***
Неделя мужской моды в Милане выдалась жаркой во всех смыслах. На подиуме что ни день, то очередной провокационный показ, но Габриэль первый раз в своей жизни был равнодушен к происходящему. Его до сих пор сжимающееся от боли сердце осталось в Париже, а сам модельер мысленно находился под дверью спальни Маринетт и отчаянно упрашивал её впустить его в комнату или хотя бы выслушать. Новость о том, что Дюпен-Чен в курсе его похождений, стала для него настоящим ударом. Он смотрел в лицо девушки, полное обиды и гнева, но не смог сказать ни одного слова в свое оправдание. Лишь когда из голубых глаз хлынул поток слез, Агрест наконец отмер и попытался успокоить соулмейта. Но она оттолкнула его руки, одарила сильной пощечиной и, бросив напоследок: «Судьба всемогущая, и как меня только угораздило влюбиться в такое ничтожество?!» – пулей вылетела из кабинета. Чтобы осознать происходящее, ему потребовалась минута, ставшая самой долгой в его жизни. Влюбилась? Маринетт только что… призналась ему в своих чувствах??! - Твою мать! – вслух резюмировал мужчина и бросился вдогонку за Дюпен-Чен. Её спальня оказалась заперта, но это ни сколько не умерило его пыл. Габриэль попытался проникнуть в комнату через гардеробную и снова потерпел неудачу. Он отчаянно звал соулмейта, скомканно извиняясь и оправдываясь, но в ответ слышал лишь громкие рыдания. Модельер просидел под дверью до глубокой ночи, и только когда девушка затихла, решил, что обязательно поговорит с ней утром. Но она опять отказалась идти на контакт, и Агресту пришлось улететь в Милан ни с чем. Подумать только, он сам все испортил! То, что мужчина считал «весенним обострением» и буйством гормонов, на самом деле оказалось сильным, глубоким чувством. Габриэль клял себя за то, что не смог разглядеть этого раньше, за то, что слишком зациклился на себе и совсем не подумал о том, каково было Маринетт. А она наверняка стеснялась первой сказать о своих чувствах и рассчитывала, что он правильно истолкует её намеки. Злость на самого себя раздирала модельера на части. Да пропади они пропадом – и данные обещания, и самому себе навязанная честь! Дюпен-Чен его соулмейт, и никто не имел право лезть в их отношения! Они бы сами во всем разобрались! Вот только поздно теперь было спохватываться. Агрест даже не представлял, что сейчас творилось в душе у девушки. Они были слишком далеко друг от друга, чтобы он мог почувствовать её эмоции, а способность общаться через метку пропала еще в сентябре. Мужчина отчаянно хотел увидеть свою родственную душу или хотя бы услышать её голос. Но она игнорировала его, поддерживая связь исключительно через Натали. Это заставляло Габриэля отчаянно паниковать. Он пытался связаться с Маринетт через соцсети, обрывал телефон, оставляя на автоответчике получасовые сообщения со словами любви и извинений. Но Дюпен-Чен оставалась глуха к его мольбам. Нервозность модельера едва не достигла апогея, и он чуть было не сорвался в обратный путь, как вдруг через четыре дня молчание девушки закончилось. Агрест дрожащими руками принимал сообщение от соулмейта, а прочитав его, едва не умер от сердечного приступа: «Подала документы в Королевскую академию изящных искусств Antwerp в Брюсселе. Пришлось воспользоваться твоим именем, поскольку у меня не было рекомендации, а без неё поступить крайне тяжело. Комиссия ознакомилась с моим электронным портфолио и зачислила меня. Завтра улетаю в Брюссель, там и пробуду до начала учебного года. Насчет денег не переживай. У меня будет хорошая стипендия, да и родители обещали помогать. Увидимся через два года». Мужчина едва сдержал себя, чтобы не разгромить номер. Почему? За что?! Неужели она вот так все бросит и улетит, не дав ему возможности объясниться? Случайно попавшаяся ему в этот момент бутылка виски тут же полетела в стену, разбиваясь на груду осколков и заливая пол элитным алкоголем. Габриэль готов был послать все к чертям и лететь обратно в Париж. Он задыхался без Маринетт, тосковал по ней настолько сильно, что едва ли замечал окружающий мир. Модельер не хотел, чтобы Дюпен-Чен оставляла его. Он только нашел в себе силы рассказать ей о своих чувствах, а затем подарить девушке всего себя без остатка. Черт бы побрал его упрямство, из-за которого соулмейт решила покинуть его на два года. А что, если больше? Вдруг она вообще не вернется к нему? Эти мысли сводили Агреста с ума. Он не хотел, чтобы прежняя жизнь, которую он только-только позабыл, возвратилась. Не желал приходить обратно в пустой дом, где его не ждало ничего, кроме одиночества. Не собирался ложиться в холодную постель, зная, что мог бы делить её со своей возлюбленной… Ну почему он не переступил через свой эгоизм и гордость? Ему надо было просто объясниться с Маринетт, и все было бы замечательно. Неужели она не смогла бы понять его? Неужто он не смог убедить её в своей любви? Но нет, мужчина вместо этого предпочел заниматься самокопанием и самобичеванием, в итоге окончательно оттолкнув от себя Дюпен-Чен. Габриэль не выдержал и вылетел в Париж через несколько часов после получения сообщения, напрочь проигнорировав светское мероприятие, ради которого, собственно, и прибыл в Милан. Модельер едва держал себя в руках, гадая, застанет ли девушку дома или все же опоздает. Но даже если и так, он помчится за ней следом и самолично поставит Брюссель на уши, пока не найдет Маринетт. А когда найдет, то на коленях будет умолять её о прощении и просить вновь вернуться к нему…***
Домой он приехал около восьми вечера. Едва оказавшись в особняке, Агрест тут же направился в комнату девушки. Войдя в помещение, он огляделся и побледнел от страха. Никого. «Неужели опоздал?» – мелькнуло у него в голове. Мужчина кинулся в гардеробную и стремительно распахнул шкаф на половине Дюпен-Чен. Вещи были на месте. Это заставило его одновременно выдохнуть и напрячься. Тогда где же она? - Ты вернулся? – услышал он за своей спиной голос соулмейта. Обернувшись, Габриэль посмотрел на неё и потерял дар речи. Донельзя растерянная Маринетт стояла в дверном проеме ванной, завернутая лишь в махровое полотенце. Настолько узкое, что оно едва прикрывало грудь и бедра. Модельер судорожно сглотнул. К такому зрелищу он явно не был готов. - Я не ждала тебя так рано, – недоверчиво сказала девушка, подходя к Агресту. - Освободился раньше и вылетел первым же рейсом, – соврал он, бессовестно разглядывая Дюпен-Чен. Хорошо, что она не успела стянуть с себя полотенце. Иначе он бы уже не отвечал за свои действия. Маринетт стояла к нему слишком близко. Мужчина отчетливо видел каждую каплю, стекающую с влажных волос по распаренной коже и отчаянно желал собрать их губами. Прошедшие дни в Милане дались ему нелегко. А сейчас при виде такого завлекательного зрелища Габриэль просто не мог держать себя в руках. Мгновение спустя он уже прижимал девушку к себе. Он всего лишь обнимет её, не более того. Но Провидение, как всегда, все решило за него. Истосковавшийся без соулмейта и изголодавшийся по её ласке, модельер склонился к Дюпен-Чен, чтобы поцеловать её. И каково же было его удивление, когда миниатюрные пальчики коснулись его губ, тем самым не давая Агресту осуществить желаемое. - Нет, – твердо сказала Маринетт, одарив его равнодушным взглядом. Сердце мужчины пропустило удар. - Ты ненавидишь меня? – тихо спросил он, предпринимая очередную попытку. - Теперь это уже неважно, – сказала она, отворачиваясь, упираясь в его грудь двумя руками и решительно отодвигая от себя. – А теперь прости, мне нужно собираться. Мой самолет утром, и мне не хочется спозаранку возиться со сбором вещей. Его сердце забилось как сумасшедшее. Неужели то, чего он так боялся, наконец случилось? - Нам надо поговорить! – решительно заявил Габриэль, перехватывая запястья Дюпен-Чен и разводя их в стороны. - В этом нет необходимости. Все, что мне надо было, я уже узнала, - сказала та, дернув руками, но он держал её слишком крепко. – Отпусти, мне больно. - Не раньше, чем мы все обсудим! – горячо заверил девушку модельер, медленно тесня её к шкафу с одеждой. Он даже представить себе не мог, что соулмейт будет так холодна с ним. Агрест ожидал всего – криков, истерики, слез, но только не такого откровенного равнодушия, заставляющего его сердце буквально истекать кровью. - Пожалуйста, выслушай меня, – практически умолял он, прижимая Маринетт к двери шкафа, опуская её запястья и снова пытаясь обнять. Но она вновь стала отталкивать мужчину. - Хватит. Пора прекращать этот спектакль. Мы оба устали от всего этого. Чем раньше я уеду, тем лучше будет для нас. - Значит, ты уже все решила? – сдавленно поинтересовался Габриэль, чувствуя, как в горле собирается ком и становится трудно дышать. - Да, решила, – согласилась Дюпен-Чен. – Я тебе только в тягость. Без меня тебе будет лучше. - И ты так спокойно об этом говоришь?! – не выдержал модельер, срываясь на крик. Он никогда еще не чувствовал такой боли. С таким же успехом девушка могла бы воткнуть нож в его сердце по самую рукоять. «Да что с ней?» – негодовал Агрест, глядя на абсолютно равнодушное лицо соулмейта. Он же здесь, рядом с ней, готовый унижаться и на коленях вымаливать прощение. Почему Маринетт не хочет даже выслушать его? Он же пошел ей навстречу тогда, в клинике. Почему девушка не может сделать то же самое для него? Мужчина смотрел на Дюпен-Чен и не узнавал её. Неужели эта красавица с ледяным сердцем и невозмутимым взглядом и есть его родственная душа? Вот только своим криком Габриэль нисколько не облегчил ситуацию, а лишь подкинул дров в огонь. Маринетт на мгновение растерялась, а после буквально рассвирепела.