Собеседник

— Дилан, что с тобой? — Натали заметила, что О’Брайен какой-то не такой. Было чувство, что он сидит на иголках уже неделю. — Не знаю. Такое чувство, что от меня оторвали самую важную частичку, — отстраненно сказал тот, продолжая пилить взглядом окно. — И когда у тебя это началось? — спросила девушка, чуть сведя брови на переносице. — Еще в аэропорту. Когда самолет, на котором мы летели, взлетал. — Может, стоит перебраться в Лондон навсегда? — предложила Натали, наконец подтвердив свою догадку и понимающе улыбаясь. А, может, правда, стоит? Сколько он еще будет мучить себя невозможностью прикоснуться к мягким пшеничным волосам, подтянутому торсу и желанным губам? Сколько еще он будет сомневаться в правильности своих действий? Сколько же, наконец, он будет скрывать свои настоящие чувства, не выдуманные и не натянутые? Прошел всего лишь месяц с того дождливого дня, как О’Брайен и Эммануэль покинули мрачный город. Дилан уже тогда начал чувствовать, как его сердце затягивает мутная пелена невыносимой тоски. Он грустно смотрел на своих отдаляющихся с каждой секундой друзей через иллюминатор. В голову прокралась страшная мысль, что он больше никогда не увидит ни Томаса, ни Каи, ни Ки Хонга. Брюнет сильно сжал губы и закрыл глаза. Нет, не думай об этом. Самое главное — не думай. Может, и стоит перебраться в Лондон на ближайший месяц, пол года, год, два, пять… Но не навсегда. Лондон — очень хмурый город, и у Дилана в голове не укладывалось, как тут живут жизнерадостные люди, имеющие хорошее настроение. Странно. Очень странно. А самое главное, как тут живет Томас, такой приветливый и лучезарный. Такой красивый, радостный… Сердце Дилана пронзительно сжалось от боли. Дыхание сбилось. Глаза опустились и теперь рассматривали темный ламинат, еле удерживая так и собирающиеся потечь слезы. Он понял. Он все понял. Расстояние делает пару несчастной. Очень несчастной. Лишает возможности касаться, видеть, целовать… наслаждаться друг другом. Временем, проведенным вместе. Порой Дилан начинал замечать, что чем больше переписывается с Томасом, тем сильнее болит его сердце, жаждя встречи. «Надо возвращаться в Лондон. Так всем будет лучше», — пронеслось в миг опустевшей голове. Он решил. Для себя. Для Томаса. Для всех — он возвращается. — Ты права, — через пару минут, кажущимися такими длинными и долгими, говорит Дилан, и его голос наполняется верой и надеждой в лучшее.

***

Надо было много чего подготовить для перелета: документы, прочие медицинские бумажки и так далее. В общем, работы им на неделю-две. Еще надо собрать большую часть вещей, оставить совсем чуть-чуть на случай, если им придется вернуться. Может, не через пол года, через год-два. Но Дилан чувствовал, что когда-то это случится. И он очень хотел посетить свой родной город вместе с не менее родным человеком — Томасом Броди-Сангстером. Эта мысль не могла не радовать и не вызывать умиления: все его лицо покрылось тонким розоватым слоем. Томми. Мой Томми. В общем, уехать у них получится только через месяц. Вот бы успеть к началу нового года и провести его с любимым, — за две недели до отправки как-то на досуге подумал Дилан. — Мы бы всю ночь пили шампанское и целовались, укутавшись в пледик и смотря смешные новогодние фильмы. Было довольно странно, что сестра Дилана, Джулия О’Брайен, согласилась поехать с ними. Хотя ее здесь ничего не держало, кроме родителей и пары маленьких пушистых хомячков, один из которых без устали, денно и нощно гонялся за чем-то интересным, видимым только ему, в колесе. Но она прекрасно понимала, что родители — тоже люди, а всем людям время от времени надо было побыть наедине — что-то потипо свадебного путешествия, но через не один десяток лет совместной жизни. Джулия иногда представляла, как бы они были рады вернуться в то время, когда она и ее старший брат были только намечающимся проектом, экспериментом, дающим осадок, и нелегкий, на всю жизнь. В другой раз она думала, что родители с удовольствием скинули бы ответственность в виде своих же детей с плеч. Мисс О’Брайен-младшая любила их, и была благодарна Богу за то, что он позволил аисту принести ее именно в эту семью. Что она могла сказать о Дилане? Он ее старший брат. Любимый старший брат. Девушка до сих пор помнит, как он пришел к ней в комнату с тяжелым грузом, который было просто необходимо скинуть, чтобы он не достал до дна где-нибудь в Тихом Океане и не остался там навечно, весь загнанный и зацыкленный на себе. Тогда он принял одно из самых важных решений в своей жизни. Вернее, не он один, а вместе с Бритт. Им нужна была эта пауза в отношениях, непременно. А как Джулия обрадовалась, совсем недавно, когда они с Бритт встретились и уже все решили, делая лучше и себе, и ей, и окружающим их близким людям. Да, они решили расстаться, но при этом остались хорошими друзьями. Дилан рассказал Бритт про Томаса, после чего, неуверенный в своих дальнейших действиях, рассказал ей о своем главном страхе — застать Сангстера у него дома с другим парнем, смотрящими какое-нибудь страшное кино, как Томас ближе прижимается к сидящему рядом, чтобы было не так страшно, и вместе едящими поп-корн. Она же оповестила его о парне, которого полюбила еще в школьные годы. Он начал ухаживать за ней, водить в кино, провожать темными вечерами до дома. И, кажется, они скоро поженятся. Джулия видела, как Дилан рад за бывшую девушку. Да, и пусть они раньше и встречались, но сейчас остались хорошими друзьями, которые рады помочь друг другу и поддержать и в горе, и в радости. И Джулия решает, что поедет с Диланом в Лондон. Со своим старшим братом и его лучшей подругой — Натали. Они вместе снимут квартиру или купят дом, обживутся в абсолютно новых условиях, и будут радовать друг друга своим присутствием и теплым общением, как было в далеком детстве, когда Дилан и Натали пошли в первый класс, а Джулия сидела целыми днями дома и играла с кубиками. Тогда они были счастливы. И для того, чтобы вновь почувствовать те детские радость и счастье, им надо переехать в Лондон. Джулия всем сердцем верила, что там они найдут свои места и устроят жизнь, которую хотят видеть. И не ошиблась.