"С.В.Е.Т."

– Шедоу! Тейлз нервно щелкал пальцами перед глазами товарища и тряс за плечо, преследуя тщетные попытки привести его в чувства. Ёж лежал без сознания, длинной фигурой распластавшись на железном полу. Лис приоткрыл ему глаза и всмотрелся в зрачки. На свет реакции не было. За спинами Майлза и Наклза, что стояли, склонившись над телом несчастного, послышался довольный гогот. Ехидна повернулся и окинул взглядом дальний угол у входа: он не был в том состоянии, чтобы лезть на рожон, на ногах его держали лишь малые остатки сил. Спина и голова жутко болели, будто накануне пришлось побывать в свирепой драке. Несмотря на это, суровый взгляд ехидны был убедительным. В ответ, вместе с не менее убедительным и до наслаждения довольным смешком, самый крупный из трио секьюрити потряс в воздухе электрошокером, напоминая о событиях десятиминутной давности. Наклз невольно поежился. Громкую музыку заглушил внезапный крик: – Еще один такой номер, мальчики и девочки, – птица-охранник кинул хитрый взгляд сперва на разношерстную компанию, затем многозначительно подмигнул Руж, – и пришлем второе предупреждение. Ведите себя хорошо. Тейлз сдул с глаз челку, возмущено выпуская воздух. Недовольно бормоча себе под нос, окинул обеспокоенным взглядом товарищей и место происшествия. Всё было там, где находилось изначально. Стол, что пал невольным участником импульсивной склоки, был там же, где должен был быть: в середине углубления П-Образного дивана. В его дальнем углу, съежившись, сидела заплаканная Руж. Мышь дрожала, сдерживая всхлипы, но не отводила взгляда от стоящих рядом товарищей. Сильвер, шелестя своими серебристыми всполохами, держал ее за руку. Вид у него был мрачный. Справа от них, держась руками за голову, сидел Соник и болезненно выл: – Это было прямо... грубо. Серебристый ёж, качая головой, поддакивал в немом согласии. Внезапно, перед столиком возникла фигура, заигрывающее позвякивая кольцами на пальцах: – Не то, чтобы я никогда не видела здесь разборок и драк, но... Вам удалось удивить: у меня есть ощущение, что вы намеренно стремились сюда выяснять отношения. У нас, вообще, такое не любят. Ну вы сами уже успели убедиться. Тейлз смущенно охнул. – Нам всем нужен психолог, кажется, – вполголоса проронил Сильвер, обращаясь к Руж. Тейлз это услышал. Он недоуменно повел бровью, переводя внимание на ежа. Последний пожал плечами, после чего вновь поднял глаза на вновь прибывшую бартендер. Сильверу подумалось на мгновение, что ее внимание сейчас было чересчур странным и неожиданным. К сожалению, на тот момент механик был единственным, кто успел перекинуться хоть парой слов с кем-то из этого пространства. Тейлз молчал. Он чувствовал странную неловкость перед кошкой за то, что произошло. Будто он ее давно знал. Будто она была совершенно живой, создавая вокруг себя ощущение комфорта. Тейлзу было трудно описать конкретную причину. Перекинувшись взглядами с командой, он сдвинулся из положения, в котором замер минуту назад, и обратился к гостье: – Нам искренне жаль, у нас возникло... Недопонимание. Она вильнула бедрами, подплывая к обмякшему Шедоу. Наклз, стоявший рядом, напрягся, выставляясь вперед на несколько шагов. – Спокойно, когтистый! – бархатный тембр бартендер кольнул ехидну, – Мне нужен только его счетчик. Соник сдвинул руку на лоб, открывая себе обзор. Заигрывающе качнув бедром и задевая им ногу ехидны, леди сделала шаг вперед и мягкими движениями присела на корточки рядом с Шедоу. Руж закатила глаза. Кошка положила свою ладонь на пушистую грудь и, с мгновение подождав, потянула на себя правое предплечье черного ежа. На руке виднелись мутные цифры. – Ватная голова и тело, колики в конечностях – малый спектр того, как ощущается потеря одной жизни. Руж нервно пощупала свой локоть, посмотрела на свое предплечье. Счетчик на ее руке без каких-либо изменений показывал тройку. Кошка, словно нейронный робот, среагировала на это. Играя, будто заметила ее движения периферийным зрением, перевезла слегка отсутствующий взгляд на летучую мышь и, слегка улыбаясь, констатировала: – Этот ваш еще живой, как повезло! Она задорно засмеялась, опуская руку ежа обратно на пол, и с довольствием сделала шаг назад. – Все будет классно, вы главное не забудьте прикупить ему еще попыток. Прекрасный господин лис, Вам повторить «Тайфун»? Механик опешил. В его голове понемногу складывался паззл, и все ощущения обострились. – Я... Я потом, наверное, – скомкано бросил он, разворачиваясь к товарищам. Бартендер вновь обратилась к Руж, не переставая жутко улыбаться: – А тебе, подружка? Руж вгляделась в ее радужные глаза и неуверенно протянула: – Пожалуй, ничего. В знак понимания кошка молча кивнула и удалилась. Также тихо и незаметно, как и возникла. Какое-то время компания усиленно переваривала диалог. – Типа... Жизни? Как в видеоигре? – задумчиво проронил Сильвер, адресуя свои мыли Тейлзу. Лис не отвечал. Он судорожно рассматривал руки всех участников похода. «Безумие какое-то!» – Типа как, – не менее задумчиво наконец ответил лис. Наклз высокомерно скривил рот. Его фиолетовые глаза блестели агрессией, граничащей с паническим страхом. Тело под его ногами не шевелилось. Не шевелился и ехидна, как вкопанный стоя прямо у головы товарища, что слишком уж долго в нокауте. – Гениально. Страшно подумать, что творится при потере последней или предпоследней... – еще более задумчиво пробормотал Наклз, испепеляя взглядом свои ступни. Механик повел ухом, улавливая его скомканную интонацию, после чего взволнованно встрепенулся, хватая Шедоу за руку и потягивая ее на себя. Ехидна, словно выйдя из какого-то кратковременного транса, отшатнулся, освобождая место. Датчик на руке Шедоу показывал ноль. Тейлза охватила паника. – Черт! Черт! Черт! Так, давай его с пола поднимем. Ух, - не рассчитав собственные силы, лис начал было просаживаться под весом Шедоу на корточки. Сильвер, сверкнув неоном, быстро и бесшумно поднял пальцы, погружая тело ежа в бирюзовое свечение. Аккуратно провел к плотной ткани сидения, и в пару мгновений черный ёж оказался лежащим на глубоких, упругих подушках. Соник, недолго думая, отодвинулся подальше. Тейлз шумно выдохнул и осел на пустое место рядом. Ехидна облокотился на стену, положив руку лису на плечо. Со стороны входа вновь послышались назойливые смешки. Воцарилось мутное молчание. Руж безучастно всматривалась в неестественно худую морду Соника, периодически ловя себя на мысли о том, что уже просто не может и просто хочет домой. Струпья ныли под бинтами, не позволяя отвлекаться на что-то иное. Но дом оставался единственным местом, о котором оставались ее редкие мысли. Правда, где он был - дом? Кажется, покой в ее и без того насыщенной событиями жизни никогда не присутствовал. А если он и был, то пестрил азартом: всегда было что-то, к чему можно было стремиться и что настигать. В какой-то момент все перевернулось, и вот она и ее верные товарищи оказались здесь. В симуляции, что создал доктор Эйво Роботник больше двух лет назад, когда болезнь человеческого тела стала настолько невыносимой и прогрессирующей, что осталось лишь спрятаться в крио-камеру и спасти свое гениальное, без сомнений, сознание, подарив ему дивный новый мир, полный всевозможных ходов и решений. Где алгоритмы работают великолепно точно, а искусственный интеллект не знает изъяна. Разрушив перед собой все, что только мог, Эйво оставил реальность и спрятался здесь. В месте, где его гений мог сотворить все, что только вздумается. Странно было только обнаружить этот шумный мегаполис. Никакие портативные компьютеры, никакие падения с неба и никакие создания по образу и подобию ее компании не представлялись Руж, когда шла речь о Цистерне и о том, что спрятано в её громадной, хищной системе. Она видела в своих страшных фантазиях её как что-то походящее на Земли Тьмы, по которым она и Шедоу бродили в поиске Изумрудов Хаоса. Как что-то, что было бы похоже на массивный роботизированный ад, полный острых буров и беспощадных машин. Оттого было еще страшнее осознавать жестокость этого механизма. Потому что никакие портативные компьютеры и падения не причиняли столько боли и ужаса, сколько другие живые существа рядом. Особенно те, что были слишком рядом. Подняв глаза на Тейлза, уставши щурящегося под лучом искусственного света из окна, летучая мышь мимолетом вспомнила некогда только радостное лицо вечно счастливого существа, в глазах которого танцевали искры жажды знаний и приключений. Лицо это ощерилось и приобрело юношеские черты, извечно уставшие, но, правда, иногда полные того детского восприятия мира. Когда было проще и веселее. Когда механическая рука была обычной. Кажется, ровно до того, как случилась трагедия, что оставила себе на память его настоящую руку. Беда, в свою очередь, оставила от себя на память лишь фантомные боли и золотое кольцо-браслет. Тихими искрящимися переливами оно блестело на запястье взъерошенного Соника. Он стал отрешенным, кажется, навсегда с того момента. Видимо, решил, что всем правит хаос и идиотия, и спрятал за ними настоящего себя. Все еще ранимого и очень трепетного. Глубоко внутри. Но Руж помнила. Все помнили. Так похожий на него Сильвер тоже. Руж приникла к его плечу. Он, вечный в своем удивлении к миру, также потерпел неудачу в сражении со временем. Потерял где-то фантазийный блеск в своих янтарных глазах. Кажется, что это максимально сблизило его с товарищами в лице игольчатой половины кампании, но все же он, хоть и будучи совершенно уже не наивным комком боли и отчаяния, был совершенно далек и от обезумевшего от отчаяния Соника, и от бесконечно печального и потерянного Шедоу. Летучая мышь разглядывала его. Тело, скрюченное от боли, казалось совершенно хрупким несмотря на выдававшие судорогу мышцы. Лицо было спокойным, и только лишь уголки глаз выдавали мучение, что он переживал в тот неясный момент. Ей казалось, что, несмотря на свою непробиваемую натуру, он был совершенно несчастным. Точнее, она знала. Оттого было так больно наблюдать за ним сейчас. Именно сейчас, в мгновение, когда местами безвыходная ситуация взяла все под контроль. Летучая мышь видела его разным. Всегда разным он был в её ощущениях: иногда словно беспощадным мучителем со своими доводами; иногда королевской коброй, в своем горячем и смертельном танце извивающейся в мрачных пытках времени; иногда потерянным сиротой, ищущим отголоски покоя и счастья в бесконечной кричащей печали. Лежащим в тихой скорби на земле почти точно также, как лежал сейчас в метре от нее. Черты его виднелись через заляпанный стол. Или все же не здесь, а в глубокой капсуле, полок которой извивался миллионом металлических трубок. Из мыслей ее вырвал голос ехидны, наклонившегося над ежом. Он схватил его за плечи и начал неловко и нервно трясти. – Шедоу! Получив в ответ только неясное мычание, Наклз предпринял вторую попытку и приложил к ней чуть больше усилий. – Шедоу! – Что? – жалобно вырвалось из уст ежа, приоткрывшего глаза. Руж приподнялась, облокачиваясь бедрами на Сильвера. Последний замер в ожидании. – Шедоу! – Я здесь, – пробормотал он в нос, – здесь. Шедоу будто вырвало из глубокого сна. Он громко закашлялся, скрючившись от боли в легких. – Где мы? – Мы на «Новом уровне», – вполголоса проконстатировал Сильвер. – Да, точно... Боже, меня будто самосвал переехал. Наклз удивленно отошел. Многословность Шедоу была чем-то новым в его мировоззрении. Ехидна решил уточнить: – На чем мы приехали? Тейлз и Соник вскинули брови. – Это самый банальный ход за всю историю банальности, Накс. Если он часть симуляции, у него же есть доступ к коду, он и так все знает. Раздался утробный смешок, и Шедоу снова закашлялся, приподнимаясь до положения сидя. Он угрюмо протянул: – Да, отныне я часть симуляции и я принимаю волевое решение своего создателя остаться здесь. На этом диване. До скончания веков. Руж, не скрывая радости о том, что ее близкий сердцу друг жив, выпалила: – Вас всех отрубили. Мне повезло отделаться парой мрачных и грязных наставлений от товарищей со входа. Могу предположить, что вы все часть симуляции, просто потому что. Но я видела все своими глазами и уверена в каждом из вас. Я знаю, что вы – это вы. И Шедоу настоящий. Пожалуйста, давайте оставим все наши недопонимания, и с этого момента будем просто немного более аккуратными, внимательными, – она сделала паузу, обводя всех взглядом, – и спокойными. Черный ёж, не скрывая гримасы боли, постарался сесть ровно. – Руж, если уж на то пошло, то ты единственная, кто все видел. И никто ничего не может подтвердить, – Соник ехидно прищурился, – может ты тоже часть симуляции. Мышь истощенно вздохнула. Синий ёж рассмеялся. – Может, если я скажу, что дыру в груди прекрасной Руж проделала замысловатая охранная система Цистерны – вы мне больше поверите? – в голосе хозяина алых глаз промелькнуло здоровое и весьма типичное для него высокомерие, после чего ёж окончательно удобно устроился на своем месте, усаживая руки в плотный замок на груди. Кашель не прекращался. Ехидна фыркнул. Тейлз занервничал. – Пожалуйста. – У нас команда. В команде нет места собственничеству, – холодно проговорил ехидна. – Говорю о том, что было. Я ничего криминального не упоминаю, если ты не заметил. – Ты сказал «прекрасной»! – Я сказал... Черт, ты вообще хоть слово из того, что я сказал, понял? Недоумение, рисовавшее лицо ехидны, мало передавало то, насколько он опешил от дерзости. Он раздраженно цыкнул: – Не понял! Шедоу почти что демонстративно закатил глаза и громко выпустил воздух из носа. Он только пришел в сознание, как началось его любимое представление ревности и невинности. Невинности разума или эмоций, правда, он не понимал, но с каждым словом ехидны убеждал себя в том, что реабилитация почти невозможна. Ненависть, с которой дергал его Наклз, имела какой-то первобытный характер. И, хотя это чувство ёж разделял, до конца понять его природу в отношении себя не мог. – Все вот это очень классно, что мы говорим о проблемах и вообще, но нам не стоит забывать зачем мы тут. Мы сейчас на задании, давайте сойдемся на этом. Я понимаю юмор. Я понимаю слезы. Я все понимаю. Вообще, я самый понимающий на свете. Все наши ссоры от недосыпа и стресса, – неровно проговорил лис, перебирая пальцы. Правда, не до конца понимал, кому это напоминание требовалось больше: товарищам или ему самому. Потому что междоусобица занимала всё внимание его компаньонов, будто отодвигая волнения о судьбах и жизни на второй план. Его речь не была услышана, и лис собрал последние силы в легкие, и после непродолжительной паузы сомнений громко и властно прохрипел, обрывая диалоговую дуэль: – Пожалуйста! Охрана у выхода вновь обратила внимание на стол, где буквально двадцать минут назад пришлось вынужденно отключить на рестарт всех присутствующих кроме летучей мыши. Она сидела поникшей, пожимая под себя ноги, держа взглядом одну незримую точку. – Ты так переживаешь, будто это нас с тобой связывают узы не столько соратнические, хотя я, честно, сомневаюсь в чистоте этого убеждения, сколько любовные, – отрезал Шедоу, медленно переводя мрачный взгляд на ехидну. Ёж уже совсем был не уверен в том, где находится. Голова болела страшно. Он, мучая попытки отвлечься от ноющей боли, откинул голову на мягкий подголовник. Тейлз ощущал себя шутом на похоронах. Он что-то делает, а все вокруг только плачут и ругаются. – Вы меня вообще слышите? Соник свел брови и серьезно кивнул: – Мне кажется, в таком шуме вообще невозможно не слышать. Шедоу, оскалив клык, хмыкнул. – Тебя будто подменили ранее, а потом вернули обратно, чувак, – Соник удивленно, но очень коварно смотрел на сородича. – Да, за последнюю неделю я пару раз успел сдохнуть, и мне что-то тоже не по себе, я согласен, – ответил Шедоу, не скрывая очень злого, но безумно растерянного смешка. За столом воцарилась тишина. Не мигая, треугольник из Наклза, Шедоу и Соника измерял друг друга взглядом, периодически соскакивая на странные ухмылки. Комната наполнялась пульсирующей духотой. Мегатонны металла улиц транслировали пустынный жар, обволакивая тела потом и нарастающей жаждой. Впрочем, бару, невольными посетителями которого пришлось стать группе товарищей, это было выгодно: успокоение, приобретаемое с бокалом или двумя, было сравни покою, что стелился воздухом и ветром на кожаных куртках байкеров и походной одежде путников спустя сотни километров дорог. Бесконечных шершавых змей, чьи линии, изрубленные сеткой симуляции, уходили математически идеальными прямыми за линию виртуального горизонта. И неизвестно было, как много часов пути лежало впереди. Манящие фиолетовые переливы неба сверкали в почти что настоящем стекле стен, игриво заглядывая в открытые окна зданий напротив; крича о своем закатном существе, они маленькими зверьками прыгали от одной остановки к другой, нащупывая лучшую точку, чтобы привлечь внимание к своему маленькому, но такому важному представлению. Майлз поймал себя на мысли, что это освещение затягивает его усталый рассудок, не оставляя возможности сопротивляться, но только то количество воли, чтобы окончательно раствориться в изумительном блеске призматических игр, не растрачивая последние силы на разрешение старых конфликтов внутри команды. Напряжение спадало, и только было Наклз открыл рот, чтобы что-то сказать, как вмешался Сильвер, громко цыкнув ехидне, приказывая замолчать коротким жестом пальцев. Соник вскинул указательный палец в воздух и потряс им: – Вот, послушай, что умные люди говорят! – Я ничего не говорил, – иронично проронил механик, растворяясь в смехе. – Вы как дети, честное слово, – басовито заключила Руж, отодвигаясь вглубь дивана. – Да, – послышалось откуда-то из-за стола. Ехидна только хотел возразить, но одернулся, закрывая глаза. Пару мгновений он молчал, перебирая пальцами воздух. Шедоу продолжал смотреть на него, не мигая. Медленно выдохнув, Наклз поднял голову, переводя притупленный взгляд с рук на лицо ежа. – Прости. За столом воцарилась тишина. Черный ёж выставил ладонь в жесте, приказывающим замолчать. – Забыли, слушай. – Я... – начал был искатель сокровищ, но тут же остановился. Шедоу выдержал небольшую паузу и довольно громко заговорил: – Я стараюсь все понимать. Спасибо, что вытащили меня. Я даже не против, что это был частично ты. У меня нет к тебе претензий. Я просто все еще не понимаю. Я не понимаю, какой именно Соник сидит рядом со мной, потому что Наклз буквально недавно ему выбил все мозги из черепа. Я немного не в себе после этого. А в целом – все классно. Не уверен, что вы не вымышленные. Пару дней назад я курил траву где-то в деревне с копией Руж, а до того спасал маленькую девочку, насчет которой тоже уже не совсем уверен. Потом все вот это, и я не пойму, я сейчас сплю или не сплю, или я вообще не спал последние пару недель. Что я делал последние пару недель. Я бы предпочел либо проспаться, либо напиться. А так все классно, правда. Ехидна не ответил. Он прошел к другому концу стола, где сидели Руж и Сильвер, и шумно плюхнулся на сидение рядом. Надвинул шляпу, закрывая ее полями глаза. Шедоу подумал, что лучше бы он действительно остался бездыханным телом на полу: его монолог оказался чересчур откровенным. Возможно, это были злые игры уставшего мозга. Происходящее напоминало ему какой-то очень затянувший бэд-трип. А вот что было реально – это боль. Тело ломило так, будто его долго и мучительно избивали, прыгая по костям с громким и издевательским хохотом. Тишину мыслей нарушил двухвостый лис. Он перегнулся через стол, подергал Соника за руку и бросил многозначительный взгляд на Шедоу. – Пойдемте. Я кое-что покажу. Стробоскоп издевательски мельтешил лучами света, создавая в помещении ощущение удушья. Музыка расплывалась на отдельные мотивы, совершенно бессвязные и далекие друг от друга. Низкие частоты колонок заставляли внутренние органы вибрировать, напоминая о том, что законы физики в этом месте ощущаются как в реальном мире. Ежи встали почти синхронно, делая полный уверенности шаг в сторону бара. – Ну и да, с «проспаться» у нас пока туго, но «напиться» - в этом предлагаю не стесняться, – лис удалился за товарищами, оставляя стол в гробовом молчании. Сильвер, откинувшись головой на спинку дивана, закрыл глаза, отдаваясь пульсациям на своем теле. – Уже поздно говорить о том, что за нами следят?

***

Темная комната освещалась светом множества мониторов. Механический свет. Громкие шаги. Щелчки кнопок приборной панели. Стены пульсировали в такт движению металла, танцуя морганием проводки. – Предатель. Чертов предатель. Картинки сменяли одна другую. Улицы, подворотни, раскидистые эстакады, бар. Тощая фигура мрачно всматривалась в экраны из-под насупленных кустистых бровей: крысиные глаза, не мигая, сверлили один из сигналов. Там, в черно-белой ряби, словно в мутной воде, утопали силуэты, чьи черты были слишком знакомы. Они плыли мучительно медленно, как будто пространство перестало справляться со скоростью, замедляя всех до критического максимума. С перебоями. С треском. Истерически моргая, выплевывая всплески цвета на монохромную истерию, обличая стробоскопы клуба и шевеление тел. Неоновая пульсация искажала изображение. В кадре застыли янтарные глаза. Система не выдержала и совершила вынужденную перезарузку. На пару мгновений зал погрузился в зловещую темноту. Шумный выдох. Послышался щелчок и свист. Картинки вновь ожили, перемещаясь с одного положение на другое. Улицы, подворотни, бар. – Я отпустил тебя, чтобы ты мог прожить свою жалкую, никчемную жизнь там, на воле и свободе. Одна из камер наблюдения внезапно отключилась, заполнив пространство давящим гулом. – Все, что я просил взамен – покой. Силуэт с торчащими вверх иглами замер на одном из сигналов. – Все, что я хочу - дать моему гению творить! Рычащий хриплый возглас разразил тишину белого шума, отражаясь от гулкой обшивки. – Они... И этот предатель попали в мою игру. В мою! – свирепо прорычал он, сбрасывая со стола несколько проржавевших отвёрток. Заложенный нос не позволял наполнить легкие воздухом. Роботник томно засмеялся: здесь, в его мире, смерть от удушья не была страшна. Его неидеальная проекция была намного сильнее тела, спрятанного в глубинах Цистерны. Намного сильнее жалких иконок, которые ощущали симуляцию яснее собственных тушек. Но сейчас он нервничал. – Скажи мне, мой дорогой друг, помнишь ли ты, каким принципам мы следуем? На мгновение ему показалось, что он говорит с пустотой. Долгие секунды ожидания в изнуряющем гудении длились вечность. В тени стола послышалось шевеление. В глазницах неестественно выгнутого призрака вспыхнули красные диоды. – Робот должен повиноваться всем приказам, которые даёт человек, – монотонно, но до ужаса пугающе отчеканил звуковой датчик. Эйво издал надменный смешок. – Робот должен повиноваться всем приказам, которые даёт человек. Ты прав, моё дитя. С тобой всегда приятно говорить. А чего мы с тобой никогда не сделаем? Что-то ласково скрипело, извиваясь в компьютерном свете. Пружинные пальцы потянулись к приборной панели. – Мы воздержимся от нанесения вреда, за исключением особо острых случаев. В нашем прекрасном новом мире нет места войне, есть место попыткам и гедонизму. Мы должны заботиться о своей безопасности. Роботник довольно кивал головой, захлебываясь в звонком влажном кашле. – Робот должен повиноваться всем приказам, которые даёт человек, - вкрадчиво, но все также неестественно, произнес андроид. Его фигура переместилась за спину Роботника, овивая широкое кресло подобно ядовитому плющу. Призрак ласково клацал, мерзко хлюпая свежим машинным маслом на позвоночнике. Эйво был прекрасным робототехником. Изумительным ученым, чьи знания и ум могли послужить на благо всего мира. Но только единственное правило тяготило его. Он был слишком восторженным в своей страсти к садизму. – Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинён вред, – Роботник пропускал каждый слог сквозь зубы, покачивая в такт головой. Но он так желал их страданий. Призрак грелся на спинке кресла. Довольный, словно мурчащий кот. Не отвечая, он ссыпался к полу, растворяясь по комнате: что-то, что когда-то было простым роботом, заполняло собой все доступное пространство. Становилось душно, но Эйво знал, что он сотворил. – Тогда я не буду роботом, братик. На плечо доктора опустилась нежная девичья ладонь. Он обернулся, расплываясь в жуткой улыбке. Золотистые волосы задорно шелохнулись, открывая милое лицо с глубокими голубыми глазами. – Дитя моё... Гениально! Убей его, Мария. Ибо теперь моя совесть чиста.