Неукраденная Персефона

      Говорят, что человек умирает, когда останавливается его сердце, но Габриэль бы не согласился с этим. Его смерть наступила январским утром, когда в кабинет влетела давящаяся истерикой Натали и сообщила, что самолет, на котором летел Адриан, не добрался до Лондона и покоится на дне пролива Ла-Манш.       Едва придя в себя, модельер помчался в аэропорт имени Шарля де Голля. Директор авиакомпании Air France подтвердил сказанное Санкёр и выразил свои глубочайшие соболезнования, пообещав закончить поисковые работы как можно скорее. Надежда на чудо, конечно, есть, но вероятность, что кто-то из пассажиров рейса Париж–Лондон сумел выжить, крайне мала.       Новость буквально раздавила мужчину. Как же так? Судьба сочла, что Адриану недостаточно было родиться «Пустышкой»? Почему ему выпала такая смерть? Их отношения только-только начали налаживаться. Появление Маринетт сплотило их, и в душе Агреста затеплилась надежда на то, что невзгоды скоро закончатся. Несмотря на болезнь, несмотря на ненависть соулмейта… несмотря на все это, он старался быть оптимистом и надеялся, что все неурядицы временны…       Теперь он жалел, что врачи поставили его на ноги. Все известные таблоиды наперебой кричали о гибели Адриана. Электронная почта ломилась от писем со словами сочувствия, а телефон разрывался от звонков. Но Габриэль отказывался от любых комментариев. Впервые в жизни модельер был рад, что дом охраняется лучше средневековой крепости и не падает под натиском пронырливых журналистов. И когда двери в кабинет распахнулись, мужчина подумал именно о них, но, взглянув на вошедшего, онемел. Перед ним стояла заплаканная, растрепанная, в полурасстегнутом пальто и судорожно дышащая Маринетт.       - Я не верю! Умоляю, скажите, что это неправда! – упрашивала она. Агрест лишь глубоко вздохнул и потупил взгляд.       Пронзительный крик огласил кабинет. Девушка тяжело опустилась на пол и зарыдала, спрятав лицо в ладонях. Габриэль тут же оказался рядом и, подняв Маринетт на ноги, повел через холл в гостиную. Там модельер попытался усадить ее в кресло, но она неожиданно вцепилась в своего соулмейта мертвой хваткой, разрыдавшись еще сильнее. Ему ничего не оставалось, кроме как самому опуститься в кресло и усадить свою гостью к себе на колени. Мужчина не знал, сколько они вот так просидели. Маринетт плакала до тех пор, пока не отключилась прямо в его объятиях. Не решившись оставить её у себя, он велел Натали вызвать водителя и отвез спящую Дюпен-Чен домой.       Спасательные работы велись почти до середины февраля, и девушка каждый день неизменно появлялась в особняке, задавая один и тот же вопрос: «Есть ли новости?». Агрест охотно рассказывал ей то, что знал, и поражался силе ее веры. Маринетт до последнего надеялась, что Адриан жив. «Вот увидите, - говорила она, - он обязательно выживет». Она как раз была рядом с Габриэлем, когда ему позвонили из полиции и попросили приехать на опознание. Он всячески пытался отговорить её, но она твердо стояла на своем. Пришлось уступить. При виде тела у Дюпен-Чен началась истерика, и она упала в обморок. Модельер и сам с трудом сдерживал эмоции, глядя на труп, но все же подтвердил: перед ним действительно его сын…       Огромная популярность Адриана не оставила возможности для тихих семейных похорон. Его смерть стала поводом почти для национального траура. На кладбище Пер-Лашез пришли десятки тысяч людей. Сына погребли рядом с матерью. Когда гроб начали опускать в яму, Маринетт никак не хотела отойти от крышки. Агрест еле-еле оттащил её прочь и быстро увел подальше от толпы. Они скрылись в католическом храме при кладбище. Там Дюпен-Чен вновь дала волю эмоциям, отчаянно прижимаясь к мужчине и заходясь в истерике. Сотрясаясь в рыданиях, она громогласно проклинала Судьбу за то, что та так жестоко обошлась с Адрианом. Габриэль даже не пытался остановить девушку, позволяя ей выплеснуть боль и отчаянье. Он лишь успокаивающе гладил её по голове, сам едва сдерживая слезы. Вот только позволена ли ему такая роскошь – оплакивать того, кого сам же обрек на столь незавидное существование?       Постепенно соулмейт успокоилась и взяла себя в руки. Но, вопреки ожиданиям модельера, не спешила отстраняться. Она даже позволила ему обнять себя, крепко вцепившись пальцами в его шерстяное пальто. Он расценил это как добрый знак и не предпринимал ничего, что могло бы спровоцировать новую порцию ненависти. Агрест отвез Маринетт домой, лично сдав на руки родителям, и вернулся к себе в надежде, что теперь все наладится. И общая боль хоть немного, но сблизит их.       Но время шло, а ситуация не двигалась с мертвой точки. Казалось, теперь девушка ненавидела его сильнее прежнего. Почему? Ведь он ни разу не дал ей повода. Желая во что бы то ни стало докопаться до истины, мужчина решился откровенно поговорить с Сабиной Чен. Узнав от неё правду, он едва не умер от отчаянья. Маринетт любила его сына. Пламенно, самозабвенно, и даже тот факт, что его уже нет в живых, не охладил чувства Дюпен-Чен. Она даже пыталась покончить жизнь самоубийством, благо её успели вовремя спасти. Габриэль в глубине души надеялся, что со временем боль девушки утихнет. Но брюнетка оставалась непреклонна. Она и слышать ничего не хотела о своем соулмейте.

***

      Дни складывались в недели, недели в месяцы. После похорон модельер заперся в особняке и практически не покидал его. Он забросил все свои дела, красиво назвав это «бессрочным отпуском». Раньше работа хоть как-то могла его отвлечь. Но сейчас он буквально ненавидел ее. Мужчине все казалось бессмысленным, вплоть до его собственной жизни. Прислуга невольно сравнивала его с призраком. Натали первое время пыталась хоть как-то растормошить его, иногда просьбами, а иногда и криками. Но он лишь вздыхал и отсылал женщину прочь. Время от времени он прикладывался к бутылке. Иногда уходил в запой на несколько дней. Порой в нем загоралась надежда на то, что Маринетт все же вспомнит о нем и протянет ему руку помощи. Теперь только это могло вновь вернуть его к жизни, но чуда, увы, не происходило. Агрест чувствовал себя проклятым чудовищем из сказки, обреченным на вечное одиночество…       В один из дней в конце июня он намеренно распустил прислугу и готовился провести остаток дня, заливая свое горе виски. Габриэль едва успел допить третий стакан, как неожиданно зазвонил телефон. Сначала он решил проигнорировать звонок, но, едва увидев имя абонента, тут же снял трубку. Маринетт просила его о встрече и желательно с глазу на глаз. Модельер согласился мгновенно.       Девушка объявилась в особняке спустя час. Она выглядела задумчивой, а строгое черное платье с длинным рукавом только добавляло серьезности ее образу.       - Простите, если я отвлекла вас от дел, но мне очень нужно с вами поговорить.       Мужчина согласно кивнул и жестом пригласил её за собой. Они поднялись на второй этаж, в малую гостиную. Раньше она использовалась исключительно для семейных посиделок, но со временем надобность в ней отпала. Дюпен-Чен осторожно присела на самый край темно-зеленого дивана, нервно теребя в руках сумочку, а Агрест расположился напротив нее в кресле.       - Последний раз я была здесь больше полугода назад. Все осталось как прежде.       - Иногда мне кажется, что время в этом доме вообще остановилось. Но вы пришли сюда не затем, чтобы обсуждать это?       - Вы правы. У меня есть к вам просьба, и я надеюсь, что вы отнесетесь к ней с пониманием.       - Для вас – все, что угодно, - с жаром пообещал Габриэль, но следующая фраза повергла его в шок:        - Вы могли бы отказаться от меня? Публично?       Модельер не знал, что и думать. Отказ от соулмейта разрывал любые связи между родственными душами и обе «половинки» становились «Смертными». До начала XX века подобная практика существовала как наказание. Ему подвергались те, кто, по мнению общества, не заслуживали быть чьим-то соулмейтом и подлежали изоляции от окружающих: убийцы, насильники, террористы, государственные преступники, торговцы «живым товаром», сутенеры. «Отречением» также запугивали и шантажировали тех, кто шел против системы соулмейтов, любых вольнодумцев.       Делалось это так. Половинку души провинившегося похищали и опаиваили «Эйфорией» - специальным настоем из семи различных опиатов. Жертва полностью теряла волю и делала все, что ей прикажут. Разовая доза сохраняла эффект до трех дней, которых было вполне достаточно, чтобы добиться отказа. По окончании действия человек ничего не помнил. Рецепт изготовления "Эйфории" держался в строжайшей тайне его создателями - немцами. Сыворотка изготавливалась исключительно по государственным заказам, и её учет велся весьма строго. В последние двадцать лет она использовалась только в исключительных случаях, если человек добровольно не желал отрекаться от своей половинки, совершившей тяжкое преступление. Само же «Отречение» стало довольно популярной практикой. Оно уже не являлось противозаконным, но осуждалось обществом, если на него пошли просто из прихоти.       Для Агреста подобная постановка вопроса была хуже смерти.       - Ты не понимаешь, о чем просишь, - шокировано выдал мужчина, резко переходя с «вы» на «ты».       - Пожалуйста. Для того, чтобы отказаться публично, надо быть совершеннолетним, а мне всего лишь семнадцать. Понимаете, я не могу больше так жить. Мне безумно не хватает Адриана. Я слишком сильно его люблю. Простите, но я не могу быть вашим соулмейтом. Все это ошибка, так не должно было случиться. Мы слишком разные, чтобы быть половинками одной души. Вы ведь жили без соулмейта почти двадцать лет, и ничего смертельного не случилось. Я не хочу быть рядом с вами. Я не испытываю к вам ничего, кроме неприязни.       Габриэль поднялся со своего места и принялся мерить шагами гостиную. Сказанное не укладывалось у него в голове. Неужели Маринетт настолько ненавидит его, что готова на корню загубить собственную жизнь?       - И ты предлагаешь мне взять ответственность на себя? А ты хоть понимаешь, чем это грозит?       - Понимаю,- кивнула она. – Мне не страшно стать «Смертной». Я уже все для себя решила. Если я не могу быть с Адрианом, я не буду ни с кем.       Её слова были пронизаны таким эгоизмом, что модельер приготовился выдать вполне обоснованную гневную речь. Но Дюпен-Чен, отложив сумочку, поднялась, подошла к нему практически вплотную и заглянула прямо в глаза.       - Я все сделаю, только разорвите нашу связь. Все, что угодно. Я согласна заплатить любую цену.       Слова прозвучали настолько двусмысленно, что мужчина вновь опешил. Но он уловил намек и едва не скривился от отвращения. Значит, она пойдет на все, лишь бы отречься. Согласна даже раздвинуть перед ним ноги. Агреста захлестнула обида. Чем же он так не угодил этой девушке? Любая почла бы за честь оказаться на ее месте, а Маринетт воротит от него нос только потому, что предпочла ему Адриана? Для Габриэля это было сродни оскорблению. Как могла Дюпен-Чен явиться сюда и так спокойно говорить об «Отречении»? Да еще и требовать, чтобы он собственными руками разрушил свою жизнь до основания?       Нет, он не согласен! С каких это пор какая-то сопливая девица указывает ему, что делать? Модельер никому и никогда не позволял помыкать собой… Он поверить не мог, что влюбился в такую эгоистку. «Все, что угодно. Я согласна заплатить любую цену». В крови неожиданно забурлила ярость. Вот, значит, как она с ним поступает. Что ж. Будь по её. Хочет свободы? Да пожалуйста! Пусть проваливает ко всем чертям. А что до оплаты… Он исполнит её желание, а она удовлетворит его…

***

      Агрест молчал уже больше трех минут, и Маринетт забеспокоилась. Но когда она уже хотела окликнуть его, он неожиданно подал голос.       - Идем со мной, - холодно сказал модельер и направился в сторону двери.       - Вы не ответили на мой вопрос, - окликнула его девушка.       Габриэль распахнул дверь и обернулся к ней.       - Ты идешь или нет? – с нажимом спросил мужчина.       - Я никуда не пойду до тех пор, пока не услышу ответ, - уперлась Дюпен-Чен и тут же содрогнулась от нахлынувших ощущений.       В комнате как будто резко похолодало. Маринетт словно разрывали на части боль, обида и ярость. Девушка встретилась взглядом с Габриэлем и побледнела. Она никогда в жизни не видела его таким раздраженным. Глаза модельера потемнели от гнева. С губ как будто вот-вот готов хлынуть поток ругательств, и весь вид мужчины говорил о том, что он едва держит себя в руках.       Она даже не поняла, как Агрест оказался возле нее и крепко схватил за руку. В следующую секунду он уже тащил Дюпен-Чен за собой по коридору. Остановившись возле одной из дверей, он рывком распахнул её. Войдя внутрь, мужчина толкнул Маринетт на середину комнаты и демонстративно запер помещение.       - Что происходит? – боязливо осведомилась девушка, инстинктивно попятившись.       - Не догадываешься? А вроде уже большая девочка. Должна понимать, - весьма холодно ответил Габриэль, стремительно приближаясь к ней. Подойдя почти вплотную, он на мгновение задержал на Дюпен-Чен взгляд, а затем толкнул её в грудь.       Она не удержала равновесия, оступилась и упала прямо на… что-то мягкое? Матрас? Что это... спальня? И зачем он привел её сюда? Она растеряно посмотрела на своего соулмейта и с ужасом увидела, что он снял пиджак и тянется к пуговицам жилета. Осознание пришло мгновенно. Судорожно сглотнув, Маринетт перевернулась на живот и уже готова была отползти вперед, как вдруг её придавило к матрасу.       - И куда ты собралась? – поинтересовался модельер, переворачивая девушку на спину и нависая над ней на вытянутых руках.       - Не надо, - отчаянно прошептала она, глядя в серые глаза, полные ненависти.       - Все, что пожелаю, в обмен на «Отречение», говоришь? Считай, что я согласен.