***
Эва молчит, смотрит внимательно на закатный горизонт, и не может определиться что ей нужно делать дальше. Анубис наблюдает за ней издалека, он еще боится приближаться к своей нареченной, есть риск, что неугомонная Хатхор выскочит в любой удобный момент и все прознает. Про их необычную связь, про его привязанность к ней. И тогда Эва не доживет до выпуска, снедаемая ревностью полоумной богини. Усмешка клеится на тонкие губы Анубиса. С нынешними обстоятельствами, скорее всего все ученики не доживут до выпуска, и Бальдер, выпустивший Рагнарек, в конце концов погубит их всех. Зевс бездействовал, глупый старик, уверенный в своем совершенстве, сделал ставку на дружбу между богами и ненормальную привязанность скандинавца к смертной. Подумать только, к Кусанаги! Бальдер был одержим девчонкой, не влюблён, не привязан теплыми и глубокими чувствами. Это были извращенные, перевороченные эмоции, которые больше чернили душу, нежели излечивали ее. Зевсу по хорошему, нужно было отпустить их всех. Или по крайней мере нестабильного бога Весны и Солнца, но никак не запирать их в одном измерении, в котором было невозможно от кого нибудь по настоящему спрятаться. Солнце дарит свои последние лучи кроне деревьев, окрашивая зеленые листья в оранжевый, делая их похожими на маленькие язычки огня, тянущиеся к бескрайнему небу. Зевс и вправду сотворил удивительный мир, полный красочных картин. Вот только это было все искусственное, и каждая созданная вещь начинала раздражать Бога Смерти. Он хотел в свой Пантеон, хотел в свой безопасный Храм, в свою родную обитель. До встречи с Эвой, он коротал свои последние тысячелетия в одиночестве. В настоящем, пустом и бессмысленном. Интрижка с Хатхор никогда для него ничего не значила, у братьев и сестер были свои дела. Отец уже тысячи лет не смел показываться на глаза шакалу. Даже Кадуцей, ближайший его друг, которого он с гордостью звал братом, не имея кровной связи, был завален делами в своем доме. И Анубис тоже погряз в черном одиночестве, слоняясь по Дуату, в надежде найти интересные души. Кажется только недавно он уродливым монстром ходил среди стен храма в Кирате, по подземным туннелям, где повстречал маленькую девочку, из которой так и лилась песчаная река жизни. Улыбчивая и громкая, она забрела в стены его временной клетки. Он спас ее, оставил свой духовный след и повстречал ее здесь, в ловушке греческого бога Молний. Теперь, с появлением Эвы, Анубис обрел несколько целей, которые ему предстояло осуществить. И первая из них, это отвадить надоедливых влюбчивых богов Солнца от его Избранной.Часть 15
5 мая 2021 г. в 17:10
Кадуцей стоит подле кровати скандинавского бога Солнца и Весны, усиленно изображает дерево, не имея желания ввязываться в авантюру сыночка Зевса. Египтянин желает умиротворения, которого он бы мог постичь в своем родном пантеоне, в храме, наполненном знаниями. Но Судьба рушит планы по совместительству с директором этой школы.
Зевс абстрагировался от него. Просто напросто. Старый самоуверенный интриган.
Кадуцей фыркает, ладонями растирая изнеможённое лицо. Хрингхорни добавил им немало проблем, когда из-за его вырывающегося проклятия, Рагнарека, была уничтожена практически вся комната. Души Пустышки, из-за незнания всей ситуации и привлеченные сильной и опасной магии, совали свои носы куда не следует. Шептались и слухи разносились со скоростью света, что было не самым благоприятным событием в их, и так непростой, школьной жизни.
Агана Белеа мечется между ванной комнатой и кроватью Бальдера, таская тому влажные прохладные полотенца, пытаясь сбить жар своему однокласснику. То-ли по забывчивости, то-ли по природной тупости, коей он обладает в небольшой мере, Бальдеру не так страшна повышенная температура. Его природное начало, что произошло от солнца, позволяет переносить спокойно повышенные температуры даже со столь слабым человеческим телом, в кои они были все заключены. Искреннее беспокойство Аполлона веселит Тота, потому что Кадуцей знает, что это очень искусная маска лжеца. В последнее время Аполлон немного напряженно общался со своим собратом, и все шло от банальной глупой ревности, которая словно смола наполняла суть этих двоих богов. Они оба стремились обладать мотыльками, что не поддавались их чарам.
Египтянин массирует виски, бросая острый взгляд на опустошенного Локи. Лавайтен стоит подле сводного брата, руки подрагивают, взгляд застывший. кажется, что в серых глазах затаилась сама пурга, сплошная и смертельная.
— Я его не трону… — слышится хриплый голос трикстера. Кадуцей качает головой. Он, как один из самых древних и мудрых, помнит пророчество слово в слово. Таков его удел.
— Ты это сделаешь. Тебе был дан клинок, из дерева омелы. Он погибнет — это неизбежно. И остановишь его именно ТЫ, — Кадуцей щурит синие глаза. Ему претит сама мысль, несоблюдение предсказаний, задумки самой Судьбы и Жизни. Эгоистичные желания малолетних богов никогда ни к чему хорошему не приводили, Тот знает это не понаслышке. И если Локи захочет воспротивиться своему предназначению…
Лавайтен прикрывает глаза и в словно видение, картинки прошлого отображаются у него под веками. Вот вельва пророчит начало Рагнарёка, покуда бог Весны падет под натиском своих темных дум, и только смерть от руки сына етуна, что пронзит его лопатку кинжалом, сделанным из омелы, остановить страшное проклятие, что взросло в боге Весны. Никто не хотел признавать, что Фригг, влюбленная искренней материнской любовью в своего сына, была виновата в проклятье Хаоса, но факт оставался фактом. Заботливая мать дала благословение сыну, которое породило последующее проклятие Рагнарека. И именно ему, Локи, предстояло убить Бальдера во благо других.
Ярость наполняет Локи, его начинает трясти от мысли, что Бальдер должен умереть ради других богов. Они этого не заслужили. Алчные, потерявшие свою суть…
— Я его не убью. Пусть наступит Рагнарек, — Кадуцей с удивлением слушает шепот обезумевшего мальца. Не выдерживая бессвязное лепетание, он резко делает шаг в сторону Лавайтена, но тот не реагирует на предупреждение со стороны Кадуцея.
Египтянин надеется, что сможет усмирить мальчишку своим авторитетом и непоколебимой уверенностью, но любовь етуна к сводному брату сильнее инстинкта самосохранения.
— Только посмей не выполнить свой долг. Умрут сотни богов, тысячи, а то и миллионы людей. Будет уничтожен твой пантеон… Ты хоть представляешь, что такое Конец Света? — угроза проскользнувшая в вопросе не действует на Лавайтена.
— Почему я должен беспокоиться о тех, кому плевать на Бальдра?
Кадуцей пропускает сквозь сжатые зубы воздух. Глупый мальчишка. Своим безграничным эгоизмом, скандинавец попросту уничтожит свой мир. Остальные боги предпримут все меры, чтобы чужой конец света обошел их стороной, единственные, кто в зоне риска, были люди. Не важно какую веру они поддерживали, будь то христианство или буддизм, Рагнарек затронет каждого смертного. Тысячи смертей потрясут человеческий мир, люди подвергнутся болезням, стихийным бедствиям, безумие наполнит разум слабых существ и человечество начнет пожирать само себя, медленно самоуничтожаясь.
Боги спасут себя, не вспомнив о людях. Кадуцей с усмешкой на губах признает очевидный факт, что если Лавайтен воспротивиться своей судьбе, так все и будет. Предписанный сценарий, где умирают тысячи людей исполнится, и даже он, бог Мудрости не посмеет предпринять попытку что то изменить. Он один из первых богов, который устремил свой взор на собственные прихоти, на свою жизнь, отвернувшись от людей. Отчасти он понимал Лавайтена, который эгоистично хотел спасти своего брата, но на плечи давил тяжелым грузом долг перед Зевсом за старые ошибки. Хитрый лис сделал его козлом отпущения, превратив в палача для молодых богов. Теперь его обязанностью стала гильотина, что должна выполнить свое предназначение для провинившегося. Покуда боги будут следовать планам себялюбивого бога, они будут в безопасности. Но как только они допустят опрометчивую ошибку, нарушив складный сценарий Зевса, Кадуцей обязан предпринять меры.
Кадуцей оставляет Лавайтена в комнате одного, за шкирку вытолкнув сына Зевса из спальни Хригхорни.
Оставшись в комнате один, Локи падает на колени подле бледного брата. Белизна его кожи ненормально сверкала в лучах закатного солнца, тело бросало в дрожь время от времени. Смотря на своего брата, возлюбленного бога, Локи сжимает челюсть в приступе бессильной ярости. Отчаяние наполняет его, и Локи словно затравленный зверь сжимает ладони в кулаки. В голове набатом бьет навязчивая мысль сбежать с братом, но оковы Зевса, что запечатали его силу и мощь, не позволят ему и шагу ступить за пределы искусственного измерения. Словно в насмешку над етуном, теплый лунный свет осветил напряженное лицо бога Весны, превращая того в эфемерный вид призрака. Непослушные губы зачитали древние молитвы сводной сестре Хелле, что правила подземным миром Асгарда — Хельхеймом. Участь Бальдра если тот умрет — попасть в объятия Хелль, как жертвы его, Локи, руки. Он взывает к беспощадной сестре, в надежде, что она не протянет свои опасные руки к свету его брата, что бы загасить золотое сияние. Хелла была до ужаса обидчивой, и когда Один нарек ей править подземным миром, запретив возвращаться в Асгард, она обозлилась. И любая возможность сделать что то во вред отцу вызывала в смертоносной богине неукротимое удовлетворение.
Бальдр был любим всеми. Асами, ванами, другими магическими существами. Порой перед его божественной сущностью не могли устоять даже ледяные великаны или его дальние братья и сестры. Самые свирепые воины могли сложить оружие подле бога Весны и Солнца, лишь бы попасть в милость Хрингхорни. И Один, гордый и свирепый бог Войны, любил Бальдра чуть ли не сильнее наследника престола Асгарда -Тора, несмотря на старшинство Мегингъерда.
— Если ты слышишь меня, не дай ему погибнуть. Я отдам жизнь за него, позволь мне это Судьба. Он любил тебя, сводная сестра, в дань уважения прошлому, не забирай его.
Локи вспоминает их проделки в Ванахейме, в Асгарде, как бегали в чертогах Свартальхейма, таская из кузницы в кузницу товар гномов. Сколько различных шуток Лавайтена терпели жители девяти миров Асгарда. Не всех, но отдельные страдали от проказ етуна. Им было непозволительно ступать на земли некоторых миров. Например земли мира мертвых или ледяных великанов. Тогда Тор и Бальдер получили неплохие оплеухи от Одина, их отца. Локи избежал нагоняя, и пусть ему было обидно, что полукровку етуна проигнорировали, словно он мебель в коридоре дворца, его грела мысль, что он смог с сводными братьями пошалить в мире гномов. Только Тор и Бальдр дарили ему столь теплые и дорогие сердцу воспоминания и только мысль, что он больше не сможет создать с дорогими сердцу богами новых воспоминаний, неконтролируемая дрожь сотрясает его тело.
Локи молится еще долгое время, в наивной надежде что случится чудо и ему будет дан ответ.
Анубис раздраженно ведет плечом, издалека наблюдая за своей смертной. Эва сидит под деревом, неприлично расставив ноги на которых лежала толстая книга с каким то детективом. Человеческий современный досуг его мало интересовал, но кажется Эве понравилась книга в которую она уткнулась двумя часами ранее.
После того, как Бальдер слег с приступами, а в академию проникла Хатхор, подойти к Эве перестало быть возможным. Маат был вынужден следить за девочкой издалека, изредка он мог проникнуть в ее квартиру в общежитие, да посидеть не больше пары минут. Хатхор словно тень следовала за богом Смерти, в надежде обратить взгляд аметистовых глаз на себя. Без возможности контактировать с Мари, египтянин стал более нервным, скрытным. Порой Кадуцей сутками не мог найти брата, и богу Мудрости оставалось только дожидаться Анубиса, когда тому взбредет в голову обнародовать свое местоположение.
Солнце отбросило последние лучи на кроны деревьев, и Эва была вынуждена захлопнуть книгу, грузно подняться на ноги, отряхивая одежду от прилипшей травы и мерным шагом направиться в сторону женского общежития. Анубис следует за ней незримой тенью, не опасаясь Хатхор, которая осталась в библиотеке. Благо он смог уговорить Тота задержать бывшую любовницу, и египтянин ускользнул из-под носа красавицы, в надежде побыть чуть подольше рядом со смертной.
Потребность быть рядом со своей нареченной выражалась не столь морально, сколь физически. Ему не хватало ее прикосновений, ее присутствия рядом. Во снах ему виднелось беззаботное будущее, где она будет жить подле него, одетая в шелка. Где они будут устраивать пиры на двоих и танцевать под сводами его дворца-храма, среди бесконечных водопадов и барханов песков. Он вспоминает свой дом, свою клетку, в которую его запер Осирис в опасении переворота. Будучи царем Дуата, Анубис имел огромное влияние среди богов Египта, его мощь была равна силе Амон-Ра, если не превосходила. Но Осирис, что провозгласил себя отцом Анубиса, что был древнее любого бога Египта, обманов запер продолжение Хаоса в храме. Обманов отобрал престол подземного мира, а Маата нарек переправителем душ.
Наивный глупец. Он думает, что Анубис сдался, что он слаб, дабы противостоять ему, Осирису, но он не осведомлен об истинной природе Анубиса, который существовал задолго до сотворения людского мира. Будучи продолжением Тьмы, что существовала изначально, он жил как сгусток энергии, самой темной и тяжелой, которая могла поглощать звезды и другие миры. После он переродился в физической оболочке, благодаря людям, которые наделили его телом, но запечатали часть его способностей. Закономерность. Боги сильны друг против друга, но перед людьми они беспомощны. Ибо человеческий род дает им жизнь — пока верит в них. Спустя тысячелетия, до нынешнего времени, Анубис вынужден терпеть столь явную несправедливость. Коротание годов в опальном храме, куда его заключил эгоистичный названный отец.
Анубис следит за своей нареченной. Желание сбросить оковы выжигает изнутри, показать свою мощь, уничтожить этот искусственный мир и поглотить души-пустышки. Время самое благоприятное, пока все отвлечены на Бальдера и угрозу, которую тот в себе несет, Анубис мог преспокойно покинуть академию вместе с Мэри.
Он помнил ее крохотным ребенком, с яркими живыми глазами, в которых плескалось море счастья и любви. Он помнил тепло маленьких ладошек на его монстроподобной пасти, помнил перезвон колокольчиков — ее смеха. Ее жизненную энергию, песком стекающем с его лап. Он тогда предстал перед ней в своей животной ипостаси, но наивный и любопытный ребенок не испугался, только протянул руки и погладил изуродованную морду, с любопытством смотря в звериные фиолетовые глаза. Она жалась к нему, ища тепла в заброшенном храме, но он не мог дать ей этого, только могильный холод вперемешку с токсичными трупными выделениями. Он горевал те три дня, что она находилась в его смертоносном лабиринте, но пытался заботиться о ней. Вместо того, чтобы как жертву утащить вглубь храма, он вынес к самой вершине, чтобы согреть ее теплом нагретого камня. Его было ничтожно мало, но этого хватило, чтобы продержать смертную там, не заморозив хрупкое тело напрочь. Анубис не мог ее накормить, хотя смутно помнил, что люди должны питаться, поил своими слезами. Вместо того, чтобы забрать ее душу себе как жертвы, он выхаживал ее, дабы она смогла жить. Невинная душа ребенка была такой яркой и чистой, что он не смог сделать того, чем жил всю свою жизнь. Не смог убить, поглотить и забыть. Захотел, чтобы эта душа жила, крепла, обретала свою индивидуальность. И теплые маленькие ладошки на безобразной пасти монстра, дарили ласку и любовь, ту любовь, которая дарит мать сыну. И он покорился этой девочке с теплыми ладонями и звонким голосом.
— Однажды… мы будем вместе… — шепчет тихо Анубис, поглаживая задорные черные кудри.
Эва спит, завернувшись в одеяло, подобно кокону. Анубис не обращает внимание на застывшую куклу, надсмотрщицу Эвы. Как мастер кукол-мумий, Анубис видит творение из глины насквозь. Маленькая шпионка, вторая, после куклы Кусанаги. Египтянин чувствует потребность в уничтожении этой пакости. В принципе, все что было сотворено Зевсом, несет угрозу, но по негласным правилам, Анубис не может этого сделать. И дело было не в страхе перед Керауносом. Нужно было доиграть партию обезумевшего бога, дабы достичь того, что так страстно желал Маат. Освобождения, и наконец, свержения названного отца под всем этим переполохом. Мало кто знал о его жгучей ненависти к отцу, который узурпировал трон, предначертанный ему с самого основания мира. Осирис, ослепленный своей гордыней и эгоизмом, вознамерился заполучить правление над двумя мирами: миром живых и мертвых. Только вот он просчитался, наивно полагая, что мертвые души примут его как короля двух миров. Само мироздание не позволило его названному отцу править двумя мирами, в конечном итоге дав власть только над Темным миром. И он, Анубис, собирался вернуть свое обратно.
Маат возвращается в библиотеку под самое утро, когда первые лучи восходящего солнца освещают их академию. Кадуцей отсутствует, брат следит за Хрингхорни днями и ночами, опасаясь, что и так нестабильное состояние скандинавского бога полностью сломается. Анубису был не страшен Рагнарек, в конце концов, с приходом Хаоса, мир Зевса будет разрушен, он сможет раньше времени покинуть это место и осуществить все свои задуманные планы. Он укроется с Эвой в родном пантеоне, куда не дойдет Конец Света. Придется перетерпеть незначительные изменения с приходом Хаоса, но с его освобожденной силой, он сможет подавить отголоски Рагнарека.
Он с опозданием замечает присутствие постороннего в библиотеке, и позволяет тонким рукам обхватить его плечи в бессмысленной попытке заключить в теплые объятия. В нос ударяет аромат благовоний, чего то невозможно сладкого, и он вспоминает освежающий теплый запах своего человека, от которого он ушел пару минут назад. Теплое дыхание опаляет шею, и грудь защекотал тяжелый каскад волос.
— Ты меня оставил… — Хатхор шепчет ему эти слова в ухо, столь ранимо, что ее можно сравнить с трепещущей ланью в ловушке охотника. Только Анубис знает ее достаточно долго, чтобы не повесить на мелкие уловки соблазнительницы.
Он молчит, старательно игнорируя повисшую на нем богиню.
Богиня продолжает оплетать своими руками стройный стан возлюбленного, в надежде обратить его внимание на себя. В душе пело ликование, что она смогла любовно коснуться Анубиса, не получив в ответ упрека или угрозы, вот только, ослепленная жаждой внимания и своим маленьким достижением, она не замечает, что Маат стал твердым изваянием, подобно статуе.
— Хатхор Око Ра, — раздается в библиотеке твердый, наполненный тяжестью, голос египтянина, — мне это начинает надоедать. Вернись к мужу, глупая богиня, и оставь прошлые времена в своей памяти как приятное воспоминание.
— Возлюбленный мой… — слезы скапливаются в ярких глазах богини. Кажется, будто само солнце потемнело в небе, как печаль и боль легли на плавные черты лица Хатхор, — Я не хочу отдать самое дорогое прошлому. Прошу, не отталкивай!
Неужели, он вспомнил? Задается вопросом богиня, кусая пухлые губы. Ее брак с Гором был табу для Анубиса, для многих богов. Брак этот был расчётлив, спланированный Амон Ра, который жаждал внуков от своей любимой дочери и больше власти в своих руках. Но так посудить… Хатхор не воспринимала свое замужество как что то священное, в конце концов, любви изначально не было, и обоюдно они не соблюдали друг другу верности.
После церемонии, после ее первой брачной ночи Хатхор увядала. Ей пыталась помочь ее мама, пытались вытащить из беспросветной тьмы братья и сестры, но ничего не помогало. Отец требовал от нее беспрекословного подчинения мужу, он желал идеализированной семьи, стать примером для подражания многим богам, словно пытался выслужиться.
Но перед кем?
Ее отец был верховным богом, сильнее его не было никого. Но Амон Ра словно следовал за кем то, вечно стремился добиться большего, хотя казалось, куда уже. Вечный контроль, минимум эмоций, дабы не опозорить священную королевскую кровь. Манеры, этикет и гордость. И не смотря на года беспросветной печали, вины перед отцом, за то, что не смогла оправдать ожидания, Хатхор следовала указу отца, стараясь выполнить свое предназначение.
— Я его не люблю, — шепчет девушка, носом прижимаясь к сгибу шеи. Она вдыхает его запах, и вспоминает все их встречи, проведенные ночи. Как она скучала, видит Амон Ра, она так не скучала ни по кому.
Гулко бьющееся сердце замирает на пару мгновений, после заходится еще быстрее. Разве это не хорошая возможность показать Анубису искренность своих чувств? Может стоит разорвать узы брака и посвятить себя своему бывшему любовнику? Тогда он ее заметит?
— Я люблю только тебя, мой Шакал. Этот брак был ошибкой, желанием моего отца. Прими меня, и я оставлю позади сына Осириса и Исиды, — лепечет Хатхор, в надежде достучаться до Анубиса.
Сколько она его преследует? Неделю, две недели? Он игнорирует ее, бегает, словно от прокаженной. И только сейчас ей удалось коснуться его темной бархатной кожи и добиться пары фраз. Эйфория накатывает словно волны Средиземного моря.
Анубис фыркает сквозь зубы. Он понимал, что эти отношения до добра не доведут, в конце концов, она богиня Любви, а они, как правило, безумны по своей природе. Еще в начале их романа он узнал о браке, которого она стыдится и в какой то степени презирает. Амон Ра сделал выбор за свою дочь, и скандал в пантеоне был не столь грандиозным, как его свержение, но имел место быть, и слухи достигли его шакальих ушей. Он закрыл глаза на их женитьбу, предполагая, что облегчает жизнь влюбчивой богини. Когда она сплетались в танце любви, Анубис полагал, что помогает Хатхор забыть о холодном муже и отвлечься от остальных проблем. С другой стороны, они составляли свой гармоничный тандем, он — Бог Смерти и она — Богиня Любви. Любовь бывает разной: родственной, платонической, страстной как между любовниками. И именно любовь порождает на свет что то новое, и Хатхор, по негласному, считалась своего рода богиней жизни. Так как благодаря ее стезе, в мире возникала новая жизнь. Смерть и Жизнь, они питались энергией друг друга, не давали друг другу сорваться. Но отношения принесли только нездоровую одержимость богини, с наступлением расставания.
Не стерпев очередной бессвязной речи обезумевшей богини, египтянин сбрасывает цепкие руки Око Ра, и уходит прочь из библиотеки. Человеческая оболочка нуждалась во сне. Анубис надеется поспать хотя бы лишние пару часов, прежде чем вернуться к своей смертной.