послушай меня (сборник)

Бэкхёну быстро надоела такая жизнь: вечное ожидание непонятно чего, вечный шум в голове от недосыпа, желание быть где-то в эпицентре событий, кошмары по ночам от перестрелок и взрывов. Вчера во сне он хоронил своего друга. По его подсчётам в следующий вторник он должен помянуть командира, но это всё пустое. Это всё можно было бы пережить, если бы у него была поддержка со стороны. Хотя бы Пака. От того было сложно добиться внимания. Они были словно чужие друг другу, но упорно цеплялись за форму, в страсти чуть не срывая погоны с плеч. Такое случалось редко: когда приходилось ходить на день памяти погибших в той войне. Чанёль, как и Бэкхён, ненавидел встречаться с родственниками сослуживцев. Пометка: покойных. Эти «двухсотые» давно покоились в могилах, и в последние полгода Бёну было приятно думать о смерти, как об избавлении от всех страданий. Часто он порывался вернуться обратно. Писал письма, просил позволить снова пройти медкомиссию и, когда ему отказывали, за короткое время натягивал на себя парадную форму со всеми наградами и так через весь город ехал в общественном транспорте. Всё это лишь для того, чтобы успокоить свои ни-к-чёрту-нервы, ведь он, не стучась, позволял себе дойти чуть не до «верхушки», возмущаясь, рыча от обиды, что его не пускают. Мало кто знает, что однажды приходилось умолять, но это тоже пустое. Бён Бэкхён оставался тем самым «трёхсотым», героически вытянувшим оставшихся двоих членов команды из «котла». В очередной раз он возвращается домой ни с чем. Становится посреди коридора и не знает, зачем он тут находится. Есть ли в этом смысл?.. Он, не разуваясь, проходит мимо спальни, в которой как обычно притворяется спящим Чанёль (давно потерявший свой сон). Бэкхён сваливает все вещи со своей полки в шкафу и достаёт пистолет, щёлкая предохранителем и выходя из комнаты. Даже не глядя на Пака. Ему уже осточертело сидеть в этом доме и сгорать от одиночества. Они даже не разговаривают, просто сжирают друг друга изредка, прокусывая кожу до крови, чтобы напомнить, каково это, когда ты жив. Пистолет на стол, туда же стакан с алкоголем, который он стоя выпивает залпом. Бэкхён напряженно смотрит на оружие и чувствует себя лишним. Как давно он не держал его в руках… Как давно он не стрелял и не переодевался в «пиксельку»… Это всё будто не его. Будто не он провёл всю свою сознательную жизнь в окопах, бегая по лесам, отсчитывая секунды до очередного взрыва или спасая команду от красных точек на карте. Бэкхён обычный не чувствующий ничего мужчина. Он хочет вернуться туда, где ему место, в тот чёртов ад из взрывов, перестрелок и сигарет натощак. Для него нет другой жизни, будни лишают его сознания. Он буквально сходит с ума. Чанёль, при параде, как и Бён, садится напротив него. На долю секунды Бэкхён видит в нём того самого мужчину из прошлых годов, замечает эту осанку, развёрнутые плечи, напряженные руки. Он оглядывает его награды, усыпающие пиджак, и думает, что всё-таки не далеко Пак от него ушёл. Ему ведь тоже сложно, он тоже потерял сон, желание жить и двигаться дальше. Они-то жили на военную пенсию, как будто ветераны, старые тридцатипятилетние мужчины, уставшие от всего. Если присмотреться, то можно увидеть седину у обоих, но Бэкхёна это не страшит. Он привык себя таким видеть, а вот второй пистолет он не ожидал увидеть. Кивнув, он будто спрашивает, что будет происходить дальше. Вряд ли оба получат желаемый результат, ведь эти каменные две глыбы не сдвинутся с места, пока не поймут, для чего собрались за столом. «У Чанёля всегда были такие глаза», — неожиданно думает Бэкхён, — «всегда не терпящие, жгущие, чёрные, будто принуждающие. Настоящий командир. Не зря был замом „Головы Кима“» Бэк себе не признаётся, что это были лучшие командиры за всю его службу. Воспоминаний очень много, они остаются в голове и мешают жить. Их некому рассказать, о них нельзя написать, их некуда девать. Они словно впитались в стенки мозга, и их не соскрести, никак не убрать. Сколько раз Бэкхён пытался «случайно» удариться головой, чтобы потерять память? А сколько раз его вечно спасал Чанёль? Сосчитать пальцев-то хватит?.. Молчаливый «собеседник» напротив звучно раскрывает ссохшиеся губы, затем вздыхая и вместе со вздохом будто выпуская из себя всю стойкость. Бэкхёну кажется, будто мужчина напротив несколько согнулся и взгляд тёмных глаз потерял запал, но это лишь кажется. На самом деле всё иначе, ведь Пак, собравшись с духом, первый берёт пистолет в руку. Следом за ним и Бэкхён. Они не смогут убить себя — это понимают оба, ведь бойцы никогда не сдаются. У них нет права закончить жизнь поражением, проиграть самим себе, ведь у военных так не бывает. Им позволено начать новую жизнь или сойти с ума. А сумасшедшие вполне имеют право…

Мужчины направляют оружие друг на друга на вытянутую руку.

… убивать. Руки не дрожат, пальцы замерли, стискивая корпус, но всё это глупости. Главное здесь нажать одновременно не договариваясь, ведь в этом и есть смысл — уйти в один миг. Они не сомневаются, что это освобождение и даже не страшно. Это словно… оглушение взрывом. Будто прикладывает затылком к зданию взрывной волной. Просто оглушение, потеря возможности мыслить и двигаться. Просто раздробленный череп и всё. Бэкхён вздёргивает бровь. Мол, спрашивает, готов ли тот, и получает еле заметный кивок. Как долго они не разговаривали друг с другом? А сколько раз пытались, спустя некоторое время замолкая?.. Ведь проблема в чём: слова кончались. Нечего было обсуждать, постоянно на первый план выходили воспоминания, нестабильная ситуация, невозможность вернуться на войну. От этого обоим было больно, и они перестали себя утруждать тщательно придуманными диалогами в мыслях, которые никогда не сходились в реальности.       — Это я, — неожиданно говорит Чанёль, — из-за меня тебя не вернут в строй.       — Зачем? — только и спрашивает Бэкхён, понимая, что начинает трястись рука.       — Потому что знаю, что там умереть легче всего.       — А здесь? — цедит мужчина, стиснув зубы. — Тут не легко?       — Нет. Ты не выстрелишь. Проведя языком по губам, Бэкхён понимает, что начинает нервничать. Он знает, что Пак пойдёт до конца вместе с ним, потому что это обоюдное решение, потому что этого желают их души. Чанёль кивает, и рука у Бэка каменеет. Они часто питались вдохновением на фронте взглядами и жестами, когда не было возможности или сил говорить. А теперь они подбадривают друг друга на смерть.       — По моей команде, — ровно произносит Бэкхён, — на счёт три: раз… Чанёль снова еле заметно кивает, напряженно вглядываясь в глаза напротив. У них нет ничего, кроме друг друга. Это будет победой.       — … три. «Ты никогда не произносил „два“, Бэк»