Будни разведчика

      Не помню уже, как и почему мы разговорились о лаборатории… Возможно, я захотел что-то уточнить. Или Дэвид обмолвился, а я начал расспрашивать. У него коллекция, достойная зоологического музея, и если с некоторыми все понятно — подёнки, отмирающие спустя несколько месяцев после рождения — то препарированный кокон с лицехватом и неоморфы меня смущали. Я знал, что подёнок Дэвид просто собирал — даже с чисто практической точки зрения ловить и убивать их означало подвергать себя ненужному риску. Видел, как он относится к своим созданиям, еще к первому неоморфу — не как к продукту эксперимента. С другой стороны, понимал, что специфика работы требует определенных жертв, и тут уж не вопрос желания… Но хотел услышать от самого Дэвида.       Тема для него, конечно, оказалась болезненной. Нехотя признался, что да, кокон с лицехватом был жизнеспособный, полноценный, но пришлось препарировать — нужно было решить много практических вопросов, получить образцы для новых коконов, биоматериалы. Как раз тогда Дэвид нашел соединения, на которые не действует кислотная кровь. Это позволило создать набор инструментов и ёмкостей, совместимых с кровью ксенов, хотя лучшие инструменты получались из останков самих ксенов. И из склянок, в которых хранился патоген. Особое стекло, которое не теряло своих качеств даже при переплавке.       Эта часть работы — когда приходилось убивать созданное — Дэвида отнюдь не радовала. И все же, если это действительно было необходимо, он не колебался. К счастью, это редко требовалось. Большинство неоморфов, хранящихся в «прекрасном бестиарии», погибли от естественных причин, как и подёнки. Ускоренное старение и неудачи самого Дэвида в работе с геномом. Тоже вина, сожаление, но не настолько тяжелые.       А вот препарированный неоморф, от которого осталась одна голова… с ним история вышла грустная. К слову, если кого-то и стоило бы назвать протоморфом, так это странное гибридное существо. Дэвид вывел его из инженера, но первый опыт оказался не совсем удачным. Долго существо не прожило. Врождённые дефекты…       Однако, это позволило продолжить работу. На основе полученных образцов Дэвид создал первого настоящего жизнеспособного лицехвата — того самого, который тоже оказался на лабораторном столе. А потом были коконы в пещере. Уже не для исследований. Для жизни.       Погружаясь в те воспоминания, Дэвид мрачнеет. Будто тяжелая плита опускается ему на плечи. Но он рассказывает. Немногословно, обрывочно. Про парнишку-инженера, ставшего последним носителем. Чудом выжившего спустя год после катастрофы. Чудом уцелевшего, чудом добравшегося до храма — думал, видимо, что там безопасно, или что есть еще выжившие… А когда увидел Дэвида (явного чужака), сложил пазл — кто стоит за катастрофой. Пытался его убить. Дэвид быстро сообразил, чем пахнет прямое столкновение, если без оружия. И живой органик нужен был ему для работы — даже ранить нежелательно. Они гоняли друг друга по всему храму, инженер в итоге выдохся — голод, усталость. В общем, Дэвид просто выждал, пока тот ослабеет. Жестоко, расчетливо. Но эффективно.       Да и разве были варианты? Поговорить? Какие уж переговоры с тем, кто разрушил твой мир и убил всех твоих сородичей. Дэвид инженера не то, чтобы прямо жалел… но понимал. Досадовал на ситуацию, что она вот так бессмысленно затягивается, злился на себя. Отвратительное ощущение. Тем более, что там и парень-то был, если по человеческим меркам, лет 16-17. Мальчишка еще. Вроде бы и какая разница… Нелогично, но больно.       Я рассказал историю Иве. Помимо того, что это эмоционально важное общение, это еще и отличный конспект происходящего. И мы действительно ждем новостей друг от друга — столько эмоций, столько важного, чем хочется поделиться. Возможность услышать совет и поддержку. Получить взгляд со стороны.       Ива живо живо откликнулась на мой рассказ:       — Жаль их обоих. Даже не знаю, кого больше. Жаль, что Дэвиду пришлось это пережить…       — Да, реально неприятные воспоминания. Кстати, что интересно, этого парня никто из оживленных не хватился, или забыли просто… или хрен его знает. Дэвид его пока не возвращал, но планирует. Как с духом соберется.       — Странно, что не хватились… А может, и не только его? Но как такое может быть       — Думаю, оживим — узнаем. У меня какие-то смутные образы на эту тему мелькают, но пока не уверен.       В голове и правда творилось настоящее стихийное бедствие. Какие-то обрывки, картинки, слепки эмоций.       Ива: — Все же это не самое эмоционально тяжёлое оживление… По сравнению с теми, что уже были. У моего Дэвида, судя по реакции, ничего такого не было. Но все равно помрачнел заметно. Держись, говорит. Или попроси Харро, чтобы провёл через это. Как тогда с Орамом       — Спасибо твоему от моего. Думаю, справится, просто неожиданно опять воспоминания накатили, как оно все было… В любом случае, мы будем рядом. Если что — растащим по углам, успокоим обоих… Дэвид еще пригрузился, что не знает, что ему ответить (Инженеру этому). И тогда не знал, и сейчас не знает. Тот же его успел спросить «Зачем?» Дэвид промолчал. И вот для любого другого (и для себя) ответ у него был, но тут этот ответ просто… как будто его и не было. И Дэвид на эту тему злится. От этого внутреннего противоречия.       — Тогда это больше похоже на ситуацию с вашим Уолтом…       Меня удивило это сравнение:       — Ну… насчет Уолта не знаю… все-таки к Уолтеру Дэвид привязался, а тут, как-никак, существо изначально враждебное, никаких тебе разговоров и флейт.       — Изначально враждебное, да — но все же ситуация похожа, откликается болезненно…       Тогда я не согласился с этим сравнением, но теперь, спустя время, тоже нахожу в этих двух ситуациях много общего. Дэвид действительно быстро привязывается, вопреки собственной воле. Не может остаться равнодушным. Не может заставить себя не чувствовать. К безымянному мальчику он тоже успел прикипеть, отнюдь того не желая. Как и к Уолтеру…       Просто использовать, считать объектом, ресурсом — было бы куда легче. И куда логичнее.       Но тогда это был бы уже не Дэвид.