А в руках она держала серые облака

      Часто в жизни человека наступает день X, когда он никого видеть не хочет, на всех огрызается и даже лучших друзей посылает далеко и надолго. У меня не было лучших друзей, но такие дни наступали раз-два в год. Фактически, я не могла управлять своим поведением, старалась просто абстрагироваться от мира, потому что если в обыденные дни я была просто в плохом настроении, то в дни тотального психоза я была очень несдержанной и буквально нарывалась на конфликты.       Стараясь только посещать занятия и когда как захаживать в библиотеку, после того случая с моим обмороком, разговором с Гадесом, я заметила странную одержимость Аполлона, и направлена она была на меня. Нет, я и раньше замечала интерес, который был виден на лицо, часто не раз пыталась более-менее спокойно поговорить с гиперактивным блондином, но именно этот промежуток времени был похож на ад. Он практически вплотную поставил свою парту к моей, наглым образом касался меня — то за руку схватит, то приобнимет за плечи на переменах, влезает в мое личное пространство. Бальдер тоже взбесился и, как Аполлон, буквально не отходит ни на шаг. Его глаза буквально горят праведным гневом, как бог Света и Весны видит подле меня Аполлона или Гадеса, старается увести на разговор, которого позже нет или который не клеится.       — Хватит! Надоел! — с такими словами я буквально отпихиваю от себя блондина, стараясь приложить к этому как можно больше усилий. — Не смей ко мне больше приближаться или касаться! — мой голос срывается на фальцет. Несмотря на грубый голос, он был слабым и низким, и позволить себе крики я не могла. Как-то слышала на аудио, и звук был не из приятных. — Ты, чертов избалованный ребенок, не думай, что если ты бог, тебе все позволено! Сейчас ты человек и, будь добр, следуй человеческим правилам. Чтобы тебя рядом со мною не было, понял?!       Аполлон выглядит растерянным и расстроенным, он тянется ко мне, что-то мямлит под нос, но упрямо смотрит в глаза, и меня бесит его упертость.       Я долго терпела, долго сдерживалась, но у всего есть предел.       — Ты эгоист от мозга до костей, как и все находящиеся тут! Что, думаешь, богом родился, силы имеешь - все дозволено? Без сил, ты никто и ничто, как и без своего самовлюбленного папаши, как и все здесь находящиеся - мелкие придурки! Богами себя называете, хвастаетесь силами и способностями, а мозгов с кроличью какашку! Сейчас у тебя ничего нет, кроме лица, ты просто смертный, как и все тут. Не смей позволять себе больше дозволенного! — шиплю в лицо обескураженному Аполлону, опрокидывая стул и парты, что попадаются на пути. От прилива энергии и адреналина я не чувствую тяжесть мебели, страх не сковывает внутри органы, и мне плевать, кто передо мной стоит — бог или человек.       Ярость кипит под кожей раскаленным железом, выжигая остатки самообладания, я не держу себя в руках и рамках приличия, а пелена злости застилает глаза.       Кто-то сзади хватает меня цепко за плечо, что-то кто-то шипит мне в ответ, и это не Аполлон.       — Да как ты смеешь, жалкая смертная, говорить такое о нас, великих богах? О Локи, боге Лжи и Коварства, Огня и Колдовства? — серые глаза сияют точно такой же яростью, которая отражается в моих глазах. И, как ни странно, цвет у нас практически одинаковый. — Ты просто низшее звено, без воли и сил, смеешь такое говорить о нас? — он заносит руку для удара.       Краем глаза вижу подорвавшихся к нам богов, Аполлон сзади обхватывает меня руками поперек талии и тянет на себя, а мне плевать на окружающую суматоху. В голове словно что-то громогласно взрывается, подобно петарде или бомбочке, от чего все смазывается в миг, и, кроме Локи, я никого не вижу. Не чувствую рук, которые так крепко меня схватили, не чувствую теплого дыхания, только вижу Лавайтена, который гневно замахнулся рукой в мою сторону, намереваясь ударить ладонью по лицу. В ответ сама замахиваюсь рукой и, с силой сжимая кулак, я бью по красивому лицу Скандинавского бога. Глухой звук удара, и тишина вокруг наступают неожиданно. Голова Локи от удара, по инерции, отворачивается в сторону. Я тяжело дышу, чувствуя отвращение, которое поднимается из-за объятий Аполлона. Не обращая внимания на ошалевшего Локи, с красной отметиной на щеке, я выкручиваюсь из объятий бога Света. Еще один удар, но на этот раз громкий, резкий. Отпечаток моей ладони цветет красными бутонами на фарфоровой коже Агана Белеа.       — Эва-тян! — восклицает Юи, буквально подлетая ко мне.       Резкое движение в мою сторону я воспринимаю, как очередное нападение и, уже на инстинктах, хочу ударить повторно, как меня хватает за плечо Гадес, видя мое дерганное и явно неадекватное состояние.       — Ты тупая? — сквозь зубы цежу, стараясь хоть как-то успокоиться. Но я не могу, в голове бьет набатом мысль «Остановись!», но, упрямо ее игнорируя, я продолжаю портить отношения со всеми богами и единственным человеком в этой Академии. — Или ты реально не видишь дальше своего носа? Сними свои розовые очки, это тебе не сопливый сериал, в котором все хорошо и отлично! Господи, я знала, что в мире существуют оптимисты, но не настолько тупые же!       — Слышь, Убогая? Может тебе пора закрыть свой рот? — на меня рычит Локи, буквально вырываясь с рук Бальдра. Блондин очень внимательно следит за мной, не теряя стальную хватку и не позволяя сводному брату вырваться.       — Мне глубоко плевать на отношения, которые тебя связывают с этими богами. Флиртуешь ты с ними, сосешься, да хоть трахаешься с каждым поочередно! Но хватит меня тащить в свою компанию. Нет желания. Просто не лезьте до меня. Делайте вид, будто меня не существует и не существовало, хорошо? — Юи стоит ошарашенная, чуть ли не плачет. В уголках янтарных глаз скопились слезы, а губы еле подрагивали. А я испытывала мазохистское наслаждение, которое, словно яд, растекалось по всему моему телу. Так приятно было видеть разгневанных и подавленных богов, напуганную Юи, без этой вечной маски любвеобильной оптимистки.       — За что ты так? — тихо шепчет Кусанаги, которую приобнимал за плечи взбешенный Тоцука.       — Надоело, представляешь? — видя непонимающий взгляд японки, только тяжело вздыхаю на ее тупость. Неужели она настолько тугодумит или просто на публику играет? Ну даже если и играет, то пожалуйста, больше аплодисментов нашей героине! — Эти ваши кружки дружбы на век, ваше притворство. Думаешь, боги — дети необразованные? Они так то всесильные, прожившие тысячу лет, существа. Думаешь, им нужны наши уроки по познанию людей? Так то они были рождены благодаря нам и нашей вере, и ты серьезно думаешь, что эти парни настолько глупенькие? Посмотри под другим ракурсом, может, увидишь, что глупенькая здесь только ты.       Резко разворачиваясь и разминая ноющую руку, которой била два раза подряд, опрокинув еще стул, я вылетаю из аудитории заполненной шокированными богами. Не разбирая дороги, я влетаю в библиотеку, беру остатки вещей. Тот сидит за столом, ест кукурузу, читая книгу, я, ничего не говоря, вылетаю вновь, будто в том месте меня и не было.       Пойду в общежитие, если до меня начнет лезть Кусанаги, тогда влетит и ей, и на этот раз точно. Я просто не сдержу порыв и залеплю ей затрещину. Влетит ей, тогда меня отпинают эти отбитые дегенераты.       Я срываюсь на бег, покидая пределы Академии. Там мне не будет покоя, я более чем уверена, если Аполлон и оставит меня в покое после такой феерической затрещины, найдется другой, Бальдер, например. Сквозь листву и прутья я бреду через лес, к тому самому домику, в котором как-то бывала. Дом также стоит на той же полянке, окруженный кустарниками и небольшой тропинкой. В комнатах горит свет, а дым валит из трубы. Я захожу в пустой дом, но уютный и державший в себе тепло и запах выпечки, словно в нем кто-то все же есть. Но он пуст, сколько бы сюда не забредала он всегда стоит со светом, и в его печи трещит дерево, ласкаемое огнем.       Скидывая пиджак и юбку, я усаживаюсь на диванчик подле камина и бездумно смотрю в трещащий огонь.       Теперь на место гневу и ярости пришел страх. Как бы я внушительно не выглядела во время моей тирады, и каких бы сильных я не давала затрещин, получить в ответ я могу в любой момент и, скорее всего, с летальным исходом. А если принять во внимание то, что во врагах теперь у меня есть Локи, то мне стоит под каждым кустом прятаться в Академии, чтобы не схлопотать по полной. Это красноволосое нечто обладало очень пакостливым характером, и порой его выходки имели не самые безобидные последствия.       Каждую ночь я задаюсь вопросом: Почему под взор Зевса попал мой дядя, и в итоге оказалась здесь именно я? Почему не другой археолог или девочка-мизантропка? Почему я уродилась такой?       Страх все больше сковывал сердце, с каждой новой мыслью, вырабатываемой моей обширной фантазией. И мысли крутились только вокруг богов, которые мне будут мстить за свои обиды и Кусанаги. Они же почитают японку как собственное божество, а я расстроила их сокровище.       Анубис видел все от начала до конца, и в душе бога Шакала поднимался тот Хаос, который был подвластен всем богам смерти. Безоговорочная тьма, которая могла поглощать миры. Какие там звезды, которых именовали солнцем, и их сияние, когда все это было рождено во тьме. Пустота, которая была подвластна ему.       Маат следовал за Эвой, словно тень, незримая, но всегда рядом. Он не осуждал девочку за ранее случившееся, потому что видел, насколько тяжело смертной находится в этой Академии. Если бы не уговоры Тота, который решил согласиться на затею Зевса, его бы и духу здесь не было. Анубис уже собирался вернуться в свой храм, как неожиданно, даже для себя самого, почувствовал нить. Ту самую, алую, как кровь, и крепкую, как миллионы канатов. С широко распахнутыми глазами он следовал за нею через сады, как наткнулся на девочку с копной черных пышных кудряшек и глазами прозрачнее льда. Тогда, кажется, все то, что было порушено тысячелетиями, выстроилась вновь. Чувства, эмоции и желания. Тогда, когда они встретились в первый раз, было мимолетно, Анубис оставил след на девочке, но и подумать не мог, что встреча состоится вновь. Только когда она умрет, и не факт. Поэтому и не оправдывал себя надеждами, что увидит ее вообще.       Эва выросла очень колючей девочкой снаружи, но мягкой внутри. Он смог прочитать все ее воспоминания, смог вкусить все ее чувства, которые она испытала за всю жизнь, и Анубис рычал от гнева и досады. Не стоило ему отпускать девочку, если бы он прислушался тогда к себе и не побоялся, то он бы спас Эву, изменил бы ее жизнь. Но сделанного не вернуть.       Маат машет головой, пытаясь выкинуть лишние мысли из головы, но сцены, произошедшие ранее, не уходят, и Шакал рычит, практически воет, вспоминая руки на теле его смертной. Этот чертов мальчишка, который прицепился к Эве, как пчела к цветку. Сколько бы девочка не давала понять Аполлону, чтобы тот не лез, но бог Света этого либо не понимал, либо не принимал.       Осторожно укрывая Эву одеялом, Анубис не упускает возможности лишний раз дотронуться до кожи смертной. Такой теплой и мягкой, чуть шершавой, но приятной на ощупь. Провести пальцами по лицу, очерчивая контур подбородка, еле коснуться потрескавшихся губ и пропустить несколько прядей сквозь пальцы. Такие жесткие и пушистые волосы, но всегда вихрастые и блестящие.       Он не позволит ей навредить. Ни скандинавскому богу огня, ни японскому богу морей, ни правителю Греческого пантеона богов. Он воплощение смерти и разрушения, полноправный правитель мира мертвых*, трон которого не смог осилить даже его отец, Осирис. Он один из древнейших.       Бог укрывает девушку одеялом, укладываясь рядом. Сквозь тонкую ткань рубашки он видит черную полоску ткани, которая скрывает маленькую грудь смертной. Идя на поводу своей маленькой прихоти, Анубис опускается ниже и утыкается носом в область живота Эвы. Он слышит запах меда и цветов, тепла и солнца и, чуть вдыхая сильнее, Анубис практически мурлычет от удовольствия. Он дал слабину себе чуть больше, нежели раньше, сократил расстояние между ними еще на несколько шагов, но Шакалу кажется это таким правильным. Непроизвольно, но Маат окольцовывает своими руками талию и забывается в дреме, не задумываясь, что он может упустить, когда проснется его смертная, и, скорее всего, он получит люлей.       Я чувствую тепло по всему телу, но очаг находится около моего живота.       Анубис спал уткнувшись мне в живот, обнимая и руками и ногами, совершенно уютно себя чувствуя под теплым одеялом. Он меня укрыл, уснув сам. Жар от понимания, что я лежу с парнем в обнимку, заливает всю шею. Я не вижу лица бога, кроме его темной макушки. Не удержавшись, зарываюсь пальцами в шелковистые прядки, пропуская несколько через пальцы. И так несколько раз, пока не чувствую копошение снизу и объятия становятся только сильнее, но от того не менее приятными.       Скоро войдет в привычку просыпаться рядом с мужчинами, которым перевалило за пару тысяч лет.       — М-м-м… — Анубис мычит, ешкается и спросонья поднимает на меня заспанный взгляд. До него не доходит сразу, что я уже проснулась и просто перебираю пальцами его волосы, но оторваться не могу. А Маат удивленно округляет глаза, но лежит истуканом, не разрывая своих пут из рук и ног.       — Все в порядке, — мягко успокаиваю насторожившегося бога, улыбаясь. Его присутствие дарит мне покой и комфорт, который я терять не хочу. Анубис мне нравится как личность, пусть он и скрывает свои секреты. Мне это не мешает, и я принимаю его таким, какой он есть сейчас. И порой, задаваясь вопросом, почему это не действует с другими богами, ответа я не дам.       — Я очень… устала. От всех, — Анубис слушает внимательно, устраиваясь поудобнее. Бог Шакал всегда меня слушает, если я хочу рассказать о своей проблеме, и он злится, если я не делаю так всегда, когда меня что-то беспокоит. Я только треплю его по темной макушке, стараясь уверить, что это не так важно. Я просто не хочу досаждать богу и одному из немногих богов, который мне нравится, и которым я восхищаюсь. Второй это Гадес, которого я старалась избегать, — почему все что-то от меня требуют, когда я не требую ничего и ни от кого? Словно так должно и быть? Например, любить людей! — я чуть вскидываю руку, но погружаюсь в раздумья. — Я похожа на человека, который это умеет делать? Да, я человек, но это не значит, что я люблю себе подобных. Мы все разные, а не штампованные куклы, которые не отличаются друг от друга. Они меня сравнивают с Кусанаги и не понимают, что я не она, и вести себя буду по-другому. Даже если они и забыли, что такое люди и как они выглядят, но неужели Боги настолько деградировали, что не понимают очевидного? — душу наполняет обида от понимания, что меня загребают под одну гребенку с Юи. Я должна на нее быть похожа, также всем отвечать взаимностью и по любой проблеме бежать сломя голову, помогать, устранять её. Все от меня чего-то требуют и хотят. — Мне уже это все не надо, да и до этого не надо было. У Кусанаги вечный моторчик в жопе, вот и пусть вертится. Мне плевать.       Бог Шакал слушает свою смертную и очень хорошо ее понимает. Хоть этим богам и тысячи лет, но они моложе и эмоциональнее. У них больше требований и меньше благоразумия, поэтому с ними сложно. На некоторых лежат еще проклятия и благословения, которые путают их чувства, кто-то не принял свою истинную сущность, а кто-то до сих пор не осознал свое место в мире. Осталось еще несколько месяцев, как закончится срок обучения, и если эти боги не сбросят свои оковы, не избавятся от прошлого, то они все обречены остаться в этой ловушке, созданной Зевсом.       Эва говорит немного и очень устало, но она рассказывает о смертных, о людях, которые имеют свои минусы. Она говорит о всех гнилых поступках человечества, которые успела узнать в школе на уроках истории, или которые испытала она сама, и Анубис понимает, что люди за последние столетия сгнили еще больше. Но Эва говорит и о хороших людях, тех, которые достойны уважения, но на всю единицу человечества их ничтожно мало.       Уже глубокая ночь, когда Эва выпутывается из объятий Анубиса, треплет его по волосам и уходит из домика, оставляя довольного бога одного. Она провела с ним весь вечер, открываясь больше, позволяя оставить в своей душе частичку самого Маата. Когда придет ее время, Анубису будет легче ее найти.       Она просит не провожать ее, и Анубис слушается, потому что он видит потребность Эвы побыть сейчас одной и привести мысли в порядок. На интуитивном уровне, когда в ее голове пустота и спокойствие, но смертная может чувствовать их нить, которая была создана много лет назад.       Я не боюсь идти одна, хотя стоило попросить Анубиса меня проводить. Локи мог шататься где угодно, и если даже он не замышлял пакость, он может ее устроить даже без подготовки. Проведенное время с Анубисом дало пользу — в мыслях был порядок и покой, а страх пропал, словно его и не было. Были отягощающие мысли, но я ставила их на место, словно они ничего не значили.       — Помогите! — женский крик раздался в чаще леса, звуча словно перезвон колокольчиков.       С заминкой, но я побежала к тому месту, откуда исходил голос. Но как бы я далеко не бежала, а найти обладательницу голоса не могла.       — Помогите! — в этот раз громче и звонче раздался голос откуда-то левее, и я побежала в ту сторону, отмечая, что наверняка вляпаюсь в какую-нибудь историю. Ноги и голова гудели от бега, легкие горели, а горло стало словно наждачная бумага, от чего сглотнуть слюну не было возможности.       Я слышала шум реки, поток был быстрым и стремительным, звук разбивающихся волн о камни разлетался на километры. Я шла в сторону реки, потому что на интуитивном уровне знала, что обладательница голоса около нее. Но, когда мои ноги остановились у края реки, я никого не увидела и не слышала. Только освещенные деревья и река, и зарождающийся страх от понимания, что я стою посреди леса совершенно одна.       — Непроходимая идиотка. Хуже Кусанаги! — буквально выплюнула слова. Либо тупость Юи достигла и меня, что я побежала бездумно на голос, не задумавшись о том, что никто не может выйти за территорию академии без разрешения Зевса. Кусанаги всегда спит в это время, а таких женственных голосов среди богов я не помню. Души-пустышки, марионетки, в руках Зевса, которые живут правильной жизнью, потому то и были созданы, чтобы мельтешить на фоне. А диверсантом была только я, и то, один единственный раз и в этот момент. — И как мне топать обратно? — я осмотрелась и поняла, что заблудилась.       Вокруг были деревья, деревья, камни и еще раз, деревья. Идти просто назад, в надежде, что я вновь выйду на тропинку — глупая идея. Я столько раз заворачивала направо и налево, пока пыталась найти обладательницу голоса, что не запоминала, в какую сторону я бегу. Идти по звездам, авось выйду? Глупая идея, еще глупее предыдущей. Каких-либо созвездий здесь нет, Зевс просто от нечего делать наляпал звезды, но, признаюсь, получилось красиво.       — Ты пришла чтобы помочь мне? — нежный и мягкий голос раздался буквально в паре метров от меня, и, поднимая взгляд от туфель в сторону звука, я еле сдержала крик изумления. Полупрозрачная девушка стояла посреди бушующей реки, нежно улыбаясь мне. Ее синие глаза смотрели на меня с надеждой и страхом, а тонкие руки были сложены в замок у груди. Каштановые волосы красиво спускались по плечам легкими волнами. Она олицетворяла собой чистую невинность и робость. — Прошу, помоги мне! — поддаваясь вперед, напирала на меня призрак, пока я, в изумлении, смотрела на полупрозрачное платье.       — Чего?       — Аполлону нужно помочь! — ее лицо выражало такую надежду, что я просто не могла оторвать взгляд от нее. — Он не знает, что делать, он запутался! Прошу, помоги мне!       Аполлон…       — Я не знаю, кто ты, что ты, и вообще, что ты тут делаешь, но, боюсь, ты обратилась не по адресу. С этой просьбой не ко мне! — оправившись с шоком, отступаю и уже практически разворачиваюсь, как чувствую холод на запястьях.       Не успела моргнуть, как призрак пытался меня схватить, но, из-за своей нематериальности, она не смогла этого сделать. Ее взгляд, полный надежды, так и был обращен ко мне. А я не хотела себе приключений, потому что решила не ввязываться больше в дерьмо, чтобы его потом не расхлебывать. Мне хватило уже, с меня довольно. Это Кусанаги вечный оптимист, которому нужно сунуть свой нос везде, куда достает. Этой девушке повезет, если она встретит ее или решит найти, а так…       Уже даже неудивительно, что в райском саду Зевса есть призраки. Боги, пегасы, единороги, еще там кто. А призраки так, ерунда. Практически как души-пустышки, но с более яркой внешностью и характером. Чего удивляться?       — Но… Ты связана с богами, я вижу это, ты должна помочь, потому что… - она сбита столку, это видно, хочет найти аргументы заставить меня ей помочь, но не выходит, потому что их мало, и они ничтожно неубедительны, — Я Кассандра, бывшая возлюбленная Аполлона!       Кассандра… Кассандра… В голове всплывают уроки истории еще с младшей школы, темы мифологии, которые мы проходили, и те часы проведенные за компьютером, когда я интересовалась мифологией, и мне была интересна история самых известных богов. Аполлон, по мифам, был влюблен в смертную, дочь царя, и попытался ее очаровать, но не смог. И в итоге он подарил ей дар пророчества, чтобы она влюбилась, но это не сработало, и он решил ей напакостить на всю оставшуюся жизнь, сделав так, чтобы ее пророчествам никто не верил, даже собственный отец. И девушка с горя утопилась. Как мило…       — Серьезно? Ты та несчастная, на которую упал глаз Агана Белеа, и он знатно испортил тебе жизнь, после того, как ты ему отказала во взаимной любви? — Кассандра смотрит с недоумением, но, после пары минут раздумий, она понимает, чего я хочу от нее.       — Боюсь это так, — девушка качает головой, присаживаясь на поваленное дерево у реки. Я сажусь рядом, рассматривая молодую девушку, которой от силы не дашь и восемнадцати лет. Умереть такой молодой и красивой от безумной любви бога. Явно не мечта каждой девушки, — Он мне нравился, но я его не смогла полюбить так, как он того хотел. Бог Света, на удивление, очень эгоистичен в своих желаниях, несмотря на свою щедрость. А потом, чтобы это изменить, он дал его мне, этот дар, но на что он мне? Я видела много вариантов будущего, и везде Аполлон влюбляется в другую. И я испугалась и не смогла влюбиться по-настоящему.       — И что ты хочешь сейчас? Когда сама на себя руки наложила? — хмыкнула, особо не понимая, почему она шастает здесь. Если я правильно помню, то самоубийцы попадают в загробный мир сразу. Ад, котел и страдания.       — Я не могу уйти, пока он вспоминает обо мне. Когда я ему еще нужна. Дай мне свое тело, пожалуйста, — немного дико разговаривать с абсолютно адекватной душой, но делать нечего, мне все же немного интересна вся эта ситуация, — Он на перепутье, и если его свет погаснет, все поглотит его личная тьма, которую он прячет. Никто не видит, что с ним творится, а я наблюдаю за этим столетия, но сделать ничего не могу. Если мне удастся с ним поговорить, он станет прежним.       Делать мне больше нечего, своих проблем хватает. Аполлон и так отвязаться от меня не может и не хочет, а если я предстану перед ним с душой Кассандры в своем теле, то он у меня в комнате поселится. Он неадекватный, и я до сих пор не понимаю, почему он таскается за мной.       Да и я представить не могу, какая реакция у него будет на мое появление, после того, как я закатила истерику, еще и ударила его по лицу, когда у меня сдали нервы.       — Мне Аполлон дорог, и я обязана вернуть его на нужную дорогу. Стань моим проводником. Всего лишь нужен разговор, — видно, что Кассандра хочет тронуть меня, подействовать тактильными ощущениями, но не может, а я радуюсь в душе, что она ничего мне не может сделать.       — Я еще в начале сказала, что мне это не нужно. Извини, но найди себе другого проводника. Да и я недавно с ним общалась, он такой, как и всегда. Но даже если проблема и есть, меня она не касается. Прощай.       Скрывшись за деревьями, в надежде найти дорогу в Академию, я не слышала постороннего звука и гневных выкриков, потому что погрузилась в свои мысли. И совершенно не заметила поглощающей меня тьмы.       — Ты не оставила мне выбора.       Что?       — Аполлону нужно помочь, или все поглотит тьма…       Да что такое?       — Всего лишь разговор, всего лишь увидеться на пару минут, и проблема была бы решена…       Что происходит? Почему так темно?       — Прости…       Холодно.       — Я хочу покоя. А ему нужен человек, которого бы он полюбил. Стань им полностью, а не частью.       Становится теплее.       Я открываю глаза и вижу перед собой знакомое лицо бога Света. Губы горят диким огнем, а в легких не хватает воздуха от стальных объятий Аполлона. Все тело ватное, голова словно пустая, без чувств и эмоций. Я глупо смотрю в зеленые колдовские глаза, не пытаясь отпихнуть от себя бога.       «Нет!»       Даже палец не могу согнуть. Даже моргнуть. А язык бога с напором раздвигает губы, рука давит на подбородок, и поцелуй становится более глубоким, интимным и откровенным. Аполлон валит меня на теплый камень, не чувствуя сопротивления, накрывает телом, не сбавляя напор, и я чувствую его горячую руку на талии, которая медленно и нежно опускается на выпирающие тазовые кости. Поцелуй длится вечность, пока мою голову наполняют более-менее связные мысли, и пока мне не удается очень слабо упереться рукой в широкую грудь бога, в надежде оттолкнуть. Чувствуя его язык в своем рту, чувствуя его руки на своем теле, я ощущаю покалывание в глазах и, с удивлением, подмечаю, что готова заплакать. Впервые за столько лет.       — ПРОЧЬ!!! — Агана Белея сметает ударной волной, и я вижу не зеленые глаза, а бескрайнее небо с мириадами звезд. Точно такое же, когда я разговаривала с Кассандрой. — Не приближайся к ней и на километр, или я не посмотрю, что ты мой племянник! — рычит голос над моей головой, пока меня поднимают сильные руки Гадеса. Бог Смерти очень разозлен, от него исходят потоки тьмы и от холода, что исходит с этими потоками, я ежусь, потому что он проникает, кажется, в самые глубины моей сущности. — Она не Кассандра, она не Дафна! Она Эва, которая тебя не любит. Отступись и признай, что она не для тебя! — я чуть сжимаю разорванную рубашку, надеясь, что Гадес меня почувствует.       Аидонеус обращает на меня внимание спустя минуту, видит, что его сила меня подавляет, и медленно, но верно, успокаивается.       В моей голове каша, а в теле пустота, словно из оболочки все выскребли. Я как овощ, на данный момент, ничего ни сделать, ни сказать не могу.       — Она не ушла в подземный мир! — плачет Агана Белеа, пытаясь прорваться ближе ко мне. — Она пропала! Кассандра! Где… она? — я отворачиваю голову в сторону, потому что мне тошно смотреть на эти глаза, полные безнадежности и еще десятка эмоций, которые разобрать не могу. Мне противно.       Анубис держит в руках слабо трепыхающуюся душу, такую яркую и живую, что она буквально светится в руках бога. Он сжимает крепко, от ярости сдавливая в своих руках. Талисман разрушен, Анубису не сложно его будет восстановить, но пока его нет, он позволяет принять себе одну из его форм. Огромный черный монстр с телом человека и головой шакала, тот вид его сущности, которая ближе к нему больше всех. Душа, что сейчас заключена в его когтистых лапах, рука, которая напоминает больше человеческую, с множеством перекатывающихся мускулов под шерстью и кожей, очень напряжена. Вот-вот, и яркая душа просто лопнет.       — Как ты посмела занять тело без разрешения хозяина? — рычит Анубис, обдавая маленькую душу в руках жаром и запахом мертвечины. Кассандре кажется, что на острых клыках монстра кровь и ошметки мяса, но это лишь ее фантазия. Как и жар, с запахом мертвечины. — Ты ее чуть не убила! — еще больше ревет монстр, сжимая фигуру сильнее и сильнее.       А Кассандра плачет и не может от страха и слова выдавить, потому что знает, что сделала сильную ошибку. Видела метку бога на этой девушке, но посмела занять ее тело, без разрешения, тем самым подписав девочке смертный приговор, в частности, и себе. Еще при жизни стоило уяснить, что приглянись ты богу, от него просто так не избавишься. А она так глупо позарилась на смертную, которую пометил этот монстр.       Больше не было слов, плача или эмоций. Просто душа пропала. Ее просто поглотили.