***
Золотой песок волнами обволакивает стопы в золотых сандалях, забиваясь мелкими песчинками между открытых пальцев. Все пространство заполнено духотой и сухостью, и только голубое небо разбавляет золотую краску этого мира. Даже солнце, золотое солнце, кажется красным, точно лава, если на него долго смотреть. Анубис медленно проводит рукой по прикрытым векам, растирая кожу. Видение спадает, точно его и не было. — Долго ты тут будешь спать? — над богом мертвых стоит раздраженный очередной выходкой своих учеников Тот. Синие глаза, точно воды Нила, сверкают неприкрытой злобой. — К твоему сведению, ты тут не просто так находишься. Зевс недоволен твоим поведением, а получаю за это я. Анубис не отвечает, только хмыкает на бесполезную показуху. Будто Зевс может им что-то сделать. Богам, что были сотворены одной из первых цивилизаций мира. Повелитель Молний силен, Анубис не спорит, но запугать Бога Мертвых ему не под силу. Особенно его, Древнейшего из древнейших. Маат потягивается, стряхивает листву с каштановых прядей и прямо смотрит на яркое солнце. Запах пропитан свежестью зелени и чувствительное обоняние все улавливает. От удовольствия мурашки бегут вдоль позвоночника. — Мне надоело каждый раз чувствовать твой запах на той смертной, — бог уже более заинтересованно смотрит на брата. — Даже представить не могу, как так распорядилась Судьба, что встретились вы именно здесь. С еще действующей меткой. Твоей меткой, — недовольно заканчивает Кадуцей, сверля взглядом брата. — Как так вообще получилось, что она встретила тебя в том, забытом миром, храме?! — Тот даже представить не мог, что девчонка будет помечена братом. Анубиса многие забыли, предпочитая следовать другой вере. Другим богам. Праведного суда, который когда-то казался им каторгой, уже давно не было. Несколько десятилетий. И метка, оставленная Анубисом, привязала девчонку за ними. За их пантеоном. И теперь им, Тоту и Анубису, придется совершать над нею суд, когда наступит час ее смерти. — Ты долго будешь игнорировать меня?! — недовольство плещется в синем омуте. Кадуцей устал. Он просто хотел тишины и покоя, сесть на мягкое кресло, взять в руки человеческий журнал с пестрыми рисунками и читать. И главное, чтобы чан с кукурузой рядом стоял. Анубис смотрит с легким интересом и не отвечает. Установленная тысячелетиями связь с братом говорит обо всем лучше любых слов. Бог Смерти буквально вываливает на Тота ту гору эмоций и чувств, что хранит в себе Анубис. И Кадуцей смиряется. Как он может повлиять на собственного брата? Если неугомонному шакалу что и пришло в голову, то он не отступит от своего. Связь настолько крепка и сильна, что через нее проходят не только чувства и эмоции, но и фрагменты воспоминаний. Анубис видит перед глазами прозрачные силуэты воспоминаний брата, и рык срывается с припухлых губ бога. Он вскакивает с места, обламывает ветки рядом растущих кустов и после подлетает к брату. Связь все передает на ментальном уровне, и бог Знаний спокойно отвечает на гнев Анубиса. — Если ты поставил на ней свою метку, то, будь добр, следи за своим… «питомцем», — последнее Кадуцей выплевывает с легкими язвительными нотками, чувствуя негодование Анубиса. Сам Шакал начинает злиться, чувствуя внутри завихрения своей злости. — Она нейтральна. В ней столько же света, как и тьмы. Эта человеческая девчонка Кусанаги светла своей непосредственностью и невинностью. Эва. Она никакая. В ней столько же черни, сколько невинности, что создает идеальный баланс для игры богам, таким как ты или же Аполлон, Гадес и Бальдер. — Она не поле для игр! — Они этого не понимают, принимая свой интерес, как истинные чувства.***
Последняя полка была наспех протерта мокрой тряпкой. Смотрю на серые разводы от протертой пыли и не могу о чем-то думать. В голове пустота, кажется, будто я могу услышать даже завывание ветра. Совершенно пусто. Осторожно спускаюсь с пошатывающейся лестницы, быстро отряхиваю форму. Ноги гудят, руки ломит, шея и плечи болят, будто я таскала на собственном горбу мешки с картошкой. Или сидела в неудобной позе несколько часов. Думаю, если я прилягу на тот диван, Тот мне ничего не скажет. Предположительно, учитель еще должен был заниматься своими делами, нежели… Сквозь дрему, в которой я видела проблески теплого золотого света, я чувствовала теплое дыхание на макушке. Мягкие касания к кистям рук и необычайное спокойствие. Тепло разлилось по всему телу, что еще больше уморило меня, отчего я окончательно заснула, забываясь в уютной обстановке. Не знаю сколько времени прошло, но сквозь окошко под потолком пробивался мрак ночного неба. Светильники на потолке ярко светили, озаряя комнату чистым белым светом. Сев на диван, я почувствовала неприятное покалывание по всему телу. Наверное, спала в одной позе, что затекло практически все. — Ну и сколько времени? — тихо проворчала, оглядываясь. Ни Тота, ни учеников-пустышек. Библиотека была абсолютна пуста. И где глава всея библиотеки, Кадуцей? — Учитель Тот! — прикрикиваю, смотря между стеллажей, но никого не было. — Странно. Дверь из библиотеки была закрыта на ключ, что означало, Кадуцей ушел в свои владения, где спал. Я не хочу здесь ночевать. Я быстро метнулась к большим окнам. Они были закрыты на ключ, как и двери. В подавленном состоянии я пошла к дивану, на котором ранее спала. Проходя мимо давно знакомых стеллажей, краем глаза вижу знакомую тьму и слышу странный шорох. Сердце отдает бешеный и громкий удар, после которого я, кажется, перестаю дышать. Сразу замираю, медленно поворачиваю голову. Смуглая кожа, стройное тело, облаченное в довольно откровенную одежду. Только скомканный пиджак накинутый сверху кажется тут самой закрытой вещью. А, нет. Еще шаровары. Густые волосы, цвета смолы, с милыми локонами на макушке, которые торчат точно кошачьи ушки. Лицо с большими аметистовыми глазами в обрамлении густых черных ресниц. Настолько пышных, что, кажется, будто его глаза подведены подводкой. В этих глазах я вижу интерес, вперемешку с надеждой и страхом. В густой тишине я слышу собственные удары сердца. — Ты кто? — со свистом выдыхаю, пятясь назад. Но молодой человек молчит, сконфуженно поведя плечом, словно хотел скрыться между шкафами. — Ты ученик? — медленный кивок в ответ. — Ты не пустышка. Ты слишком… красивый для пустой души, — человек или же бог передо мной делает шаг навстречу, но я делаю же шаг назад упираясь лопатками в книги. Те выдвигаются по инерции вслед. — Ты новенький? — отрицательное мотание головой. — О тебе знает учитель Тот? — парень осторожно шагает в мою сторону, но, не дойдя буквально двух метров, сворачивает по направлению к дивану, краем глаза следя за мной. Почему он молчит? Страх потихоньку отпускает, отдавая место любопытству и интересу. Молодой человек, словно ребенок, хватает книжки, перелистывает и, если не находит интересных картинок, кладет ее обратно. В его смуглых руках лежит комикс «Marvel». Он с интересом смотрит на нарисованного Халка, который меряется силами с Тором, богом грома. Здесь бог Грома изображен в привычном мне обличии. Светловолосый и мускулистый, рассекающий пространство с помощью мьельнира. — Я тебя раньше не видела в академии. Ты все это время прятался? — паренек переводит на меня взгляд, перелистывая страницу комикса. И так страница за страницей. — Ты боялся кого-то? — в ответ, как и до этого, молчание. — Просто не хотел, чтобы кто-то тебя видел? Парень качает головой в знак согласия. Может, он немой? — И мне нельзя о тебе кому-либо рассказывать? — осторожно уточняю и вижу уверенность в фиолетовых глазах. Я должна молчать об этом пареньке. А еще я видела странные повадки. Он замечал каждую мошку, что пролетала мимо, видела, как он иногда принюхивался в пространстве, словно улавливал все запахи. На всякий случай, я дернула воротник пиджака, чтобы проверить, на всякий случай, вдруг от меня исходит запах? Но кроме еле заметного аромата клубники, от геля, с которым я принимала душ раннее, я ничего не почувствовала. Словно он был животным. Котом или собакой. — Ну хорошо, — спокойно выдыхаю, чувствуя какое-то странное облегчение. — Ты бог. И как же тебя зовут? Парень быстро положил на место комикс с изображением Чудо-Женщины и пошел в глубь библиотеки. Германско-Скандинавская мифология, Славянские присказки, Буддизм… Мы проходили стеллажи, уходя вглубь, в черноту, пока не вышли к освещенному крылу. Крылу, что был заполнен культурой, религией и обычаями Египта. Тот меня сюда не пускал, я даже подходить на пять метров к этому району боялась. Но пока я шла за темной фигурой в белых одеяниях и не заметила, как перешагнула запретную черту. Осознав сей факт, я как вкопанная остановилась прямо у какой-то статуэтки. Парень, как ни в чем не бывало, подошел к одному из стеллажей, выудил увесистый том, в страниц пятьсот и, пролистав пару, остановился на расписной картинке. Протянув раскрытую книгу, которую я побоялась даже в руки взять, он мне показал получеловека-полусобаку. С длинной узкой мордой, длинными ушами и узкими глазами с вертикальным зрачком. Существо на картинке сидело под большими весами. Обе руки были направленны к чашам. На одной чаше лежало сердце, а на другой перо. Праведный суд или суд Осириса. Я знаю о нем, изучала, интересовалась. Я перевожу внимательный взгляд с книги на парня. Праведный суд совершается самим Осирисом, богиней Маат, богом-шакалом Анубисом, богом Знаний и Гором. Маат возносила на весы перо страуса или свою маленькую статуэтку, как частицу истины и правды. Анубис проводил умершего на суд, вырывал из его груди сердце, кладя на другую чашу весов. Само взвешивание делал Гор и бог Шакал. Тот, бог Знаний записывал на глиняную дощечку весь процесс и в итоге писал приговор, оглашенный самим Осирисом. — Кто ты? Осирис? Маат? Гор? А может, Анубис? При упоминании бога-шакала я вижу изменения мимики на лице паренька. Его взгляд печально скользит по картинке с изображением суда Осириса, задерживая взгляд на Анубисе. — Господи Иисусе! — удивленно шепчу, осознавая, что передо мной проводник душ, сам бог-шакал. — Господин Анубис? — эмоции захватывают с головой. И удивление, и восторг, доля страха и больше любопытства. Язык будто онемел, и я не могла целесообразно сказать хоть одно слово. Смуглый тонкий палец осторожно поводит линию по щеке и подбородку. Я замираю, чувствуя неестественно горячую кожу на своей. От прикосновений мурашки бегут вдоль позвоночника. Пульсация в груди нарастает от сдерживаемых эмоций, и чувствую, как тело бьет дрожь от переизбытка чувств. Теплые губы оставляют легкий поцелуй на лбу, но я чувствую сухие губы сквозь пушистые пряди. Анубис сверкает своими яркими глазами, скрываясь между стеллажами, бесследно исчезая. Оседаю на пол, рассматривая трясущиеся руки. Мысли до сих пор не поддаются связанному мышлению, и в голове набатом бьет «Анубис». Словно он центр всего. Словно он самое важное, что есть на данный момент. И факт того, что я знакома и с другими богами как-то меркнет по сравнению со встречей, прошедшей пару минут назад. — Эва, что за непоседливая девочка. Ну кто просил тебя лезть в архив? Пирамиды не хватило? — на меня смотрят с легким упреком, который вскоре заменяется легким лисьим прищуром, — ну хоть нашла что интересное? Я протягиваю папку с еле прочитанным названием «Артефакты Египта». Буквы еще путаются, весь алфавит сразу не запомнишь, поэтому в этой папке мне были интересны только фотографии. В заднем кармане шорт лежала одна из них, где был изображен настенный рисунок с человеком-собакой. Ее забирают, и мне немного грустно от того, что я не успела посмотреть все фотографии. А еще мне стыдно за воровство. Но там таких фотографий было много! Одной они не заметят! — Ты что тут делаешь? — шипит в лицо учитель Тот. От неожиданности я заваливаюсь на спину, больно ударяясь копчиком о гладкие плиты. — Из-извините! — заикаюсь, поспешно встаю и отряхиваю форму. — Я убиралась, все сделала, хотела уйти, но библиотека была закрыта. И я побоялась темноты, вышла где светлее. Извините! — тараторила, поспешно оглядываясь. Анубиса не было. — Еще раз увижу тебя здесь… — цедит учитель, нависая надо мной. — накажу! Я пулей вылетаю из библиотеки, не прикрыв даже двери. Несусь по пустым, но освещенным коридорам, надеясь, что неожиданных встреч не случится. Как всегда, на улице было тихо, и только я, сипло дышащая, своими звуками разбавляла все это спокойствие. А еще Зевс лишился пары веток на кустах, которые я обломала, пока неслась сквозь рощицу. Хотелось напрямик попасть в общежитие, запереться в комнате и не выходить оттуда неделю, попивая эти дни чаек с Морганой. Но кукла не даст просто так прогуливать мне пары. Она будет методично капать мне на мозг моей безответственностью... - Эва? - меня осторожно тронули за плечо. Резко выдохнув, наталкиваюсь взглядом на Аида. Тот смотрит обеспокоенно и удивленно. Ну да, меня не каждый день увидишь в огороде, прикрепленном к мужскому общежитию. У нас есть такой же, и, в основном, там гуляют девочки ученицы из садового клуба. Пропалывают растения и цветы, выращивают кое-какие фрукты и овощи. Мужской сад отличался не особо богатым выбором урожая. - Тут столько апельсинов, - уже более менее успокоившись покосилась на десять деревьев с данными фруктами. Плоды только набирали свой цвет, хоть и имели довольно внушительные размеры. - А клубники и то больше, - около двадцати рядов длиной в четыре метра. Листва была густой и крупной, стебли длинными и ни один не лежал на земле. Словно зеленые полотна. Гадес, увидев куда направлен мой взгляд, подошел к одному из рядков. Легким движением он приподнял зеленую листву из-под которой показались крупные красные ягоды. - Ого! - Я выращиваю их не только для себя, но и для всех. - А апельсины? - Апполон посадил их для себя, но из-за теннисного клуба он не успевает следить за деревьями. И я решил сам следить за огородом. Мне не сложно, а клубом Астрономии не так уж и сложно управлять. Да и Тот сказал, что это пойдет нам на пользу. - Поэтому вы выращиваете в другом конце сада кукурузу? - указала рукой на высокие стебли с метелками на верхушках. Тот был любителем кукурузы. Ею пахла вся библиотека, а порой и аудитории академии. И чтобы не закупать ее или же выращивать самому, Тот решил взвалить это задание на Гадеса и Апполона. Но получается, только на Гадеса. За самим огородом должны следить члены клуба Садоводства, но в нем состояли только девушки, которым был заказан вход на территорию мужского общежития. Смотрю на темные круги под глазами, печальный взгляд бросаемый на свои труды. Ему трудно и тяжело одному следить сразу за своим клубом и огородом. А еще, наверное, обидно, что его труды не замечают. Если эти остолопы вообще знают о том, что клубнику и апельсины выращивал Гадес, один. -Знаешь что? - задумчиво осматриваю огород. - Что? - Мы привлечем парней к клубу Садоводства, чтобы тоже вносили лепту. Не тебе одному все это выращивать, и не им есть твои труды, даже непоблагодарив. Высокие скулы окрашиваются в милый румянец, которого я почти не вижу из-за разницы в росте и из-за сумерек. Но даже так, я чувствую, что Гадес покраснел. Об этом оговорит отведенный в сторону взгляд и еле заметная робкая улыбка. Практически полночь, а Гадес до сих пор возится в огороде. А я не в своей постельке. - Я обещаю тебе. Все эти пройдохи будут ковыряться в огороде, как это делал ты, все это время! Счастливая и с полным пакетиком клубники я шла в свое общежитие, не понимая, как умудрилась залезть в мужской огород. Все же несправедливо, что Аид работает один, а едят все. Мне и помочь не жалко, если человек, а в моем случае бог, мне симпатичен. Как личность, но все же. Сходив в душ, умывшись и переодевшись в свою любимую футболку с шортами, я почувствовала сильное желание выглянуть в окно. Под общежитием, в кустах, сидел смуглокожий паренек в открытом топе, который смотрел прямо на меня своими ярко-фиолетовыми глазами. Бог-шакал, Анубис. Облизываю губы, которые до сих пор отдают привкусом пепла, даже после зубной пасты с двойной мятой.