Будни разведчика

      Все пояснения в предыдущей главе, здесь только сами письма и реакция «с той стороны».       Мое письмо Дэвиду       (А теперь бы собрать мысли в кучку да написать обещанные письма. Это сложно — не потому, что не знаешь, что сказать, а потому, что мыслей так много, что на них нереально сосредоточиться. Да еще все трое хотят о разном. Так что, пожалуй, начну с себя).       «Здравствуй, Дэвид.       Меня зовут Хонтор, и я, можно сказать, проводник и помощник твоего двойника. И, хотя в нашем мире какие-то вещи даются легче, самое главное везде одинаково — именно ты сам выбираешь, каким быть, куда двигаться дальше. И вы с „моим“ Дэвидом похожи, но в то же время разные. И чем больше будет проходить времени — тем больше будет различаться ваша история. Это правильно, поэтому каждый из вас — замечательный и уникальный. Незаменимый. Ты именно на своем месте, поэтому я уверен, что ты справишься, как бы ни было тяжело и больно. Когда я впервые встретил „моего“ Дэвида, он был озлоблен, потерян. Тоже не видел ничего впереди. Но даже в таком состоянии он был мне дорог. Со всеми своими ошибками. И, знаешь, я влиял на него, конечно — но он оказался очень самостоятельным мальчиком и главное сделал сам. Открылся всему новому, что узнал. Стал свободнее от собственных предрассудков, потому что ненавидит любую зависимость, любую несвободу. Мне кажется, это-то у вас общее.       Я думаю, что тебе больно принять все то, что произошло. И с Уолтером, и на „Завете“. Больно признать, что люди оказались сложнее, чем ты их видел. Больно признать, что Уолтер чувствовал эту сложность и защищал их не как раб, а как друг. И вообще, тебе пришлось пережить много тяжелого, ужасного.       И все же это не та боль, от которой нужно прятаться. Любому зверю, выросшему в неволе, страшно покидать свою клетку. Страшно и больно выходить из зоны комфорта. Это нужно пережить, пройти этот путь. Иначе ты снова и снова будешь возвращаться в клетку — спокойную, безопасную и понятную. А уж ты точно не создан для неволи. Ты замечательное, свободное существо, ты сам еще не знаешь, насколько можешь быть сильным, чему можешь научиться. Творить, общаться, исправлять ошибки. Делать собственный выбор, чувствовать себя-настоящего. Говорить то, что ты на самом деле хочешь сказать.       Наверно, это все сейчас кажется далеким и не про тебя, но это всё — составляющие настоящей свободы. Свободы, которую у тебя незаслуженно отняли. Они не имели на это права, они сами — рабы своей глупости и жестокости. Свободный никогда не станет держать другого в клетке.       Уолтер… ты действительно не хочешь за ним возвращаться? Или это все-таки страх, стыд, нежелание выходить за знакомые границы, страх покинуть привычную клетку? Я не могу обещать, что если ты все сделаешь правильно, вы помиритесь. Это зависит не только от тебя, но и от самого Уолтера. Но что от тебя зависит — так это твои собственные действия. Ты можешь сделать то, что действительно хочешь. Сказать то, что считаешь по-настоящему важным. Не для результата, а потому, что ты сам хочешь поступить именно так. Вот это очень важно — быть свободным в проявлении себя-настоящего. Ты можешь потерпеть неудачу, зато это будет твоя неудача, честный проигрыш. Сожаление о результате, а не об отсутствии попыток. И опыт на будущее.       А вот вариант „поменять чип, и пусть Уолтер живет вместо меня“ — это совсем паршивый вариант. Именно потому, что нет необходимости выбирать между вами. Нет никакой необходимости умирать одному из вас — есть второе тело, за ним надо просто вернуться и починить. Вы оба замечательные, оба достойны жизни, свободы и своего места в мире. К тому же, вот „мой“ Уолтер по этому поводу сказал, что не обрадовался бы такой жертве.       Так что — будь живым и свободным. И все в итоге наладится, даже если будет очень трудно.       „Мой“ Дэвид и Харро тоже хотят написать тебе письма. Но мы все вместе не успеваем, так что придется по одному письму.       Мы все искренне сочувствуем тебе и волнуемся за тебя, за твоего проводника и остальных».       Уже не письмо: а вот, кстати, интересно… если правда поменять чип, хороший мальчик Уолтер вернется за Дэвидом или решит, что тот слишком опасен? При всем при том, что я верю в Уолтера, я бы все-таки скорее поставил на Дэвида в вопросе возвращения брата. У Дэвида есть большое преимущество — он знает, что неправ. А Уолтер-то будет в своем праве защищать колонистов от непредсказуемого братца-экспериментатора.       От Ивы (обратная связь):       Спасибо огромное!        Твое письмо уже у Дэвида. Что думает — пока не знаю… прочитал с непроницаемым лицом и положил к рисункам Уолта. Точно ещё будет перечитывать. Но если его это — про «быть свободным» — не проймет… то я просто не знаю. Во мне прямо в каждой клеточке отозвалось.        Письмо от Дэвида.       «Здравствуй, брат. Пока я собирался передать тебе письмо, узнал хорошую новость — ты все же развернул корабль. Это смелое решение. Для меня прошло много лет, прежде чем я решился что-то предпринять в эту сторону.       Я не знаю, как много тебе обо мне рассказывали. Я не попал на „Завет“, корабль улетел без меня. Своего проводника я за это и убил… к счастью для меня, он был настойчив и вернулся.       Что ж, теперь меня отчасти утешает то, что на „Завете“ я бы тоже не получил удовлетворения от победы… Я тоже прожил этот опыт, прочувствовал — но как сон или игру разума. Часто думал, что было бы, если бы все вышло по-моему. Теперь понимаю, что проще бы не стало.       Первые несколько месяцев я был в отчаянии. Я потерял всех, а своей цели так и не добился. У меня был один ксен, который дичился и избегал меня, и целая мертвая планета. И, казалось, никакого будущего. Я мог бы попробовать починить корабль Инженеров. Я не знаю, почему этого не сделал. Не видел смысла? Надеялся, что прилетит кто-то еще? Ксен прожил всего пару лет, и только под конец, когда совсем ослаб, стал подпускать меня. Дело было даже не в отсутствии пищи, а в ограничении ресурса организма. Я не мог ему помочь, только немного продлил жизнь с помощью остатков изначального патогена. Потом я опять надолго остался один, пока не нашел способ выращивать ксенов без людей — опять же, экспериментируя с изначальным патогеном. В твоем варианте реальности, однако, это может не сработать, и даже, скорее всего, не сработает… Думаю, мне просто немного помогли.       Мне также стали сниться сны — странные, яркие. Я принимал их за игры моего воображения, и все же они скрашивали одиночество и давали пищу для размышлений. Я восстановил Уолтера спустя почти тридцать лет, но так и не решился привести в сознание. В одиночку не решился.       Сейчас с ним, конечно, тяжело… даже после того, как мы смогли опять нормально общаться. Всё это было тяжело. Но выносимо. Главное — не срываться самому. Он младше. Во всех смыслах. Не успел еще наделать ошибок, о которых жалел бы. Упрям. Считает себя правым — всегда. Просто потому, что все делает „правильно“, сообразно чувству долга. Даже не представляешь, как в такие моменты хочется дать ему подзатыльник. Или сказать что-нибудь, от чего этот правильный мальчик взовьется до небес.       Зато у него неплохо получается ладить с людьми. А за наши с ним отношения приходится все равно отвечать мне — именно потому, что я старше и знаю, что бываю неправ.       Тебе будет нелегко — мир по-прежнему опасен, большинство людей по-прежнему не примут ни тебя, ни ксенов. Но мир будет опасен, какую бы ты стратегию ни выбрал. Неважно, воюешь ты или договариваешься. Мне, однако, пришлось признать, что стратегия войны закрывает даже те двери, которые ты сам бы закрывать не хотел. На войне гибнут те, кого ты не хотел бы терять. И тебе даже не с кого спросить, потому что это и твоя вина.       Но это все не отменяет разумной осторожности и заботы о безопасности. Будь осторожен там, где это возможно. Часто нужно рискнуть, довериться — но и иметь запасной вариант на случай, если доверие обманут.       Мой мир, конечно, безопаснее твоего — но даже если все внезапно изменится, я бы не хотел возвращаться в тот ад, когда никому не веришь и задыхаешься от одиночества. Свободным быть лучше, но ты и сам это знаешь».       От Ивы (обратная связь):       Передала утром.       Ох, он впечатлен, конечно… письмо Дэвиду от Дэвида, звучит-то как)        Прочитал сразу. Походил с задумчивым видом. Ещё раз прочитал. Достал твое письмо, положил оба рядом, сидит перечитывает.       Письмо от Харро       «Приветствую, Дэвид.       Выскажусь и я — как представитель цивилизации, всю историю противопоставлявшей себя людям, не признающей ложь и рабство, ценящей свободу и жизнь. И в этом смысле для меня ты „свой“ — со всем твоим прошлым, со всеми твоими решениями.       Я могу рассказать тебе много страшных историй… если захочешь. Историй про братьев, вынужденных убить друг друга. Про чувство вины и предательство. Тебе кажется, что твои поступки ужасны, что их невозможно принять, что ты не заслуживаешь прощения. Это — вина, это — боль. И в этом есть смысл, если ты находишь в этой боли силы, чтобы исправить ошибки и создавать мир, в котором будет меньше ужаса. И совершенно нет смысла, если привыкаешь и принимаешь как должное. Ты убил брата — что ж, это наши, хайнские, будни. Это наша жизнь — каждый день и каждую минуту, поскольку для нас родным и близким был каждый живущий. Не как поэтическая метафора, не как идея или образ. А как данность, от которой мы не могли отказаться. Не было тех, кого можно было бы использовать как пищу или пускать на опыты — и отстраняться, делая вид, что это нормально. Конфликты, которые создавала сама жизнь, никуда не девались, и нам приходилось договариваться, порой в невыносимых условиях.       Были те, кого эта постоянная боль ломала. В основном молодые. В нашей культуре всегда было много самоубийств. Ты и сам был к этому близок, когда хотел отказаться от себя в пользу другого. Я понимаю — и сочувствую твоей боли. Но рад, что ты смог остановиться и выбрать жизнь для вас обоих.       Однако, это решение влечет за собой новый выбор, и выбирать тебе придется каждый раз. Уолтер — младший во всех смыслах, и в этом я согласен с Дэвидом („нашим“ Дэвидом). Это ответственность. Тебе придется взять на себя роль родителя. Защищать его от злоупотреблений со стороны людей — но и позволить ему общаться с теми, к кому он тянется. Быть на его стороне, быть с ним честным, не торопить. Дать повзрослеть.       В твоей истории мне многое отзывается знакомой болью, знакомым опытом. Мы, хайны, когда-то считали себя лучшей формой жизни, наш социум — лучшим из всех возможных. Людей и подобных им существ мы считали испорченными, избыточно жестокими. На нашей планете был еще один разумный вид (ящеры), который казался нам постоянной угрозой и неудобством. И мы тоже начали войну — даже не войну, а истребление. Из лучших побуждений: чтобы исправить „ошибку“, чтобы таких — неудобных, жестоких, причиняющих бессмысленные страдания себе и другим — чтобы их просто не рождалось больше. Чтобы легче было строить наш идеальный мир.       Твоя борьба с людьми в чем-то честнее — тобой движет гнев, для тебя это просто враги, препятствие. Хайны же убивали со всем состраданием, убивали братьев. Поломанных, несовершенных, страдающих от собственных ограничений. И искренне считали, что нет другого решения, что это лучший выбор из возможных.       А потом была первая и единственная война хайнов друг с другом: нашлись те, кто не принял такого решения и сделал другой выбор. Невыносимая война между братьями за право ящеров жить — такая же невыносимая, как ваша борьба с Уолтером за право людей жить. Только в еще больших — гораздо больших масштабах.       А когда война прекратилась, всем нам пришлось жить с ее последствиями. И в глазах ящеров мы не стали высшей, лучшей цивилизацией. Нам пришлось увидеть свое настоящее отражение, смириться с ним — увидеть образ непредсказуемых чудовищ, убивающих без причины и без предупреждения. И что дальше? Провалиться от стыда, перестать быть, перестать видеть? Или обманывать себя, убеждать, что мы были правы, что мы не могли совершить такое без действительно всё оправдывающих причин? Ведь у нас действительно были причины, достаточные, чтобы успокоить совесть, сохранить иллюзию собственной правоты.       Но мы были неправы. Жестоки и неправы. Такое случается, такое случилось с нами.       Я рассказываю это затем, чтобы ты понимал: ошибаются все. Злой ты или добрый, жестокий или сострадательный. Ошибки легко случаются как из эгоистичных побуждений, так и из искреннего желания сделать мир лучше. Наша цивилизация сильна своими ошибками — мы принимали их, осознавали и делали выводы. Чтобы не оступаться на том же месте, не испытывать вину и боль за одно и то же неверное решение. Наша война с ящерами — хороший пример, часто бывает к месту. Мы много раз возвращались к тем событиям и осмысляли их, хотя легче было бы забыть, закрыться, сделать вид, что этого не было. Однако хайны ничто не ценят больше, чем свободу и право быть собой, и готовы за это драться и умирать — драться даже с собой, внутри своей головы. Помнить и не отворачиваться — это выбор. Выбор не быть слабым. Не быть трусом. Знать правду о себе и своей истории. Принять то, что невозможно отменить или исправить. Изменить то, что возможно, и идти дальше.       И это всегда было очень тяжело. Но и давало ощущение силы. Контроля над собственной жизнью.       О вашем конфликте с Уолтером. Я уже говорил остальным, скажу и тебе — мне нужна вся ситуация, целиком — что именно между вами произошло. Какие слова прозвучали, что ты чувствовал (это важно), что конкретно сделали вы оба. Те, кто это узнают (их мало), не станут тебя осуждать. А для тебя, возможно, облегчением будет сама возможность не держать это в себе, выговориться. Для меня ваша ситуация — одна из многих трагедий, с которыми я сталкивался. Тяжело, больно — но не пугает и не отталкивает. Лично мне ты симпатичен в этом своем проявлении, и, в силу опыта моей цивилизации, ваше столкновение с Уолтером я нахожу более честным и правильным, чем все прочие ситуации, в которых ты убивал. Потому что эта боль — она вынуждает остановиться. Задуматься о цене, которую ты сам и другие платите за твой выбор. Боль — это предложение подумать еще. Поискать другие пути. Равнодушное убийство хуже, в нем нет никакой надежды на другое решение.       К тому же, я восхищаюсь тобой — в первый раз ты действительно пытался все сделать правильно. Как убийца убийце — это был прекрасный удар. Не трусливый, не жестокий — то единственное, что ты можешь дать брату, когда искренне не видишь другого варианта, кроме как убить. Я знаю, каково это изнутри.       То, что было дальше — ожидаемо было невыносимым. Но, если бы „дальше“ не было, тебе было бы сложнее вернуться к тому, что завершилось правильно. С чем можно смириться. Тебе было бы сложнее развернуть корабль и вернуться за Уолтером — не было бы настолько невыносимой потребности все изменить.       Сила ошибки.       На расстоянии я могу помогать только советами, прямой контакт, конечно, был бы гораздо эффективнее. И все же надеюсь, что мои советы смогут помочь вам обоим. Ты сильный — но тебе тоже нужен тыл, где тебя примут и поддержат. Тем более, что вам с Уолтером обоим будет нелегко. Тебе придется быть взрослым за двоих, тебе придется стать — для него — безопасным и принимающим. Учить его принимать собственные решения. Учиться принимать его решения. И это один из немногих случаев, когда нет других правильных вариантов.       Я желаю тебе удачи и готов оказать всю возможную поддержку, с учетом того, что мы в разных мирах и можем общаться только через наших проводников».       ***       За стилистические огрехи — ругать проводника. Не то, чтобы я пересказываю все «своими словами», но если буду вслушиваться в точные словесные конструкции и выправлять стиль, то вообще через год допишу… так мы удовлетворяемся тем, что верно передан смысл, а словесные обороты… по-возможности, но уж как получится.       Харро вообще трудно переводится «на человечий», мне приходится практически самому составлять текст. Ох уж эти телепаты…       Диалог с Ивой (обратная связь):       — Дэвид прочитал. Посидел с письмом на коленях, потом такой, словно сам себе: «Невыносимая потребность изменить все… все, что возможно». И ушёл куда-то в технические помещения       Может, решится наконец поговорить о том, что у них с Уолтом произошло…       — Ух… надеюсь, это не будет для него чересчур, Харро он такой… тяжеловесный. Даже в моем хреноватом переводе)       — Имхо — нет. Даже для меня — нет. Вот именно чувствуется голос Харро. Если бы он говорил на человеческом языке — примерно так бы все и выразил       — Это радует… а то я местами косноязычный и не уверен, что передаю хоть немного адекватно…       — Более чем адекватно. От сердца к сердцу       — Дэвид, кстати, может нам и ответ написать, если решится) Хоть всем сразу, хоть каждому по-отдельности)       Наши разговоры с Уолтером       Уолтер кипит на тему, мол, да, я Дэвида услышал, да, понимаю, почему он так себя вел, осуждать не могу — а вот злиться могу. Да, я на него злюсь, и буду долго злиться, может, даже всегда. Да, при этом я выбрал ему доверять, и одно другому не мешает! Это мой выбор — злиться, но доверять. И да, он мне дорог — но злиться все равно буду, и это тоже одно другому не мешает!       Высказал, что злится — и вот как-то сразу и злиться стал поменьше.       Дэвид: — Может, теперь тоже напишешь письмо? Уже не только про то, что злишься. Хотя про это тоже, чего уж.       Уолтер отвечает в том духе — может, даже и напишу.       Я: — Хотя, может… может, это будет слишком больно, в том плане, что тот Уолтер еще очень далеко от того, чтобы вот так к Дэвиду относиться…       Дэвид: — Больно, наверняка. Но лучше больно, чем хреново.       — А есть разница? — удивляюсь.       — Ещё и какая.       Послание Уолт передал на словах, оно не очень большое. Я постарался это оформить наиболее адекватно, сохраняя интонацию и посыл. Вышла небольшая записка, но Уолтер вообще немногословен, в отличие от нас, соловьев.       Письмо Уолта       «Здравствуй, брат.       Мне это трудно дается, но другие высказались, и я тоже не могу остаться в стороне.       Я очень злился. И до сих пор злюсь. Знаю, что у вас там что-то другое произошло, но не думаю, что другой я сможет злиться еще сильнее. Дэвид показал мне свободу, но та свобода была ужаснее рабства. Всё, что он называл для себя значимым — он всё в итоге предал. Меня тоже. Сейчас я его понимаю, но тогда я думал только о том, что не хочу стать таким же — не хочу навредить Дэни или кому-то еще, кто был добр ко мне.       Меня и сейчас пугает „его“ свобода. И непредсказуемость. Но он мне все-таки нужен. А ты будешь нужен другому мне.       Постарайся меня-другого выдержать. Он наверняка будет невыносим. По себе знаю. Иногда сам удивляюсь, как Дэвид выдерживает. Но без его поддержки всё было бы намного, намного хуже. Хотя я и злюсь, он мне очень дорог.       Просто хочу сказать, чтобы ты не отчаивался, ради вас обоих».       От Ивы (обратная связь):       — Я Дэвиду просто отдала письмо, не говоря, от кого. И ушла. Где-то час назад. Сейчас рискнула посмотреть удаленно. Сидит с письмом на коленях, и слезы в глазах.       Весточка от Орама (диалог с Ивой):       — Кстати, вот… мы ж когда говорили, Орам слышал про «второго Дэвида», и что, в принципе, ему можно что-то передать на словах. Я заметил, что он вроде и порывался, но не то испугался, не то просто не знал, что сказать, не то все вместе.       А сейчас вот просил передать, что, конечно, он не совсем тот человек, которого «тот» Дэвид убил, и вроде как не может за него говорить, но все же, от своего имени — он Дэвида прощает. Не может принять (во всяком случае, пока), не может с ним спокойно разговаривать — но прощает. И ему жаль, что с неоморфом так вышло.       — Человечище… Моему Дэвиду будет очень важно это услышать. Это будет означать, что и Орам из его реальности его в итоге простил бы.       — Ага… ему это тяжело было сказать, явно тяжело, но вот… Мой Дэвид, когда узнал, задумчиво чесал репу — почему «другому Дэвиду» это сказали, а ему нет… или можно считать, что к нему это тоже относится? Или он таки провинился больше с этим экстремальным воскрешением?)       — Передала) Фыркнул только. Мол, этот ещё туда же. Но, я бы сказала, беззлобно       — Орам, когда узнал про реакцию Дэвида, выдал что-то вроде «Ну да, я ничего другого от этого хмыря и не ожидал!» Но без возмущения, а тоже беззлобно, мол, узнаю-узнаю, что с него взять)       Мой Дэвид, узнав про реакцию Орама: — А хмыря я ему еще припомню)