии, даже не пытающегося сбежать, нашли у постели мертвого короля. Эмрис улыбался и беззвучно шептал что-то про своих внуков, даже восходя на костер — начальник стражи пытался поговорить с Морганой, но все, что она сказала — «Следуй закону до тех пор, пока король не изменит его». Камелот притих. Сэр Леон не раз приходил к дверям темницы принцессы, умоляя ее хотя бы временно взойти на трон, и каждый раз она требовала, чтобы ее оставили в покое. Гаюс, который был больше всех похож на советника короля, приказал ждать Артура. И они ждали. И дождались. Ранним утром в город вошли два перепачканных в дорожной пыли путника. Артура — и счастливого, и печального вдвойне — короновали днем позже. Печального, потому что корону на его голову одел не отец. Потому что рядом не было Гвен. Радостного — потому что ради него Моргана спустилась вниз и коротко обняла его, только чтобы через минут уйти. Впрочем, ему, в отличие от всех остальных, дозволялось подниматься в башню. Обещание Нимуэ исполнилось. Моргауза получила своего принца, хоть и не сразу. Были разговоры, долгие, невыносимые, чудеса магии, ее возможности, позже королевское признание, что Камелот может жить лучше. Вместе с магией. В мире с ней. Союз был признан венчанием и королевским венцом, который Артур собственноручно возложил на голову Верховной Жрицы. Моргана, мучимая чувством вины, еще несколько месяцев просидела в добровольном заточении, пока брат угрозами и уговорами не смог вытащить ее оттуда. Вполне возможно, что она бы вышла замуж за одного из верных рыцарей, родила ребенка — или двух, и, исполнив свой долг, как жена и мать, тихо, как свеча, угасла. И Мерлин до конца своих дней бы…