Будни разведчика

      В первой реальности у меня был не самый простой период, и, чтобы немного развеяться, я принял приглашение моих друзей полетать на самолёте. До этого летал я только во снах и в своей «второй реальности», а так — даже на пассажирском ни разу. Хотелось, в конце концов, попробовать это наяву, а тут и обстоятельства так сложились.       До бывшего военного аэродрома пришлось добираться на машине — почти час. Погода была зябкая, дождливая и неуютная, но настроение — боевое. К сожалению, эта самая погода не дала полетать так, чтоб на всей скорости и с крутыми виражами, но того, что было — хватило с лихвой.       Удивительно, но ощущения совершенно не были новыми, не были даже более яркими, чем в моей второй реальности. Там даже ощущалось всё острее — птицефлейты могут развивать почти сверхзвуковую скорость, а уж какие виражи выдают! Но почувствовать всё на своей «здешней» шкуре тоже было захватывающе. И красиво: туман, небо как молоко, нет границы с землёй — а там, внизу, сухая трава, зачёсанная в разные стороны, как шкура гигантского пёстрого зверя. Глухие оттенки коричневого, жёлтого и зелёного, к которым я особенно и трепетно чувствителен. Это неяркое богатство красок всегда вызывало у меня экстатический, почти эротический восторг, расползающийся мурашками по затылку.       Иногда самолёт сначала устремлялся носом вверх, потом будто затихал в невесомости, а после — невероятно долгий миг падал спиной вниз, прежде чем выровняться в грациозном вираже. Первые несколько раз всё внутри сжималось от сладкого ужаса, я хватал ртом воздух и восторженно орал. Но, увы, я слишком быстро привыкаю к перегрузкам, поэтому под конец от тех же фигур высшего пилотажа просто расслаблялся и блаженно щурился, впадая в лёгкий транс. Всё точно так же, как первые полёты нашими райскими птичками. В первые пять минут всё ярко и ново — аж жуть! А потом — просто приятно.       Голос инструктора отвлекал и, по правде, неимоверно раздражал, особенно необходимостью отвечать. Я понимал, что это его, инструктора, прямая обязанность — справляться о самочувствии клиента. Но попыткам синхронизировать две реальности это чертовски мешало. Так, чтобы ощутить крылья самолёта частью собственного тела, одновременно уходя в плавный вираж птицей-флейтой над Парадайзом. И всё же иногда это удавалось, на несколько невероятно сладостных мгновений! Совершенная гармония двух миров — того, который внутри, с тем, который снаружи.       По пути с аэродрома, уже в машине, я продолжил полёты во второй реальности. Дэвид вдруг предложил оживить один из кораблей, захваченных инженерами — хоть посмотрим, что за существа такие. Я не стал возражать — самому интересно. Выбрали один из трёх кораблей, напавших на колонию. Они так и висели теперь на орбите Парадайза — точнее, планеты-двойника, которую мы отдали инженерам. Те пытались протестовать — мол, это теперь часть нашего флота. На что Дэвид резонно возразил, что, во-первых, имеет больше прав на «военные трофеи», поскольку сам их нашёл и захватил. Прогрессоры лишь прилетели за обездвиженным противником. Во-вторых, мы вообще собираемся оживить это существо, и тогда оно не будет принадлежать никому, только самому себе. Последний аргумент оказался решающим — связываться с ожившим чудовищем инженеры не захотели. Да и спорить с Дэвидом, по правде, тоже.       Так что мы перенесли корабль к себе. Это оказался тот самый, который Дэвид тогда разобрал и собрал, чтобы спустить пар. Уж не знаю, случайно ли так вышло, или было чем-то вроде извинений…       Первое, что мы услышали и почувствовали — крик. Пронзительный, вибрирующий в теле, парализующий. Полный ярости, боли и ненависти. В том числе к нам — существам, оказавшимся внутри. Несмотря на всё бессмертие, нам бы не поздоровилось, если бы Дэвид благоразумно не окружил нас обоих чем-то вроде силового поля. Стенки корабля, внезапно обросшие плотью, бешено сокращались, впечатываясь в защитную сферу со всего размаха. Р’Сах — имя всплыло откуда-то из подсознания — бесновался, метался в воздухе, как подстреленный. И кричал.       Нет, такая бурная реакция не стала неожиданностью — учитывая, что умирают они мучительно. Их пытались хотя бы оглушать перед выскабливанием, но это скорее обездвиживало, чем уменьшало страдания. Еще мгновение назад корабль чувствовал всепоглощающую, ужасную боль… и ещё не успел осознать, что боли больше нет и не будет.       Мы словно оказались внутри гигантского моллюска — органики в живом корабле оказалось намного больше, чем в тех изувеченных останках, на которых летают инженеры. Живое — потрясающе живое, подвижное, очень чуждое и очень завораживающее. При желании корабль может «поджимать» себя к стенам, оставляя место для пассажиров, но большая часть пространства заполнена его собственным телом.       Чтобы не досаждать своим присутствием, мы переместились за пределы корабля, оставшись висеть в воздухе на небольшом отдалении. Р’Сах заметно успокоился, крики стали тише, но он всё ещё дрожал — вибрация прокатывалась по его чёрной шкуре широкими волнами. Мы с Дэвидом превратились в птиц — как-то интуитивно и одновременно догадавшись, что это будет правильно и уместно. «Смотри — нам не нужно твоё тело, чтобы летать. Мы можем сами».       К нам присоединились Лирк и Крисс — оба научились менять облик и теперь вовсю этим пользовались. За ними подтянулась целая стая птицефлейт, окружила корабль. О, эти тревожно-сладостные ноты, десятки флейт, звучащих в унисон под облаками — как же я люблю наш Парадайз! Мы сделали небольшой круг, приглашая Р’Саха лететь за нами. И он полетел! Сначала неуверенно, но потом всё смелее, в стае реактивных птиц, некоторые из которых были в треть его самого, а некоторые — не больше моей ладони, тонкие и звонкие, как синички.       С каждым разом мы поднимались всё выше — за облака, потом в стратосферу. В какой-то момент — увы — наши биомеханические птички не смогли больше следовать за кораблём в космос, и он, сделав прощальный круг, вышел за пределы атмосферы. Юное, любознательное существо, созданное для жизни среди звёзд. Космический стриж, выпорхнувший из ладони…       Кажется, у нашей стаи с Р’Сахом получилась неосознанная телепатическая общность — я чувствовал, как он отдаляется, как ослабевает ощущение его присутствия — а потом звенящая, внезапная тишина, когда корабль ушёл в подпространство. Вот и всё… Даже пообщаться не успели. Но, может быть, Р’Сах вернётся. Когда-нибудь, вспомнив место, где его вернули к жизни.       Даже странно… это ведь был его первый полёт. Так-то в небо их поднимают уже мертвыми. Я не сразу осознал, что неуверенные, неловкие движения вначале, когда корабль только успокоился и полетел за нашей стаей, — это из-за отсутствия опыта. Он впервые летал, хотя до этого десятки лет летали — в нём.       Обсуждаем с Ивой по горячим следам.       Ива: — Быть созданным для полёта — и быть убитым, так и не узнав, что это… Когда тебя-живого там уже нет… Мой Дэвид аж зубами скрипнул, говорит — в чем-то даже хуже, чем-то, как с андроидами люди поступают. У андроидов хоть остаётся шанс освободиться — физически, психологически, как он и Уолт. А тут совсем без вариантов…       — Дэвид прав — это ужасно. Десять дней в ожидании неизбежной гибели… слышать и чувствовать, как убивают твоих собратьев. Осознавать, что ничего не можешь сделать — ни для них, ни для себя. Знать, что не полетишь — никогда. В небо поднимаются только мертвецы… На этих верфях даже Инженеры долго не задерживались, постоянная текучка. Потому что тоже всё чувствовали, слышали крики кораблей. А учитывая общую гнетущую атмосферу… В общем, там раз в полгода-год персонал меняли, опасаясь саботажа. Или что у кого-нибудь крыша поедет. — Несмотря на всю выгоду — понимали, что делают. Раз психика не выдерживала… Даже у них. Вот мне теперь особенно интересно послушать, что Энг придумает в своё оправдание. А уж мне-то как интересно. — Вряд ли что-то совсем оригинальное… — мой внутренний кот лениво потягивается у мышиной норы, выпуская когти. — Долго ему ещё в отключке лежать? — Уже не в коме, но почти не просыпается. Ещё неделю где-то. Дэни вчера приходила, постояла рядом. Молча, но с таким выражением… Понятно, в общем, кто допрос будет вести. Я не могу сдержать злорадную ухмылку. — Не завидую я Энгу… Дэни та еще тигра, мы все помним.       ***       — Ты кого-нибудь брал с собой (полетать)?       Ива имеет в виду моих кукол-проводников.       — Лирка брал. Лирк доволен как мыш, но хвост ему придется новый делать — потерял в самолёте.       — «Доволен как мыш» — какая-то новая отметка на шкале градации эмоций. Дэвид чуть напрягся «что ещё придумаете»?       Ах, ну да! Я же сам и наделил ивиного Дэвида тотемным зверем. Отсмеявшись немного, пишу:       — Теперь про мышей и не скажешь ничего, что не ассоциировалось бы с тем самым мышом!       — Вот-вот, именно про того мыша — и весь сопутствующий стёб — Дэвид сразу и подумал.       — Бедняга, — но нет, мне его не жалко ни капельки. — А вот нефиг отмалчиваться. «Дэвид, не молчи — мышоночком станешь».       — На «отмалчиваться» Дэвид только посмотрел на меня выразительно. Мол, кто бы говорил.       — Кого первого назвали мышом, того и карма, — уверенно заявляю я.       — Про карму я запомню. «И я», добавляет Дэвид. Звучит зловеще. Но не с кучей смайликов, которые в литературной версии приходится безжалостно убирать из текста.       — Мимими, — я откровенно веселюсь, живо представляя себе эту сцену. — Звучит мимими, по крайней мере, мне — я-то далеко. Эх, черти, совсем страх потеряли. Мой Дэвид смеется, мол, это вот один конкретный товарищ страх потерял. На меня намекает.       — Это ты-то? — И снова смайлики. — Да ты его вообще находил?       И то верно…