А в руках она держала серые облака

Мне стоить просить прощение за долгое отсутствие? Думаю стоит, но это, наверное, бесполезно. Слезно прошу прощения за такую долгую задержку, мне нет оправданий. Кроме жесткой учебы с утра до вечера и отсутствия сил писать. Вдохновение так же покинуло, но после тюканья по головенке одной хорошей особы, и с десяток обещаний выложить главу еще на прошлых выходных, я поняла — так продолжаться не может. И все же я села за черновик ( хотя мне кажется, что я написала "сухой" текст). Мой маленький друг-будущий-медик. Прости за недельную задержку, и за, скорее всего, неоправданные ожидания.       Глухое раздражение горячей лавой обжигало вены, растекаясь по всему телу. Казалось, мои зубы сотрутся в порошок от сильного скрежетания, а мышцы лица пойдут болезненной судорогой. — Мне казалось это отличной идеей, — потрепал блондинистую макушку кусок позитива. Аполлон ослепительно улыбался, умудряясь теребить опущенной рукой подол пиджака. — Почему вы не додумались спросить меня, хочу я идти в этот поход или нет?       Стараясь скрыть дрожь раздражения, сжимаю крепко кулаки.       С моим мнением даже никто не считался. Юи, Аполлон и Бальдр просто записали меня в список гостей вечеринки, которую решили устроить.       Идея полностью принадлежала богам, Юи вплели в организацию из-за недостатка рабочих рук и просто хотели знать мнение со стороны. Она как никак человек и больше понимает в людском веселье, нежели они сами. Вписали в списки всех, даже нелюдимого Аида и нашего учителя. Узнав о последнем, я чуть было не стукнулась головой об стену.       Когда я предполагала, что в литературном клубе можно будет расслабиться и ничего не делать — я глубоко ошибалась. Нужно было догадаться, что Тот, местный бог знаний и просто нелюдимый бог, скорее всего и организует этот клуб. Прихоти Зевса распространялись не только на учеников, но и на учителей. Тоту пришлось также, как и другим, выбирать клуб, и решил создать свой и, конечно же, — литературный. Ученики к нему не сунутся за его строгий и резкий нрав, противный и высокомерный характер. Это я, глупая, не подумала заранее о вариантах событий, и только когда пошла отмечаться в ведомости, поняла, что попала. Тот выловил меня среди стеллажей книг и сунул под нос немаленький список заданий. В который входило чистка корешков книг, заканчивая мытьем полов в библиотеке. Настоящий блюститель дисциплины в своем царстве, он полноправно оправдывал статус «Владыки». Зорко следил за гостями в своей обители, коих было очень и очень мало. Корпел над книжками и следил за их сохранностью. Даже сам когда читал, следил, чтобы корешки книг сильно не сгибались, покрываясь вздутыми трещинами. Беря в руки книгу, он следил за чистотой кожи, чтобы не оставить отпечатков на белых страницах. А при его большой любви к варенной кукурузе, Тот мыл руки несколько раз в день. Пыль забивалась в нос, оседала на языке и волосах. Казалось, даже кожа покрыта тонким слоем грязи, от чего хотелось залезть в душ и помыться. Перед глазами маячили мушки, свет отбрасывал слабый желтый луч на горку книг, от чего злополучная куча казалась мне еще ужаснее, нежели я увидела ее впервые.       Египетская сволочь мне мстила, причем он это сказал мне в лицо, не стесняясь Цукито, с которым мы стояли в коридоре. Просто стояли рядом, не разговаривая, занимаясь каждый своими делами. Японский бог почесывал белого кролика на руках, я же внимательно изучала журнал, подсунутый мне Морганой. Журнал «Кулинарные вкусняшки в микроволновке за сорок минут» был очень интересен. Хотя бы несколькими рецептами супов и парочкой пирогов с мясом. Пролистывая раздел со сладостями и сдобной выпечкой, не заметила тень, нависшую надо мной. Тот сверлил меня победно-ехидным взглядом, еле сдерживал пакостную улыбку, при этом умудряясь излучать превосходство над всем живым, что находилось в радиусе километра.       Не обращая внимания на безэмоционального бога, Тот всучил мне какой-то свиток. Как оказалось — это было руководство. Что можно делать в его клубе, а чего нет. Прочитав добрые с десяток пунктов, список был безбожно смят в подобие туалетной бумаги и выкинут в приоткрытое окно. Додумалась напакостничать при отсутствии Тота, и на том спасибо.       Потирая сухой тряпкой обложку за обложкой, я порой поглядывала на краткое содержание, пробегалась глазами по тексту, и, резко захлопывая книгу, клала на рядом расположенную стопку. Толстые книги покачиваются, но не падают. — Итак. Работу чтобы закончила. Приду-проверю, — выкинув очередную обглоданную кукурузу в ведро, Тот не спеша поднялся из-за стола, медленно чеканя шаг ко мне.       Глухой стук каблуков разлетался эхом под потолок, неприятно раздражая слух. В груди все сжималось от неловкости и страха. Находится с богом в одной комнате было невыносимо. Он даже своим равнодушием умудрялся источать презрение и ехидство.       Когда дверь с легким хлопком закрылась, погружая комнату в размерное тиканье напольных часов — спокойно выдохнула. Казалось, что с уходом учителя, в библиотеке стало светлей и легче дышать. — Господи, как я хочу домой! — сдавленно прошептала, рассматривая узорчатый высокий потолок.       В свете настольной лампы танцевали вальс пылинки, и, представляя их маленькими снежинками, я следила за мелкими песчинками, витающими в воздухе. Несмотря на ранний вечер, меня клонило в сон, словно я вчера не спала до полуночи или утра.       От вида книг мутило и, не вытерпев очередной, расположенной на уровне глаз, книги, не выдержала, откинув ее в стопку такой же пыльной макулатуры. На наказ Тота стало очень быстро плевать, а с учетом недавно кинутых в мою сторону слов, так и подавно.       Взгляд заскользил по полочкам, и внимание зацепил темный угол между стеллажей. В тусклом отсвете лампы, казалось, что тьма там сгустилась настолько, что ее можно ощупать. Она клубилась в уголке, чертя видимую границу на полу. От нее веяло чем-то потусторонним, настолько осязаемым, но непонятным, что на желание поддаться вперед, в голове взвыли сирены: «Убирайся! Прочь!». Ноги онемели, и, кроме как бесполезно подергивая ногами, я ничего не могла сделать. Тьма клубилась на месте, не распространяясь, но и не уменьшаясь. — Нужно уходить, — пролепетала как можно тише, цепляясь за стенку шкафа, стараясь встать на ноги. Звук часов стих как по команде, и с ощутимой паникой я огляделась вокруг. Везде стояла мертвецкая тишина, и только пульс в висках не давал мне возможность впасть в вакуум тишины и подступающего ужаса. Я здесь… Завертела головой в стороны. Это все должно было прекратится! Я уже прошла курс реабилитации много лет назад! Так не должно быть! Мы опять вс… Умудряюсь встать на ноги после нескольких провальных попыток, зажимаю трясущимися руками уши. Все прекратилось много лет назад! Я не сумасшедшая! Не истеричка! Приоткрываю слезящиеся глаза и смотрю в притягательную, но пугающую тьму. «В ней никого нет!» — пытаюсь убедить себя.       Но высокий и крепкий силуэт, еле видный в клубах черноты, выделяющийся цветными линиями в глазах, пугает и ужасает. От вспыхнувшего страха, резко разворачиваюсь и бегом направляюсь к выходу, борясь с желанием обернуться и посмотреть на призрачный силуэт. Я здесь… Двери громко хлопнули. От Тота я получила знатный выговор и неделю отработок в классе.       Может это был кто-то из богов и решил меня напугать, что у него хорошо получилось. А может быть начались опять приступы психоза на почве постоянного стресса и разрушения моей зоны комфорта. Идти в местную торговую лавку я не решалась. Никому не нужно знать о моих проблемах, а понаблюдав за некоторыми настырными и сильно добродушными особями, я не хотела посягательства в мою жизнь и личное пространство. — Пока каникулы не отменили, следует сходить на море. Оно недалеко! — я вспомнила маршрутную карту, которую мне умудрилась всунуть Юи.       Нам нужно было выйти за пределы школы, пройти вдоль сопок и в конце концов пройти не маленький лес. По моим расчетам, путь составлял добрые пять-шесть часов, а с моей физической подготовкой, так я буду идти все двенадцать. Худое тельце с минимум мышц не позволяли мне быстро передвигаться. Да та же хрупкая японка сможет уложить меня на лопатки за считанные секунды.       Жизнерадостный Аполлон бесил, как и Бальдр. Эти два солнечных бога словно преследовали меня, или матушка Судьба решила сыграть со мной злую шутку и начала нас специально сводить вместе: в столовой, в коридорах и даже в гребаном огромном саду подле академии. — Нимфочка, ну пожалуйста! Пошли в поход с нами, будет весело! — кивал энергично головой Аполлон, пока я пыталась утихомирить спущенные эмоции. — Там можно будет купаться, мы устроим барбекю с мясом и напитками. А потом устроим посиделки у костра! Он издевается? Посиделки у костра? Совместное барбекю? Песенки, анекдоты, шутеечки?       Мне не нравилась идея, внезапно наставшие каникулы, после второй недели учебы навевали не на самые радужные мысли. Либо Зевс решил позабавиться, либо нас ждали немаленькие неприятности, которые нам предстояло разгрести. За недолгое обучение я поняла одно: Зевс - чертов интриган, которому больно скучно. Он давал нам задания: что-то устроить в клубах, провести лекции в классах, этим пустым душам-ученикам. Бесполезные бытовые задания, которые, по его мнению, могли бы научить этих раздолбаев понимать людей. И не знаешь, когда он решится серьезно взяться за свою работу.       Два дня назад мы довели Тота. Относительно урок шел спокойно, пока Бальдр не начал будить спящего Диониса, запнувшись об ногу, он с грохотом упал. Аполлон, добрая душа, решил помочь Бальдру, но сам умудрился упасть, вызвав панику у учеников-душ, и в итоге разозленный Тот покинул аудиторию, громко хлопнув дверью. Не знаю, как поговорили Тот и Юи, которая побежала следом за учителем, но буквально к вечеру климат резко поменялся, из стабильно-теплого став удушливо жарким. Форма неприятно начала липнуть к телу, а горло жгло сухостью.       Зевс решил устроить нам внеплановые каникулы, неожиданно так. Сидя в комнате и спокойно попивая прохладную воду, взятую в кафетерии, я жалела, в какой-то степени, что в моей школе такого нет: халявных каникул через две недели учебы.       Аполлон и Бальдр где-то вычитали о походах, и в их светлые головы ударила поистине блестящая идея! Устроить поход на море, с дальнейшим купанием, а ночью состроить костер и пожарить барбекю. Как я поняла, весь следующий день, с Юи на пару, эти два энерджайзера бегали по академии, уговаривая богов поучаствовать в этом мероприятии. Я, лично, в поход идти не хотела. Были свои дела, да и опасения, что приступы психоза появятся вновь, пугали. Не хотелось чтобы хоть кто-то увидел меня в более неадекватном состоянии нежели сейчас. Паника могла прийти в любой момент неожиданно-негаданно. Но море.       Я в жизни на море не была. То, что меня куда-то водили в детстве — я не помню. Память просто стерта, как рисунок стиральной резинкой на бумаге. Остались небольшие разводы - мои картины памяти, что я мгла ухватить после того рокового момента, когда основные воспоминания были стерты. Или они пропали сами по себе. Порой, рассматривая в интернете картинки с изображением золотых пляжей, изогнутыми пальмами с богатой кроной зеленой листвы и лазурными приливами моря, я мечтала оказаться в этой картинке. Желание, присущее, кажется, каждому. Зарыться пальцами в мягкий песок, полежать под пальмой, или окунуться в кристально прозрачную воду, чтобы с очередным приливом ноги засыпало небольшой порцией песка, чтобы он забился между пальцев и под ногти. Воду я любила, сколько себя помню. В ванне всегда засиживалась по нескольку часов, когда дядя возил меня с мамой на речки и бассейны.       Это место — большой фэнтезийный мир, где исполняются все самые сокровенные желания мечтателя: густая и цветная растительность, тропический климат, небо, подобное холсту профессионального художника, с разводами самых сочных красок и пятнами ярких звезд, что устилают небосвод, точно сетке, усыпанной драгоценными камнями. Да, идти долго. Да, в компании, причем богов. Но, а почему бы и не сходить? Каждому присуще желания и мечты, и пока есть возможность их осуществить, нужно это делать. — Я пойду. — А? — не сразу расслышал бог солнца, — Что? — Я сказала, что пойду в поход, — негромко повторила и еще тише добавила, — Не заставляй меня повторять это вновь.       На губах бога расцветает добродушная и светлая улыбка пропорционально моему разочарованию в своем решении. Выбор уже не казался мне таким правильным, с каким замершим от неопределенности сердцем я его приняла в положительную сторону. — Я так рад, Нимфочка! Завтра к десяти утра у выхода. Смотря вслед чуть ли не убегающему на радостях Аполлону, я раздумывала. Сильно ли мне прилетит, если мне не хватит смелости отправиться с ними к морю? — Мам, а мы поедем с дядей на море? — смотрят наивные серые глаза на тонкую женщину в длинном голубом платье. Руки матери ласково погладили дочь по голове, потрепали локоны на макушке, невесомо очерчивая контур пухлых смуглых щек. Лучистые, и такие же, как и у дочери, кристально прозрачные глаза, источали ласку и любовь, а пухлые губы напевали мелодию известную только ей самой, Фине. — Конечно, Эва. И построим большо-о-ой замок! — руками обозначив примерную высоту замка, выше собственной макушки, Фина взмахнула белой наволочкой, словно та была лентой, которой так умело орудуют гимнастки в телевизоре на очередных соревнованиях. Фина покружилась вокруг своей оси, воображая из себя танцовщицу, неловко затрагивая корзинку с бельем у ног, что не помешало ей продолжать вырисовывать пируэты в пространстве и мечтать-мечтать-мечтать… -… насобираем ракушек и сделаем много-много украшений, картин, подделок! Мы обязательно съездим на море, девочка моя. И тонкие руки матери вновь обняли радостную дочь. — Возьми крем от загара! Полотенце, плед, бутербродов, — перечисляла Моргана, пока я не спеша складывала ветровку в небольшой рюкзак, приобретенный в лавке.       В сумку уместилось полотенце, тонкие брюки, если станет прохладно, ветровка, контейнер с бутербродами и небольшая бутылка воды. Крема я не стала брать, ссылаясь на свой от природы темный оттенок кожи, предполагая, что загар меня не испортит. Плед был вскоре отложен в сторону. Идти с набитым рюкзаком не хотелось, да и я не прихотлива, посидеть или полежать могу на полотенце. Купальник я надела сразу, также взятый в лавке. Плавки-шорты и верх-топ меня привлекли сразу. Не открытый, в меру скромный и закрытый, купальник сразу привлек мое внимание, и без колебаний я его забрала, полоснув в ванной, а после высушив. Теперь он спокойно был надет под повседневные спортивные бриджи и толстовку. Вещи приготовила Моргана, решив, что в каникулы я не хотела бы надевать, да еще и в поход, форму, которую я так невзлюбила. А кому понравится юбка под половые губы и лоликольные чулки? — Я увижу море, — сказала зеркалу, всматриваясь в отражение.       Овальное лицо, впалые щеки, глаза навылупку, еще и пустые, серые, ничем не примечательные. Тонкие губы и изогнутые дугой брови. Серая, обыденная. Мне было неловко даже думать о том, что я шла в поход с этим цветастым дуэтом, который излучал сто процентную индивидуальность. Мне бы в пору остаться среди таких же, как и я, пустых душ-учеников и бесполезно слоняться по коридорам, выполняя механические функции: сплетничать о первых красавцах школы, обсуждать уроки, библиотечные журналы и последние тренды.       Порой эти желания появлялись у меня. Мне хотелось быть обычной, не когда-то психованной истеричкой, решившей с бухты барахты стать отшельником. Может быть я уже обзавелась бы парнем и друзьями, не жалела о многих своих поступках, не была зациклена на необходимости быть одиночкой, интровентом, отшельником. Эти мысли вызывали жалость в себе, за свои поступки и решения, но длилось это, слава богам, недолго. Пару минут или часов, и все утихало. Может я и дура, что стала изгоем жизни. Но дура для других, не для себя. — Половина десятого, думаю тебе стоит уже прийти к месту встречи, — сообщает Моргана. Когда я подхожу к калитке, вижу разноцветную компанию и стоящую подле бога солнца Юи.       Стараюсь быть незаметной, но возбужденный Аполлон криком окликает меня и внимание молодых людей теперь обращено на меня. Мало кто был равнодушен, практически все открыто показывали свое удивление, не ожидавшие, что я решусь присоединится к их шумной компании. — Замара-а-ашка, — тянет Локи, рассматривая как я мнусь на месте, не решаясь подойти к ним ближе, — ты вылезла из своей конуры и решилась выйти в свет? — мне были непонятны эти его фразы, логически просто. Мне казалось бесполезно это озвучивать, когда все эти факты были понятны каждому, и озвучивать их смысл не было.       Молчу на колкие фразы, так и летящие в меня, словно дротики в мишень дартса, дергаю немаленьким рюкзаком и с сожалением смотрю на занятого своим братом Цукито. Наверное, Цукито это единственный бог, которого я не терпела, который мне был равнодушен. Парень, при нашем единственном контакте, не вызвал во мне страха или агрессии. Света, как другие, он не источал. Просто… жил. Как я. Любил что-то себе известное, не лез к другим, но и при желании контактировать, никого не отталкивал. И так случилось, что мы встретились в коридоре. Я стояла читала журнал, а Цукито просто встал рядом, поглаживая кролика на руках. Поначалу было некомфортно, но осязаемое равнодушие ко всему перешло и ко мне. Цукито просто был. И даже мысли о том, что он, как и остальные - бог, не вызывали во мне обычных опасений.       Цукито слушал своего эмоционального брата, порой кивая на вопросы или утверждения. Он был занят, а подходить к эмоциональному богу Рек я боялась, мало ли как он мог отреагировать на мои бессмысленные поползновения в сторону своего брата. Их узы были крепки, это виднелось во всем: в близком контакте, впереди идущей фигуре Такеру, когда он прикрывает брата плечом, готовый защитить. Или в часто лежащей руке на плече или братских объятиях. — Ты пахнешь смертью, — тихо замечают над ухом. Я шарахаюсь в сторону, не ожидая, что сам Гадес решит заговорить со мной. Нелюдимый бог, еще загадочнее равнодушного Цукито и Тора вместе взятых. Строит стены со всеми, стараясь их защитить от какого-то его же проклятия. — Извините? — я не понимаю о чем говорит сам Аид, почему его глаза изучают мою фигуру, почему крылья носа еле подрагивают, словно тот впитывает запах вокруг нас. — Твоя аура подавленна, словно на ней стоит клеймо. Ты встречала смерть, но сбежала от нее, отсрочив кончину, — впервые видела, как этот молчаливый бог говорит такие длинные предложения. Его слова пугают. Но бог смотрит серьезно, с легким сожалением и усталостью, словно жалеет меня, и это бесит похуже прилипчивого Аполлона. — Ты самоубийца?       Я никогда не пыталась покончить с собой. Появлялись мысли наглотаться таблеток или съесть две ложки соли, или кинуть в ванну, наполненную водой, фен. Но я этого не делала, потому что знала — сил не хватит с решимостью. Это были глупые, кратковременные мысли, вызванные подростковыми стрессами и депрессиями. — Нет. — В любом случае, если на человеке стоит клеймо Смерти, перерождения ему не видать, — качает головой, обходя ветку после меня. Он вновь набрал дистанцию, не десять метров, как когда к нему подошел Аполлон, а всего лишь в шагов пять. — Почему вы мне это говорите? Разве вам не плевать на смертных? — задаю интересующий вопрос из прихоти и маленькой слабости.       Гадес является повелителем мира мертвых — Тартар, хозяин, по мифам, самого Цербера, человек, переводящий умершие души в загробный мир. Но этот парень передо мной совсем не похож на того бога, что нам описывает интернет и школьный курс истории. Как и все остальные.       Единственный, видный мне, глаз устремляется в землю. Высокая фигура горбится, словно на нее повесили невыносимо тяжелый груз. Заостренные уши бледнеют сильнее, как и аристократическое лицо повелителя мира Мертвых. — Мне жаль каждую душу, что решила по своей воле обрезать срок своей свободы и лишить себя права переродится в младенца и прожить жизнь заново. Мы, боги, бессмертны. Мы живем с памятью каждого дня, с болью прошлого, которое не можем забыть и мы терпим из-за этого долгие годы муки. Гадес говорил искренне, выражая голосом боль, что была известна только ему. — Я никогда не пыталась себя убить, — тихо сообщаю на мимолетный взгляд в мою сторону. Гадес хмурится, задумчиво сжимая пальцами подбородок, — Никогда. Были мысли, но я боялась смерти.       В очередной раз запинаюсь о корень, охаю и собираюсь уже встретится лицом с землей, как меня хватают одной рукой за локоть, а другой за талию, возвращая в обратное стоячее положение. Мы стоим близко, но в этой близости нет намеков на чувства. Только жалость ко мне, моя подавленность и сочувствие. — Мне жаль… И мы рука об руку идем рядом весь оставшийся путь, порой кидая друг другу фразы или тихо переговариваясь.       Я не знаю как реагировать на то, что связана со смертью и предположительно являюсь несостоявшимся самоубийцей. Что после смерти не смогу переродится, что останусь в аду, буду мучиться. Нам преподавали в школе христианство, пару лет, нам рассказывали куда попадают грешники, самоубийцы, в какой круг ада и какие пытки нам сулят за все провинности, как они скитаются в лесу Самоубийц седьмого круга ада. Я в это не верила, больше склоняясь к варианту с перерождением и не думала, что Ад или Рай существует. — Свет отбрасывает большую тьму, чем ты можешь себе представить, — шепчет Гадес и замолкает. Он мне явно намекает на своего племянника. — Нимфочка, я так рад что ты решила прийти! — подбежал к нам с Гадесом Аполлон, фоня позитивом на километры вперед.       Следом подошел Бальдр, оставляя Юи на Диониса. С удивлением смотрю, как Аидонеус отбегает назад на добрые двадцать метров, скрещивая руки перед собой в защитном жесте, бормоча под нос о своем проклятии, вездесущей неудачливости и оставляя меня с легким разочарованием и этими оболтусами. — А о чем вы говорили с дядей? — я давлюсь воздухом, замечая колкий взгляд зеленых глаз, милую улыбку и непозволительно близкое расстояние между нами. Беспомощно оглядываюсь и вижу, что каждый занят своим делом, каждый с кем-то разговаривает и в принципе не может нас видеть. Меня пугает поведение Аполлона. — Милая Эва, присоединяйся к нам, — хватает за вспотевшую ладошку Бальдр, наклоняясь к плечу. В голове словно лопается воздушный шарик. — Не трогайте меня, пожалуйста, — ускользаю из-под руки скандинавского бога.       Мне они надоели. Везде суют нос в мои дела, в мое личное пространство. Втягивают в мероприятия, праздники, куда только хотят, не интересуясь моим мнением. По мне не видно, что я не настроена на разговоры? — Нимфочка! — следует за мной Аполлон, вскидывая руку, словно хочет остановить или дернуть обратно.       Но не успеваю и рта раскрыть, чтобы раздаться ругательствами, как замираю на месте, рассматривая из-за деревьев кромку такого желанного моря, песочный берег и странные, парящие в воздухе каменные шары, словно две отдельные планеты покрытые зеленью. — Как красиво! — шепчу, скидывая тапочки, после беря в руки. Смотрю на границу травы и песка, и делаю шаг.