***
По крайней мере, было уже достаточно темно, чтобы наяда не могла видеть пялящихся на нее орков и знать, сколько именно народа стало свидетелями ее позора — Тарак, сказав «тут недалеко» провел ее без одежды почти через весь хушрон*** от своего дома до дома вождя. Анебриэль не могла видеть орков, но знала, что они где-то там — смотрят на нее из темноты. В каком-то смысле было бы лучше, если бы Тарак снова вел ее на цепи — не пришлось бы бороться с искушением разнести все вокруг к гоблинской матери. — Господин, вы просто мной похваляетесь, да? - сердито прошептала эльфийка. — Не боятся — все орки прийти домой из поход, в племя полно новый пленный женщина. Никто не обращать внимания. — Ну да, как же... - фыркнула Анебриэль. — Перед старейшины лучше молчать, - напомнил орк. - Они не говорить ты на человеческий, ты не говорить на орочий. Меньше глупый приказ делать. Либо все действительно могло быть еще хуже, либо молодой вождь недооценил фантазию старейшин — даже без слов они быстро наполнили чашу терпения наяды до краев. В отличие от жилища Тарака, дом вождя был освещен многочисленными жаровнями и факелами — хотя те и служили скорее для создания торжественной атсоферы, чем как источники ненужного оркам света — и Анебриэли не требовалось гадать, сколько народу на нее пялится — она отлично видела, что пялятся все. Старейшины сидели на полу за длинным низким столом и это были самые старые, морщинистые и противные орки, которых фея когда-либо видела. Многие привели с собой волков, пожирающих эльфийку взглядами не менее голодными, чем их хозяева. В центре расположился орк помоложе — еще более крупный, чем Тарак, одноглазый воин, тело которого было покрыто кроваво-красным узором татуировок — вероятно, вождь племени Кровавых Рук. Тарак сразу же уселся на свободное место по правую руку от вождя и орки принялись за еду, благо стол был уставлен подносами с разнообразными явствами, многим из которых место было на обеденном столе королевы Веснота, а не в орочьей хижине. Но главным блюдом на этом обеде была не еда. Анебриэль не была единственной пленницей в хижине — две молоденькие оркши в ярких и очень открытых нарядах с кандалами на руках и ногах уже сидели по обе стороны от вождя, когда Тарак и Анебриэль вошли. Когда мужчины принялись за еду, девушки, повинуясь короткому приказу вождя, вышли из-за стола и начали танцевать, звеня цепями. Через пару минут эльфийка уже начала ненавидеть этих оркш — хотя их тела и привлекали вожделеющие взгляды, они находились по другую сторону стола от старейшин — а вот Анебриэль была здесь, рядом — разливала пиво и пододвигала оркам тарелки, в которые они тыкали пальцами — и каждый орк наблюдая за танцующими девушками, лапал ее. Всего дважды обойдя стол, эльфийка не побывала в руках только у вождя и Тарака, которые были увлечены каким-то важным разговором и вовсе не смотрели на женщин — благо те были их собственностью, и у обоих воинов была еще куча времени впереди. Старейшины же, напротив, не отказывали себе ни в чем — Анебриэль, а затем и оркши, когда они, закончив танцевать, вернулись за стол, подверглись всестороннему осмотру и ощупыванию. Затем эльфийку зачем-то заставили ползать на четвереньках вокруг стола, а один из старейшин снял поводок со своего волка и пристегнул его к ошейнику наяды. Фея различила слово «риктар», которое, как она знала, обозначало кошку. В то же время девушек-оркш старейшины усаживали к себе на колени и угощали пивом. Обиженная и униженная эльфийка подползла к Тараку. Тот, увидев за слезами, наполнившими глаза наяды, угрозу предать всех орков во вселенной быстрой и мучительной смерти, усадил Анебриэль рядом с собой и, обняв за плечи левой рукой, прижал к груди. Вождь посмотрел на эльфийку с опаской, но Тарак произнес короткую фразу, которая, насколько фея могла понять, означала «она не знает нашего языка», и старший вождь успокоился. Лишь прижавшись к своему хозяину и почувствовав себя защищенной от дальнейших приставаний, Анебриэль смогла досидеть до конца обеда не убив никого и не устроив истерики. А затем старейшины вынесли свое решение — наяду оценили в «туд-а баро»***, а двух других пленниц — в «мара баро»****. Эльфийка уже изучила орочью систему счета достаточно хорошо, чтобы понять, что означали эти числа. Она не помнила, как дошла обратно до хижины Тарака. — Я убью их всех! - воскликнула она, как только за ней закрылась дверь. Внутри наяды все кипело — в том числе и в прямом смысле слова — от ярости. Десять золотых монет! Орочьи цены на живой товар были в пять или шесть раз ниже тех, по которым торговали рабами человеческие работорговцы, но наяда все равно была возмущена. На самом деле, десять монет были немалыми деньгами — это была цена боевого коня — но Анебриэль чувствовала, что ее поставили на один уровень с домашним животным, и слово «риктар» вспомнилось ей уже не раз и не два. Но самым худшим было не это, а то что орочьих девушек оценили на два золотых дороже — этих двоих малявок, которые всего-то потрясли немного своими сиськами! — Убить-убить, - согласился Тарак, достаточно точно оценивший степень взбешенности эльфийки. Он поспешил размотать ледяную цепь на руке и пристегнуть ее к ошейнику... но прежде, чем он успел, наяда схватила его за руку. Ее пальцы, которыми она прикоснулась к цепи, обратились в лед, но ей было наплевать. — Это все ты виноват, мар шмот-жон! - прорычала она, и ее глаза вспыхнули желтым огнем. - Тар на ву! (ороч. «Ты позволил им!») — А ко тар рох? (ороч. «И что ты сделаешь?») - поинтересовался орк, левой рукой хватая эльфийку за волосы и задирая ее голову. - Хат рагат мар ошиг Пакарат-ракаб шин — тар рыкк риктар ы хат рох. (ороч. «С цепью Пакарат-ракаба ты не можешь меня убить — а значит ты просто большая злая киса.») — Кура рыкк! (ороч. «Очень злая!») - уточнила наяда, набрасываясь на него. Она была действительно очень зла — впервые в своей жизни она была, возможно, так же зла, как Ха-на-жон внутри нее. Зла на орочьих старейшин, которые унизили ее и сочли дешевкой, зла на Тарака, который ее ни о чем не предупредил, зла на Ранд-ор-бага, который не мог сделать своего подопечного вождем и за которого ей предстояло теперь отдуваться, зла на бывшую жену Тарака, на ее глупую младшую сестру и вообще на всех орочьих женщин в мире, которые не могли нормально удовлетворить своих мужчин, и те развлекались с пленными эльфийками, вместо того, чтобы отпустить их за выкуп или хотя бы просто убить, как принято у культурных народов, зла на глупые орочьи законы, которые позволяли так обращаться с женщинами, и на глупые эльфийские законы, которые этого не позволяли. И из всех, на кого она злилась, лишь Тараку, носящему магическую цепь, она не могла навредить — все прочие не имели такой защиты, и она собиралась отомстить всем им... начиная с законов. После Анебриэль не раз задумывалась о том, сколь велик был вклад Ха-на-жона в то, что произошло между ней и Тараком. Будучи склонна к самокритике больше, чем к самооправданию, она в конечном счете смогла убедить сама, что все случилось по ее собственной инициативе — однако все было как в тумане, и наяда не слишком много смогла вспомнить потом. До конца жизни каждый из них двоих был уверен, что это именно он изнасиловал другого. Их совокупление то перерастало в драку, то становилось почти нежным — или так только казалось, потому что наутро у Тарака обнаружилось несколько переломов и полно порезов. На неуязвимом теле феи увечий не осталось, но она смутно помнила, что превращалась то в воду, то в лед. В конце ее ярость вдруг улетучилась и сознание провалилось куда-то в темноту... — Шиссат ы Рагар... - вздохнул сидящий в углу Шагок, на которого никто не обращал внимания. - Кура-га жонронжун толкат ву... Ко ву ро нагак мур Жонрон? (ороч. «Значит правду имперцы о вас рассказывают... Может быть эти двое тоже подарят нам империю?»)***
Когда наяда очнулась, она вновь была в темном лесу и вновь в леопардовом обличье. На этот раз она никуда не бежала, а лежала на ветке дерева высоко над землей и чувствовала себя очень сытой и довольной. Мелодия сидела рядом и гладила ее по носу. — Хери Мелодиа, лалаппа... (эльф. «Госпожа Мелодия, щекотно...») - пожаловалась Анебриэль, приподнимая голову. — Похоже, ты интересно провела время, - усмехнулась сильфида, и только теперь наяда вспомнила, как именно здесь оказалось, и почему ее тело столь неохотно отрывается от ветки. — Хери Мелодиа, элье йалумэ кен? (эльф. «Госпожа Мелодия, вы видели?») - воскликнула фея. — Танкавэ (эльф. «Конечно»), - Мелодию, произошедшее, похоже, искренне забавляло. Наяда же была готова провалиться сквозь дерево — с визгом приняв гуманоидную форму, она отползла по ветке и прислонилась спиной к стволу, закрыв лицо руками. — Аэ! Лэ йандо симен? (эльф. «Эй, ты еще здесь?») - окликнула младшую фею сильфида, пересев поближе и потормошив Анебриэль за плечо. — Лю. Инье апалумэ фир'коло... (эльф. «Нет. Я умру от стыда...») - замотала головой наяда. — Ты не можешь, - когда Мелодия говорила на человеческом, ее голос начинал звучать очень строго. - Ты еще не выполнила свою работу. — Вот, вы снова не говорите со мной по-эльфийски! - воскликнула Анебриэль. - Я недостойна... Я нарушила все законы — эльфийские и природные, и что еще хуже — я сделала это не потому что полюбила орка, а именно потому что хотела нарушить законы, восстать против мира, против себя — против всего, чем вы хотели чтобы я была! — Да, это было весьма отвратительно, - согласилась сильфида. - Но я никогда не хотела, чтобы ты была хорошей девочкой, делающей все по правилам. Напротив, ты сделала первый шаг к тому, чтобы стать действительно могущественной фее — той, кем я хотела, чтобы ты была. — Врете... - прорыдала наяда, продолжая прятать лицо. Она боялась, что если посмотрит на Мелодию, то увидит в ее глазах отвращение. - Найдите другую фею для вашего плана — хорошую фею. А я останусь в орочьей хижине, где лучи солнца не увидят моего позора... — Какую такую «хорошую фею»? - поинтересовалась Мелодия. - Теперь, когда я и Тина обе мертвы, сильнейшая фея на земле — Риндра, глава организации убийц на службе у диктаторского режима. И, если подумать, а кем были мы сами? Я — маньячка, помешанная на мести некромантам за моего погибшего жениха. Тина — маньячка, просто сжигающая всех, кто ей не по нраву... неудивительно, что мы нашли друг друга, - Анебриэль наконец убрала руки от лица, приготовившись опротестовать это утверждение, и сильфида пожала плечами. - В этом мире сила не достается хорошим ребятам, Энни. Ты можешь быть гением от рождения, но на войне гении погибают так же, как и все остальные. Выживают те, у кого есть цель, навязчивая идея — что-то, ради чего стоит бороться и убивать. Если на то пошло, Мал Хакар — маньяк, помешанный на установлении единого порядка в мире, изначально созданном свободным, и следовательно, хаотичным — а он сильнейший чародей в мире. Тебе тоже нужна какая-то опора, внутренний стержень, который поможет тебе стать сильнее и обуздать Духа Бездны. Когда-то такой опорой для тебя была я... но я мертва, а ты больше не ребенок... если совокупление с орками — то, что тебе нужно... что ж, это увлечение по крайне мере безвредно для окружающих. — Сина ла хаймэ, хери! (эльф. «Никакое это не увлечение, госпожа!») - воскликнула наяда, отталкивая Мелодию руками и спихивая ее с ветки. Сильфида со смехом раскрыла крылышки и повисла в воздухе. - Сила ла апалумэ неун! (эльф. «Это больше не повторится!») — Ну да, ну да, ты ему об этом сказать не забудь, - хихикнула королева фей, и ослепительный свет вернул Анебриэль в хижину Тарака. Она лежала на животе, придавленная к полу тяжеленным орком. Похоже, под конец ночи вождю все же удалось посадить наяду на цепь, так что теперь ей оставалось лишь лежать смирно и дожидаться пробуждения орка... Едва проснувшись, Тарак принялся в своей обычной манере дергать эльфийку за уши. — Я уже не сплю... - буркнула та. — Хехе, - усмехнулся орк, переворачивая наяду с живота на спину. - Дату кура-гаран... - Анебриэль не желала даже думать о том, как переводилась эта похвала. - Зря не делать это раньше. — Издеваетесь, да? - со слезами на глазах отозвалась эльфийка. - Лучше примите ответственность и убейте меня, чтобы смыть с меня этот позор... — Еще один эльфийский традиция? - саркастично поинтересовался Тарак. - Не верить — он слишком тупой даже для эльф... Есть другой хороший идея — ты вставать, давать мне арухи и лечить кости, которые ты мне сломать. — Я сломала? - растерялась наяда. - Простите, я не хотела... Эльфийка почувствовала вину перед вождем. С ее точки зрения все выглядело так, будто она сама на него набросилась, использовала, чтобы выплеснуть свой гнев, да еще и покалечила. Вина на время заглушила стыд, и Анебриэль поднялась на ноги, взяла поднос с орехами и поставила его на пол рядом с орком... но тут заметила Шагока, сидевшего у себя в углу. — Аа... Вы были здесь все время? - спросила она. — Был, - подтвердил орк. — Стыд-то какой... - вздохнула фея. - Сначала госпожа Мелодия, потом вы... Убейте меня, кто-нибудь. — Кстати... - произнес Тарак. - Скоро ты сражаться со старейшины — может быть, они исполнять твой желание. — Нет уж! - воскликнула Анебриэль, настроение которой внезапно переменилась. - Этих мерзких стариков я точно прикончу! — Вчера, пока они обижать ты, вождь рассказать мне большой новость, - сообщил орк, жуя орехи. - Завтра вожди и старейшины уходить на переговоры. Встреча со старейшины Империя, переговоры в долина Нарак. — Убивать там и валить вина на Империя? - предположил Шагок. - Все свидетель мертвый, переговоры провалится, ты — вождь. — Можно так... - пожал плечами Тарак. - Но я думать так: оставлять некоторые свидетели, что Ха-на-жон убивать старейшины. Так урк видеть ясный охху-на-жон: племя не должен входить Империя. — Я не подумать это, - почесал в затылке беглец. - Ты вождь. — Вы собираетесь взять меня с собой на эти переговоры? - уточнила Анебриэль. Лечение Тарака была окончено, и эльфийка принялась одеваться. - Это вообще законно? — Конешь, - пожал плечами вождь. - Переговоры мочь идти много дни — в прошлый год говорить целый месяц и не договорится ничего. Старейшины скучно без бабы — каждый брать с собой любимый жена. — И охрана, - напомнил Шагок. - Сколько старейшина там быть? — Шак-ро от они, шак-ро от мы, считая вождь и я. — Мара ы ух-а**** старейшина... - повторил беглец. - Даже с дух на наш сторона — суровый битва. — Не бойтесь, вы даже не заметите... - отозвалась наяда. — Слышать — ты не заметить даже, - фыркнул Тарак. - Дату — очень могучий дух. Без Ранд-ор-баг она убивать я дофига раз. — Кут, - кивнул Шагок. - Я следовать вы и отвлекать охрана, вы делать остальное. — Кут, - согласился Тарак. - Дату, идти Рана, приносить мы побольше арухи на дорога. Сегодня отдыхать, завтра — в путь. В итоге у эльфийки так и не осталось времени, чтобы как следует обдумать все произошедшее прошлой ночью — и это, пожалуй, было к лучшему. Однако помимо Анебриэли-эльфийки были еще Анебриэль-фея и Ха-на-жон — и эти двое в своих чувствах уже разобрались. «Volo occidere!» (линг. «Хочу убивать!») - бушевал в голове наяды Дух Бездны. «Йеста'пухта» (эльф. «Хочу трахаться»), - не менее требовательно промурлыкал леопард. «Да заткнитесь вы! - возмутилась Анебриэль, зажимая уши руками. - Меня саму кто-нибудь вообще спросит?»***
Жилище Раны было куда меньше хижины Тарака и снаружи выглядело абсолютно таким же, как и остальные дома вокруг — тесным и неаккуратным. Анебриэль не знала, что благодаря статусу шаманки оркша обладает уникальными привилегиями — в противном случае, ей, незамужней девушке, вовсе не следовало бы иметь собственного дома, а подобало бы оставаться в хушроне ее отца, пока ее не возьмут замуж. Однако у Раны дом был и изнутри он был совершенно не таким, как снаружи. Не было такого бардака, как у Тарака, вместо ящиков вдоль стен стояла грубая, но достаточно приличная мебель, полы были устланы циновками, с потолка свисали гирлянды, а стены были увешаны диковинными амулетами, многие из которых даже обладали реальной магической силой. Анебриэль отодвинула холщовую занавеску, которая заменяла в хушроне шаманки двери и осторожно заглянула внутрь. — О, тетенька! - немедленно воскликнула Джеабрилла, сидевшая у самого входа и, судя по всему, выбиравшая камни из гречки. Девочка вскочила и подбежала к фее, чтобы обнять ее. — Кура-паран-рон, Дату тсат (ороч. «Старшая сестра*****, Дату пришла»), - донесся голос Брилонны из глубины хижины. Глаза вошедшей с улицы феи еще не привыкли к темноте, и она с трудом разглядела Карун. — Мар шисат (ороч. «Я вижу»), - отозвалась шаманка, сидевшая рядом девочкой. Они вместе стирали одежду в корыте. Еще при первой встрече Анебриэль заметила, что Рана не носит шкур, как многие другие женщины в племени. Одеждой ей служили кожаная юбка до колен и покрывало с бахромой, которое шаманка оборачивала вокруг плеч. Наяда сразу же вспомнила, что недавно видела одежду из ткани — если это можно было назвать «одеждой» — на двух любовницах вождя племени, и что сама она нашла платья среди вещей Тарака, и заподозрила, что такая одежда считается большой ценностью, и вещи Раны — скорее всего чей-то подарок. Сейчас покрывало, похоже, было в стирке, и шаманка вышла навстречу эльфийке в одной юбке, даже не думая стесняться. Она была не так стройна, как Кобра и Анаконда, однако ни о каком лишнем жире речи не шло — Рана просто была очень крепко сложена, и куда более, должно быть, походила на идеал орочьей красоты, чем сестры-убийцы. Наяда подумала, что шаманка, пожалуй, способна переломать ее пополам голыми руками, а вспомнив о прошлой ночи, признала, что у той может быть повод этого желать. — Чево нада? - Рана просто стояла, позволяя эльфийке рассмотреть себя — и в этом наверняка был элемент запугивания — но начала разговор первой, видя, что молчание затянулось. — Вождь Тарак хочет еще арухов, - ответила наяда, не зная, как по-орочьи «здрасте», и есть ли у них такое слово вообще — на ее памяти Тарак начинал все разговоры с «Мар Тарак******». — Ыры во хат шисат паран-хат-ракаб-бши? (ороч. «А жену-неблондинку ему не надо?») - фыркнула оркша. — Вождь отправляется в путь и сказал взять арухов на дорогу, - сказала фея, не понявшая последней фразы и решившая просто не реагировать на что-то, что наверняка было оскорблением в ее адрес. — Куда-куда он идти? - заволновалась Рана, настроение которой немедленно изменилось. - Хде этыт путь? — На переговоры со старейшинами из Империи, - честно ответила Анебриэль. Поняв, что оркша, видимо, знает человеческий так же плохо, как она — орочий, она замялась. - Жон... жонрон куражон... — Тарак-жон дат толкат Жонрон шарку, кура-паран-рон, - перевела для оркши Брилонна. Ее орочий тоже не был идеален, но на этот раз шаманка поняла и хлопнула девочку по плечу. — Карун барат, - похвалила она. - Толкат тар ки-башга-шмот паран-отак во слухат урк-га ыры урк ракат во. — Эмм... - смутилась девочка. - Госпожа Рана говорит вам выучить орочий язык, пока вас не побили... — Моему вождю и так все нравится... - огрызнулась Анебриэль, несколько не подумав о последствиях. Рана, должно быть, поняла смысл фразы по одной только интонации и наличию слова «вождь» но и этого хватило, чтобы она сердито зарычала. Девочки вжали головы в плечи, ожидая, что будет драка, однако оркша лишь смерила фею долгим злобным взглядом и, когда та выдержала его, не отводя глаз, вздохнула и отошла к столу, вернувшись с подносом арухов. Наяда вдруг осознала, что для оркши Рана, должно быть, была довольно слаба и потому не чувствует уверенности в своих силах. — Рана барат, - сказала эльфийка, принимая поднос. Это была похвала старшего младшему — так Тарак хвалил Кобру, а сама Рана — Карун, и все же шаманка стерпела. — Жон толкат, паран-рох — слухат... - произнесла она. — Вождь приказывает, женщина — подчиняется, - перевела Карун. — Спасибо, это даже я поняла... - отозвалась эльфийка. - У вас двоих все хорошо? — Да... - отозвалась Брилонна, возможно, слишком поспешно. - Госпожа Рана добра к нам... «Била их, значит», - немедленно решила Анебриэль, устремив на оркшу осуждающий взгляд... и тут же поняла, что сработает лучше взгляда. — Ведите себя хорошо, - сказала она девочкам. - Меня не будет какое-то время — я ухожу вместе с вождем, - и, не удержавшись, наяда показала Ране язык, а затем поспешно скрылась. Оркша яростно зарычала ей вслед. — Не рычите, - попыталась утешить шаманку Нигта, - Тетенька-эльф хорошая — она не хотела вас дразнить... — Нет, - покачала головой Карун. - Именно этого она и хотела... Мар хат шисат — урк га ку парун, ко жон га во а? (ороч. «Я не понимаю — если оркам можно по много жен, почему вождь взял только ее?») - обратилась она к оркше. — Шисат кура суп... (ороч. «Ищет, чтобы сиськи были побольше...») - фыркнула та.