Огонь

Орихиме и Казуи сидели на диване, обнимаясь. Ичиго еще был на работе, а Орихиме занималась тем, чем обычно занимаются обыкновенные домохозяйки — смотрела сериал. Естественно — романтический. Казуи тоже любил смотреть телевизор, и любил, когда мама его обнимала, поэтому залез к ней на колени и принялся молча рассматривать происходящее на экране. Внезапная сцена поцелуя поразила пятилетнего мальчишку. Он пораженно уставился на мать: — Мама, а что они делают? Орихиме встрепенулась, ругая себя за неосмотрительность. Она не хотела, чтобы ее сын узнал об этом так рано, но… Пусть лучше так, чем на улице… — Они целуются, — покраснев, сказала Орихиме. — А зачем? — не отставал Казуи. — Они любят друг друга, — мечтательно произнесла госпожа Куросаки, — а потом они поженятся! — назидательно добавила Химе. — А зачем поженятся? — продолжал Куросаки-младший. — Они же любят друг друга! — восхищенная Орихиме подхватила сына на руки и закружила по комнате, — они влюблены, они не представляют жизни друг без друга, и они поженятся, чтобы провести всю свою жизнь вместе! Она опустила Казуи на землю, и сын крепко обнял маму за талию. — Маааам, — протянул он, — а когда я вырасту, я женюсь на тебе? Орихиме нежно рассмеялась. Присела перед мальчиком на корточки и погладила его по голове, отводя пряди рыжих волос со лба. Да, растет ее сынишка… — Нет, солнышко, ты не сможешь на мне жениться, — сказала Химе, — потому что я уже замужем за папой, понимаешь? Ты женишься на девушке, которую полюбишь… Которую захочешь видеть рядом с собой всю жизнь, понимаешь? — Тогда я женюсь на Ичике! — уверенно заявил Казуи. С недавних пор он и вправду не представлял себе жизни без этой красноволосой егозы. Она умела очень интересно играть, тайком от взрослых учила Казуи делать такие же файерболы, которые он увидел у нее в руке во время первой их встречи, вместе они лазили не только по двору, но и по окрестностям, и даже строгий надзор Орихиме не мешал детям. Остальные же родители разрешали отпрыскам учиться на собственных ошибках и не приходили в состоянии истерики, если дети несерьезно ранились. Правда, Ренджи всегда очень болезненно реагировал на травмы дочери, и порой Орихиме с Рукией смеялись над тем, как трепетно Абараи заклеивает коленку Ичики пластырем — кто бы мог подумать, что этот суровый парень станет таким заботливым отцом! В общем, Казуи был уверен в том, что любит Ичику. А как ее не любить? Пусть она и вредная, и вспыльчивая, и задиристая, и непоседливая — она — Абараи Ичика. Его подруга. Общество мальчишек со двора быстро забылось. Куросаки не дразнили за то, что он общается с девчонкой — после того, как эта самая девчонка разбила нос самому ярому противнику женского пола. После этого Абараи зауважали, но она отказалась играть в компании остальных, сказав, мол, они все слабаки, и ушла, вздернув носик, а Казуи, естественно, пошел за ней, потому что, во-первых, не хотел терять общество Ичики, а во-вторых — не хотел оказаться слабаком, как бывшие товарищи по играм. Орихиме промолчала о том, что Казуи не сможет жениться на Ичике. Их миры — слишком разные, и Ичика, как ни крути — шинигами, а Казуи, как ни крути — квинси. Межрасовые браки, конечно, не запрещены, сам Ишшин в свое время женился на представительнице квинси, но… проблема состояла в том, что, помимо всего, Казуи был наполовину человеком. Орихиме была человеком. Она родила сына от квинси… Как же это все сложно… Одно ясно — в Обществе Душ Казуи жить не разрешат, и, тем более, Ичику не отпустят в Генсей. Их пути вообще не должны были сходиться, но, как только маленькая Абараи подросла для использования гигая, друзья не сдержались и познакомили своих детей, даже не предполагая, насколько они сблизятся. «Он забудет», — подумала Орихиме, — «ему только четыре годика». Госпожа Куросаки не видела в общении детей ничего плохого — до этого самого момента.

***

Ичика и Казуи строили дом из кубиков. Ичика, сосредоточенно высунув кончик языка, водружала на вершину башни еще один кубик, и, естественно, в самый неподходящий момент ее рука дернулась, и башня, покачнувшись, рассыпалась на составляющие ее детали. Ичика была готова разреветься. Казуи же всей душой хотел ее успокоить. Он вспомнил фильм, который они смотрели с мамой. Там красивая тетя плакала, а дядя целовал ее глаза. Казуи привлек Ичику к себе и нежно поцеловал ее веки, слизнув выступившие слезы. Они оказались солеными, как морская вода. Ичика тут же оттолкнула от себя Куросаки, и он упал на остальной замок, развалив его окончательно, но сразу встал, потому что на личико Абараи снова навернулись слезы. — Что ты делаешь? — спросила Ичика. — Я тебя утешаю, — объяснил Казуи, — я не хочу, чтобы ты плакала. Никогда не плачь, Ичика! — Я не плакала! — взорвалась девочка, больно ткнув Куросаки локтем в живот, — чтоб ты знал, я никогда не плачу! Казуи, потирая бок, хотел правдиво возразить, что он же своими глазами видел, даже на вкус пробовал, но почему-то решил, что Абараи лучше не перечить. Слишком уж грозно сверкала она глазами. — А почему ты не плачешь? — спросил Куросаки вместо этого. Лично ему не казалось зазорным иногда порыдать. Хотя бы для того, чтобы привлечь к себе внимание взрослых и получить от них что-то хорошее или вкусное. Или просто для того, чтобы горечь ушла с души. Слезы нужны — был уверен Казуи. Иногда слезы необходимы. — Потому что я — шинигами! — гордо подбоченившись, сказала Ичика. — Шини…гами? — удивленно переспросил Казуи, — богиня смерти? — Именно! — гордо сказала Ичика, — ну, на самом деле я только учусь… Но когда-нибудь я узнаю имя своего меча, овладею шикаем, банкаем и стану капитаном, как мама! Казуи с открытым ртом слушал рассказы Абараи об Обществе Душ. Ей родители рассказывали гораздо больше — если Орихиме и Ичиго кое в чем чересчур опекали сына, то Ренджи и Рукия растили дочь такой же, как они сами, просто не представляя себе, как можно иначе. Ичика не стала отчаянной хулиганкой только благодаря воспитанию дядюшки Бьякуи, который все чаще занимался племянницей, пытаясь прививать ей все навыки настоящей леди. Впрочем, трудно стать леди, когда твой отец — Ренджи Абараи, а ты — его копия… — Так у тебя есть меч? — спросил Казуи то, что его больше всего интересовало. — Пока нет, — скисла Ичика, — но, едва мне исполнится семь лет, меня примут в Тринадцатый отряд, я получу асаучи, и тогда… — А я в семь лет пойду в школу, — убитым голосом сказал Казуи. — Зачем? — настал черед Абараи расспрашивать. — Чтобы учиться читать, писать, считать… — Казуи понимал, что эти занятия и на десятую часть не так интересны, как собственный меч и служба в настоящем отряде. — А меня этому учит Бьякуя-оджии-сама, — сказала Ичика, — и я уже умею считать до ста, писать свое имя и читать по слогам, — похвасталась она. Казуи умел считать только до пятидесяти — дальше сбивался. Свое имя писал, читать умел, но все равно счел Ичику очень умной. — Ичика, — сказал мальчик, — ты самая лучшая на свете. Щеки девочки подернулись легким румянцем, но она тут же отвернулась и хмыкнула: — Что за глупости! — Не глупости! Не глупости совсем! — распалился Казуи, — Ичика, давай поженимся, когда вырастем? Ичика выглядела ошеломленной, но быстро взяла себя в руки. — Еще чего! Я выйду замуж только за своего папу! — Нет, нельзя! — зашептал ей на ухо Казуи, — ведь твой папа уже женат на твоей маме! Ичике только сейчас пришло это в голову. Думала она, впрочем, недолго. — Ладно, — сказала девочка, — я выйду за тебя замуж, так уж и быть. — Клянешься? — Казуи протянул ей мизинец. — Клянусь! — с горячностью подтвердила Абараи, протягивая свой пальчик и переплетая его с мизинцем мальчика. — Только не забудь, — серьезно сказал Казуи, — и не выйди замуж за кого-нибудь другого! — А ты… а ты не утешай других девчонок! — почти сердито сказала Ичика. — Казуиии, Ичикааа, пора ужинать! — позвала детей Орихиме. И они, взявшись за руки, пошли к столу.